Капитан Дроздовский нервничал даже больше, чем во время настоящего боя. Там-то хотя бы всегда ясно, кто враг и куда бить, а тут… Вроде бы у них официальный контракт с Китаем, но в то же время корабли, на которых их довезли до Тяньцзиня, разгружались глубокой ночью. Переход до Пекина так же пришлось проводить при свете Луны; хорошо, что за дорогами в этой части страны старались следить, а то еще неизвестно как бы показали себя только-только восстановленные после Ляодуна машины.
— Как механики? Всего хватает? — спросил Дроздовский у поручика Тюрина, принявшего командование головным броневиком его отряда.
— Взяли ремкомплектов с запасом, — тот только рукой махнул. — Они даже довольны. В Инкоу хоть и платят хорошо, но работать порой приходилось круглые сутки. А тут пока мы днями стоим, все даже выспаться успели.
— Хорошо, — выдохнул Дроздовский, а потом повернулся ко второму командиру, отправленному вместе с ними. Полковник Янь Сюнь, покрывший себя славой во время прорыва левого фланга у Цзиньчжоу, всматривался в крыши показавшегося впереди пригорода Пекина. — Что-то заметили?
— Не то чтобы заметил, но… По идее, нас должны были встретить, а никого нет, — маньчжур незаметно для себя коснулся груди и несколько раз покрутил новенькую медаль.
Памятную, за взятие Квантуна, которую вслед за Инкоу и Ляодуном выпустил Макаров. Дроздовский так же невольно коснулся своей. Черный круг с четырьмя красными полосками, похожими на удар звериной лапы, и надпись: «Храбрость и ум бьют силу».
— Может, просто задерживаются? — предположил Тюрин и тоже коснулся медали, словно завершая ритуал.
Еще пять минут тишины, а потом Янь Сюнь не выдержал и окликнул Дроздовского.
— Думаю, нам надо ехать не к Пекину, а повернуть на следующей развилке к Фэнтаю.
— Почему именно туда? — Михаил Гордеевич ни капли не удивился.
О том, что в Китае все может пойти не так, его сразу предупреждали. А значит, надо было готовиться к чему угодно, в том числе и к проснувшейся интуиции опытного маньчжура.
— Нам же нужен полигон, чтобы показать свои машины? — ответил вопросом на вопрос командир отряда «Зорге».
— Верно.
— И вот с ними в Китае после восстания ихэтуаней не так много вариантов. Есть, например, полигон Баодинской военной академии, но туда довольно долго добираться из Пекина, а никто из высших сановников не захочет оставлять двор даже на неделю. Дальше полигоны есть прямо рядом с Тяньцзинем, но это порт, иностранцы, а значит, гарантированно чужие глаза, от которых не спрятаться. Тем более если нас ждали там, то мы уже упустили свой шанс… Но нам же это не интересно, и тогда остается только Фэнтай: полигон новой Бэйянской армии, которую правительство Цы Си безуспешно пытается создать после реформы 1895 года.
— Значит, едем туда, — кивнул Дроздовский, отдал несколько приказов, в том числе и не останавливаться с рассветом.
Если интуиции Янь Сюня говорила, куда ехать, то его собственная прямо-таки кричала, что нужно поспешить. И вот где-то через час впереди показались несколько ровных прямоугольников. Казармы, стрельбище, поле для отработки постройки и штурма более-менее серьезных укреплений. В глаза Дроздовскому бросилось отсутствие ангаров — значит, даже если все пройдет хорошо, снова ночевать под открытым небом. Ну да ничего, он еще покажет местным силу новой техники, а потом и объяснит, как за ней правильно ухаживать.
— Сколько у нас будет времени, чтобы привести себя в порядок после перехода? — спросил он у Янь Сюня, приметив еще и трибуну, на которой замерло около десятка человек.
Значит, они угадали и прибыли куда и когда надо. Теперь осталось только показать себя, а приемка, как не раз говорил генерал Макаров — это дело важное, подходить к нему спустя рукава нельзя.
— Время? — Янь Сюнь нахмурился. — Скорее всего, у нас его не будет. У союза с Россией все-таки слишком много врагов. Впрочем, вы уже и сами могли это понять по тому, как нас тут встретили. Вернее, не встретили.
Нас… Дроздовский невольно отметил, кого командир отряда «Зорге» считает своими, мысленно улыбнулся, а потом отдал приказ по отряду.
— Остановка, перерыв 10 минут. Проверить машины, привести себя в порядок…
Если кто-то и рассчитывал застать их врасплох, то зря. А еще… Несколько взводов броневиков на марше, которые несутся прямо на тебя — это очень и очень внушительно. Уж точно впечатляет гораздо сильнее, чем формальный проезд перед трибуной…
— И когда приедут эти ваши броневики? Кажется, они не очень пунктуальны? — Дуань Фэнь, один из главных заказчиков новой арамейской реформы, деловито посмотрел на потертый брегет.
«Позер», — мелькнуло в голове у Икуана, но внешне он никак не показал своего раздражения.
— Мы передали сообщение, что будем ждать их к 9 утра, у русских есть еще 20 минут. Тем более, вон то облако пыли — разве это не они?
— Действительно, стальные машины выглядят очень внушительно, — Цзайфэн торопливо вскинул бинокль, стараясь поскорее рассмотреть знаменитые русские броневики.
И это называется принц-регент… Икуан снова вздохнул про себя. Официально императрица Цы Си отправила Цзайфэна в качестве независимого арбитра, чтобы они с Дуань Фэнем не тянули на себя одеяло, но… Хватит ли молодому регенту опыта? Икуан прекрасно помнил, каким воодушевленным тот прибыл после поездки в Германию, как восхищался кайзером, и только брак с дочерью генерала Жунлу вроде бы вправил ему мозги.
Впрочем, даже если не Цзайфэнь, у Икуана еще была надежда на двух армейских полковников. Один был как раз из рода Жунлу, а второй — приближенный самого Юань Шикая. Последний успел собрать в своих руках немало власти, и если почувствует, что новые броневики смогут усилить его главную вотчину, армию, тоже не останется в стороне.
— Почему они встали? — Дуань Фэй снова попытался испортить Икуану настроение.
— Сломались? — предположил прилипший к биноклю Цзайфэн.
— Перед боем — а показ перед столь славной комиссией не менее сложен, чем реальный бой — принято оценивать обстановку. Уверен, наши гости просто хотят показать себя во всей красе, — Икуан попробовал добавить в ситуацию немного лоска.
Неужели этот мужлан Янь Сюнь не получил его послание и не подготовился к показу? Или… Спина Икуана покрылась холодным потом: посланника перехватили? Он бросил быстрый взгляд на остальных собравшихся… Но смогут ли тогда русские сообразить, чего на самом деле от них ждут? Лишние вопросы, неуверенность — это же может все испортить!
— Едут. Снова едут! — нарушил повисшую тишину Цзайфэнь.
Облако пыли начало разделяться, и сам Икуан не выдержал и вырвал у одного из адъютантов бинокль. Плевать на приличия, он должен знать, что происходит. Вот машины набирают ход — часть, разгоняясь, двинулась по дороге. А основные силы съехали в поле и начали разворачиваться дугой. У этих скорость была явно меньше, но разгоряченная сталь касалась покрытой изморозью травы, и вместо пыли броневики начали окутываться клубами пара.
— Что они делают? — Цзайфэнь опустил бинокль и повернулся к Икуану.
Если бы тот мог ответить!.. К счастью, вместо министра заговорил один из полковников.
— Они показывают свои возможности. Первый отряд демонстрирует рывок, с помощью которого они могли бы быстро добраться и захватить какую-то важную точку. Например, железнодорожную станцию, мост… или просто высадить стрелков, чтобы растянуть силы врага.
— А остальные?
— Остальные — это армейское наступление. Машины идут, прикрывая друг друга — каждая словно ядро прорыва, за которым могли бы ворваться в ряды врага обычные солдаты. Тут их нет, но я пытаюсь представить, как Бэйянская армия смогла бы остановить такую атаку, и не вижу…
— Вы не сгущаете краски? — Дуань Фэнь нахмурился. — Броневики — не абсолютная сила. Японцы уничтожали их десятками.
— А русские экономили тысячи солдатских жизней и прорывали их позиции, — полковник из ставки Юань Шикая оказался достаточно дерзок, чтобы не бояться возражать целому губернатору и одному из важнейших сановников империи.
— У Китая достаточно солдат, чтобы мы могли не идти на поклон за какими-то машинами!
— Война похожа на игру «Три героя». Солдаты идут против солдат, артиллерия — против артиллерии, но броневики меняют правила. Словно русские могут показывать и камень, и ножницы, и бумагу, а у всех остальных по-старому только две фигуры. Так можно ли победить такого врага, когда ты сам загоняешь себя в угол?
— Игра — это игра, а в реальности Соединенные Штаты делают такую бумагу, что ее не возьмут русские ножницы, а сталь, из которых штампует свои ножницы Англия, может раздробить вековой камень. Вот она современная правда…
Продолжить спор они уже не успели, потому что броневики подобрались к полигону, и рев двигателей начал заглушать любые попытки поговорить. А тут еще машины остановились, и заработали пушки. Один выстрел, почти сразу второй, третий… Икуан насчитал, что за минуту каждая машина выпустила не меньше 10 снарядов, а головной броневик выдал их чуть ли не все двадцать.
В этот момент наместник вспомнил, что в командирской машине русский экипаж, остальные же укомплектованы из маньчжуров, что пошли на службу к Макарову. И да, те показали неплохие результаты, но русские… Они были слишком хороши. А тут еще снова заревели моторы, и, рванув вперед единой стальной волной, броневики вылетели на полигон. От построенных на последних учениях укреплений не осталось живого места, а потом рядом с жалкими остатками еще недавно грозной линии окопов и блиндажей замерли броневики, грозно водя жалами пушек и торчащих из бойниц винтовок.
Рев, грохот, скрежет… Икуан даже представить не мог, как живые люди могут находиться внутри этой дикой стаи и, более того, управлять ей. Глаза армейцев зажглись огнем, Дуань Фэнь испуганно пискнул, а потом… Двигатели разом остановились, на головном броневике распахнулся люк, и со странным изяществом оттуда выскочил молодой русский офицер. Икуан разглядел погоны и выдохнул — всего лишь капитан, а уже устроил такое.
— Капитан Русской Императорской армии Михаил Гордеевич Дроздовский с опытной партией сельскохозяйственных тракторов ТР-01 прибыл!
И он еле заметно поклонился, ожидая ответа — впрочем, на подобную мелочь никто не собирался обращать внимание. А Цзайфэнь и вовсе, совершенно забыв про свой статус, оставил место и поспешил вперед, чтобы своими глазами осмотреть новое оружие китайской армии. Впрочем, успокоил себя Икуан, теперь хотя бы можно не волноваться, что хоть кто-то посмеет оспорить подписанный им контракт.
Русские броневики поедут в Пекин, китайское золото польется в карманы Макарова. Главное, чтобы генерал не забывал, что их сделку можно сорвать не только с их, но и с его стороны.
Еду в Ляоян на встречу с Витте. Сергей Юльевич всеми правдами и неправдами сумел выбить себе право провести переговоры с Японией и теперь желал перед этим пообщаться со всеми значимыми офицерами нашей армии. Не знаю, каким я оказался в этом списке, но… Мне тоже было интересно послушать, что будет спрашивать Витте, что его интересует в такой момент. А еще я бы спросил, правда ли он верит, что этот мир возможен…
Но до этого еще два часа пути, а пока я разбирал накопившиеся бумаги по 2-му Сибирскому и заодно слушал пару солдат, стоящих в карауле перед моим вагоном.
— Видел медали сибиряков? — спрашивал тот, что постарше.
— Видел. Георгиев немного, а вот своими медальками увешаны с ног до головы. И какой в них толк, игрушки же просто, — второй, помоложе, тянул звуки и из-за этого создавалось ощущение, что он в самые важные моменты как будто подвывает.
— Игрушки? Кто знает, — старый продолжил рассуждения по-своему, неспешно и тягуче. — Я бы вот не отказался знать, кто свои медали получил за дело, а кто за выслугу лет или перекладывание бумаг в тылу. Сибирские вон всех своих всегда узнают. И поддержать готовы, потому что каждый помнит, как вместе ходили в атаку, как рисковали жизнью.
— Свои, чужие… Может, сейчас все и кичатся, а пройдет пара лет, и забудут. Как про Очаков и покоренье Крыма.
— Я бы не забыл, — просто ответил старик.
— Но ведь ненастоящая медаль! Цена которой — полкопейки!
— Полкопейки, говоришь? Я вот видел последнюю со шрамами. Ты вот знаешь, из чего сделаны красные полоски?
— Не знаю. И меня больше волнует вопрос, зачем христианской армии звериный символ на медали. Вот ты бы не постыдился такое носить?
— Постыдился? Эти полоски — каждая как символ одного из четырех ударов, что принесли 2-му Сибирскому победу. Конечно бы, я не стыдился! И, ты знаешь, когда их предложили частям Штакельберга, что тоже участвовали в атаке, ни один из них не отказался. И каждый носит с гордостью.
— Стекляшки!
— Что?
— Красные полоски — это стекляшки. Можно сколько угодно говорить, что на медали пустили сталь с разбитых пушек врага, но полоски-то — обычное стекло.
— Что бы ты знал!
— Правда глаза режет?
— Правда? Это рубиновое стекло!
— Все равно стекло!
— Это фиолетовый пурпур Кассиуса, — неожиданно в спор вмешался один из офицеров. Причем не просто заткнул рядовых, как это порой бывает, а… Сделал это очень красиво.
— Пурпур? — переспросил молодой. — Что это значит?
— Говорят, это стекло изобрел немецкий химик Андреас Кассиус. Видите, какой в нем глубокий красный цвет, его очень непросто получить, — стало понятно, что офицер показал уже свою медаль. — Только добавление золота особым способом дает подобный эффект.
— Золота? — выдохнул теперь старый.
— Да! Старый рецепт, который был утерян после падения Римской империи, а потом восстановлен. Вот только были и те, кто смог сам пронести его сквозь века.
— Китайцы! Что работают на генерала!
— Точно, он придумал эту медаль, дал им сталь и золото. А они собрали эти медали как символ нашего мужества и пролитой крови, без которой не было бы этой победы.
Больше никто уже не возражал. Ни старый солдат, ни молодой — не знаю, о чем они думали, а я вот размышлял о легендах. Ведь действительно рецепт рубинового стекла я приметил у китайцев, вот только они использовали для него не золото. Вернее, был рецепт и с ним, но мои умели добиваться подобного эффекта за счет растворения в стекле мельчайших крупиц меди. Около 1 процента от массы, потом специальный обжиг с ограниченным доступом кислорода, потом еще один на малой температуре, и вот оно — рубиновое стекло.
Реальность оказалась проще легенд, но, как бы там ни было, медали работали… Если бы все остальные дела и задумки удавалось так же просто довести до конца. А то вот прямо перед поездкой получил письмо из Санкт-Петербурга, и там все шло совсем не так хорошо, как хотелось бы. Я-то надеялся на скорые новости по «Крабу», а вместо этого Анна рассказала, что у нашей ученой братии уже стало не хватать энтузиазма. А там и потери пошли.
Так, Жуковский получил телеграмму от Рябушинского и уехал обратно в Москву — хорошо, основные его идеи уже были включены в проект. Шателен исчез молча, так и не дождавшись, пока мы перейдем к практической части по электрике. К счастью, другие инженеры по этому направлению у нас еще были… Потом мы потеряли Крылова: этот хотя бы извинился, но тоже почти перестал приходить — сказалась загрузка по его основной занятости в Опытовом бассейне.
У нас еще оставалось ядро тех, кто мог продвинуть что-то новое, но… Стало очевидно, что команда звезд — это не такое уж и простое дело. И кто останется от нее через две недели? А к концу месяца? В итоге весь остаток пути до Ляояна я думал над тем, не совершил ли я ошибку, замахнувшись на столь серьезный технический прорыв. Может, для начала стоило просто нарастить массу броневиков, наработать навыки, собрать собственные идеи с тех, кто ими занимался? Это было бы так разумно, так правильно, но увы: все мое чутье, все мои инстинкты прямо-таки орали, что времени у нас совсем нет.
Паровоз загудел, подходя к станции, и я вынырнул из своих мыслей, выглянул в окно — и Ляоян совсем не походил на военный город, каким был еще пару месяцев назад. В поле еще были видны следы укреплений, но именно следы. А в самом городе кипела совсем другая жизнь. Вывески театральных выступлений, балетов и литературных чтений. Десятки мальчишек, разносящих газеты, и сотни, даже тысячи модно одетых дам и молодых людей, прибывших в Маньчжурию, чтобы оказаться поближе к победе.
— Злитесь? — ко мне в купе заглянул Огинский и сразу все понял по одному выражению лица.
— Вспомнил, что сейчас в Порт-Артуре, например, спит всего по паре часов в день Татьяна Гагарина. Делает все, чтобы госпиталь работал как часы и продолжал спасать тысячи русских жизней. А тут…
Напротив вокзала как раз остановился экипаж, и из него плавно, словно падающий вишневый лист, вышла закутанная в явно очень модное платье дама. Почему одни готовы жизнь положить ради Родины, а другие просто прожигают свободные часы и минуты без всякой пользы? Разве это справедливо?
— Кажется, это к вам, — Огинский проследил за моим взглядом, а там увидел и куда идет эта модистка.
— Не думаю, — я покачал головой. — Да, поезд у перрона один, наш. Но тут десятки других офицеров, так что, скорее всего, это их знакомая.
— Не думаю, — теперь уже Огинский покачал головой. — Не думаю, что Матильда Кшесинская могла бы найти в этом поезде кого-то другого, достойного беседы с ней, кроме вас. Так что вы, Вячеслав Григорьевич, знаете о балете?