Японская война 1904. Книга пятая

Глава 20

Сижу в венской кофейне, которую открыли при шлемопрокатном заводе в Инкоу. И это не я придумал. Рабочим дали право выбора, провели голосование, и вот теперь они могут после работы заходить сюда, баловаться кофием с булками. Желающих в реальности, правда, оказалось не так много, но сюда и обычные горожане заглядывают, и военные. Все-таки антураж: завод в окне, целая стена с касками, тут невольно появляется повод вспомнить, как тебя чудом минула смерть.

А там и в кабак по соседству можно перебраться, и вот в нем со свободными местами было уже совсем туго.

— Опять пьют, — сидящая напротив меня Татьяна тоже посмотрела на ту сторону дороги и покачала головой. — Это же вредно. Может быть, вы своим авторитетом, Вячеслав Григорьевич, просто запретите такие заведения? Хотя бы у себя в Инкоу!

— Нельзя что-то просто запретить, ничего не предложив взамен, — ответил я и поглубже надвинул на глаза шляпу с широкими полями.

Да, я был вынужден в последние дни выходить в город только в такой маскировке. Гражданское пальто и американская шляпа — в таком виде меня даже Буденный не сразу узнал, что уж говорить про случайных встречных девиц… И да, именно от стаек этих хищниц, приехавших сюда, кажется, со всех концов России, я и прятался. А все перемирие — из-за него не было даже приличной причины, чтобы прогнать их подальше в тыл.

— Почему ты говоришь, что ничего не предлагаешь? — возразила тем временем Татьяна. — У тебя в каждой роте есть клуб. Можно читать, можно спектакли ставить, можно технику разную собирать, от оружия до новых приемников. Куча всяких дел! И люди туда ходят.

— Именно. Ходят те, кому интересно. Те, кому нет — не ходят, и если их загнать силой, то все это дело быстро превратится из школы и кузницы кадров в профанацию.

— Скажешь тоже, кузница кадров. Это же не университет и даже не училище.

— Это другое, — согласился я. — Вот только именно в таких кружках солдаты и добровольцы могут набраться опыта, чтобы, например, прийти на завод уже не просто рабочим, а специалистом. Все ведь разные: кто-то рожден для войны, кто-то — чтобы создавать. И моя задача — это не равнять всех под одну гребенку, а дать им шанс проявить себя. Люди на самом деле очень умные: увидят пользу для себя — станут чаще ходить на кружки. Если не останавливаться, то рано или поздно, найдя для каждого его дело, всех завсегдатаев этих кабаков перетянем.

— Значит, думаешь об этом? — улыбнулась Татьяна. — Это после того твоего выступления у Николая Феликсовича? Говорят, твои речи про сражения в космосе прямо по телеграфу отправили самому Герберту Уэллсу, тому самому, который написал книги про человека-невидимку и войну миров. У меня есть знакомая, которая следит за его творчеством, так, говорят, они с молодым социалистом Черчиллем всю ночь обсуждали, шутил ты или нет.

— А ты шутишь? Черчилль — и социалист? Мне казалось, этот молодой человек после Англо-бурской избирался в Палату Общин как раз от консерваторов.

— Иногда удивляюсь, сколько ты знаешь о всяких мелочах. А потом раз, и не в курсе про что-то совсем очевидное, — Татьяна улыбнулась. — Черчилль действительно избирался от консерваторов, но потом со всеми перессорился. Раскритиковал реформу армии Бодрика и, главное, не просто между своих, а без предупреждения отправил все это в виде статьи в газету. После такого не удивительно, что он перебрался в либеральную партию, а за общение с лейбористами и вовсе заслужил прозвище социалиста.

Смешно… Учитывая будущие отношения Черчилля с Союзом, даже очень. История порой умеет пошутить. Вслух я этого, конечно, говорить не стал, только улыбнулся. И снова поправил шляпу, потому что именно в этот момент в кофейню заглянула стайка хищниц. Две молодые девушки и две сорокалетние дамы. Последние, кстати, самые опасные, по крайней мере из тех, что приехали по мою душу. Огонь в глазах, полное отсутствие страха и готовность идти по головам.

— Кстати, в газетах пишут, что эскадра Рожественского вышла из французского Мадагаскара и идет к берегам Индии, — Татьяна мечтательно прикрыла глаза.

Она еще верила, что приход русского флота будет означать конец войне. Я же продолжал видеть в нем только тикающий таймер, отсчитывающий мгновения до того, как враг снова пойдет вперед. Не сможет не пойти… Кстати, странно. В моей истории 2-я Тихоокеанская эскадра дошла до Индии только в марте, а тут все закрутилось гораздо быстрее. С другой стороны, у нас Рожественский после падения Порт-Артура был вынужден ждать эскадру Небогатова, чтобы у него был хоть какой-то паритет по силам с японцами. А здесь — Порт-Артур устоял, остатки 1-ой Тихоокеанской активно приводились в порядок, в общем, затягивать Зиновию Петровичу не было никакого резона.

— Макаров! Это Макаров! — от громкого крика, раздавшегося от стола с хищницами, я чуть не подскочил, но, к счастью, Татьяна успела меня удержать.

— Это они про Огинского, — шепнула она, и я бросил взгляд на улицу.

Там действительно проехала моя официальная пролетка, а внутри сидел закутанный в мою же зимнюю шинель Алексей Алексеевич. Это, кстати, его личная задумка: изображать меня, чтобы в будущем при необходимости я мог бы появится там, где меня совсем не ждут. Я представил, что такое может пригодиться и на войне, и в жизни, так что сразу дал добро.

И вот теперь можно со стороны оценить реакцию на себя.

— Он такой мужественный.

— И красивый…

Я почувствовал, что краснею. Все-таки любовь и восхищение — страшный наркотик.

— Гораздо красивее, чем на фотографиях, — заметила одна из старших хищниц.

— Точно, — закивали остальные.

— Там кажется, что у него нос картошкой. А тут же видно — очень благородный профиль.

— Нос картошкой! — Татьяна не выдержала и фыркнула, чуть не подавившись чаем.

— Никакая не картошка, — я поднял чашку повыше, пытаясь в отблесках фарфора разобрать свое отражение. — А даже если и она, то совсем немного.

В этот момент Татьяна все-таки подавилась, пришлось вскакивать, чтобы помочь ей. Залили полстола, и я только в последний момент вспомнил про лежащие там бумаги. К счастью, те не пострадали, но намек от судьбы, что пора и делом заняться, получился довольно жирный.

— Поработаем? — я посмотрел на девушку, пытаясь понять, не обижается ли та.

А то после того свидания на открытом воздухе у нас все никак не получалось собраться просто так. Только как сейчас: когда мы могли выделить друг другу лишь пару свободных минут во время перерыва, а потом — снова в дела…

— Работаем, — Татьяна решительно кивнула и погрузилась в отчеты по больнице.

Я же принялся изучать наброски уставов, которые в последние недели заставлял писать всех своих офицеров. Старые-то, конечно, официально никуда не девались, но сейчас уже каждому, даже просто понюхавшему порох на этой войне, становилось понятно, что времена изменились. И нужны были новые правила и нормативы для огневой подготовки, штурма окопов, да даже для переходов, организации стоянок и охранений.

Сейчас вот мне досталась записка от Шереметева. В ней Степан Сергеевич сначала детально описывал весь тот опыт, который накопили наши штурмовики за эту войну. Атака за огневым валом, использование гранат, прохождение укреплений, от минных полей до колючей проволоки, работы внутри вражеских окопов… Тут мой взгляд остановился на основных ударах штыком, которые было удобно использовать в узком пространстве, и я невольно вздохнул.

Сами подходы — с помощью бронепоездов, броневиков, минометов и гранат — мы более-менее проработали и постоянно продолжаем улучшать. Но вот работа внутри — здесь еще конь не валялся. Винтовка все-таки была слишком длинным оружием, которое создавалось совершенно для другой войны, а тут… Мне бы дробовики, вроде тех, что использовали американцы в Первой Мировой. Или лучше автоматическое оружие. А еще бы нормальную броню, хотя бы для первых штурмовых взводов…

— Не получается придумать? — Татьяна заметила мои сомнения.

— Наоборот, слишком много вариантов. На все точно не хватит ни времени, ни сил, а значит, нужно выбирать.

— Не можешь сделать — купи, — пожала плечами девушка. — По крайней мере, в нашем военном министерстве смотрят на дело именно так. Не хватает своих сил — покупают, а потом постепенно, когда появляется время и знающие люди, уже начинают свое производство.

Купить? Я задумался. С одной стороны, методы наших чиновников от армии мне не особо нравились, да и результат у них в итоге вышел не очень. С другой стороны, сама-то идея звучит очень разумно. Мне нужно ручное оружие для окопной войны, я знаю, что для этого подойдет, и знаю, где взять в огромном количестве по весьма скромной цене. Так надо брать!

Закупим в Америке «Винчестер Модел 1897» — тот самый легендарный помповый дробовик. На какое-то время этого хватит, а потом, не тратя ресурсы на промежуточное решение, мы сразу начнем разрабатывать и строить производство под следующий этап — автоматы. Тем более, в 1904-м уже и Федоров начал свою службу в Артиллерийском управлении, и где-то тут, в Маньчжурии, служит сам Дегтярев. Да и другие таланты, уверен, в России точно найдутся.

И обязательно что-то придумают, а пока…

— Спасибо за совет, — я сжал руку Татьяны.

— Я рада, что помогла… — девушка на мгновение смутилась. — Иногда мне кажется, что однажды ты взлетишь так высоко, что просто перестанешь слушать других. Ты ведь очень часто идешь против всех правил, но в итоге все равно оказываешься прав. Это как испытание, постоянная проверка на прочность. Но ты крепче стали, мой Слава.

Мы несколько очень долгих секунд смотрели друг другу прямо в глаза. Очень хотелось плюнуть на все и остаться тут, но… Я же крепче стали и сначала должен был сделать все, чтобы закончить эту проклятую войну!

Александр Александрович Бильдерлинг выехал на позиции за городом Кэсон. По суше они бы сюда добирались несколько недель, но благодаря перемирию получилось воспользоваться морем. Было нервно, когда на горизонте мелькали дымы японского флота, но они использовали за раз не так много кораблей, чтобы Того мог решить, что нападение стоит свеч.

— Уже двадцать тысяч перевезли, дальше будем подтягивать по пять тысяч в день, — доложил Штакельберг.

Если самому Бильдерлингу пришлось по пути заехать в Согён, соблюсти правила приличия по отношению к новой династии Корё, то вот Георгий Карлович был на месте с самого начала. И, надо сказать, поработал он очень даже неплохо: взгляд Александра Александровича радовался, осматривая целые километры непрерывных укреплений. И когда только успели⁈

— Ну, тогда рассказывайте и показывайте, что тут у вас есть, — Бильдерлинг предложил не тратить время зря и указал на оборудованную рядом наблюдательную позицию.

— Можно, но… Тут фронт вытягивается на десятки километров, так что лучше будет на карте.

Бильдерлинг вздохнул: и где те славные времена, когда можно было встать враг напротив врага и честно ударить навстречу, чтобы проверить, кто сильнее? В чем Макаров точно прав, без маневров сейчас никуда. И когда в армию уже официально придут его бронированные машины? Из столицы доходили слухи, что в декабре планируют проводить конкурс. Будут путиловская машина, германская, французская, и даже американцы заявились, хоть и в последний момент.

Глупо, конечно. Зачем искать на стороне, когда есть своя, причем единственная в мире модель, показавшая себя в реальном бою? Еще и ждать… Если прикинуть, то даже в самом лучшем случае раньше марта армии ничего не светит. Разве что он пойдет на поклон к Макарову… Но как же не хочется!

Тем более что Бильдерлинг и так знал, что будет после его просьбы. Макаров, как обычно, склонит голову вправо, а потом спросит прямо в лоб, как быстро Западный отряд угробит все переданные ему машины, если попытается использовать их без знающих офицеров. И ведь будет прав.

— Вот общий план, — прямо в центре штаба 1-го корпуса стоял стол с огромной картой, на которой можно было легко узнать Корейский полуостров.

Обе столицы, Сеул и Согён, ключевая дорога, идущая с юга на север, мосты, возможные места высадки. Ну, и их позиция. Город Кэсон находился примерно между столицами, чуть южнее него протекала река Имджинган, уходя дальше в сторону Сеула, на востоке — дорога. Две ключевые артерии, по которым японцы в случае чего могли бы быстро перекинуть силы на север.

— Восточнее совсем дорог нет? — уточнил Бильдерлинг.

— Если идет больше батальона, то нет. Коли японцам хватит дурости туда сунуться, то мы просто отрежем их от снабжения — и будет избиение младенцев. Но они не полезут, не дураки.

— Я, если честно, вообще не думаю, что они решатся снова пойти вперед, — вздохнул Бильдерлинг.

— А вот Макаров верит, что пойдут, — Штакельберг даже не заметил, как в этот момент коснулся памятной медали 2-го Сибирского за взятие Квантуна. И это совсем не мелочь, когда генералы носят самодельные награды, еще и от других частей.

— Он может много чего думать, но сейчас его здесь нет.

— Вообще-то… — Штакельберг кашлянул.

— Что?

— Самого Макарова здесь нет, но здесь его солдаты из 1-го конно-пехотного. А еще корейские ополченцы из Добровольческого.

— И что они тут делают?

— Помогают строить укрепления. Вернее, они и построили большую их часть, причем еще до нашего прихода. Нагнали рабочих, привезли материалы.

— За чей счет?

— Макаров все оплатил из своего кармана, и, как я понимаю, эти деньги очень помогли империи Корё в ее первые дни. Вы еще не сталкивались, наверно, но если пройтись по местным улицам, то к вам будут подходить люди и благодарить, что помогли им спастись от голода.

— Но почему они благодарят нас? Это же даже не Россия все оплатила, а лично Макаров.

— А он говорит, что Россия. И люди, которые видят реальную, мгновенную пользу от дружбы с нами, могут быть очень благодарны.

— Сумасшедший дом, — Бильдерлинг вытер, выступивший на лбу пот. — Вернемся к укреплениям. Каким образом Макаров и его люди поняли, что нас отправят именно в Кэсон? Хотя…

Бильдерлинг еще раз осмотрел карту перед собой. И действительно, а других сильных линий, где можно было бы выстроить оборону, просто не было. Либо чистое поле, либо — если опираться на реки под Согёном или даже Ялу, то отдавать врагу высоты и, соответственно, облегчать жизнь его артиллерии.

В этот момент, отвлекая Александра Александровича от мыслей, вдали что-то загрохотало. Не выстрелы, но что-то до боли знакомое.

— Что это? — посмотрел он на Штакельберга.

— Железнодорожные части. Макаров тоже использовал пароходы и пригнал сюда четыре паровоза и несколько тонн тахтаревки. Сейчас прокладывают линии в тылу: для бронепоездов и просто для переброски подкреплений с фланга на фланг. Учитывая длину фронта и наши временно ограниченные силы, очень полезное решение.

— И кого еще он сюда прислал? — Бильдерлингу очень хотелось спорить и ругаться, но в то же время польза от предложенной его армии помощи была очевидна.

— Разведка с двадцатью аэростатами, рота пластунов и столько же саперов. У них старшим полковник Корнилов, он сейчас работает в устье Имджингана, минируют вход, чтобы японские корабли точно не зашли нам в тыл, но вечером хотел подъехать и представиться вам.

— Значит, он еще и мины прислал, — Бильдерлинг закатил глаза, а потом не выдержал и улыбнулся. — А броневики есть?

— Две роты.

— Я забыл, это сколько в машинах?

— Обычно от двенадцати, но эти расширенные учебные. В них по 22 машины, и капитан Дроздовский готов предложить любым желающим записаться, пройти проверку — и в случае успеха обучение. Скажу честно, из 1-го Сибирского мне подали прошения, чтобы записаться, больше сотни человек. Я их еще не подписывал, ждал вас.

— Подписывайте, — вздохнул Бильдерлинг, а потом решительно сжал кулаки. — Пусть учатся, а когда в армию приедут уже наши броневики, то мы еще посмотрим, сможет ли 2-й Сибирский удержать звание лучшего в армии!

— Так точно, — Штакельберг, обычно собранный и сдержанный, широко улыбнулся.

А Бильдерлинг в этот момент задумался, а когда это армия из серой рутины успела превратиться в место, где интересно, где ты на острие прогресса, где на самом деле собираются лучшие люди страны.

— Чуть не забыл, — Бильдерлинг увидел бегущего к ним адъютанта и снова вытер пот со лба. Настроение опять испортилось. — Я приехал не один. Сергей Александрович дал личное разрешение, и со мной прибыла команда наблюдателей. Молодые, шебутные ребята, особенно тот американец Пейдж — совершенно не обращает внимания на правила приличия. Надо будет их куда-то пристроить и…

— И присмотреть, — нахмурился Штакельберг. — У нас нет специально обученных людей, но я попрошу вашего разрешения, чтобы привлечь к делу полковника Корнилова.

— Стоит ли? — Бильдерлинг задумался. — Не будет ли наша суета со стороны выглядеть слабостью?

— Пусть выглядит как угодно, — рубанул рукой Штакельберг и снова коснулся макаровской медали. — Главное, что рядом чужие, и мне совсем не хочется, чтобы из-за гостеприимства пострадали мои солдаты.

— И тем не менее, — Бильдерлингу все-таки надоело, что с ним все постоянно спорят. — Они — официальные наблюдатели и сами не позволят себе лишнего. Тем более вы совершенно не учитываете, как наша скрытность будет выглядеть со стороны: словно мы не готовимся защищаться, а сами планируем нападать. Так что еще раз нет, если вы не думаете о репутации русской армии, то я возьму это на себя.

Бильдерлинг закончил, грозно засопев. И пусть в глубине души его уже мучили сомнения, а стоило ли так защищать чужаков, но и отступать от своего решения он не собирался.