Японская война 1904. Книга пятая

Глава 1

Порт-Артур, 20 октября 1904 года

Два солдата сидели у заполненной воском и старыми газетами консервной банки. Огонек в ней еле тлел, зато не давал дыма, и его нельзя было заметить издалека, а у них появлялся хоть какой-то свет даже под землей.

— Ты слышал? — первый бросил взгляд на загоревшиеся где-то в тылу огни. До смены и возвращения на передовую оставалось около часа: слишком много, чтобы сидеть молча, и слишком мало, чтобы поспать.

— Что? — второй с этим был не согласен и считал, что даже пять минут сна упускать нельзя.

— У меня знакомый работает на офицерской кухне, так там говорят, что инженеры Кондратенко по телеграфу получили сообщение из России.

— Врут, — спокойно ответил второй и начал устраиваться поудобнее. — Как бы они провод мимо японцев протянули?

— Так там радиотелеграф, который по воздуху. Наши японцев подкупили и прямо через тех специальные детали передали.

— А даже если и заработало что, — второй солдат и не подумал менять позу, — то какая разница? Думаешь, у остальных все хорошо? Когда новости еще приходили, так наших только громили. На реке какой-то, потом на железной дороге.

— А потом к нам 22-й полк приходил с Макаровым, — не согласился первый.

— И что? Один Макаров, даже если еще жив, все равно ничего не изменит, — второй уже начал посапывать, проваливаясь в дрему, когда по ушам внезапно ударил сигнальный гудок.

Пронзительно, остро, по-живому! И это была не тревога, просто на перекресток между сожженными складами и землянкой госпиталя первой линии выбрался хромающий поручик. Из штабных, но за месяцы осады разница между ними и полевыми офицерами почти стерлась: никто не отсиживался в тылу.

— Это что, за ним флаг стоит? — удивился первый солдат.

— Пожгли же их все еще в первый месяц, — второй все-таки не выдержал и приподнялся. — Говорят, японцы специально били по всем зданиям, где они висели. Зато теперь понятно, что медсестры шили со вчерашнего вечера.

А поручик тем временем дождался, чтобы побольше людей подобралось поближе, и поднял под самый нос потертый лист бумаги. Все солдаты, даже здесь, на задней линии, предпочитали передвигаться перебежками или под землей, а этот стоял во весь рост, словно приглашая врага ударить из пушек. Вот только японцам, которые раньше бы точно не преминули это сделать, в последние дни стало как будто наплевать на такие мелочи.

— Внимание! Внимание! — поручик говорил громко и четко. — Командование Порт-Артура доводит до личного состава информацию о том, как проходят боевые действия на других участках фронта… Так, в июле под Ляояном русская армия разбила части 1-й армии Куроки, 2-й армии Оку, 4-й армии Нодзу и обратила их в бегство!

— Врешь же… — начал было возмущаться кто-то, но его тут же остановили локтем в бок.

— Тихо! Слушай!

— В августе была проведена большая наступательная операция на реке Сяошахэ! 2-й Сибирский корпус генерала Макарова прорвал оборону японцев, и те были вынуждены отступить к свои позициям на границе Ляодуна и Кореи!

— Это в августе было… — тихо прошептал первый солдат. — А сейчас октябрь… Что же дальше⁈

— В сентябре русские войска под командованием генерала Макарова взяли город-порт Инкоу, подавив сопротивление японских частей и потопив 6 миноносцев и 1 броненосный крейсер «Асама», — продолжал поручик.

А народ уже не выдержал, и в толпе пошли шепотки.

— Опять Макаров…

— «Асама»! Мы же его видели во время того боя в августе! Подлый корабль, хорошо, что, наконец, отправился на дно!

— После этого… — поручик выдержал паузу, давая людям успокоиться. — Японский флот привел 4 крейсера для того, чтобы полностью разрушить Инкоу…

— Это конец.

— Там же укреплений нет.

— Жалко.

— Я там служил в прошлом году. Там не то что укреплений нет, там и пушки — старье, и город — как на ладони.

— И 2-й Сибирский корпус отбил эту атаку, потопив артиллерийским огнем еще один броненосный крейсер врага!

Поручик замолчал, давая солдатам осознать эту новость, потому что кому как не им, тем, кто уже столько жил и сражался рядом с морем, понимать, что именно сумели сотворить их товарищи.

— Ура! — закричал солдат, выбравшийся из землянки госпиталя с перевязанной головой.

— Да не может быть! — не выдержал другой. — Нельзя из полевых пушек крейсер подбить! Будь ты хоть Макаров, хоть сам господь бог…

На этот раз смутьяну достался не локоть в бок, а кулак по морде. Впрочем, поручик ни капли не смутился.

— Огонь, потопивший крейсер «Касуга», вела артиллерийская батарея из трофейных 8-дюймовых орудий под командованием полковника Афанасьева.

— Ура! — на этот раз радостный крик поддержали гораздо больше людей.

— В конце сентября русская армия перешла от подготовки к активному штурму позиций 2-й и 4-й японских армий у входа на Ляодунский полуостров…

— Совсем рядом с нами, — выдохнул второй солдат, и сна у него больше не было ни в одном глазу.

— 2-й Сибирский корпус прорвал оборону врага, две дивизии 4-й армии Нодзу были окружены и уничтожены, остальные отступили в сторону Квантуна. Японская армия… Японская армия… — у штабного поручика все же сбился голос.

— Да говори уже! — не выдержал кто-то.

— Японская армия теперь не осаждает Порт-Артур, а заперта тут, рядом с нами!

Поручик замолчал. Собравшиеся солдаты тоже молчали. Криков больше не было, кто-то смолил папиросу как в последний раз, кто-то тер грязными рукавами по лицу.

В госпитале на северной окраине Порт-Артура пахло карболкой и кровью. Раненых старались как можно быстрее возвращать в строй, но все равно из 400 изначальных мест сейчас было занято около тысячи. Из-за этого порой казалось, что в госпитале не хватает воздуха, вот только изменить это было никак нельзя. Разве что на последней неделе натиск японцев спал, и все немного выдохнули, но как долго это продлится? Никто не знал.

Когда в коридор пришел поручик из штаба и начал зачитывать последние новости, то сначала на его голос вышли только один фельдшер и лишь недавно поспавшая четыре часа сестра милосердия Ольга Иванова из общины святой Евгении.

— Русская армия отбросила врага от Ляояна… Враг бросает артиллерию и бежит…

Голос звучал глухо, но в этот момент в госпитале замолчали даже тяжелые раненые, чтобы не пропустить ни слова.

— Мальчики… Вы слышали? — обычно степенная сестра Вильгельмина Криг всхлипнула и обвела взглядом плотно стоящие койки и лежащих на них солдат.

Старый казак из Закавказской стрелковой, весь забинтованный, но живой, заплакал. Не от боли, а от того, что во всем вокруг неожиданно появился смысл.

— Инкоу и Ляодун в наших руках… — голос поручика отражался от стен и гулял по госпиталю.

— Это же совсем рядом! — один из молодых, которого лишь вчера привезли с позиции на горе Высокой, попытался встать на ноги.

— Тише, тише… — тут же бросилась к нему Вильгельмина и удержала на кровати. — А то швы разойдутся.

— Значит, уже скоро и до нас дойдут… Не забыли… — еле слышно сказал солдат на одной из дальних коек.

И столько было в этих двух последних словах! Сомнение, надежда, вера и в то же время боль. У девушек на глазах навернулись слезы, а потом Ольга внезапно ойкнула и прижала руку ко рту.

— А как же моряки наши? — покраснела она. — У них ничего не получалось, а тут обычная армия громит врага на суше и на море. Как бы не сорвались… Может, не говорить им пока?

— Ничего с ними не будет, — фельдшер, которому нравилась девушка, начал было сухо, но почти сразу забылся и воодушевился. — Я утром мимо них шел. Тогда было непонятно, а теперь все встало на свои места.

— А что там было?

— Они говорили про потопленные корабли, а потом каперанг Смирнов поднялся и…

— Что?

— Поднялся и так грозно сказал. Ну! За артиллерию! А потом был звон стаканов.

Кто-то рассмеялся. Ольга сказала, что она им еще покажет, если снова в госпиталь попадут. Фельдшер принялся оправдывать моряков, что они потом сразу же взяли лопаты и пошли помогать нестроевым восстанавливать укрепления.

А затем кто-то запел — тихо, фальшиво, так, что было даже не разобрать, то ли это какая-то солдатская песня, то ли «Боже, царя храни». Но его поддержали: сначала один голос, почти сразу второй, третий. Потом пел весь госпиталь, кто-то даже умудрился с койки вскочить, переполошив медсестер… Но это была добрая суета.

Сижу, думаю, что вчера мороз был на редкость злой, и это при том, что уже неделю по ночам держится минус 10. Вроде бы только октябрь, но половина оставленных на ночь ламп промерзла и потрескалась. И можно ли в такую погоду думать о наступлении? И можно ли не думать, когда столько людей на нас надеется и верит?

— Вячеслав Григорьевич, разрешите? — первым ко мне заглянул неугомонный Буденный. Ведь как специально выбрал время, ровно за минуту до того, что было оговорено, и в этом весь Семен.

— Заходите, — кивнул я, зная, что там уже и остальные рядом.

И действительно, вслед за Буденным зашел Врангель — в своей новой зимней бурке он занимал в два раза больше места, чем обычно. Словно огромный черный медведь. Сразу за кавалерией заглянули разведчики. Ванновский, Корнилов и Огинский. Первые двое все так же пока не очень ладят с третьим, но работе их соперничество даже помогает.

— Всем доброго дня, — полковник Афанасьев ввалился в фанзу с широкой улыбкой на лице. Как всегда после пристрелки новых пушек, у него было прекрасное настроение.

Мелехов и Шереметев зашли, наоборот, молча и на автомате. В последние недели именно на их плечи легла основная забота по организации наших позиций на границе Квантуна, так что неудивительно. Ну да ничего, процессы потихоньку налаживаются, дальше станет легче. По крайней мере, пока мы снова не пойдем в атаку.

Штабисты Лосьев, Борецкий, Брюммер, Кутайсов и Бурков выглядели ненамного лучше. Однако я проследил, чтобы они не забывали про сон, и теперь эта пятерка хотя бы не напоминала ходячие привидения, как это было в начале Ляодунской операции. Интересно, кстати, получается… Солдаты учатся воевать, а мы — командовать.

— Беда! — следом в комнату ворвался бывший поручик, а ныне капитан Славский, бешено вращая глазами и жестикулируя сразу обеими руками. — Китайцы поставки угольного масла задерживают! А у меня учения стоят! Я просил у Лосьева выдать мне тогда нормальной солярки, а тот отказался! Вот точно у него в роду евреи есть, хоть и не похож.

— Отставить, — остановил я Славского. — Во-первых, придержать солярку только для наступательных операций приказал именно я. Во-вторых, организационные вопросы вы решите сами и не здесь. Помните же, для чего я вас позвал?

Взгляд прошелся по собравшимся. Из привычных лиц не хватало только Хорунженкова, но того я пока отправил на разведку в сторону Кореи…

— Помним, — в дверях появились еще две фигуры.

— Александр Александрович, Георгий Карлович, проходите, — я кивнул на несколько отдельно стоящих стульев.

Если честно, до последнего были сомнения, что другие генералы заглянут на наше совещание, но вот, Бильдерлинг и Штакельберг пришли. Зарубаев проигнорировал, Линевич тоже посчитал излишним, но… Хотя бы так, хотя бы частично согласовав наши действия, мы уже существенно повысим свои шансы на успех.

— Итак, Вячеслав Григорьевич, — начал Бильдерлинг, заняв свое место, — так как именно вы планируете справляться с японской обороной? Я понимаю, что вы порой творили настоящие чудеса, но здесь, когда врага можно бить только в лоб, ситуация уже совсем другая.

— Поправлю, — я кивнул на оперативную карту, которая занимала всю стену фанзы. — У нас есть четыре направления, по которым мы можем нанести удар.

— Значит, в лоб и… Гарнизон Порт-Артура, — понял Бильдерлинг. — Если установить с ними связь и использовать в нужный момент, то даже остатки сил Стесселя смогут принести пользу. Но что еще? Неужели вы планируете фланговые операции, несмотря на прикрытие японского флота?

Я невольно вздохнул. Когда я сам прикидывал детали этого наступления еще месяц назад, то опирался на Маньчжурскую стратегическую наступательную операцию и гений маршала Александра Михайловича Василевского. Сейчас ему всего 9 лет, но в 1945-м именно он всего за 9 дней разгромил миллионную японскую армию. Мы во время прорыва на Ляодуне действовали по его заветам: обход, быстрый прорыв, нарушение связей и расчленение вражеских армий. Вот только в нашем случае японцы основные силы держали в тылу и смогли их сохранить, а для десантной операции на Квантуне у нас не было преимущества на море и Тихоокеанского флота.

К счастью, в моем распоряжении были воспоминания и о других сражениях прошлого и будущего. Пусть менее успешных и более кровавых, но которые подходили бы под нашу ситуацию. Например, штурм Перекопа… Я невольно бросил взгляд на Врангеля и поспешил кивнуть Лосьеву, чтобы тот начинал:

— Правый фланг, — Арсений шагнул к карте и показал подходы к перешейку, которые мы будем использовать. — Со стороны Ляодунского залива его прикрывают канонерки. Их пушки слабее, чем у крейсеров, зато они могут подходить сильно ближе к берегу. Поэтому с этой стороны мы будем использовать по минимуму технику и по максимуму людские ресурсы. Японцы, конечно, заметят накопление сил, но мы сможем добиться оперативной внезапности за счет того, что пойдем не во время отлива по отмели, а заранее наморозим себе путь с помощью валежника! Опыты уже проведены: если массы достаточно, то ледяная кашица очень быстро смерзается в полноценный лед даже в это время года, и мы получаем дорогу там, где нас в принципе не ждут. Ночи становятся все длиннее: если в начале месяца на темное время суток приходилось около 12 часов, то сейчас уже 13, к концу месяца будет 13 с половиной. Вполне достаточно, чтобы при должной тренировке проложить ледяную тропу в обход японских укреплений.

— Левый фланг, — я остановил возможные вопросы и попросил Лосьева двигаться дальше.

— На левом фланге со стороны Корейского залива ситуация одновременно проще и сложнее. С одной стороны, из-за высокой осадки крейсеров они фактически могут подойти на дистанцию выстрела только во время прилива. С другой стороны, именно это время наиболее подходит для нашей атаки. Ну и японцы не дураки. Зная о слабом месте морской поддержки, они подтянули на этот фланг побольше артиллерии и людей. Поэтому здесь мы будем строить мост. Естественно, не постоянный. Подготовим понтоны, усилим их, чтобы смогли выдержать вес броневика, проложим железную дорогу до побережья, чтобы суметь их быстро подвезти в нужный момент. Тут еще нужно много что проверить, но в теории мы сможем развернуть мост в обход японских укреплений всего за два часа.

— Значит, четыре направления, — Бильдерлинг переглянулся со Штакельбергом и посмотрел на меня. — И где же будет главный удар?

Очень правильный вопрос. Опытные генералы сразу поняли, что бить растопыренными пальцами — это путь в никуда. А значит, 3 направления из 4-х будут работать не на сам прорыв, а на то, чтобы обеспечить условия друг для друга и для главного удара.

— Прошу прощения, — я вежливо поклонился, — но этого я сказать не могу.

— Не доверяете? — нахмурился Штакельберг.

— Вам — доверяю, но информация из нашей армии стабильно утекает на сторону. У себя я могу контролировать этот процесс хотя бы частично, в чужих подразделениях — не буду даже и пытаться.

— И зачем же вы тогда нас позвали?

— Чтобы показать общую картину, чтобы договориться о том, где на этих направлениях мы сможем действовать вместе…

— И то, что часть этих действий в итоге окажется отвлечением внимания через, как вы сказали, утечки на сторону — это тоже часть плана?

А что тут сказать? Я просто кивнул в ответ, надеясь, что меня сейчас не пошлют, и… Не послали. Бильдерлинг со Штакельбергом в итоге оказались вполне разумными людьми и офицерами. Мы даже согласовали совместные действия во время будущего наступления. В идеале бы, конечно, они пустили к себе Ванновского с Огинским, чтобы те им чистку устроили, но… На такие резкие действия моей репутации еще не хватало.

— Так как же мы будем атаковать на самом деле? — высказался за всех Шереметев, когда оба генерала покинули фанзу и тут остались только свои.

И вот здесь уже можно было ничего не скрывать. Шпионы шпионами, риски рисками, но, чтобы добиться успеха, нам потребуется, чтобы все наши силы в этот раз действовали максимально синхронно.

— Итак, правый фланг начнет первым, — теперь рассказывал уже я сам. — Его задача — имитация атаки и отвлечение внимания. Перегонять людей по узкой ледяной дороге под огнем вражеской артиллерии — наша ситуация не настолько безнадежна, чтобы на такое идти. Тем не менее, сомневаться враг должен, как и заложить силы на удержание этого направления. Павел Анастасович, выделите для этого один полк?

— Выделим, — сурово кивнул Мелехов, а потом задумался. — Может, еще саперов? Поставим мины, попробуем подловить канонерки?

— Мы думали, — я почесал затылок, — но на такой глубине их будет сразу видно. А если глубже в море ставить, то там уже японцы патрулируют.

— Тем не менее, ночная постановка перед атакой может помочь, — не сдавался Мелехов. — Лодки есть, тем более ледяную дорогу с них и намораживать. А так выделим еще пару десятков на мины, кинем на это дело роту-другую и… Пусть японские канонерки и не взорвутся, но хотя бы не будут переть на рожон.

— Принято, — решил я. — Готовьте операцию с учетом минной постановки, но учтите… Сами саперы в день атаки нам потребуются на центральном направлении, — я дождался, пока Мелехов кивнет. — А теперь левый фланг. И вам, Степан Сергеевич, нужно будет уже не отвлекать, а на самом деле пробиваться в тыл к японцам.

— Всю дивизию даже на машинах я буду больше суток так перегонять, — нахмурился Шереметев.

— А вы устали, князь? — я нахмурился в ответ. На гражданке или в обычной обстановке не стал бы лезть другому человеку в душу, но сейчас не тот настрой полковника может стоить тысяч жизней.

Шереметев набычился. И куда только делся тот утонченный франт, скучающий по столице, с которым мы когда-то познакомились на Ялу? Сейчас это был воин, мужик, и отступать даже перед своим непосредственным начальством ему не хотелось. Молчание начало затягиваться…

— К черту, Макаров! — выдохнул Шереметев и врезал кулаком по столу. — Ну что ты за человек! Чуть что, так сразу давить!

— Ради дела, — я пожал плечами. — Так вы не ответили, Степан Сергеевич, устали?

— Не устал! Просто… Встретил старых друзей из Санкт-Петербурга, так половина из них наши победы и успехи ни в грош не ставит.

— Хм… — Брюмер не удержался и фыркнул.

— Смеешься? — Шереметев чуть не побагровел.

— Если бы, — тут же сбил весь накал штабист. — У нас тоже полно таких друзей, вот только… Они губу давят, а их отцы свои губы кусают, потому что понимают, что следующими генеральские погоны будут получать именно офицеры 2-го Сибирского. Вот и весь сказ.

— Думаете, просто завидуют?.. — Шереметев словно не мог поверить в такое простое объяснение, но тут же взял себя в руки. — Вячеслав Григорьевич, простите! Сорвался, даже не знаю, что нашло!

— Надеюсь, в деле такого не будет, — я смерил полковника взглядом, словно пытаясь понять, что это, случайность или что-то большее. Интуиция пока молчала. — Но вернемся к операции. Вам нужно будет перевезти не всю дивизию, хватит пары тысяч человек. Из них 440 — будут добровольцы Янь Сюня.

— А он тут при чем? — заинтересовался Шереметев.

— Он и его добровольцы в рамках операции срежут свои маньчжурские косы и постригутся коротко под японцев. Мундиры самурайские у нас тоже есть, знаки частей, что стоят на Квантуне, тоже подготовим.

— Значит, мы закинем эти две роты за японские укрепления, и они пройдутся по их тылам? — понял Шереметев.

— По тылам должны будут пройтись ваши люди, Степан Сергеевич, — пояснил я. — И да, шанс не вернуться из этой вылазки будет очень велик, так что тоже отбирайте только добровольцев. А люди Янь Сюня, изображая японцев, попробуют запустить волну паники и заставят хотя бы часть японцев побежать.

— Если ошибетесь, то вас окружат и уничтожат, — на всякий случай добавил Лосьев, который помогал мне в разработке плана.

— Даже если все пройдет гладко, держаться придется без припасов и подкреплений до нескольких суток, — я тоже не собирался ничего приукрашивать. — Но именно этот прорыв сможет помочь нам с главным ударом.

Я замолчал, все остальные тоже… Каждый ждал главного: как именно мы будем бить японцев на этот раз.