Японская война 1904. Книга третья

Глава 8

Стою, скриплю зубами, думаю, что же делать с этим чертовым прорывом на месте 5-го корпуса.

— Говорят, это генерал Орлов решил, будто у них слишком большие потери, и сразу бросился отступить! — где-то рядом ругался Шереметев, заглянувший в штаб с личным докладом. — А о том, как он подставил всех остальных, запустив японцев ровно в стык между двумя корпусами, Орлов не подумал?

— Это еще ничего… — я на мгновение отвлекся от попыток найти выход из ситуации. — А представьте, что мы бы об этом прорыве узнали не сейчас, а только утром? Или вообще к обеду!

Все наши разом переглянулись, и я почувствовал всю ту бездну отчаяния, которую испытал каждый из них, мысленно оказавшись в такой ситуации. А ведь в сражении при Ляояне в нашей истории, когда вся связь была повешена на обычных вестовых, именно так все и случилось. И любые попытки Куропаткина направить подкрепления к месту прорыва лишь еще больше усиливали панику — словно он раз за разом не успевал.

Смогу ли я не повторить ту же ошибку?

— Можно отправить кавалерию наперерез Куроки, — предложил Лосьев самое логичное в этой ситуации. — Они не смогут его остановить, но замедлят, а там мы с одной стороны и Бильдерлинг с другой просто возьмем их в тиски.

— Это может сработать… — тихо ответил я. — Но только если мы сохраним контроль над войсками. А мы сохраним? Лично я сомневаюсь.

Мысли крутились одна за другой. Как победить? Неужели нам всем самой судьбой предопределено проиграть это сражение, и любые, даже самые отчаянные попытки переломить уже задуманный ход истории приведут лишь к тому, что все станет еще хуже? Пока я исправляю мелочи, меня словно не замечают, а замахиваюсь на что-то покрупнее — и на, получи газетой по хребтине!

— Скорее всего, японцы больше не рискнут лезть через наши переправы у Тайцзыхэ, — нарушил паузу Мелехов. — Даже если полезут, солдат Павла Анастасовича хватит, чтобы их сдержать. А меня шлите тоже в эту мясорубку! Если хоть кто-то будет держаться до конца, то и остальные остановятся!

Я тут же невольно вспомнил еще один эпизод этого сражения из своей истории. Тот самый прорыв армии Куроки, 5-й корпус Орлова бежит от японцев, навстречу ему движутся свежие части, которые уже два дня как гоняли этих самых японцев в хвост и гриву. И одни в панике палят в своих, другие отвечают. Еще и утренний туман, когда непонятно, что к чему и как можно остановить это безумие. Впрочем, генерал Бильдерлинг сориентировался: дернул музыкантов и на полковой марш отвел своих в сторону…

Красивый финал очень некрасивой истории. И я ведь уверен: если кинуть вперед дивизии Шереметева, то и его будет ждать что-то подобное. Нет, тут нужно действовать по-другому! Сначала гасить панику — любой ценой — и только потом снова собирать отступающие войска.

Ефрейтор Гусин переживал, что дела пошли не по плану, с тех самых пор, как посреди ночи их отделение вместе с некоторыми другими частями подняли и отправили куда-то в тыл. Их 1-я дивизия Мелехова, конница Буденного, почти целая бригада новичков и полтысячи местных, корейцев и китайцев, что прибились к корпусу за последний месяц.

— Господин ефрейтор, а как вы думаете, что тут происходит? — осторожно спросил Ивась, как только они дошли и начали обустраивать новую позицию.

— А чего тут думать, — тут же среагировал Якуб. — Отступаем мы!

— Но мы же победили! Причем наших погибло гораздо меньше, чем японцев. Как тут отступать-то?

— Мы-то хорошо сражались, — ефрейтор Гусин задумчиво кусал усы. — А вот насчет остальных не уверен. У них поездов пушечных нет, тренировок меньше, и пороха на стрельбы никто столько не выделяет, как полковник Макаров. Могли и не сдюжить.

— А почему тогда пушек нам дали только одну батарею? Если нам снова встречать японца, то как без артиллерии-то? — задумался Ивась.

Недалеко от их отделения как раз разворачивалась та самая единственная приданная им батарея. Причем командовал ей лично капитан Афанасьев, главный по всей артиллерии у Макарова. Явно неспроста все это было.

Ефрейтор так и не успел ничего сказать, когда в утреннем тумане, заполнившем все низины перед их сопкой, начали мелькать чьи-то неразборчивые силуэты. Грянули одиночные выстрелы, с одной и с другой стороны, вот, несмотря на крики офицеров, их стало звучать все больше и больше. Но тут заиграли полковые оркестры: первым вступил капельмейстер 2-го Сибирского, после минутной растерянности ему разрозненно и неуверенно ответил кто-то с той стороны.

— Свои, — выдохнул Ивась.

— Свои! — заорали из тумана. — Пропускайте, братцы! Японцы давят, насилу ушли!

— Пропустите скорее!

— Мы — свои! Не стреляйте!

— Свои не бегут от японцев, а в окопах сидят и позиции держат! — в ответ на разрозненные крики с той стороны уверенно ответил грозный голос казачьего сотника.

Ефрейтор Гусин сразу же узнал громовой рев Семена Буденного, который до этого не раз слышал во время тренировок казачьих эскадронов.

— И что же, вы теперь в нас стрелять будете? — дерзко ответил кто-то из тумана. Гусин на мгновение замер, не зная, а как действительно поступать, если до такого дойдет. А вот Буденный не сомневался.

— По трусам и предателям — буду стрелять!

Кто-то не поверил и рванул вперед — вот только грохот пушки Афанасьева быстро сбил весь энтузиазм. Артиллеристы, конечно, пальнули с недолетом, но нервы бегущих солдат все равно не выдержали, и те откатились назад.

— Бой еще не закончен! — снова закричал Буденный. — Все, кто хочет смыть свой позор кровью, выходите вперед. Вас построят, выдадут офицеров, и вы еще сможете показать японцам, что такое русский солдат!

— Не верьте ему! Врет собака! Выйдем, сдадимся — всех постреляют! А кого не постреляют — того вздернут! — незнакомый голос походил на шипение гуся, но его слушали, и это явно взбодрило бунтовщиков.

— Нельзя сдаваться! — заорал кто-то еще.

— Надо вперед идти! Солдат по своему брату стрелять не будет! А офицеров, что такой приказ отдадут, надо не слушать, а вешать!

Гусин почувствовал на себе странный взгляд. Это молодой Ивась смотрел на своего командира с какой-то странной тоской.

— Господин ефрейтор, а правда, что же нам делать-то? Разве можно по своим-то стрелять?

— Если прикажут, то и выстрелим, — Якуб так просто передернул затвор винтовки. — Свои в спину не бьют. Свои под врага не подставляют. А то сейчас они кричат «братцы», а когда разбегутся и подставят нас под идущего за ними японца, то разом про всех забудут. И как мы тут без командования будем держаться?

— Не удержимся, — сжал зубы Ивась. — Но все равно… Как же, по своим-то?..

Ефрейтор Гусин чувствовал, что сейчас подобная робость накрыла всю армию, и те, кто еще недавно храбро встречал японцев, теперь не знали, что делать. Вот только Буденный, кажется, ни мгновения не сомневался.

— Предупредительный над головами — огонь! — приказ предназначался для рот на первой линии.

И в тот же миг без всякой паузы и сомнений сотни винтовок выплюнули в небо пламя и свинец. А потом, когда грохот начал затихать, над полем пролетело грозное «чипай!»

— Китайцы! — кто-то из отступающих узнал местный боевой клич.

— Китайцев поставили, чтобы нас стрелять!

— Да, у них-то рука не дрогнет!

— Дикари! Им кровь православную лить — что водицу!

— Чипай! — китайское «бей» снова взлетело над полем, даже как будто немного разгоняя стелющийся по земле туман.

— Все, кто не хочет умереть, выходите вперед! — Буденный снова начал отдавать команды, и на этот раз никто и не подумал с ним спорить. Нестройные попытки снова начать прекословить не нашли отклика, а все больше и больше солдат в мундирах 5-го Сибирского выбирались из тумана.

Гусин вскочил на ноги, чтобы видеть, как суровые на вид мужики идут с опущенными от стыда головами, но их никто не хулил, не отбирал оружие. Наоборот, группа офицеров, приехавших с Буденным, только помогала им строиться, разбивала на колонны и отправляла куда-то на левый фланг.

— А ведь они рады, — тихо зашептал вставший рядом с Гусиным Ивась. — Право слово, рады!

— А чего же им не радоваться? — только и пожал плечами ефрейтор. — Думаешь, они трусы? Нет, просто не нашлось рядом тех, вокруг кого можно было собраться. Проявить себя. Да, в ночи они поддались панике, но теперь, уверен, стоит им победить, и не найдется во всей армии более бесстрашных людей.

Гусин смотрел, как собираются и уходят вдаль батальоны. И от дружного грохота печатающих шаги сапог дрожала земля.

Семен Михайлович Буденный очень боялся.

Боялся, что не справится, но Макаров верил в него не зря. Голос не дрогнул ни разу, и, как и сказал полковник, его уверенность и воля разбили страх бегущих солдат. Хотя лично самому Буденному казалось, что немного больше сработала придуманная Макаровым хитрость. Сделать вид, что стреляют по отступающим не свои, а китайцы… Так-то новички еще недостаточно хорошо держали винтовки, да и не доверил бы им никто вести огонь по своим. А вот покричать для антуража и волнительности — это да. И беглецы поверили, что никто жалеть их не будет.

А стреляли на самом деле казаки и снайперы. Одни в небо, а другие выцеливали и убивали зачинщиков. Семен, когда получил этот приказ, впервые усомнился в правоте Макарова.

— Справитесь? — спросил тот у него и Фрола.

Сам Буденный замешкался, а вот снайперский старшина сразу же кивнул:

— Как написано в 122-м артикуле еще при Петре Великом, никто да не дерзает под наказанием смерти противиться бою с неприятелем, не щадя живота своего, до самой крайности…

— Так ведь отменили артикул воинский еще при Александре II, — тихо возразил Буденный.

— Отменили телесные наказания, а вот с предательством все по старине, нет ему прощения, — Фрол усмехнулся и погладил свою винтовку.

Буденный неожиданно осознал, что снайпер успел сильно измениться. Раньше был попроще, а сейчас, забирая в каждом сражении десятки, а то и больше жизней, видя, как падают подстреленные им враги, как хлещет из них кровь, как кривятся лица, он стал жестче и сильнее. Жестче и сильнее, чем большинство казаков, которыми раньше пугали врагов России.

Вот так Буденный и оказался на новой позиции. Встретил первые отступающие части 5-го корпуса, потом еще и еще. Кто-то буянил, и их приходилось утихомиривать. Кто-то, наоборот, только радовался, что нашлись те, с кем можно будет идти в бой. Семен какое-то время ругался про себя на генерала Орлова, который умудрился так бездарно отступить с такими бойцами. Сколько раз он назвал его трусом, прежде чем ему попался первый офицер, рассказавший о судьбе генерала…

Да, сначала Орлов действительно отступил сам, но когда осознал, какую ошибку совершил, то развернулся и лично повел солдат в бой. Вот только не было у него уже больше корпуса. Бегство разрушало и более опытные армии, лишало контроля и самых лучших полководцев. Возможно, ему нужно было сделать то, что делал сейчас Семен, но Орлов поступил храбрее и проще. Он развернулся и повел в бой тех, кто еще был готов его слушать. Чуть больше роты попытались остановить полнокровные японские дивизии, и, естественно, никто не выжил.

Ужасная судьба! И, возможно, Буденный пожалел бы генерала, если бы не ему сейчас приходилось разбираться с последствиями его ошибок. Кажется, до полудня они переправили на левый фланг не меньше дивизии, усиливая формирующийся там ударный кулак полковника Макарова. А потом впереди начали появляться японские части. Зачистив плацдарм у деревни Кавлицунь, теперь они фактически вышли к южной границе Ляояна.

Между ними и городом оставалась только небольшая преграда в виде отряда Семена. И если против дезертиров этого было достаточно, то для того, чтобы сдержать полноценную армию, его сил явно не хватало. К счастью, стоило только Афанасьеву пройтись шрапнелью по первым рядам японцев, как они откатились назад и начали окапываться. Теперь у Буденного появилось около получаса, пока вражеский командир не соберет побольше сил, чтобы двинуть их вперед.

— Что по связи? Есть новости от полковника? — Семен решительно заглянул в палатку с антенной, где сидел закопавшийся в своих приборах поручик Чернов.

— Глушат, — связист недовольно поморщился. — Мы пробуем отсекать сигналы, чтобы получилось выцепить хотя бы части сообщений, пока их не накрыло помехами. Но там буквально пару слов получилось собрать…

— И что за слова?

— Приказ держаться.

— Значит, будем держаться, — Буденный хищно улыбнулся и вышел. — Готовьте эскадроны! И играйте атаку! Будем защищаться! По-макаровски!

За ночь мы немного выправили ситуацию. Да, где-то откатились, но Бильдерлинг прикрыл тылы 3-го корпуса, я же оттянул на себя остатки пятерки. Буденный — огромный молодец, справился, не дрогнул и дожал беглецов. Не знаю, что именно он им говорил, но в подходящих к нам частях не было обиды на тех, кто преградил им путь. Только злость на врага и готовность работать. Я было даже подумал, что всё, выкрутились.

И тут кто-то у японцев догадался начать глушить радиопередатчики. Не знаю, кто этот гений, но нам сразу стало в разы сложнее. Пропала связь с Южным отрядом, с Бильдерлингом. И я теперь не имел ни малейшего понятия, какие приказы придут им от Куропаткина, не мог согласовать общий удар по атакующим японцам, которых вполне можно было взять в тиски.

— Перед нами выставили заслон в одну дивизию Ниси, а все остальные силы Куроки продолжают давить к Ляояну, — доложил Лосьев.

У нас был не такой уж большой выбор. Отойти, выходя во фланг отряду Буденного, а потом вместе с ним присоединяясь к главным силам. Или же бить! Бить изо всех сил, снося японцев и выходя в тыл уже к ним.

— Что-то слышно о коннице Самсонова?

— Должны были выйти к нам через позиции Буденного, но пока была связь, о них не было ни слуху, ни духу, — тут же доложил Кутайсов.

— Что по снарядам? Не заметно ли, что японцы начали их экономить?

— Никак нет, вес залпа не отличается от прошлого дня, — на этот раз мне ответил Брюммер. — Если у них и есть проблемы с припасом, то Куроки старается, чтобы мы об этом не подозревали.

Я снова задумался. В моей истории к вечеру этого дня 1-я армия японцев осталась полностью без боеприпасов — хоть голыми руками бери. Вот только все будет решаться не завтра, а все так же сегодня, и на это им снарядов как раз хватит. Да и ночью сегодня мы паники не допустили, так что японцы тоже меньше потратились, расстреливая отступающих.

Я искал и не находил ответа. Если с бросившим позиции 5-м корпусом мне все же удалось что-то придумать, то сейчас… Кажется, выбора нет. Иногда на войне бывает, что время хитрых планов и сложных маневров выходит, и надо просто идти вперед. И победа достанется тому, кто точнее стреляет, кто сильнее бьет штыком и меньше боится смерти… Я поднял голову к потолку палатки.

— Играйте наступление. Шереметев идет в первой волне…

Колеса вагонов стучали по железной дороге.

Бывшему полковнику Янь Сюню все время казалось, что это стучат его зубы. Русские воевали совсем не так, как было принято в Китае. Полковник Макаров воевал даже еще страннее. Так, он взял пять сотен его людей, чтобы пугать беглецов из соседнего корпуса. А потом, объявив атаку на врага, отвел его самого в сторону и вместе с поручиком Зубцовским и капитаном Шульгиным отправил в обход. На поезде!

Изначально планировалось, что японцы будут атаковать с этой стороны, и эти поезда по заранее проложенным путям будут поливать их огнем. Хороший план. Был — потому что японцы, лишь один раз сунувшись на правый берег Тайцзыхэ, словно разом потеряли интерес к этому флангу. И вот они гоняют поезд не для атак, а чтобы побыстрее перебросить маньчжурский туземный батальон подальше на юг. Пулеметные команды Зубцовского подтягивались своим ходом, а где-то вперед уже выдвигалась вперед отправленная первой мортирная батарея.

Янь Сюнь не знал, смогут ли они нанести японцам хоть какой-то урон, но полковник Макаров попросил его пусть не победить, но хотя бы отвлечь врага. Точно так же, но уже в другом направлении, чтобы высадиться и выйти к врагу со стороны Ляояна, грузился один полк из бригады Мелехова. С той же самой задачей: пусть не нанести смертельный удар, но отвлечь врага, заставить его раздергать свои силы, чтобы сам Макаров смог добиться успеха.

— Вот только, — Янь Сюнь шептал, давая самому себе слово, — полковнику не стоит забывать, что мы тоже воины. Что мы не боимся смерти. Мы пришли к нему учиться побеждать, и я уже успел понять, что только такие победы, через себя, через не могу, через саму смерть, куют настоящую армию. Так что мы не просто ударим, не просто отвлечем внимание — мы победим… — он выдохнул, а потом закричал уже во весь голос. — Мы победим!

И его солдаты, еще недавно сидящие со скрюченными спинами, вскинули головы. В их глазах начал разгораться огонь, который захватчики Китая пытались потушить уже больше полувека.

— Чипай! — заорал Янь Сюнь.

— Чипай!!! — вторили ему солдаты-маньчжуры.

— Ура! — через мгновение с не меньшим энтузиазмом в перекличку включились и русские части.

— У-ля! — ответили им местные вместе с присоединившимися корейцами Кима.

Вот теперь Ян Сюнь не сомневался, что они едут не бегать от смерти, а побеждать. И это было правильно.