Глава 17

Сижу, смотрю на Ляоян и слушаю звон колоколов.

Никогда бы не подумал, что моими главными проблемами даже на время станут похороны, но именно так все и случилось. После того самого разговора и официального повышения великий князь с наместником принципиально устранились из жизни города, Линевич принял командование армией и начал раздавать первые приказы по телеграфу, но все мелочи остались на нас, командирах групп, в которые напоследок Куропаткин успел выделить и мой разросшийся за время осады Ляояна корпус. И теперь у нас был Южный отряд Зарубаева, Восточный Бильдерлинга и отдельный штурмовой Макарова. Вот на нас троих задачу разобраться с телами погибших и повесили.

Старые-то генералы не видели в этом никаких проблем и хотели по старой памяти отсылать тела в Мукден и Харбин, ну а я возмутился. Тут и проблемы с логистикой: ветка одна, и гонять лишние вагоны, сбивая поставки снарядов — это последнее дело. И с моралью — если это наша земля, если за нее люди умирали, то чего бежать с нее даже после смерти? В общем, церемонии я продавил, рабочих выделил, чтобы не братские могилы копать, а каждому свою. А то братские — это только звучит поэтично, а на деле просто яма с телами, и все.

— Красиво бьют, — ко мне подошел Врангель, которого только сегодня отпустили из госпиталя после И-Чжоу, и присел рядом, тоже вслушиваясь в звуки колоколов.

В местной-то церкви своей колокольни не было, в полковых и вовсе. Они же по сути своей — палатки с крестами на крыше и на боках, какой там колокол. Я в этих делах, учитывая откуда попал, не очень разбираюсь, но мы ведь стольких товарищей хоронили. Как тут не постараться! В общем, договорился с моими китайцами, на день остановили почти все производство, но людей собрали достаточно, чтобы приличную такую колокольню возвести. Метров пятьдесят в высоту не меньше — еле уговорил Городова даже не думать туда лезть со своими антеннами, все ему хотелось узнать, а докуда мы с такой верхотуры сможем добить.

Колокол тоже отлили немаленький. Солдаты так до последнего не верили, что мы сможем его на колокольню поднять, но у нас до стройки и так была проложена временная железная дорога, чтобы грузы возить. А тут подогнали свободный паровоз, закрепили на свободной оси канат, да на паровой тяге и подтянули — вышло быстро и величественно.

— Спасибо, что ребят почтили, — снова заговорил Врангель. — Некоторые думают, что мертвым уже все равно, но не так это. В книгах про это не пишут, но они ведь не все на тот свет уходят, часть остается с нами. В душах живых! И если мы про них помним, если чтим, они радуются, делятся своими силой и светом. А если забываем, то они гибнут, уже навсегда. И только бесконечная пустота в душе остается напоминанием того, что мы упустили. Я, пока ехал сюда из И-Чжоу, говорил об этом с поручиком Славским, и он тоже так считает…

Я почти минуту молчал, обдумывая мысль будущего белого генерала.

— А ведь вы изменились, Петр Николаевич, — я внимательно посмотрел на казачьего сотника. — Помните, каким были, когда мы только встретились? Дерзкий, резкий, думающий только о себе и своей чести. И вот сейчас — дерзость и резкость все там же, но… Вы теперь смотрите на своих солдат не сверху вниз. Не как на равных — лишнее это в армии — но по-другому. С уважением.

— Меня… Контузило там, под И-Чжоу, — Врангель сначала насупился, а потом только рукой махнул. — Так вот рядовой казак Семка, дурной такой, я разве что не бил на тренировках, оттащил меня с открытого места. Без приказа, сам — я даже ругался, чтобы уходил, а он все равно тащил. А простой приказный Гриша Сапонин — а это же даже не унтерское звание — повел наших в бой. И грамотно все делал, батарею напротив вагона с ранеными именно он снес и, может, и дальше бы еще что-то придумал. Он ведь не хуже меня командовал, и храбрости в нем было не меньше. Было… Подстрелили его, кто-то из окна высунулся, пистолетом чуть ли не наугад махнул, и все.

— Если пистолетом, то это не простой солдат был, — тут же задумался я.

— Да не в этом дело! — Врангель вернулся к главному. — Я ведь и раньше понимал, что война — это не игра, что солдаты — тоже люди, но в тот момент это знание словно стало частью меня. Понимаете? И я теперь даже не знаю, как снова вести их в бой. Как снова смотреть в глаза тем, кто потеряет своих товарищей! Понимаете, Вячеслав Григорьевич?

— Понимаю, — просто ответил я. — Думаете, Петр Николаевич, я под Ляояном не мог больше жизней сохранить? Если бы не пропустил прорыв Иноуэ, если бы потом сидел в обороне, а не лез вперед…

— Но постойте! — не выдержал Врангель. — Что же вы говорите? Пропустили атаку — так нельзя совсем уж все предугадать. А ваше наступление — да, были потери, но вы же целую армию отбросили! Все солдаты, что через Ляоян прошли, гордятся этим, а те, кто в Мукден бежал с другими генералами или только прибыл в армию, завидуют страшной завистью. Да без этой атаки у всех бы руки опустились, а сейчас даже китайцы из обоза только и спрашивают: когда же снова «в атакасу» пойдем?

— Во-первых, — я дождался, когда Врангель договорит, — вот тех китайцев, которые про дату новой «атакасы» спрашивают — вам нужно будет подойти и детально описать поручику Огинскому, пусть проверит, что это, энтузиазм или что-то нехорошее. А во-вторых… Старому вам, который приехал на войну геройствовать, я бы доверил кавалерийский полк, а вот бригаду или дивизию — уже бы сомневался. Знаете, как это бывает, когда взлетаешь слишком быстро? Головокружение от успехов. А вот нового Врангеля, который будет и думать, и людей беречь, и вперед, если что, первым пойдет — можно не то что на дивизию, на конную армию ставить!

— Конной армии у нас еще нет, — Врангель впервые с начала разговора неуверенно улыбнулся.

— Зато добровольцев приехало уже достаточно для двух полков. Один на Буденном, второй — на вас, и никак иначе. Я же могу рассчитывать на сотника Врангеля?

— Я… — получивший новое назначение барон сглотнул, но по глазам было видно: еще сомневается.

— Помните, вы говорили недавно про память и пустоту? — я заговорил, и снова зазвонил колокол. — Так вот имейте в виду, эта пустота может возникнуть не только от того, что вы забудете тех, с кем сражались. Но и если вы предадите ваше общее дело, не доведя его до конца.

Мы снова несколько минут помолчали, а потом Врангель решительно поднялся. Я только бросил на него вопросительный взгляд, и он объяснил, что ему пора. Кавалерийский полк — это 6 эскадронов, в каждом по 180 всадников, с учетом вспомогательных частей почти две тысячи человек. С учетом лошадей, основных и запасных, больше трех с половиной тысяч тех, о ком нужно заботиться. И Врангель собирался заняться этим со всем его новым энтузиазмом.

* * *

Следующий день. Линевич все еще трясся в поезде где-то на полпути между нами и Хабаровском, куда его в самом начале войны подальше от своих глаз отправил Куропаткин. Я надеялся, что смогу заняться грузовиками, тем более что в Лилиенгоу уже придумали, как усилить раму и опустить колеса, чтобы нарастить их радиус, но меня с самого утра перехватила княжна Гагарина.

— У нас эпидемия, Вячеслав Григорьевич! — огорошила она меня так, что сердце чуть не остановилось. Почему-то невольно возникли мысли об оспе… Или даже чуме! Неизвестность помогла накрутить себя за считанные мгновения.

— Какие симптомы? Отгородили ли зараженных? Как быстро развивается болезнь? Сколько уже погибло?

Я выпалил столько вопросов зараз, что девушка сначала растерялась, а потом пояснила, что у нас эпидемия пока попроще. Просто около сотни человек из одного и того же полка прибыло в отделение для легкораненых с диареей и больным животом. Причем не наших, не из 2-го Сибирского, но другие госпитали еще не развернулись на полную, вот и приняли. Заодно княжна послала несколько фельдшеров разобраться в причинах отравления, пока тут до холеры не дошло. И оказалось, что стоящая на правом фланге армии конная бригада Самсонова выкопала свои туалеты почти вплотную к реке. Естественно, для стоящей чуть ниже по течению части это даром не прошло. Сначала они просто ругались, но дальше своих информация не ушла, а тут утренняя смена на кухне поленилась доводить воду до кипения. И готово.

Вроде бы и глупость смешная, а на самом деле все может кончиться очень и очень плохо. В общем, я сначала поехал к Зарубаеву, потому что Самсонов сейчас числился именно в его Южном отряде, и нужно было сначала убедиться, что больше никто не пострадает.

— Разберемся, — Николай Платонович был не очень доволен моим визитом, и что-то мне подсказывало, что разбираться ему не особо и хотелось. — Люди-то выздоровеют?

— После вас поеду в госпиталь, будем смотреть, но тут как бы до холеры не дошло.

Только после этого генерал покраснел от злости. Слово «холера» в России и мире знали. И пусть больших эпидемий уже долгое время удавалось избегать, но память о том, как хоронили целые деревни и полки в 19 веке, еще была жива.

— Ну, они у меня ответят! Гадить им, видите ли, захотелось с видом на реку! — генерал расходился все больше и больше, и я выдохнул.

Даже не пришлось упоминать план «Б». В случае, если бы Зарубаев уперся, до последнего прикрывая свою кавалерию, я бы ему показал наметки для статьи в «Таймс» и «Ворлд». Даже название придумал кричащее, как там любят, чтобы точно напечатали. Дерьмовые проблемы дерьмовых генералов. Может быть, слишком вызывающе и даже обидно получилось, но… Холера в русской армии — это действительно последнее, что нам сейчас нужно. И тут любые средства хороши.

Выдохнув и порадовавшись, что хоть тут все прошло гладко, я отправился в госпиталь, и вот здесь все, наоборот, оказалось не очень. Вроде бы пока без температуры, но людей чистило так, что им уже плохо становилось от воды, которую их заставляли пить, чтобы компенсировать потери жидкости. Вот только отравление, похоже, оказалось слишком сильным и резким, так что новая вода просто перестала усваиваться. Бледная кожа, характерные опухлости — симптомы четко указывали, что все идет не хорошо.

И что самое плохое: никто не знал, что делать. Местные просто следовали инструкции, а я… Я бы поставил диагноз — нарушение баланса электролитов, но опять же… Я ведь не врач-универсал, мое дело людей штопать, а кого тут спасет скальпель с иголками? Какие-то смутные воспоминания крутились где-то на границе сознания, но пока никак не удавалось ухватить их за хвост.

— Вячеслав Григорьевич, может, вы знаете, как им помочь? — замершая рядом княжна посмотрела на меня своими огромными глазами с такой надеждой, что аж в сердце защемило. От желания помочь и от несправедливости, что столько людей могут по-настоящему погибнуть из-за такой, казалось бы, мелочи.

— Не… — я начал говорить, но сам себя остановил.

Да, я не знаю точного решения, но тут ведь как на войне — лучше делать хоть что-то, чем повторять раз за разом то, что точно не имеет никакого смысла. Итак, у нас есть отравление, возможно, вирус или… Неважно! Его нам не вылечить, но мы должны купировать симптомы, чтобы продолжал бороться сам организм. Итак, нам нужно восстановить баланс электролитов, а это, по большому счету, всего три элемента: натрий, калий, магний. Натрий вместе с хлором мы получим из обычной соли, тут все просто. Дальше калий — где его много и что у нас точно есть? Картошка, яблоки, фасоль… Фасоль будет удобнее всего, там еще и магния прилично. Приготовить смесь и кормить!

Я уже было начал говорить, когда вспомнил про другую проблему. В чем главная опасность любого лечения — если переборщить, то станет не лучше, а хуже. И только я успокоился и убедил сам себя, что не буду спешить, как в памяти всплыл простейший рецепт, который использовали в подобных случаях еще на Второй Мировой. Половина чайной ложки соли для натрия, 8 чайных ложек сахара для всего остального — растворить в литре кипяченой воды, и вперед.

— Давать три раза в день? — переспросила княжна.

— Да, и отслеживать состояние. Если будут ругаться, что невкусно — не обращать внимание, так и должно быть.

Тут бы еще добавить, что если перестанут в туалет ходить, то лечение не работает, и нужно искать что-то другое… Но нет у нас другого лечения! Просто нет, и все, что остается, это надеяться, что этой простейшей смеси и крепких организмов, которые смогли дожить до своего возраста без всяких лекарств, хватит, чтобы и здесь тоже справиться. Очень хотелось поскорее уйти и не смотреть за тем, что будет дальше, но я еще час провел с княжной.

Помог достать все, что нужно. Поддержал, когда запоздавшие врачи из инфекционного попытались подмять под себя отделение. Впрочем, кажется, Татьяна только давала мне сыграть эту роль плеча, на которое можно опереться. А так она и сама прекрасно справлялась, и я искренне радовался, наблюдая за тем, какой порядок она навела в своем госпитале.

— Знаете, княжна, — не выдержал я перед самым уходом, — а вы огромная молодец! Я ведь постоянно бываю в разных отделениях, и у нас, и к самому Вредену заглядывал. И да, скажу честно, там порой врачи поопытнее, чем здесь, но вот сама организация работы и заботы о больных… Вы создали самое настоящее чудо, и я искренне горжусь тем моментом, когда догадался предложить вам это место.

Княжна на мгновение превратилась из грозного начальника в обычную девушку и вспыхнула. Мне даже неудобно стало, а то как бы не разрушить столько создаваемую репутацию. Еще раз попрощавшись, я оставил Татьяну и пошел к погрузочной станции, где дежурный санитарный поезд должен был подхватить меня до Ляояна. Вот только оставить последнее слово за собой мне не дали.

— Спасибо… Спасибо, что верили и верите, Вячеслав Григорьевич, — Татьяна вышла на улицу через пару мгновений после меня и никакие следы румянца на щеках не смогли ее остановить.

В пути я сидел и думал, насколько же княжна на самом деле красивая. И храбрая. А мысли невольно, раз за разом, сворачивали к тому, а может ли быть что-то между нами. Не между генералом и начальником госпиталя, не просто между двумя молодыми людьми, а между человеком с простой фамилией и девушкой из старого княжеского рода. Выводы получались не очень обнадеживающие, но я был готов наплевать даже на столь малые шансы на успех. Как будто на войне не бывало и похуже… Вот только могу ли я наплевать на саму Татьяну?

Пусть даже она в меня влюбится, но что дальше? Есть ли у меня будущее в этом времени, если не в армии? Стать врачом? Еще несколько месяцев назад мне бы показалось это неплохой идеей, но сейчас-то я знаю, какие меня встретят сложности. Бюрократия, бюрократия и еще раз бюрократия. Вот чего бы я добился, сразу сосредоточившись лишь на медицинском деле? Да меня бы никто и слушать не стал, и дело даже не в репутации, а в том, что медицинский рынок уже поделили, и новые методы, которые будут введены в дело неправильными людьми, никому не нужны. А как военный⁈ Я вроде бы не и так много времени уделял медицине, но сколько смог добиться только благодаря успехам 2-го Сибирского. Новые методы используют, про них пишут, с ними спорят и… Двигают медицинскую мысль дальше.

В общем, мое будущее в этом времени уже плотно связано с армией, без нее я потеряю возможность влиять на то будущее, которого мне бы хотелось избежать. А то и жизни можно лишиться, учитывая, сколько мозолей я уже оттоптал и по скольким еще собираюсь пройтись в ближайшее время… Ну, а если оставлять все, как есть, то нужна ли такая пара княжне? Пока она молода и тоже хочет менять мир — почему нет. Но что будет, когда она захочет семью, захочет покоя, а я буду тянуть ее назад?

Я почти убедил себя, что ничего не нужно делать, когда неожиданно осознал, что мне просто страшно. Сижу, решаю за других, только бы не признаваться, что пустить другого человека в свою жизнь порой сложнее, чем выйти против сотни тысяч японцев… Осознал и чуть не рассмеялся от того, как же глупо это смотрится. Мои мысли свернули совсем в другую сторону, когда в мой вагон, притормозивший на повороте перед Ляояном, неожиданно заскочила совсем другая девушка.

— Ваше превосходительство, — Казуэ, как всегда, картинно поклонилась, словно смакуя каждый звук моего нового звания. — Я по делу!

Подобрав юбки — и как она в них на поезд прыгала? — японка деловито дошла до сиденья передо мной и с размаху на него упала. Ну а я, еще не отойдя от романтических мыслей, впервые осознал, что она тоже довольно красива. Свободная, опасная, но… в то же время женственная. Настоящая дикая кошка.

— Что вы на меня так смотрите? — забеспокоилась Казуэ. — Если вы про запах, то простите, я в этом платье с утра бегаю, никак не было возможности переодеться. А дело срочное!

— Говорите, — картинно вздохнул я, стараясь сдержать улыбку при взглядах на попытки девушки незаметно, не меняя позы и выражения лица, понюхать свои подмышки.

Да, они с княжной Гагариной очень разные.

— Официально об этом еще не объявляли, но среди знающих людей…

— Знающие люди — это кто? — на всякий случай сразу уточнил я.

— Знающие люди — это уважаемые торговцы, которым приходится тратить существенную часть кровью и потом заработанных денег на то, чтобы не упустить из виду политическую обстановку. А то не потратишь мало и потом лишишься всего.

— А вам они тоже платят? — мне стало интересно.

— Конечно, — ни капли не смутилась Казуэ. — Части плачу я сама из тех денег, что мне выделяют, часть платит мне. И только так, сверяя тех, кто хочет и не хочет делиться информацией, можно узнать что-то важное.

— И?

— В Ляоян приезжает посланник из Парижа. Его имя еще неизвестно, но французы-управляющие, которые начали мелькать в городе и делать закупки под человека вполне определенного уровня, не оставляют сомнений.

У меня разом пропало шутливое настроение. Если наши формальные союзники, которые все это время предпочитали держаться подальше от войны и от линии фронта, особенно с нашей его стороны, неожиданно меняют свое отношение — это не к добру!

Загрузка...