Японская война 1904. Книга третья

Глава 15

Хикару Иноуэ был очень зол. Он прорвался через позиции самого Макарова, он заставил бежать из Ляояна Куропаткина, он в отрыве от основных сил и снабжения целую неделю удерживал в напряжении всю русскую армию! А остальные генералы просто не смогли добить остатки русских. И вот теперь им приходится уходить — даже бежать, словно крысам — через Китай.

— Хикару, — задумчиво повернулся к нему Катиширикава, — а вот ты на месте Макарова смог бы так собрать всех оставшихся и самому пойти в атаку?

— Восхищаетесь им?

— Он — сильный враг. Врагом не восхищаются, но у него нужно учиться. Так все-таки, ты бы смог?

— Нет, — честно признался Иноуэ.

— Не хватило бы решимости ударить вдоль линии фронта? Или не смог бы о таком подумать?

— Смог бы… Но не решился бы. Просто потому что знал бы, что не смог бы собрать армию как он.

— Но, если не разума и не решимости, чего бы тебе не хватило?

— Не мне, — Иноуэ отвел взгляд. — Японскому солдату… Наши воины стреляют лучше русских, у них лучше дисциплина и готовность идти до конца, но… Если бы фронт развалился, наши солдаты растерялись бы. Превратить их снова из обычных людей в воинов стало бы невозможно. Даже ради победы, даже ради спасения жизни они бы не стали слушаться того, кто по факту не имеет права командовать. Понимаете, мы разные, и Макаров умеет использовать это.

— А я читал записки того английского наблюдателя, Гамильтона, что ходит с армией Куроки, и он пишет, что именно мы — нация воинов. А русские — слишком мирные, слишком пассивные.

— И это правда! — яростно согласился Иноуэ. — Мы — воины, война — это порядок, и когда его нет, солдаты теряются. Вот проблема. Русские же из-за своей пассивности просто не могут отдаться панике с должной энергией, и любой сильный лидер снова может собрать и повести их за собой.

Он говорил и сам в глубине души не верил себе. Разве не глупо это: признавать силу врага за слабость? Но сказать что-то другое было слишком сложно. А тут еще и очередные неприятные новости. Дозорные заметили, как в их сторону выдвинулся один из полков Макарова, стоявший до этого в Ляояне.

— Загоняют нас вглубь Китая, — заметил Катиширикава. — Интересно, зачем?

— Не хотят, чтобы мы смогли ударить им во фланг, — ответил Иноуэ, продолжая размышлять. — И, скорее всего, они будут преследовать нас, пока мы не отойдем за железную дорогу до Инкоу. Было бы разумно не дать нам ей воспользоваться.

— Но тут только один полк. Разве мы не можем его разбить? Если ударить, как вы умеете…

— Мы, скорее всего, победим, — кивнул Иноуэ. — Но при этом останемся в тылу у русских, без снарядов, почти без патронов, с огромным количеством раненых… Это имело бы смысл, если бы кто-то мог не дать потом уже русским воспользоваться численным преимуществом. А так нас словно ловят на живца.

— То есть… Мы уходим — русским хорошо, мы сражаемся — да, они теряют полк, но мы в итоге теряем дивизию — им еще лучше.

— Если бы мы хоть немного знали их планы, было бы проще. Понимая, ради чего рискнуть, можно было бы нанести удар. А так… Отходим! В бой не вступать!

Последние приказы разлетелись по полкам, батальонам, ротам… Люди, которые еще недавно верили в победу и скорый конец войны, стиснули зубы и продолжили идти. Их учили, что порядок превыше всего. И пусть сейчас они отступают, но их время еще придет! Не может не прийти!

Сижу, копаюсь в пожелтевшей листве, думаю обо всем, что случилось за последние недели.

Мы откинули главные силы Оямы. В ту ночь, когда у нас почти закончились снаряды и я пустил на ту сторону диверсионные группы Шереметева, японцы не приняли вызов. Они ушли еще до того, как мы смогли вступить с ними в бой. Был очень велик соблазн снова пойти за ними, давить тем, что есть, и надеяться, что они так и не остановятся, пока мы не скинем их в море. Но мечты, мечты… Такое могло бы сработать с какими-то туземными войсками, но японцы уже скоро бы оправились, их армии насытились бы подходящими обозами со снарядами и патронами, и они бы дали бой, который мы, без своих тылов и снабжения, просто не смогли бы выиграть.

Поэтому я просто вернул всех назад. Тогда было достаточно и той гарантии, что японцы не пойдут в наступление в ближайшие недели. И этого хватило, чтобы стабилизировать фронт — не на героизме и удаче, а на чем-то более серьезном. Мы очистили тыл, отогнав дивизию Иноуэ и не дав ей зацепиться за И-Чжоу с нашими ранеными и железной дорогой. Мы дождались возвращения главных сил из Мукдена, словно и не было никакого сражения при Ляояне.

Вернулись Штакельберг, Бильдерлинг и Мищенко, смущенно отводящие от меня взгляды. Вернулся Самсонов, который честно выполнил каждый из данных ему приказов, но так неспешно, что это потеряло всякий смысл. Вернулись Куропаткин, министры, великий князь и даже наместник Алексеев, заполнив город суетой сотен свитских, желающих выслужиться перед своим начальством. Целый день они изучали подготовленные мной доклады, что-то смотрели сами, и вот пришло время. С минуты на минуту меня должны вызвать на большое собрание, чтобы решить, что делать дальше.

— Вячеслав Григорьевич, — вот меня и нашел поручик Огинский. — Вас ждут.

— Спасибо, — я поднялся, отряхнул руки и неспешно двинулся в сторону главного штаба.

— Я вас сразу предупрежу, — помощник Куропаткина обычно не говорил лишнего. Но не сегодня.

— О чем?

— На встрече присутствуют гражданские, поэтому имейте в виду, это не военный совет.

— Значит, политика.

— Не могу сказать… Вы же знаете, что к вам будут претензии?

— Знаю и… я готов, — на лице мелькнула улыбка.

Я на самом деле подготовился к возможным претензиям, причем не только с помощью «добро» от Куропаткина. На самом деле у меня были подозрения, что в случае чего наш главнокомандующий вполне может взять свое слово назад, и даже расшифровка телеграммы, которая лежит у меня в папке, ничего не изменит.

— Добрый день. Ваше сиятельство, ваше высокопревосходительство, ваше высокопревосходительство, господа… — я поприветствовал всех сидящих в зале, быстро осмотрев помещение.

И тут было на что глянуть. Обычный дом всего за день привели в божеский вид: поставили стекла в рамы, стены затянули плотной зеленой тканью, защитив от сквозняков и заодно добавив уюта. А главное, в центре появился огромный массивный стол из красного дерева — невольно пришло осознание, что его тут точно не было раньше, а значит, кто-то из начальства для солидности или по привычке притащил его с собой на поезде аж из самой России.

Во главе этого стола, словно подчеркивая, кто тут на самом деле будет все решать, сидел Сергей Александрович. Выглядел он немного болезненно, но в то же время бодро, и сразу становилось очевидно: чего бы великий князь ни хотел получить от этой встречи, он просто так не отступит. Справа от него сидел Куропаткин, сверкая невыспавшимися красными глазами. А вот Витте, раскинувшийся слева от Сергея Александровича, наоборот, смотрелся до неприличия бодро и хорошо. Последние два участника встречи, Плеве и Алексеев, сидели дальше всех, закопавшись в бумаги, и как будто вовсе не обратили внимание на мое появление.

— Давайте начнем с самого главного, — Витте бросил взгляд на великого князя, а потом подвинул на середину стола стопку расшифровок с кратким пересказом содержания основных газет цивилизованного мира. — Англия, Франция, Соединенные Штаты — в каждой из этих стран сегодня вышли статьи о вероломном нарушении условий мира и союза с Китаем со стороны Российской империи. Его Императорского Величество уже прислал телеграмму, чтобы мы разобрались в ситуации и доложили ему. Вы же понимаете, что своими действиями поставили в неловкое положение не только нас всех, но и корону?

Витте окинул меня пронзительным взглядом и снова откинулся на спинку своего стула. В его глазах на мгновение мелькнуло торжество и тут же пропало, а я невольно задумался о том, почему даже после большого сражения, после тысяч смертей важнее всего оказываются слова. Я бросил взгляд на Куропаткина — тот пока молчал, ну и ладно.

— Хорошо, что вы начали с газет, — я медленно и очень аккуратно потянул завязки на своей папке и вытащил оттуда точно такую же расшифровку последнего номера «Московских ведомостей». — Понимаю, что это отечественное издание, не иностранное, но все же.

— Не надо ерничать, Вячеслав Григорьевич. Что там?

— Всего лишь описание условий, в которых содержали наших солдат в городе И-Чжоу. Только описание, но, скажу честно, даже так получилось довольно красочно. Джек Лондон помогал в подготовке статьи, и он не скупился на образы. Впрочем, через месяц, когда до Москвы доедут фотографии, которые мы сделали на месте, читатели по всей России смогут полагаться не только на слова.

Мне показалось, что великий князь выругался про себя, добавив фамилию Милюкова. И да, при всем моем несогласии с этим человеком его готовность пустить в печать что угодно в обход цензуры сейчас играла мне на руку.

— Мы читали ваш доклад, так что примерно представляем, что тут может быть написано, — Витте отодвинул «Московские ведомости» в сторону. — Вот только разве это что-то меняет? Вы все равно не имели права вводить армию на территорию союзника, развязывать там боевые действия и кого-то там арестовывать. Для всего этого есть министерство иностранных дел, и вмешательство в их полномочия при должном рассмотрении можно посчитать даже не глупостью, а предательством. Тем более неприличным, насколько продуманным оно оказалось.

— Это ошибочное мнение может сложиться исключительно потому, что я передал вам еще не все документы. Вот приказ капитана гвардии Ли Таня о том, что он берет на себя обязанности губернатора И-Чжоу, здесь же просьба к русской армии помочь ему расправиться с бунтом в городе. Мы же в свою очередь всего лишь выполнили союзнический долг, ничего больше.

— Думаете, игры с бумагами что-то изменят? — Витте буравил меня взглядом, а я невольно задумался, свои ли интересы он сейчас продвигает.

С одной стороны, мои успехи точно не совпадают с планами самого министра финансов и его покровителей, с другой… Место рядом с великим князем, одобряющие кивки Сергея Александровича и показательное молчание всех остальных. А, и еще предупреждение Огинского. Пожалуй, я бы поставил на то, что моим главным противником сегодня будет вовсе не Витте, и это не очень хорошо.

— А так ли плохи бумаги? — заговорил я вслух. — Хочу заметить, что газеты, с которых вы начали, ссылаются и вовсе на слухи.

— Не стоит изображать шута, полковник, вам не идет. Пусть вы нашли военного чжунго, готового вам подыграть, но что дальше? Пекин отправит туда своих людей, вашего ставленника арестуют и все… Любой, кто будет опираться на любые связанные с ним договоренности, окажется в дураках. Вы разве этого хотите для нашего министра иностранных дел или самого государя?

— Во-первых, Ли Тань маньчжур, а не чжунго, во-вторых, я не думаю, что Пекин станет снимать верного ему губернатора. Ну, и в-третьих, сомневаюсь, что это окажется возможным. Знаете, когда рядом война, а неизвестные соберутся арестовать того, кто так помог союзнику Китая — таких людей могут и за предателей принять.

Кажется, впервые с начала разговора мне удалось на самом деле удивить Витте. Несколько секунд он молча сидел, открывая рот и не решаясь что-либо возразить.

— Вы хотите сказать, что подговорили целый город наших союзников к бунту?

— Передача власти верному слуге императрицы Цы Си, арест тех, кто сотрудничает с врагами, помощь союзнику… С каких пор это стало бунтом?..

— Хватит, — тихий голос Сергея Александровича оборвал меня на полуслове, и я просто физически не смог продолжить. Словно вбитые на подкорку рефлексы сжали челюсти и зафиксировали язык…

— Ваше высочество… — Куропаткин тоже попробовал вмешаться, но великий князь и его остановил.

— Не надо больше ничего говорить, кажется, я все понял, — он внимательно смотрел прямо на меня. — Значит, если прав Сергей Юльевич, то вы вторглись к соседу и подняли бунт. Если же верны окажутся ваши собственные слова, то получается, что ради помощи Китаю вы оставили свои позиции, подвергли риску остальную армию и успех всей кампании в Маньчжурии. Можете не спешить, но мне хотелось бы понять, какой из этих вариантов мне считать правильным.

Еще недавно сковавший меня ступор разом прошел, а кулаки сжались с такой силой, что пальцы захрустели. Я не очень много ждал от нынешних лидеров России, но вот такая подлость, готовность уничтожить несмотря ни на что… И, главное, почему? Почему Сергей Александрович так остервенело пытается меня утопить? Просто из-за того, что в прошлый раз я посмел ему отказать? Неужели этого оказалось достаточно?

— Алексей Николаевич, — великий князь повернулся к Куропаткину, — пока полковник думает, вы тоже подготовьте свое мнение, кто заменит его в продолжение кампании. Уверен, сейчас, когда японцы были вынуждены отступить, столкнувшись по-настоящему всего с одним нашим корпусом, вся армия уж точно сможет нанести им поражение.

Ну вот и еще одна причина моей опалы всплыла. Если раньше великий князь был готов терпеть то, что показалось ему дерзостью, ради дела, то сейчас… Он считал, что армия справится без меня, а значит, можно и личные счеты свести. Я неожиданно осознал, с чем бы столкнулся, даже оставшись на этой войне до конца. Даже если только благодаря мне мы бы разгромили Японию, все равно после возращения меня точно так же съели бы и в России. Точно такие же гражданские акулы…

— Вы ошибаетесь, — обрывая мои мысли, голос Куропаткина прозвучал словно удар грома.

Плеве и наместник разом вскинули головы, поворачиваясь к нынешнему главнокомандующему и бывшему военному министру. Они немало времени провели рядом, в основном как противники, но все равно успели неплохо узнать характеры друг друга. И такого от Куропаткина никто не ждал.

— Что вы сказали? — великий князь вспыхнул.

— Я сказал, что вы ошиблись, — с каждым словом голос Алексея Николаевича звучал все резче и четче, а потом он вытащил из внутреннего кармана мундира сложенный вдвое конверт. — Это подписанное Его Императорским Величеством назначение для Вячеслава Григорьевича.

— Генерал-лейтенант и 3-й Георгий, — Плеве принял из рук Куропаткина конверт и быстро просмотрел. — Со своей стороны скажу, что такое назначение, конечно, формально нарушает порядок присвоения чинов. Но если сам Николай Александрович и Алексей Николаевич считают, что Макаров достоин, то так тому и быть.

— Более того, — ощутив поддержку, Куропаткин продолжил уже легче, — после беспримерного подвига 2-го Сибирского стрелкового корпуса при обороне Ляояна, когда при отступлении всех остальных сил они сдержали врага, собрали всех отступающих, значительно уменьшив общие потери армии, а также откинули японцев назад… Я буду писать представление на еще одно внеочередное звание и Владимира…

— Кхм… Алексей Николаевич, вы не забываетесь? — великий князь прервал Куропаткина, но того было уже не остановить.

— Точно, — тот усмехнулся. — Вы спрашивали у Макарова, какой из двух вариантов ему выбрать, так я отвечу за него. Когда он отправлял солдат в сторону И-Чжоу, то выполнял мой приказ. И, судя по предоставленным генералом документам, — Куропаткин выделил новое звание, — это было не ошибкой, как я опасался, а прекрасно просчитанным решением, которое принесет России только пользу. Как вы раньше боялись, что нам придется оправдываться за поспешные аргументы, так теперь этим же придется заниматься всем, кто вляпался в сию глупость с обвинениями в нападении на союзника. И, господа, стоит ли вам повторять и обсуждать те нелепицы и явное вранье, что пишут о России наши враги?

Мне захотелось похлопать Куропаткину за эту речь — очень сильно у него получилось. Вот только, боюсь, если бы я сейчас открыл рот или лишний раз пошевелился, то великий князь меня бы прибил. С последствиями, наверно, но мне бы от этого точно легче не стало… Целую минуту мы все просидели в тишине, пока Сергей Александрович собирался с мыслями, а потом меня просто отправили погулять.

— Обратно в Россию? — встретил меня за дверями поручик Огинский.

— Великий князь попросил Сергея Юльевича помочь разобраться в этой ситуации, — не дожидаясь ответа, с другой стороны от меня вынырнул его брат. — За скромные уступки по Дальнему после завершения войны… Так что, боюсь, все могло закончиться не только возвращением на Родину.

— Господин полковник! — адъютант Куропаткина буравил меня взглядом. — Не молчите! Чего нам ждать? Потому что ваш провал может задеть не только вас…

— Генерал, — поправил я его.

— Все верно, он может задеть и генерала Куропаткина.

— Нет… Я имел в виду, что я не полковник, а генерал. Алексей Николаевич показал подписанный царем приказ, так что у меня новое звание, 3-й Георгий, и очень маловероятно, что после такого кто-то сможет продавить мое возращение на Родину.

— Не продавят, вы правы, — Огинский замер, обдумывая новости. — Вот кинуть в самое пекло — это легко.

— Самое пекло войны — это как раз то, чего я хотел, — на лице мелькнула улыбка.

На мгновение я даже поверил, что все будет хорошо, но в этот момент на улицу вслед за нами вылетел Алексей Николаевич Куропаткин. Красный, руки дрожат, но улыбка при этом — до самых ушей.

— Ваше… — начал было Огинский, но тот просто махнул рукой.

— Без церемоний. Тем более что я теперь, считай, гражданский. Новым главнокомандующим ставят Линевича. Великий князь хотел продавить на это место Алексеева, чтобы самому всем заправлять, но… Есть у меня еще чем Романовых убеждать. А армии нужен тот, кто в случае чего не даст всему скатиться в тартарары. А вы… — Куропаткин невежливо ткнул в меня пальцем, но ему сейчас можно. — Вы! Чтобы довели дело до конца! Чтобы я не зря в вас поверил! Поняли⁈

Мне только и оставалось, что кивнуть в ответ.