Японская война 1904. Книга третья

Глава 24

Хикару Иноуэ вместе с принцем Катиширикавой пробирались к наблюдательному посту на второй линии укреплений. Они лишь недавно вернулись к основным силам, завершив обход по землям Китая, но без промедления занялись делом, перекрыв свой кусок линии фронта.

— Сколько же вы тут накопали всего за две недели, — принц, который был вынужден на время оставить 12-ю дивизию, теперь с интересом оглядывал километры укреплений полного профиля, существенно превосходящих все, что делали на других участках фронта.

— Стрелять солдаты могут разве что во время наших или русских вылазок, ну или если до полноценного штурма дойдет… А копать можно всегда! Тем более, мы с офицерами дивизии скинулись и на свои увеличили вдвое количество китайских рабочих, что существенно ускорило процесс, — Иноуэ криво улыбнулся, он тоже прекрасно знал, что другие генералы считают его увлечение фортификацией излишним.

— Виконт Хасэгава, которого привечает сам главнокомандующий Ояма, часто повторяет за Мольтке: судьба сражения решится в столкновении армий. А значит, тратя время на все остальное, нельзя забывать о самом главном.

— Мы знакомы с ним, и раньше я бы даже спорить не стал с такой очевидной истиной от не менее очевидного гения, вот только… — Иноуэ потер лоб. — Вы же видели, как сражается Макаров? Что в начале войны, что под Ляояном, что сейчас, под Сяошахэ?

— Да, он действует довольно странно. Этот первый быстрый прорыв, после которого в штабе чуть паника не началась. Все были уверены, что сейчас нас обойдут с фланга. Кто-то даже предлагал бросить все и как можно быстрее отступать. А что сделал Макаров? Он остановился!

— Вы еще не поняли?

— Мое мнение: он испугался, что его не поддержат другие части, и поэтому решил не рисковать. У нас сейчас не так много информации с той стороны, но о конфликте генерала с великим князем Сергеем сейчас не говорит только ленивый. Даже американцы, которым обычно плевать на всех кроме себя выделили им пару передовиц. Знаете, с кем его сравнивают? С генералом Робертом Ли!

— С тем самым конфедератом, который смог остановить наступление северян и даже несколько раз бил самого Гранта?

— Но в итоге проиграл, — напомнил принц. — Романтический образ утерянного американского Юга, который все равно никогда и никак не сможет победить.

— Значит, американцы считают, что успехи Макарова временные? — Иноуэ на мгновение задумался. Он представил, что было бы, если бы тому доверили командование всей русской армией, и такой итог ему совершенно не нравился.

— Вы не согласны? — Катиширикава внимательно смотрел на своего друга. — Мы ведь уже восстановили потери по простым солдатам, орудий уже скоро будет больше, чем под Ляояном, склады со снарядами заполнены больше чем наполовину. Разве смогут русские что-то противопоставить этой мощи, когда против них работает вся Япония?

— Вы давно не были на передовой, — немного невпопад ответил Иноуэ. — А там, в штабах, порой забывают, что творится на земле.

— Поясните, — в голосе принца мелькнул холод.

— Япония с самого начала подходила к этой войне очень серьезно. А адмирал Того совершил невероятный подвиг, заперев и почти уничтожив русский флот. После этого мы получили уникальную возможность перевозить на материк припасы и пополнения со всей возможной скоростью… И тем не менее, когда дошло до большого сражения, было ли русских меньше? Нет. Было ли у них меньше пушек? Тоже нет. Те сражения, в которых мы добыли победу, ее принес простой японский солдат, вот только… Я могу сказать честно: русский солдат не хуже, и если вражеские генералы дадут ему проявить себя, то будет ли у нас шанс?

— Вы не верите в нашу победу?

— Наоборот, верю! Но я также верю, что для нее мы, офицеры, не должны стоять на месте. Помните то, с чего мы начали? Я сказал, что Макаров остановился, а вы решили будто он испугался.

— Все верно, разве есть какие-то еще варианты?

— А вы смотрите… Если бы он начал развивать свое наступление, то разве все было предопределено? Нет! Мы могли принять неудобный бой, в неудобной позиции, с большими потерями, но и ему бы пришлось несладко. Еще мы могли отойти, разменяв жизни и инициативу на расстояние и километры никому не нужных китайских деревень. Вероятность разгрома? Чтобы он случился, наша армия должна была бы лишиться веры в себя, ну или ей должны были бы командовать полные дилетанты, начиная с генералов и кончая последним лейтенантом… Нет, мы были совершенно не готовы к разгрому, и Макаров точно это понимал, и только поэтому остановился.

— Все-таки испугался.

— Нет, он выбрал момент, когда мы находимся в максимальном напряжении, а он, наоборот, свободен делать что хочет… Вы вот сказали, что мы быстро восстановили потери за счет подошедших частей 4-й армии. Однако к нам добавились почти 4 дивизии, а солдат под Ляояном полегло гораздо меньше.

— Еще раненые, больные…

— Да, они есть, но… Я проверил, и за эти две недели без больших сражений, но, когда мы без какого-либо продвижения пытаемся остановить это стоячее наступление русских, Японская императорская армия потеряла почти десять тысяч человек.

— Десять тысяч! — принц выдохнул. Подобных цифр, когда фронт стоит фактически просто так, он никак не ожидал. — Наверняка у русских тоже все непросто.

— Это довольно легко посчитать, — продолжил объяснять Иноуэ. — Как мы знаем, Макаров использует для вывоза раненых специальный санитарный поезд, чтобы его солдаты как можно быстрее оказались под скальпелями русских хирургов и не пострадали в пути. Так вот он ездит от тыла к передовой около десяти раз в день.

— Десять эшелонов раненых в день! — принц усмехнулся. — Так вы хотите сказать, что Макаров сточил все свои силы в этой глупой авантюре?

— Не десять эшелонов, — Иноуэ покачал головой. — Десять рейсов, в которых за раз поезд везет за собой один вагон. Один!

— Сколько в него помещается раненых? — Катиширикава нахмурился.

— Это новый доработанный вагон с литерой «У».

— Что это значит?

— Обычные вагоны в большом сражении комплектуют так, чтобы в них влезло как можно больше солдат. Для срочных операций доступны 2–3 места, не больше. Вагон же с литерой «У» создан так, чтобы там могли оказать помощь каждому солдату во время перевозки.

— Сколько мест?

— Десять.

— Десять мест, десять рейсов, вся эта резня идет две недели… Вы хотите сказать, что русские потеряли в ней в лучшем случае полторы тысячи человек?

— Учитывая, что в первый день до проведения железной дороги они вывозили кого-то на линейках или своих грузовиках, то, думаю, чуть больше полутора тысяч… Но ненамного.

— В шесть раз меньше, чем у нас!

— И это не убитые, а раненые, которых русские с какой-то противоестественной скоростью возвращают на передовую. Вы знали, что средний японский солдат, получивший пулевое ранение, не вернется в строй до конца войны? А русский снова приедет в свою часть уже через месяц. И эта разница между нами становится все более заметной.

— Что вы имеете в виду?

— Наши раненые выбывают навсегда, они занимают места по дороге в тыл, в Японии, позволяя загрузить на каждый рейс до материка чуть меньше людей и припасов. Русские же возвращаются в строй, вливаясь в поток пополнений для новых Сибирских корпусов. А еще, полностью восстанавливая их в госпиталях ближайшего тыла, они освобождают все ресурсы железной дороги для того, чтобы даже их вороватые интенданты смогли выполнить все планы по поставкам. И вот каждый час в нас летит десяток снарядов, которых не должно было бы тут быть, и сотня пуль, которые приехали за счет какого-то выжившего ефрейтора или унтера. И все это стало возможно потому, что Макаров выстроил у себя нормальную систему укреплений, выстроил тыл со всеми его службами. Да, демоны его подери, если мы так постоим напротив него до конца года, у нас может просто не остаться армии!

— И поэтому вы пригласили меня?.. — принц не договорил, потому что они как раз дошли до наблюдательной позиции, и с нее открылся вид на несколько десятков скрытых батарей, расположенных почти вплотную к передовой. — Что это⁈

— Научился у Макарова, — хмыкнул Иноуэ. — Своих поездов у меня сейчас нет, но вот его идея с артиллерийскими засадами покорила меня своей простотой. Он ведь как наносит нам самые большие потери? Ждет, пока мы соберем войска, чтобы в очередной раз вышибить его с позиций, а потом десятки до этого не показывавших себя батарей начинают работать. И не важно, где мы пойдем. В лоб, в обход — везде нас ждут минные поля, эта новомодная колючая проволока и кинжальный огонь шрапнелью, чтобы никакие сопки не смогли от нее прикрыть!

— И вы хотите повторить?

— Не все, но… Если вы выбьете для меня разрешение начать атаку на новом направлении, мы попробуем точно так же выманить на себя силы русских.

— Не Макарова?

— Этот точно не купится, но… Мы стоим как раз на стыке между ним и новым 6-м корпусом. Мы смогли воспользоваться подобным же стыком позиций под Ляояном, но тогда не развили это преимущество. Сейчас же, с новой тактикой, мы выманим силы русских, уничтожим их прямо тут, и уже некому будет прикрыть прорыв, когда мы двинемся вперед, отсекая их левый фланг.

— Хотите рискнуть, когда вся армия считает, что нужно копить силы и проводить только ограниченные операции?

— Как и у Макарова, если не получится, мое наступление всегда можно будет остановить. Не сработает, получу по носу, но потеряю не так много людей и сильно ничего не изменю. Но если все же прав я, а не все остальные, то сейчас, возможно, последний шанс переломить ход этой войны.

Принц около минуты смотрел на своего друга, на снятую специально для него маскировку на тайных позициях. Риск, чтобы он увидел, чтобы проникся и поверил. Катиширикава знал, что он не может приказывать главнокомандующему Ояме, но в то же время он не сомневался, что старый интриган не откажет ему в небольшой просьбе. Тем более…

— Сегодня ночью разрешение будет у вас, — решился принц. — Начинайте готовиться.

Больше ни один из них не сказал и слова. К чему? Время разговоров закончилось, теперь надо было просто действовать.

Княжна Гагарина сегодня вместе с Борисом Владимировичем пришла в гости к Сергею Александровичу и теперь старательно делала вид, что ее не интересует ничего больше, кроме возможности окунуться в почти столичную атмосферу. Вот только если бы кто-то знал, что на самом деле творилось у нее в душе… Едва Татьяна увидела Макарова вместе с японкой, словно в подтверждение всех слухов и особенно той короткой, недосказанной, пошлой, но такой притягательной сцены в повести Джека Лондона — это было как получить пощечину.

Один бог знает, чего ей стоило в тот же вечер от обиды не начать собирать вещи и не поехать к маменьке в Петербург. Только дело, ее госпиталь, именно ее — остановил девушку. А потом она успокоилась и осознала, что именно она видела, как именно Вячеслав Григорьевич и Казуэ держались друг с другом. И они были совсем не похожи на влюбленных. Скорее они напоминали больных — не тех, кто лежат в палатах, а тех, кто, как и она сама, целыми днями и ночами думает только о деле.

Тем не менее, княжна с того дня не могла перестать сравнивать себя с японкой, а потом ей пришла в голову мысль, что она тоже могла бы помочь Макарову с ценной информацией. Только не среди врагов, а среди своих, которые порой не менее опасны. Именно после этого она приняла приглашение Бориса, и с тех пор они тоже стали гулять вместе. С ним же она увидела Макарова на французском приеме, и в этот раз они с японкой совсем не казались чужими.

Ох уж этот их танец! А еще то странное туземное платье с короткими и широкими рукавами, которое словно приглашало обнять его хозяйку. Княжне потребовалась вся ее сила воли, чтобы удержать себя в руках, но оно того стоило. Борис с тех пор стал как будто больше ей доверять, и вот она даже получила приглашение на домашнюю встречу великих князей и…

— Сергей Юльевич, — Татьяна поздоровалась с Витте последним, а потом мужчины снова продолжили обсуждать свои дела.

— Это невероятно, — говорил Сергей Александрович, — Макаров начал свое наступление уже как две недели назад, но за все это время не продвинулся и на километр. Если бы не упрямство Линевича, после такого позора его можно было бы уже снимать, но… Эти старые генералы слишком болезненно относятся к своей чести. Ничего, закончим войну, и я лично прослежу, чтобы в армии навели порядок, избавив ее от тех, кто ставит личное выше пользы страны.

Татьяна чуть не поперхнулась, но все остальные только согласно покивали в ответ на прочувствованную речь великого князя.

— Если вы возьмете военное министерство под свой личный контроль, Россия сможет сэкономить миллионы, которые сейчас выкидываются на ветер. Вы вот видели, сколько Куропаткин спустил на хлебопекарни в каждую часть или на бани? Это миллионы! Или местные китайские тулупы, в которых одел свой 2-й Сибирский Макаров? Сколько денег он положил в свой карман на их закупке? А армия после этого выглядит словно толпа бродяг.

— Простите! — княжна, которая изначально хотела только слушать, просто не выдержала. — Ваше высочество! — Татьяна увидела, как к ней повернулся сначала нахмурившийся Сергей Александрович, а потом и все остальные. — Разрешите… Я работаю в госпитале! Руковожу отделением для легкораненых…

Татьяна в этот момент готова была проклясть себя за накатившую слабость. Когда в последний раз она так терялась? Когда ей было 14? И эта предательская робость вылезла в такой ответственный момент!

— А я читал про вашу работу, — Сергей Александрович неожиданно перестал хмуриться. — В газетах говорят, что вы большая умница и сделали то, что не каждому мужчине по плечу. И Вреден вас хвалит. Так что вы хотели рассказать?

— Я сделала то, что мужчины раньше не делали в принципе, — разговор о работе, о ее собственном успехе помог княжне взять себя в руки, и она даже улыбнулась.

Ей ответили, приняв ее слова за шутку, вот только это была правда. Татьяна, когда разобралась с первыми делами, начала искать книги, как бы получше устроить свое дело. Она была уверена, что где-нибудь уже запускали такие госпитали, и ей нужно просто повторить, вот только… Как оказалось, она была на самом деле первой. То, что девушка читала про госпитали Франко-прусской, Американской Гражданской, Русско-турецкой войн, уже давно устарело. Нет, там были и разумные мысли — много! Но она видела и ошибки.

Видела потому, что сама делала по-другому и знала, что это работает. Тогда Татьяна долго размышляла над тем, как Макаров, который помог запустить всю эту новую систему разделенных госпиталей, вообще до этого додумался. И именно тогда впервые поняла, что тот интересен ей не просто как защитник с бала, не как герой новой войны, а как человек и как тайна, от которой мурашки бегут по коже. И вот сейчас, вспоминая все, что выучила во время работы над госпиталем, во время помощи доктору Слащеву с его статьями, Татьяна начала рассказывать.

О том, как пекарни и свежий хлеб почти изжили болезни живота, как бани помогли избежать грибков, поражений кожи и в разы уменьшили количество простуд, а тулупы и вовсе помогали дважды, защищая от осколков во время боя, а потом согревая раненых по пути до операционной. При этом она не просто пыталась убедить всех голосом и эмоциями, Татьяна вспомнила почти все цифры из исследования, что они вели. Насколько больше раньше было больных и раненых. Насколько больше казна бы потратила на попытки лечения, подвоз новых солдат взамен ненужных потерь, на похороны, на обучение новичков.

— Так что, пусть генерал Куропаткин и допустил какие-то ошибки, за которые его сняли… — княжна сделала паузу. — В этом я не разбираюсь, поэтому буду говорить только о том, что знаю точно. Но вот добрые дела он тоже сделал, и без них мы не сэкономим, а, наоборот, только можем больше потерять.

— А я ведь тоже читал статьи доктора Слащева, — закивал Борис. — Не запомнил столько, сколько Татьяна, но… Именно к этому он все и ведет. Правильная медицина получается и дешевле, и армия благодаря сохранению личного состава становится все сильнее и сильнее.

— Удивительно, как порой судьба приводит к нам людей, которые могут столько всего полезного рассказать, — Сергей Александрович благосклонно кивнул Татьяне. — Вы слышали, Сергей Юльевич, — повернулся он к Витте, — оказывается, иногда нужно не с плеча рубить, а сначала во всем разобраться.

— Вы правы, — Витте незаметно бросил на Татьяну недобрый взгляд, и девушка невольно задумалась, сколько из тех миллионов, которые можно было вложить в армию, начав новые реформы, достались бы этому человеку.

Тем не менее, министр финансов умел держать удар. Признал ошибку, а потом как-то незаметно снова перевел разговор на текущее сражение и непозволительное промедление Макарова, которое крадет у России победу. Здесь Татьяне тоже бы нашлось что ответить, однако она понимала. Если как начальника госпиталя ее готовы были слушать, то, вмешавшись в разговор про войну, она бы вызвала в лучшем случае улыбки. В лучшем… Потому что если переборщить, то и ее аргументы про медицину тоже могли бы оказаться под сомнением. Не на это ли и провоцирует ее Витте?

Стараясь не прожечь того взглядом, Татьяна продолжала делать вид, что она не обращает ни малейшего внимания на его слова. А потом…

— Может быть, ваше высочество, хватит Макарову отсиживаться? Дадите ему приказ, чтобы шел вперед, и пусть показывает, что умеет, раз уж он считает себя таким великим полководцем.

И снова Татьяна вздрогнула, сразу представив, что ничем хорошим такие приказы без знания конкретной обстановки не закончатся. И снова все остальные только дружно кивнули в ответ на совершенно разумное предложение Витте. Девушка сначала не понимала, как тому удается так ловко направлять других в нужную именно ему сторону, а потом… Она слушала разговоры, слушала, кто и о чем думает, и неожиданно осознала, что все здесь собравшиеся живут не этой войной. Единственное, что их интересовало — это возвращение в Москву и Санкт-Петербург. И они ждали, что Макаров, раз уж тот сумел удержать свое место, принесет им быструю победу, с которой можно и отправиться в обратный путь.

А ее не было. И эти разрушенные надежды несли Вячеславу Григорьевичу проблем даже больше, чем все те дерзости, что он позволил себе при общении с сильными мира сего. Татьяна с трудом дождалась окончания приема, а потом, быстро распрощавшись с Борисом, поспешила поймать возницу, который отвез ее на вокзал. Девушке нужно было как можно быстрее найти поезд, который отвез бы ее к позициям 2-го Сибирского.

Сижу, жду доклада от восточного дозора, никого не трогаю.

— Передают… — Чернов, которого я все-таки повысил до своего личного связиста, сидел на аппарате. — Передают, что давление у моря начинает падать. Уже второй день, ваше превосходительство!

Я поднялся на ноги. Неужели началось?

В понедельник финал и… Чтобы все успеть, последняя глава будет очень большой))