Японская война 1904. Книга третья

Глава 16

Иду, болтаю с бывшим главнокомандующим, делаю вид, что не замечаю ни проверок на вшивость, что он мне устраивает, ни пронзительных взглядов приотставшего поручика Огинского.

— Как вы вообще на этот прорыв решились? — Куропаткин начал издалека.

— Враг наступал, остальные наши отступали, приходилось действовать с опорой на обстановку. А там вариантов не так много было.

Я для удобства вытащил чистый лист бумаги и набросал схематичное расположение основных сил перед боем.

— Примерно так получилось. И еще нужно учитывать реки: они тоже помогали, превращая все поле боя в своеобразный мешок. На севере и западе — Тайцзыхэ, на востоке — Танхэ, на юге — Сяошахэ. То есть крупные силы даже при всем желании можно было перебросить только в определенных местах, и нам просто нужно было сковать японцев на этих направлениях.

— Но фланги! — не унимался Куропаткин. — Как можно идти в наступление, когда вы не обеспечили достаточную плотность позиций по краям прорыва? Вас же могли просто пропустить, обойти и расстрелять!

— С одной стороны, согласен, с флангами было не идеально. С другой… Справа от нас был Ляоян с его железными дорогами. То есть даже небольшой гарнизон сводил на ноль риск атаки японцев с этой стороны. Да и опасались они, если честно, что, прорвавшись сильно на север и оставив нас в тылу, уже сами подставятся под удар одновременно с двух сторон. От вас и от нас. Вдруг вы только и ждали этого момента, и военная осторожность требовала не спешить с резкими маневрами.

— Да уж, не наспешили они, — хмыкнул Куропаткин. Упоминание, что он одним фактом сохранения основных сил русской армии очень и очень помог мне, придало ему уверенность. — Ну, а что с левым флангом? Там-то точно никаких укреплений и опасностей не было.

— И поэтому я отправил туда пошуметь китайских новобранцев с усилением из ветеранов. Одни добавили массы, другие уверенности в том, что хотя бы обозы им будут по силам. На основные силы японцев, естественно, никто не лез.

— То есть создавали иллюзию неизвестного отряда неизвестного размера. И японцы поверили?

— Нет, конечно, но… Как это приходится делать хорошим командирам на войне, не могли не учитывать, и это сковывало любые их операции в этом направлении.

— И все равно не понимаю! — не выдержал нагнавший нас Огинский, который до этого предпочитал держаться в стороне. — Если враг знал, что риск появления наших крупных сил с той стороны так мал, то почему не ударил? Почему не обошел вас? Почему, словно назло логике и здравому смыслу, подыгрывал вам?

— Во-первых, небольшие отряды японцы посылали, но… Янь Сюнь успевал отойти, и это его отдельный успех. А во-вторых…

Я не договорил, вместо меня неожиданно продолжил сам Куропаткин:

— Чтобы двинуть вперед крупные силы, чтобы начать большую наступательную операцию, когда на обхват фланга идут целые дивизии, нужна решимость и мужество. Особенно когда знаешь, что патронов и снарядов у тебя в лучшем случае на пару дней, и, если не повезет, часть армии легко может оказаться где-то во вражеском тылу совершенно беззащитной.

— У японцев их не хватало? — спросил Огинский.

— У нас их не хватало, — поморщился Куропаткин. — Слишком быстро современные пушки тратили запасы, которых по старому счету должно было хватить на месяцы войны. И не думаю, что у японцев ситуация была намного лучше. Вернее, учитывая погоду и то, что они свои вагоны таскают с помощью китайцев-кули, уверен, что хуже. Но тогда, во время боя, сделать на это ставку я так и не решился.

— Решимость и мужество, — повторил Огинский недавние слова самого Куропаткина, и тот не обиделся, а только рукой махнул.

— Именно, — кивнул он. — Но эти качества были и у врага… Так что вы, Вячеслав Григорьевич, планировали делать с дивизией Иноуэ, которая засела у вас в тылу? При том, что это всего лишь дивизия, лично я узнал уже в Мукдене, а до этого ожидал там вообще всю 1-ю армию Куроки.

— С 12-й дивизией тоже все просто, — я пожал плечами. — Для начала мы точно знали, сколько их…

— Ну, конечно, связь! — махнул кулаком Огинский. — Я собирал информацию о бое для генерала и обратил внимание, что вы ни один отряд вперед не отправите, пока рядом с ним отряд связистов не появится. Хоть с радиопередатчиком, хоть с катушкой провода, да хоть с клеткой с голубями!

— Мы старались и с другими информацией делиться, — я на всякий случай напомнил, что так могли бы делать и все остальные.

— И сначала над вами смеялись, — неожиданно рассказал Куропаткин. — Мол, зачем все эти перестраховки, зачем долгие игры с радио, если по проводу да через трубку быстрее и понятнее. Почему-то тогда даже мне не приходило в голову, что надо представить варианты боя, когда мы будем вынуждены покинуть подготовленные позиции, когда враг повредит подготовленные линии… Э-э-э-эх!

Он только рукой махнул.

— А потом связь посыпалась, — кивнул Огинский, — и вся информация запаздывала в лучшем случае на часы.

— Если бы только это, — Куропаткин на мгновение вспыхнул. — Мало того, что новости приходили позже, так порой гонцы приносили такую чушь, что лучше бы я об этом просто не знал. Как с тем же обходом. Ну, встретил бы эту дивизию Самсонов! Да, были бы потери, но пехоте бы перед ними оставалось только закопаться в землю, не то что о нашей железной дороге думать.

— Ну вот, а у нас со связью было относительно нормально, — я вернулся к своему рассказу. — Не идеально. Японские глушилки немало крови попортили, но мы и с ними справимся. Капитан Городов уверяет, что можно попробовать добавить на катушки передатчика дополнительный контур, и тогда у нас словно своя выделенная частота будет. А шум на общей — да и плевать на него!

— Давайте оставим технику тем, кто ей занимается, — Куропаткин покачал головой. Технические новинки он всегда любил, но только в виде готового продукта, а не абстрактной теории. — Напоминаю, 12-я дивизия.

— После отхода основных сил они могли бы ударить по нам с двух направлений, — я мысленно вернулся на пару дней в прошлое. — Напрямую по железной дороге от станции Янтай к Ляояну и второй вариант: обойти город, наши позиции и зайти с востока.

— С прямым ударом все понятно, — кивнул Куропаткин. — Вы докладывали, что подготовили укрепления и тот самый полк, который вы поставили в качестве гарнизона. С севера у него бы не было подкрепления в виде бронепоезда, но с соотношением сил 1 к 4 вы бы и так выстояли. Но почему японцы не решились на обход?

— У меня нет точной информации, — признался я, — но, мне кажется, там был прямой приказ генерала Оямы. Удерживать дорогу и не дать вернуться нашим главным силам. Это бы объяснило пассивность такого дерзкого генерала как Иноуэ. Но даже без приказа… Японцы очень осторожны, и если бы они отвели 12-ю дивизию для удара во фланг, то лишили бы нас давления в спину. Вероятность разгрома наших оставленных под Ляояном сил просто была бы сведена к нулю, и мы бы получили возможность в любой момент без проблем уйти к Мукдену.

— Как обезьяна с орехом! — улыбнулся Огинский.

Я кинул: действительно вышло похоже на старую индийскую сказку. Там в кувшин клали орехи, обезьяны засовывали лапы, чтобы их ухватить, а потом… По отдельности и лапа, и орех через горлышко проходили, а вместе нет. Казалось бы, обезьянам надо было просто разжать пальцы и освободиться, но жадность держала их на месте. И по утрам охотники могли просто проходить мимо и собирать за шкирки незадачливых воришек.

— Да, если бы японцы перестали тратить силы, чтобы не дать нам уйти — чего мы и не собирались делать — то им было бы гораздо проще. А так они и себя в маневре ограничивали, и нам руки развязали.

И мы снова вернулись к обсуждению боя. Правда, само наступление, которым так гордился я сам, Куропаткина не особо заинтересовало. Он словно из вежливости покивал пару минут, пока я заканчивал свой рассказ, а потом от тактики и стратегии перешел к политике.

— Для начала Линевич, которого поставят во главе армии, — начал он. — Николай Павлович хороший генерал, вы должны его помнить по штурму Пекина в 1901-м…

— Помню, — кивнул я, хотя… конечно, не помнил.

— Его главная полезная черта для армии — последовательность. Он не будет спешить, не будет гнаться за славой ради быстрого успеха. А главная же полезная черта в Линевиче для вас лично — это его самостоятельность. Николай Павлович не потерпит, чтобы ему указывали, что делать с его офицерами, поэтому… Просто так вас домой не ушлют, но и на Баден-Баден не рассчитывайте. Пойдете в самое пекло и либо снова сможете показать, что достойны оказанного вам внимания, либо сгорите, и даже пепла не останется.

— Есть пойти в самое пекло, — я улыбнулся, вспомнив, что недавно мне то же самое говорил и Огинский. Почти слово в слово.

Как ни странно, пока все идет хорошо. И пусть вроде бы союзник Сергей Александрович проявил себя как самый жесткий враг, пусть недавний покровитель Алексеев предпочел умыть руки, а явный недоброжелатель Куропаткин, наоборот, прикрыл. Причем как прикрыл! Главное, я на месте — причем с новыми погонами, новым Георгием, а значит, есть шансы и собранных за время боя опытных солдат при себе сохранить…

В этот момент мои мысли прервал громкий гудок, и я понял, что мы за разговором дошли до Тайцзыхэ, где в последние дни раскинулся настоящий порт. Прямой дороги от Ляояна до И-Чжоу не было — идущий на запад обрубок железной дороги не в счет — а мне хотелось поскорее перетащить часть найденной у китайцев добычи. Вот и развернулись. Часть пути по железной дороге к Инкоу, потом перегрузка на баржи, и уже они с помощью трех уцелевших пароходов из группы «Сивуча» отправлялись к нам.

— Знаете, Вячеслав Григорьевич, — поручик Огинский тоже посмотрел на суетящихся на разгрузке китайцев, — а я бы не удивился, если бы когда-нибудь в будущем всплыло, что на самом деле вас хотели отправить домой вовсе не из-за политики, а только из-за них.

— Из-за барж?

— Из-за того, что вы на них везете и, главное, по какой цене. Я ведь узнавал: вы договорились через своего карманного губернатора с китайцами о поставках еды по местным ценам.

— Местным? — Куропаткин тоже удивился. — Это же в два раза ниже рекомендованных военным министерством цен.

— И в 18 раз меньше того, что сейчас реально платят за тот же хлеб интенданты, пригоняя вагоны с ним из Центральной России, — добавил Огинский. — В восемнадцать!

— Сомневаюсь, что эта наценка уходила в карман крестьянам, — заметил я.

— Ясное дело нет, тут замешаны гораздо более влиятельные люди, и вы, — поручик чуть не ткнул в меня пальцем, — сейчас лишили их очень больших денег.

— Не думаю, что закупки для одного корпуса так уж важны.

— Под вами сейчас четверть армии. Причем самая боеспособная ее часть, на которую так просто не надавишь.

— Они все равно попытались.

— И не смогли, — хмыкнул Куропаткин. — А теперь еще и Линевич, я его знаю, тоже воспользуется хорошим примером и начнет переводить своих на местное. Так что да, тут такие капиталы под угрозой, что сон может пропасть. Не хотите сдать назад, Вячеслав Григорьевич? Деньги ведь все равно не ваши, а отношение к вам сразу станет лучше. Для войны, которой вы живете, оно так-то и полезнее будет.

Бывший главнокомандующий в этот момент посмотрел на меня таким странным взглядом, что было совершенно непонятно, серьезно он сейчас или это очередная проверка.

— Отказываюсь, — я покачал головой. — Местный хлеб — это ведь не просто сэкономленные деньги. Это еще и свободные места в эшелонах, идущих на восток, а значит, дополнительные снаряды и солдаты. Каждая такая баржа — это целых 3 поезда, которые смогут привезти что-то новое. А еще… Вы ведь видели «Московские ведомости», которые я показывал Сергею Александровичу — так там в каждой статье, разве что кроме моей, так или иначе упоминаются растущие цены не только на фронте, но и в самой России.

— Не стоит верить каждому слову господина Милюкова. Он очень любит преувеличивать.

— Не сомневайтесь, я ему совсем не верю, но я знаю, что, когда министерство финансов выбрасывает миллионы на закупку хлеба, деньги у всех остальных людей в империи начинают понемногу дешеветь. И вот она, инфляция, которая стопорит возможность вложить ассигнации во что-то более полезное. Те же заводы и новая техника, что нужны нам… Ну и не будем забывать про возможность прокормить семью на те же деньги, что и год назад.

— А говорите, что не любите политику, — хмыкнул Огинский.

— Не люблю и по возможности буду держаться подальше. Но если у меня будет возможность на что-то повлиять на своем месте, я, конечно, это сделаю.

Огинский замер, словно по-новому взглянув на меня, а Куропаткин не менее неожиданно добил.

— Алексей Алексеевич, — это я впервые узнал, как поручика зовут. — А не хотите остаться с полковником… В смысле, с генералом? Вы же ко мне приходили не ради карьеры, а чтобы пользу приносить. Так вот Вячеславу Григорьевичу с его идеализмом очень пригодится рядом тот, кто в случае чего объяснит, чем это может грозить.

— Я… согласен. Вячеслав Григорьевич, а вам нужен адъютант? — Огинский почти не думал.

— Нет, — я тоже. И сколько же обиды мелькнуло во взгляде поручика, пока я не продолжил. — Адъютант не нужен, но мне бы еще одного начальника разведки. А то у меня есть Ванновский и Корнилов по японцам, госпожа Казуэ по европейцам и китайцам, а по своим — никого нет. А как я только что понял, удара стоит ждать с любого направления. Так что, поручик, вы готовы прикрыть мои тылы со стороны Петербурга?

На этот раз Огинский думал гораздо дольше.

Следующие несколько дней я выжидал. Будут ли какие-то новые удары от великого князя и его союзников, не активизируются ли японцы, доведет ли Огинский до нервного срыва канцелярию корпуса и не найдут ли китайцы для продажи еще что-то интересное. Почти все наши предлагали выгрести из И-Чжоу все подчистую в качестве виры за нападение на наших, но я как командир продавил торговлю, и подопечные губернатора Ли не подвели.

Не знаю, где именно они нашли — в самом И-Чжоу ничего такого просто не было — но они где-то добыли несколько тонн каучука и серы. Подозреваю, что у англичан, которые привыкли чувствовать себя в Китае как дома. Но сейчас это было неважно, главное, сегодня пришли первые баржи с новой добычей, а мои кузницы в Лилиенгоу уже выделяли место под производство резины. И ведь ничего невероятного: вулканизация, то есть нагревание и смешивание серы с каучуком, довольно простой процесс. Кажется, туда можно что-то еще добавлять для крепости, не помню. Но, уверен, по ходу дела разберемся.

Главное, теперь можно будет довести до ума бранобельские грузовики, сделать кабель для телеграфа с нормальной изоляцией, а там еще и… Додумать, на что бы еще замахнуться, я не успел. Первым на сходни подходящей к берегу баржи поднялся главный груз из этой партии — капитан Хорунженков. Александр Александрович выглядел не очень. По нему ударила и потеря людей, и заключение. Как докладывал Чернов, когда его вывели на улицу, Хорунженков сначала всех обнял, потом побледнел и упал без сознания.

Я сначала испугался, что капитан от нервов схватил инфаркт или инсульт, но, к счастью, обследование показало обычную простуду и общую слабость. И вот его смогли хоть немного привести в порядок и отправить домой.

— Не стоило меня лично встречать, — Хорунженков заметил меня и отвел взгляд в сторону.

Вот только я плевать хотел на его тараканов и просто крепко обнял старого ворчуна.

— Спасибо, что выжили и… — я отпустил слегка обмякшего Хорунженкова, чуть отодвинул и посмотрел прямо в глаза. — Вы бы знали, как мне не хватало вас в этом сражении! Столько мест, где ваш конно-пехотный мог бы так помочь!

Черт! Хотел порадовать, а в итоге, кажется, сделал только хуже.

— Простите, — Хорунженков скрипнул зубами. — Это моя вина, если бы я не задержался… Нет, если бы сразу пошел к Ляояну, а не полез в И-Чжоу — 1-й конно-пехотный и был бы с вами! А так…

— А так мы получили выход на торговлю с Китаем! Экономим армии и стране миллионы рублей, и это не считая того, что получил только наш корпус!

— Это не благодаря мне, а скорее вопреки…

— Хватит себя жалеть, капитан! — рявкнул я, осознав, что с состоянием Хорунженкова нужно срочно что-то делать. — Что вы, как институтка, право слово! Допустили ошибку — да, так надо не себя жалеть, а исправлять! Потом, кровью, каждодневным трудом. Понимаете?

— Я… понимаю… — Хорунженков как будто немного встрепенулся. Не до конца, но его сейчас столько всего ждет, что на байронические страдания времени не останется.

— Тогда слушайте приказ, — начал я. — Остатки 1-го конно-пехотного уже частично выведены в Лилиенгоу. Собирайте выживших, подхватывайте тех своих, кто будет возвращаться из госпиталей, и набирайте новых. За две недели буду ждать выхода в полный штат и возобновления тренировок в том числе и с новым оборудованием.

— За две недели в полный штат — нереально. Там же спать некогда будет… И что за новое оборудование?

— Так, — я немного придержал начавшего расходиться Хорунженкова. — Спать приказываю не меньше 6 часов в день, а насчет новинок — они еще в процессе, но скоро будут. Думаю, как раз к приезду Линевича и успеем. А то, по слухам, японцы снова вернулись к Сяошахэ, окапываются там, и выковырнуть их оттуда будет не очень просто.

— Тогда я… не буду терять время! — Хорунженков сбегал за своим мешком с вещами и поспешил в сторону вокзала. — И спасибо, господин полковник! Спасибо, что у вас всегда есть для нас дело!

— Я нынче не полковник, а уже генерал, — улыбнулся я. — Так что попрошу.

Ну вот и Хорунженков улыбнулся, и теперь я не сомневался. Сейчас еще нет, но уже скоро он по-настоящему вернется, а я снова смогу полагаться на самый быстрый и маневренный батальон этой войны.