Сижу, слушаю подставленную ко мне Плеве японку и прикидываю… А точно ли мне с ней так не повезло, как я изначально думал? Вон, китайцев, европейцев прореживает, с душой к делу подходит, а для японцев у меня всегда есть тот, кто изначально и должен ими заниматься, Ванновский. В идеале это ведь так и должно работать: несколько направлений, которые страхуют и уравновешивают друг друга. Возможно, до появления Корнилова и Огинского у Казуэ были уж слишком развязаны руки, но сейчас… Мне даже нравится.
— И что вы предлагаете? — я внимательно посмотрел девушке прямо в глаза.
— Проверить бумаги, — Казуэ ответила на мой взгляд. — Вы же знаете, как это работает. Посланник приезжает на место, и у него с собой всегда сразу несколько приказов и подписанных договоров, которые он пустит в ход в зависимости от ситуации. Вот нам и нужно узнать, чего хотят французы, на что могут согласиться, в каком коридоре они готовы действовать!
Сейчас можно было бы задать японке почти личный вопрос — зачем ей это, ради чего она так старается. Но, так уж вышло, что я знал ответ. Встречал подобных людей и примерно представлял, как они думают, а тут и ситуация совсем не сложная. Факт первый. Франция — это ведь союзник России, ветреный, но богатый, и ее армия в начале 20 века — это совсем не та армия, над которой будут смеяться после Второй Мировой. Факт второй: в памяти еще свежи воспоминания, как союз европейских держав жег Пекин.
В общем, совсем неудивительно, что Казуэ как японка опасается возвращения к подобной практике. И пусть Англия хоть тысячу раз обещала поддержать своих союзников не только деньгами, но и оружием в таком случае, но… Никто бы не удивился, если бы, здраво оценив шансы Японии, англичане и даже американцы сменили бы сторону. Я, правда, сам в такое не верю: не станет никто помогать России, устраняя главного нашего конкурента на востоке. Да и Казуэ должна это понимать, но… Сложно не начать сомневаться, когда человек, который может так кардинально все изменить, неожиданно прибывает на фронт.
— И что вы хотите сделать? — вместо одного вопроса я задал другой.
— Достать документы француза, переписать их на месте и передать вам. А вы уже сами решите, как с ними поступать дальше, — на лице девушки не дрогнул ни один мускул, верный признак того, что сейчас она полностью контролирует себя. А значит… врет.
— Как вы их достанете? — тем не менее, узнать планы французов мне все равно было бы интересно, а уж с тем, как проследить, чтобы меня не обманули, есть одна идея.
— Сделаем копии. Даже если там будут тайные знаки, их перерисуют, и мы сможем их расшифровать.
— Французы ничего не должны заметить, — напомнил я.
— Они не заметят, но… Мне понадобится ваша помощь. Довольно неожиданная.
— Я слушаю.
— Мы выяснили требования французского посланника к своему жилью… Этим делом занимаются настоящие профессионалы: они проверяют стены, крышу — заложить заранее лаз, чтобы потом по нему пролез мой человек, просто не получится. Охраны тоже будет много, и это опытные солдаты, прошедшие через десятилетия войны в Африке, с ними придется считаться.
— Я понял сложности, так какая помощь вам нужна?
— Снаружи в здание не попасть, слуг французы везут с собой, прачечная и кухня тоже свои, продукты будут принимать в специальном помещении. Можно было бы воспользоваться шансом, когда бы пришло время чистить выгребные ямы, но, даже если помочь, это быстро не устроить.
— Ваш план, — напомнил я.
— Посланник по приезду будет устраивать прием… — Казуэ посмотрела на меня, словно ожидая, что я уже должен обо всем догадаться.
— И?
— Никого из людей моего уровня туда не позовут, а вот вас точно пригласят.
— Если честно, сомневаюсь. Вы же наверняка слышали, что мы с великим князем не сошлись во взглядах на творчество Герцена.
— Герцена? При чем тут ваш старый революционер? — удивилась Казуэ.
— Он однажды написал книжку «Кто виноват?», вот по этому вопросу мы с Сергеем Александровичем и разошлись.
— Вы шутите? Мы же обсуждаем важную операцию! Как можно? — девушка насупилась и теперь смотрела на меня исподлобья.
— Все верно, — кивнул я. — Обсуждаем, но… Шутка — это такая вещь, которая позволяет расслабиться, откинуть маски, которые мы носим для других, и на мгновение показать истинное лицо. Вы понимаете?
— Вы шутите, чтобы вывести меня из себя и узнать, что я на самом деле думаю. Это… недостойно дворянина, даже русского. Но что вы узнали? — Казуэ не выдержала, и ее глаза загорелись от интереса.
— Думаю, если я расскажу, в следующий раз мне будет сложнее, — я развел руками.
— Что ж, тогда я тоже попробую пошутить, — Казуэ дерзко улыбнулась. — Во-первых, ваша ссора с великим князем французам только на руку. Чем больше будет распрей с русской стороны, тем им лучше, поэтому я уверена, вам даже протекцию окажут. Ну, а во-вторых, вас будут ждать на прием с дамой.
— Я правильно понимаю, — остановил я девушку, — вы хотите, чтобы я взял с собой… вас?
— Это единственный способ быстро завести в дом специально обученного человека. Особенно в день приема, когда количество охраны во внутренних помещениях будет существенно уменьшено.
— Думаете, наша пара никого не удивит?
— Если мы где-то покажемся до появления официальных новостей о французе, то нет. Спасибо вашему писателю, который запустил свою сплетню: люди будут даже рады, если мы добавим им повод для новых слухов.
Я задумался. С одной стороны, не хотелось участвовать в чужих играх, с другой… Что мне до возможного осуждения, когда на кону то, что сможет оказать реальное влияние на ход войны! В моей-то истории Франция до самого конца держалась в стороне, и не думая помогать России. А тут такой интерес — оно того точно стоило. Тем более… Я только сейчас осознал, что мы планируем операцию в духе самого настоящего Джеймса Бонда, и это было… Неожиданно.
Какие причудливые фортели порой выписывает судьба.
— Я согласен, — решил я. — Только позаботьтесь, чтобы на приеме обязательно подавали вермут и водку.
Казуэ растерянно кивнула — кажется, мне удалось окончательно ее запутать.
Для легенды мы с японкой в тот же день прогулялись от одного вокзала до другого, и этого оказалось достаточно, чтобы запустить целое цунами слухов. Когда я потом приехал в кузницы Лилиенгоу, меня уже встречали понимающие взгляды, и оставалось только гадать, как новости сумели опередить ближайший поезд, на котором я сам и ехал. Впрочем, стоило погрузиться в работу с техникой, и мне довольно быстро стало не до романтики.
— Вы уверены насчет рисунка на шинах? — уже не в первый раз спрашивал у меня старейшина.
— Уверен, — кивал я, следя за тем, как косой протектор с моей схемы переносили на форму для отлива резины.
Удивительно, но такая очевидная в наше время мелочь тут оказалась самым настоящим откровением. Вон, половина мастеров до сих пор возмущается: когда это, мол, прямые насечки вдоль всей шины успели устареть? Зато, что их сразу покорило, так это укрепление шины каркасом из стальной нити. Тоже довольно кустарно получилось: кладем ткань, на нее сетку из проволоки, поверх покрываем резиной и потом на эту основу уже заливаем саму шину.
Воняло после подобных работ на всю округу, хорошо, что армия стояла сейчас чуть южнее, и никто не страдал зазря. В отличие от нас… К счастью, все подходит к концу, и как только первый комплект резины нового образцы был закончен, я тут же объявил начало испытаний. Сначала, пока грузовичок красовался еще в старых шинах, мы поставили напротив него двадцать одного человека. Потом привязали к машине канат, другой конец отдали людям и….
— Заводим! — крикнул я сидящему в машине поручику Славскому.
Парень после И-Чжоу, как и все прошедшие эту мясорубку, тоже казался потерянным, особенно когда узнал, что Зубцовский прекрасно справлялся с тачанками и без него. Ну, я и решил кинуть его на новое направление. Мне там пригодится энтузиазм молодого поручика, а ему… Ему нужно было дело, большое и важное, чтобы победить и снова прийти в себя.
— Взяли канат! Тянем! — надрывался со своей стороны старейшина.
Не очень точно откалиброванный мотор явственно застучал, но это не помешало ему дернуть грузовик вперед. Колеса взрыли мягкую маньчжурскую землю, срезая слой травы и добираясь до еще мокрой мягкой грязи. Сначала машина потянула китайцев за собой, но те уперлись и начали существенно ее замедлять. По моему сигналу старейшина начал докидывать им по одному человеку в помощь, и вот грузовик просто замер, не в силах справиться с мощью крепких рук.
— 24 китайские силы! — объявил я.
По моим прикидкам что-то такое и должен был выдать двигатель на 7 лошадиных сил, который стоял на «бранобелях». Я бы, кстати, изначально и проводил измерения в этих более привычных единицах, но… У меня тут не было ни специального оборудования, ни даже подходящих пружин, чтобы откалибровать их для испытаний. А китайцы были! И, когда мы поменяли резину на новую, мы точно так же поставили их против Славского за рулем грузовика.
— Заводим! — кричу я.
— Тянем! — орет старейшина.
На этот раз, чтобы остановить машину потребовалось 28 китайцев. Когда мы дорастили второй ряд колес на ведущей оси, уже 33. А когда подрастили их радиус, получилось довести и вовсе до 40 человек. Не самая идеальная система измерения, но результат был налицо: машина становилась мощнее, и люди понимали, ради чего они работают.
— Жалко, что тот вариант с огромными колесами не сработал, — пожаловался мне уже вечером Славский. — Они же с человеческий рост были! Я только представил, как мы с разгона во вражеские ряды влетаем — никто бы не выжил! Подавили бы, как тараканов!
— Выжили бы, — я покачал головой. — Но тех колес действительно жаль. Увы, резина у нас слишком мягкая получается, такой объем просто не держит, а нам нужна не только мощь, но еще и надежность.
— Я понимаю.
— Поэтому завтра проследите, чтобы все грузовики переделали под новую схему как надо. Раму укрепить, подвеску поднять, колеса поставить и хотя бы по два комплекта запасных на каждое колесо приготовить. Ну и, конечно, раму для пулемета! Вы как никто другой знаете, где и как его будет лучше расположить, так что проверьте все варианты и ставьте лучший.
— Есть!
— И… — я задумался. — Посмотрите, останется ли запас у двигателя, чтобы хотя бы спереди прикрыть грузовик броней.
— Есть проследить, — выпалил Славский, а потом уже тише добавил. — А вы, ваше превосходительство?
— А я все время, что мог потратить на грузовики, уже израсходовал. Дальше надо заниматься и другими направлениями, а тут… Буду рассчитывать на вас, поручик.
— Я не подведу, Вячеслав Григорьевич! — последнюю фразу Славский практически проорал, и мне показалось, что вместе с криком из него вышел не только воздух, но и последние капли обреченности, которой он заразился под И-Чжоу.
На следующий день я проснулся с мыслью, что на самом деле не отказался бы снова покопаться в грузовиках, особенно с учетом того, что сегодня на них будут монтировать, но… Было кое-что важнее, что, увы, никак нельзя было переложить на чужие плечи. Умывшись и заглянув на кухню своего самого первого 22-го полка, я отправился в штаб. Несмотря на то, что часы еще даже не пробили восемь, тут уже собрались Мелехов, Лосьев, Огинский и Корнилов — в общем, все, кто помогал мне разбираться в самом сложном в армейской жизни, в бумагах.
— Что по поставкам из Китая? — начал я с самого главного.
— Цены держат, все в срок, качество продуктов проверяем, как при приеме там, так и при отгрузке здесь. Единственное, уже скоро надо будет закладывать в стоимость затраты на охранение. То ли раньше про этот маршрут не знали, то ли кто-то постарался согнать сюда побольше хунхузов, но на Тайцзыхэ сейчас тревожно, — Лосьев говорил спокойно и деловито.
— А пока на поездах везем, не лезут? — уточнил я.
— Не лезут, — на этот раз ответил Корнилов. — Уже по всему Китаю разошлись слухи о наших поездах с пушками и пулеметами. И банды боятся их как огня.
— Тем не менее, продолжаем держать охранные команды на каждом рейсе, — напомнил я. — Рано или поздно они попытают счастья, и мы должны быть готовы подтвердить свою репутацию. А теперь… Что по новым частям 2-го Сибирского?
— Те, кто к нам присоединился во время обороны Ляояна, очень не хотели уходить, — теперь докладывал Мелехов, в который раз выручавший меня по тылам и хозяйству. — Тем не менее, пришло отдельное указание восстановить старые части, если это возможно. Говорят, его продавил лично великий князь Сергей Александрович.
— Поподробнее про «если возможно», — я сразу уловил важную оговорку.
— После того, как еще главнокомандующий Куропаткин выделил нас в отдельный отряд, мы с первого же дня занялись переформированием частей. Особо пострадавшие объединялись с нашими, в тыл же в основном отправлялись новички из остатков 5-го и 6-го корпусов. Таким образом мы смогли сохранить почти 13 тысяч из 20-ти временно присоединившихся во время боя.
— Значит, итого у нас 30 тысяч солдат… — задумался я.
С одной стороны, не так уж и много. С другой, это совсем не те 30 тысяч, что были, например, у Засулича при Ялу или Одишелидзе при Вафангоу. У меня были полнокровные роты по 220 солдат в каждой, причем опытных солдат, которые умели сражаться и, главное, умели побеждать. С такими ротами мои полки насчитывали не по 2 тысячи, как в среднем по армии, а по все три с половиной. Ну и полнокровные дивизии Мелехова и Шереметева, каждая по 14 тысяч солдат, и 2 тысячи кавалерии у Врангеля и Буденного.
Очень серьезные силы, с которыми очень много на что можно замахнуться, и мы еще продолжали их наращивать.
— Что 1-й конно-пехотный? — оторвавшись от мыслей, я снова вернулся к делу.
— Капитан Хорунженков, несмотря на страшные потери в И-Чжоу, все еще довольно популярен. Проблем с новичками у него нет, да и многие опытные солдаты подали прошения в его батальон, стоило ему только бросить клич.
— Вот и хорошо, — я прикрыл глаза. — Рассчитывайте, что к нему в ближайшее время еще присоединится автомобильный отряд поручика Славского на 4-х «бранобелях» плюс команды техников.
— Учтем и поставим на довольствие, — Лосьев что-то черкнул у себя в блокноте.
— Тогда… — я повернулся к Корнилову. — Что с новичками? Я вижу, что добровольцы и местные продолжают прибывать, но насколько мы сможем на них рассчитывать?
— Сейчас численность нестроевых частей составляет около 20 тысяч человек, до конца сентября, уверен, сможем довести их до 25 тысяч, то есть все задачи по обеспечению боеспособности армии будут выполнены. Насколько они надежны? Я решил использовать для оценки людей маркировку, похожую на ту, что вы ввели при сортировке раненых. Итак, прибывшие из России добровольцы и штатные нестроевые части считаются по умолчанию желтыми. В зеленые люди переводятся после беседы со специальным офицером и проверки анонимной анкеты, заполненной по итогам этого разговора, вашей японкой. Не скажу, что я сам ей доверяю, но анонимность гарантирует, что ее оценки не будут предвзяты, а бесполезной она тоже не захочет показаться…
— Сколько людей вы уже проверили и сколько займет полный прогон всего корпуса? — я сразу увидел главную сложность такого серьезного подхода. Нет, с одной стороны, въедливость Корнилова приятно поразила, но не слишком ли он переоценил свои силы?
— После сражения мы смогли опросить около 5%, всех охватим только до конца года, но… — он поднял палец. — Формируя зеленый список, мы сразу же перекрываем именно ими самые важные и чувствительные направления. Желтый список работает на подхвате, но их мы всегда страхуем со стороны полковника Ванновского.
— А местные?
— Они по умолчанию занесены в красный список, то есть допущены к самой простой и черновой работе, желательно в тылу. После проверки переводим их к желтым, и дальше по той же схеме.
— А кто в черном списке?
— Те, кого сразу можно назвать врагом, — Корнилов передал мне тонкую папку с траурно-мрачными завязками. — Здесь двадцать одна фамилия, восемнадцати из них мы отказали в приеме и отправили домой, а имена передали в армейскую разведку Жилинского.
— Остальные? — я внимательно прочитал три имени, одно из которых точно не ожидал встретить в такой компании.
— Двое по просьбе полковника Ванновского, один под ответственность Казуэ Такамори приняты на службу и взяты под особое наблюдение.
Я несколько секунд раздумывал над тем, стоит ли так рисковать, держа на свободе явных врагов. С другой стороны, польза от этого тоже точно могла получиться, а раз я доверил Глебу Михайловичу и Казуэ их должности, пусть работают. Но доклады по этой троице я буду спрашивать регулярно… Еще почти два часа посвятив разбору текущих дел, я попросил всех остановиться, а потом, воспользовавшись тем, что с полигонов подтянулись и остальные офицеры, сделал то, что мне уже так давно хотелось.
— Пришло время раздавать пряники, господа, — я широко улыбнулся.
— Что? — громогласно удивился Шереметев, еще не перестроившись с командного голоса на обычный.
— Почему пряники? — приоткрыл рот Лосьев.
— Не Дареное воскресенье же, — задумчиво сощурился Мелехов.
Теперь пришла уже моя очередь удивляться. Зато узнал, откуда это выражение пошло.
— Я мог бы сказать «подарки», но это было бы неправильно, — продолжил я вслух. — То, что вы сейчас получите, вами полностью и абсолютно заслужено. На мой взгляд, этого будет даже недостаточно, но возможности Алексея Николаевича после отставки были несколько урезаны.
— Награды? — выдохнул Мелехов.
— Звания? — сощурился Шереметев.
— До приезда Линевича? Он ведь может и не простить, — задумался Ванновский.
— Может, — согласился я. — Но дальше передовой не сошлют, а разве нам туда и не надо? Так что… Начнем!