Японская война 1904. Книга третья

Глава 23

Слушаю рев моторов «бранобелей» и невольно вспоминаю, на сколько же компромиссов пришлось пойти, чтобы допустить их до этого боя. Для начала ресурс и проходимость… Я ведь, как только их получил, первым делом вспомнил, как подобные машины в новых войнах стали рабочими лошадками для фронта и тыла. Вот только не было у меня для такого достаточно грузовиков, а значит, и не было смысла упираться с их экономностью или облегчением. А где всего четыре «бранобеля» могли выстрелить?

Я в итоге нашел единственное решение: машины прорыва, эрзац-бронетранспортеры, чтобы быстро и, главное, с какой-то защитой от обстрела довезти нашу пехоту до вражеских укреплений в том единственном месте, где это сможет решить исход боя. Я когда пришел на вторые тесты подготовленных Славским бронегрузовиков с пулеметами, как-то сразу это понял. Да и поручик на какой-то интуиции тоже работал именно в этом направлении. Самая легкая рама для Максима, никаких излишеств, все свободные силы — на броню.

И вот мы начинаем. Наблюдатели еще с вечера перепроверили и нанесли на карты дороги для прорыва, пластуны утром проползли по ним сколько получилось, проверяя на наличие тайных засад и явных колдобин. Потом ударили пушки, уже приучившие японцев не высовывать голову. Не легкие, которые только и могут, что убить, а тяжелые, от которых сердце уходит в пятки, а тело невольно слабеет.

На Первой Мировой изначально было две тактики. Первая — переть лбом на дзоты и пулеметы, вторая — месяцами их обрабатывать из сотен стволов, прежде чем продвинуться на сотню метров по руинам… Под конец же немцы довели до совершенства еще один способ — короткий вал. Огненная подготовка длилась всего полчаса: чтобы снести явные укрепления, чтобы загнать всех под землю и… чтобы никто не успел привыкнуть. А потом быстрый и смертоносный рывок!

— Огневые точки в Чандапу подавлены! — выкрикнул Городов сообщение от Афанасьева.

Тоже, кстати, общая работа. Артиллеристы ведь не по биноклю координаты обстрела для себя собирали — на самом деле они, если бы что и заметили, то в лучшем случае половину, а все остальное нашли пластуны разведрот и засланные казачки Ванновского… Я видел, как Глеб Михайлович, державшийся при штабе, сжал кулаки: сейчас и его экзамен тоже.

— Пора! — кивнул я, почувствовав тот самый момент, как во время Ляоянского сражения.

Тут же накатила слабость, но шестеренки 2-го Сибирского уже закрутились. Застучал ключом Городов, заревели где-то внизу двигатели грузовиков, выходя на повышенные обороты. А через минуту оба выделенных для первого рывка «бранобеля» выскочили на открытое место. Разогнавшись за сопками, они сразу двигались довольно быстро, и было видно, как потряхивает внутри солдат, изо всех сил уцепившихся за специально для таких случаев привинченные поручни.

— Лошади могли бы и быстрее, — Врангель смотрел на этот рывок с легкой завистью.

— Могли бы, — согласился я. — Вот только несколько десятков лошадей были бы слишком заметной целью, а грузовики… Не удивлюсь, что на соседних участках фронта их могли до сих пор не заметить.

— Да, цвет поручик подобрал правильный. Пятнистый, странный, но взгляд словно отказывается за него цепляться, — согласился барон.

— А еще, — я увидел вспышки одиноких выстрелов над японскими позициями, — лошади не могут защитить своих всадников от пули. А «бранобелям» это под силу, так что начинайте думать, Петр Николаевич, как вы начнете эту силу использовать, когда у меня получится насытить ими армию.

— Есть начинать думать, — уже по-другому, без зависти и очень задумчиво, ответил Врангель.

Сейчас и я, и он, и все остальные увидели, как два «бранобеля» под конец попали под довольно плотный винтовочный огонь, но все равно доехали до точки высадки, и два отделения в полном составе высыпались в японские окопы и ближайшие фанзы. Без всякой паники или суеты, они не теряли ни единого мгновения, ни разу не остановились на одном месте — сразу же рванули во все стороны, захватывая поставленные каждой пятерке цели.

Поверх их голов пару раз ударил пулемет с «бранобеля», а потом машины развернулись и понеслись назад, а я слушал быстрые доклады:

— Капитан Хорунженков передает, что вторая группа готова к десантированию. «Бранобели» 3 и 4 также вышли на позиции.

— Полковник Мелехов доложил, что укладка новой линии железной дороги в километре от Шахэ начата.

— Японцы начали перегруппировку, подтягивают силы восточнее от места прорыва, — лично доложил Ванновский.

— Значит, в Нандялу, — я нашел на карте соседнюю от точки высадки деревню.

Это было ожидаемо. Мы начинаем прорывать фронт, враг концентрирует силы, чтобы этого не допустить. Можно было бы упереться лоб в лоб или ускориться, чтобы его опередить, но сейчас мы были просто не готовы к новой операции с отрывом от своих. Зато мы могли ударить в еще одной точке, окружая место концентрации японцев. Добавить артиллерию и… просто бить. Пока враг поймет, что мы не прорываемся, а используем момент, чтобы уничтожить как можно больше его солдат — сколько японцев уже падет?

— Поручик Славский ждет приказа, — повернулся ко мне Городов.

— Подтверждаю. Пусть обеспечит нам еще одну точку прорыва.

Я знал, что где-то среди своих скрипит зубами полковник Шереметев, ожидая, когда же придет его очередь высылать подкрепления передовым отрядам. Но рано… Нужно дождаться, чтобы японский коготок увяз как можно крепче. Сражение перед рекой Шахэ[1] началось в треугольнике Чандапу-Нандялу-Чандапуцзы, и теперь от каждого из нас зависело, чем же все это закончится.

От нас и от новостей, что я так ждал от высланного на восток, аж к самому побережью, разведывательного отряда.

Поручик Славский не должен был лезть на передовую, но после И-Чжоу он просто не смог остаться позади. Как можно просто стоять и смотреть, когда его парни, которых он лично гонял на «бранобелях», вместе со штурмовиками Хорунженкова будут рисковать своими жизнями! И теперь Славскому хотелось верить, что и его участие тоже принесло удачу их отряду.

Как они проскочили прямо до врага! Пули били по броне, несколько листов, кажется, чуть не слетели с креплений, но все выдержало. А как он прошелся пулеметом? Не попал ни в кого… И ведь на тренировках было то же самое — очень сложно выставить прицел после тряски дороги, еще и сверху вниз. Увидев, какую точность они показывали, несмотря на любые тренировки, Славский и вовсе был готов отказаться от верного Максима, но Макаров не дал. И снова оказался прав.

Да, Славский действительно ни в кого не попал, но этот огонь, эти тяжелые пули, ударившие поверх идущих вперед штурмовиков, одним своим басовитым ревом сломили сопротивление японцев! Возвращались «бранобели» так же парой. По плану, если бы рядом нашлась неподавленная огневая точка, вторая машина осталась бы прикрывать возвращение первой. Кстати, еще одна польза от пулемета. Но разведка, артиллерия — все отработали идеально, и подобные перестраховки просто не понадобились.

Славский в итоге успел не только вернуться, но и добраться до второй группы, которая собиралась напротив деревни Чандапуцзы. Здесь, после того как они зевнули первый рывок, японцы точно будут настороже, и поручик снова собирался лично проводить операцию.

— Все сообщения в штаб Хорунженкова отправил, как вы и приказывали, — доложил ефрейтор Кузяков, которого Славский оставил прикрывать свое отсутствие. А то Макаров, хоть и сам умный и храбрый офицер, но некоторые порывы поручика точно бы не одобрил.

— Спасибо, — поблагодарил солдата Славский, а потом еще раз прошелся вокруг «бранобеля».

Отдельно поправил ту самую плиту, что чуть не сбили на его прошлой машине, и вот ведь ирония судьбы — и тут она висела неплотно. Кому-то по возвращении надо будет руки оторвать, но… Сейчас оно и неплохо: только все начали себя накручивать, как сразу и дело нашлось. Пока японцы подтягивали силы к Нандялу, а наши в ответ подкидывали подкрепления к Чандапу, они как раз успели подкрутить все крепежи. Слишком быстро управились? Славский приказал снарядить взрывателями все гранаты из неприкосновенного запаса — раз уж так вышло, они возьмут с собой двойную норму.

А потом пришел приказ. Враг немного расслабился, враг начал группировать силы вокруг Чандапу, а значит — самое время.

— С богом, братцы! — заорал Славский, прыгая на место стрелка.

Изначально ему нравилось водить грузовики: держать курс, чувствовать, как земля бьет по рукам через колеса и руль, пытаясь сбить с дороги — и все равно разгоняться и побеждать. Вот только очень быстро выяснилось, что гораздо важнее не управлять машиной, а направлять ее, и именно это делал стрелок в пути. Следил за окрестностями из-за своего боевого щитка, а если водитель под обстрелом опускал свой, оставляя только узкую щель, через которую почти ничего не видно, тогда и вовсе — только штурман-стрелок и мог показать, где свернуть, где разогнаться, а где, наоборот, притормозить.

Вот и сейчас, несмотря на артподготовку, японцы встретили их довольно плотным огнем. И Кузяков почти сразу сбил подставку, удерживавшую передний броневой лист в виде козырька. Дальше его вел Славский, вторая машина просто ехала за ними, и поручик справился за всех. Сначала уследил за дорогой, а потом и вовсе сумел заметить следы земляных работ и увел «бранобели» в сторону, обходя минные постановки.

— Вперед-вперед! — из первой машины выскочили унтеры, Васильковский и Мозговой, и тут же увели свои пятерки в стороны.

На ходу в ближайшие окопы полетели сразу несколько гранат Лишина, а потом солдаты укрылись в развалинах крайних разрушенных от обстрелов фанз. Пятерки из второй машины проконтролировали, что после гранат никто не выжил, и под прикрытием окопов тоже двинулись вперед, все больше и больше расширяя пятачок под прибытие новых штурмовых отрядов. На этот раз уже никто ничего не ждал и действовал сразу.

Едва Славский подал сигнал, что они закрепились, как в их сторону выдвинулось не меньше взвода на конях. Уже привычный по прошлым сражениям рывок конной пехоты. Славский следил, как его боевые товарищи приближаются, а где-то в стороне продолжали греметь взрывы. Штурмовые пятерки не жалели гранат, закидывая по паре в каждый дом и каждый окоп на пути. Все, как учил генерал Макаров — технику мы еще сделаем, а вот воскрешать еще не научились, так что к черту экономию!

Несмотря на грохот выстрелов и взрывы, поручик все равно различил еле слышный скрип несмазанных петель. Мозги сработали мгновенно, выдавая ответ. Кто-то спрятался в подвале, пережил взрыв и теперь… Либо просто убежит, либо у него есть оружие, и теперь он попытается ударить по подходящему конно-пехотному. Учитывая подлости войны, Славский не сомневался, что враг именно ударит. Он указал Кузякову, чтобы проехал чуть дальше — теперь морда «бранобеля» перекрывала сектора обстрела сразу из нескольких фанз.

— Видишь кого? — спросил Славский.

— Нет, — покачал головой Кузяков. — Может, гранату бросим?

— Куда? — поручик так и не смог понять, откуда именно донесся звук, а рядом было не меньше десятка фанз, из которых было бы так удобно открыть огонь.

— Может, во все и бросим? — предложил Кузяков, и Славский чуть не зарычал от обиды.

Все-таки он слишком много думает! Непозволительно много, когда нужно просто действовать. То, что хорошо еще в ближайшем тылу, когда нужно шевелить мозгами и реагировать на изменения обстановки, здесь, на передовой, где балом правят инстинкты, просто мешает. Возможно, и в этом все же прав Макаров: каждый хорош на своем месте.

— На ходу! — рявкнул Славский, и «бранобель» медленно пополз вперед.

Сам же поручик, накинув на плечо подсумок с гранатами, начал закидывать их в дома по пути, одну за другой. Выдернуть чеку, замахнуться, бросить. Если не попал, повторить!.. И только Славский почти поверил, что они накрыли затаившихся японцев, когда из следующей фанзы показалось черное дуло. Эти психи не сами спрятались и даже не пулемет сохранили в подвале, а целую пушку. Небольшую, конечно, горную, но, когда она смотрит на тебя прямой наводкой, от этого ничуть не легче.

Выстрел пришелся прямо на морду «бранобеля»… Последняя мысль, мелькнувшая в голове Славского: только бы не фугас, а шрапнель еще и пережить можно. Повезло — шрапнель снесла сразу несколько листов брони, а потом сгорающий мелинит словно корова языком слизал морду грузовика. Опять повезло — ударная волна успела отбросить поручика в сторону, и он даже почти не пострадал.

Только в ушах звенело, и тело двигалось, будто в кисель попал. Тем не менее, Славский, словно на тренировке, поднял так и не выпущенную из рук последнюю гранату и закинул ее в фанзу с пушкой. Метров на тридцать бросил — обычно так далеко он попадал один раз из десяти, а тут даже не сомневался, что все получится как надо. Даже не глядя в сторону взрыва и продолжая покачиваться, Славский дошел до останков грузовика и вырвал покосившуюся дверь кабины.

— Кузяков! — он кричал, но не слышал своего голоса.

— Здесь, ваше благородие, — ефрейтор лежал зажатый между сиденьем и броневым листом. Левая рука обожжена, но больше никаких видимых ран.

— Цел? Пальцами на руках и ногах шевелить можешь?

— Могу.

Славский выдохнул, а потом принялся аккуратно вытаскивать водителя на открытое место. Влетевшие в Чандапудцзы части 1-го конно-пехотного пронеслись мимо: немного обидно, но у них своя задача. С небольшим опозданием после боевых подошли и нестроевые части. Носильщики осмотрели Кузякова, обработали ожоги какой-то мазью и споро погрузили на линейку. На первый взгляд ничего серьезного, но после взрыва вблизи часто бывают осложнения, а во 2-м Сибирском своих берегут.

— Господин поручик, — идущий вместе с новенькими носильщиками фельдшер Короленко внимательно оглядел Славского, — вам бы тоже на осмотр заглянуть. Только своим ходом уже, не обессудьте.

— Не нужно, — поручик мужественно покачал головой.

— Нет, так нет, — Короленко даже не подумал спорить. — Только я ваше имя все равно княжне передам. А придете или не придете, сами с ней разбирайтесь.

— Приду, — Славский сразу сдался: с суровой повелительней госпиталя для легкораненых он спорить не собирался.

Тем более, и она делает свою работу. Как эти носильщики, фельдшеры, штурмовики… Может, пора и ему повзрослеть? Не чтобы бежать от боя, а чтобы не занимать чужое место, чтобы быть там, где он, Славский, может принести больше всего пользы.

Мы захватили Чандапу и Чандапуцзы уже к 12 часам. Не сказать, что японцы не готовились к нашей атаке, но они просто не успели среагировать, и в итоге… Не хватило солдат, не хватило пушек, а когда они все подтянули, наши позиции уже вклинились в их линию обороны, и теперь уже им надо было либо отступать без боя, либо пытаться выковырять из укреплений наши готовые к обороне части.

— Ваше превосходительство, — Лосьев подошел с регулярной сводкой. — 1-я армия Куроки сосредоточила на направлении уже около дивизии. Тем не менее, мы отбили все атаки с наскока, общие потери врага оценивают в полтысячи убитых.

— Немного, — оторвался от своих расчетов Брюммер, который сейчас сводил данные от всех отрядов в единую огневую карту.

— Учти еще раненых, которых больше раза так в три.

— Все равно хотелось бы цифры посолиднее.

— Японцы пока стараются действовать осторожно, обойтись малой кровью, но, кажется, уже после обеда можно будет ждать попытки большого штурма.

— Продолжаем удерживать позиции. Павел Анастасович, когда новая линия железной дороги сможет прикрыть нам хотя бы правый фланг?

— К четырем часам, все по графику, — Мелехов хмурился.

На самом деле наиболее сложная часть пути — по мягкому, ближе к реке, берегу — еще впереди, а там возможны любые сюрпризы. Если придется укреплять насыпь, то как бы только к завтра не управились.

— Если будут сложности, сразу говорите. Не нужно подвигов, главное, если случится задержка, мы должны это знать и успеть подтянуть вперед хотя бы горную артиллерию.

— Есть.

— Что насчет тактики японцев? Были новые сообщения об использовании ими гранат?

О том, что в армии Оямы освоили это оружие, мы узнали при первой же их попытке освободить взятые нами деревни. Только если мои китайские мастера сами подобрали сплав и отливали корпуса гранат с нуля, то японцы использовали для этого гильзы снарядов и даже стебли бамбука. Примерно та же схема, с которой ко мне изначально приходили Шереметев с Лишиным.

На первый взгляд, почему бы и нет — почти безотходное производство, вот только корпус обходился и нам в сущие копейки. Самое ценное же в гранате — это взрывчатое вещество да взрыватель, а они у нас уже одинаковые. Даже нет! В моих гранатах благодаря тому, что можно было не закладывать слишком толстые стенки корпуса, мы даже меньше пироксилина тратили. А уж про точность бросков каждый раз разных гранат вкупе с ненадежными собранными на коленке взрывателями и говорить было нечего.

Вот только оперативность японцев в плане копирования наших приемов, причем приемов, которые мы еще даже сами не опробовали в бою, вызывала вопросы. Вопросы, а что еще они выкинут в ближайшее время. И эта неопределенность заставляла еще больше, еще лучше и детальнее продумывать каждую новую операцию.

Одно мы все знали точно: просто не будет.

[1] В нашей истории тоже было сражение на реке Шахэ, вот только… На другом ее рукаве, который шел севернее Ляояна, и после очень обидного поражения, которого на этот раз не случилось. Все, история изменила свой ход, но получится ли удержать ее и не дать вернуться в старую колею?