Японская война 1904. Книга третья

Глава 1

Выстрелы! Выстрелы! Выстрелы! Все должно было пойти совсем не так!

— И что теперь делать? — голос Сымы дрожал, а взгляд потерянно скользил по стенам фанзы, иногда останавливаясь на столе, где лежала отрезанная перед боем туго сплетенная коса. В знак решительности. От которой не осталось и следа.

— Что делать? — Вера выглянула в щель между досками, пытаясь разглядеть, что происходит снаружи.

Когда они спрятались в этом доме десять минут назад, от 214 боевиков-китайцев и 8 самых лучших в мире друзей-революционеров осталась в лучшем случае половина. Теперь же и того меньше. Бой подходил к концу, по крайней мере если ориентироваться на выстрелы винтовок и бой пушек. Пушек! Чертов Макаров мало того, что приехал в город столь невовремя, так еще и пушки догадался с собой притащить! Ну, какой нормальный человек до такого додумался бы?

— Вера! Что будем делать⁈ — повторил Сыма.

Девушка невольно вздрогнула. Ее последний шанс хоть что-то исправить в этом провале.

— Генералы и министры остановились всего в двадцати метрах от нас… — медленно начала Вера, пока у нее в голове шаг за шагом складывался новый план.

— Ты думаешь, мы еще сможем что-то сделать? — Сыма сглотнул и посмотрел на адскую машинку, стоящую у него в ногах.

— Мы! Сможем! — решительно сказала Вера и подошла поближе к Сыме, чтобы их глаза оказались точно напротив друг друга. — Тебе всего-то надо пробежать половину пути и бросить. Десять метров — ты докинешь! А я прикрою! Возможно, мы еще даже сможем выжить, но… Не обещаю.

— Умрем?..

— Это совсем не страшно. Главное, мы оставим после себя такую трещину, которую система еще не скоро сможет зарастить. А там и остальные братья постараются. Мы еще разрушим старый мир до основания!

— Но… Зачем прям разрушать? — раньше Сыма не сомневался, но сегодня страх словно пробудил в нем что-то давно спавшее.

И Вере пришлось приложить все силы, чтобы не показать накатившее на нее презрение к этому человеку:

— Потому что, меняя мелочи, мы лишь помогаем тем, кто правит, держаться наверху. Отдают они народу чуть больше или чуть меньше, это принципиально ничего не меняет. И только разрушив сразу все, мы не дадим этой гидре отрастить новые головы. Только так мы сможем впервые в истории человечества построить что-то новое, понимаешь⁈

Сыма кивнул. Огонь, горящий внутри Веры, перекинулся на этого еще совсем не старого китайца. Он вспомнил, как умирали от голода его дети, как брата разорвали снаряды русских пушек. А они всего-то и хотели, что жить своим умом у себя дома.

— Вперед! — рявкнула Вера, почувствовав, что момент настал.

И Сыма, подхватив адскую машинку, выскочил на улицу. Их заметили всего через секунду, но за это время китаец уже успел сделать пару шагов. Винтовки солдат, собиравшихся вокруг Куропаткина и министров, начали подниматься. Но медленно. Вере на мгновение показалось, что если она успеет подстрелить пару человек, то у них на самом деле будет шанс. Но нет! Правильнее будет поступить по-другому, умнее… Признать поражение и начать готовиться к новому сражению.

— Твоя смерть еще поможет нам всем, — сказала Вера сначала тихо, а потом уже во весь голос. — Нет, Сыма! Это неправильно!

Китаец на мгновение сбился с шага, повернулся к девушке, и та разрядила свой пистолет ему прямо в грудь. Одна пуля, две, три… Проклятье, какие же они маленькие! Изо рта Сымы потекла струйка крови, но он все никак не умирал, продолжая смотреть Вере прямо в глаза. А потом улыбнулся. И через мгновение адская машинка у него в руках взорвалась, засыпая все вокруг осколками. Большая часть из них досталась самому Сыме, он же прикрыл от них и генералов с министрами, а вот со стороны Веры никого не было.

— Больно… — девушка почувствовала, как что-то резко кольнуло в правом боку где-то прямо под ребрами.

Через мгновение мир перевернулся, и вместо улицы перед Верой оказалось небо. Еще через одно, ударив по ушам топотом ног, над ней появились лица. Солдаты, кто-то из министров, все начало расплываться… Последним, что она успела разобрать в этой мешанине цветных пятен, оказалось лицо Макарова. Опять он!

В обществе иногда ходили слухи, что Витте — выходец из простого народа, и Сергей Юльевич никогда их не опровергал. Бесплатная поддержка толпы — кто от такого откажется? Тем более что его отец действительно был из мещан, а то, что мать была дочерью саратовского губернатора и внучкой одного из Долгоруковых, это уже мелочи. Мелочи, которые определили круг его знакомств, карьеру и покровителей, чьи просьбы были всегда обязательны к исполнению. И не важно, какой пост он при этом занимал, стажера в железнодорожном управлении или министра финансов.

— Где полковник Жилинский? Уехал, значит? — где-то рядом шипел на своих подчиненных Плеве.

Практически антипод Витте. Он никогда не забывал напомнить, что еще в 18 веке основатель рода Плеве носил на своем щите дворянский герб. Идеальный рыцарь для тех семей, что хотели любой ценой отстоять старые законы. Если те же Долгорукие давно поняли, что времена изменились, и готовы были допустить в высшее сословие цвет финансовой элиты России, то Плеве и его покровители продолжали настаивать, что право на дворянство дает лишь оружие и земля. Как по-детски.

— Удалось уже что-то узнать о нападавших? — Витте приметил паузу в криках Плеве и подошел к нему поближе.

— Недобитки с 1900-го и наши социал-революционеры, — поморщился министр внутренних дел, недовольно бросив взгляд на Куропаткина, пытающегося что-то объяснить великому князю. — Развели, понимаешь ли, игры в свободу и вседозволенность. А это армия! Армия, черт ее дери!

— Вы считаете, что Куропаткин был недостаточно строг со своими подчиненными? — Витте осторожно попробовал перенаправить гнев своего оппонента в безопасную сторону, но увы, Плеве в подобные моменты был похож на бойцовского пса. Почувствовав кровь и вцепившись во врага, он уже не отпускал.

— Я считаю, что мы слишком много заигрывали с революционными элементами, пытались придерживаться правил, на которые им наплевать. Нет, это надо же, устроить акцию во время войны, в тылу своей — своей, мать ее — армии!

— А вы ведь и ехали сюда, рассчитывая на что-то подобное, — неожиданно понял Витте. — Подставились, чтобы ваши враги не удержались, и… Кто бы знал, что это случится так быстро и так масштабно.

Сам Витте собрался на восток, чтобы лично напомнить Куропаткину о тех обещаниях, что он давал перед отъездом. А то уж слишком воинственные новости летели с полей сражений, и тут как бы не дошло до действительно маленькой и победоносной войны… От последней мысли на лице Витте мелькнула улыбка. Это ведь он оплатил статью, где столь резкую фразу приписали Плеве, и как удачно вышло. Фраза ушла в народ, и теперь любые потери, даже в случае победы, будут бить по имиджу министра внутренних дел. А вот что было неудачно — эта атака уж слишком сильно развязала тому руки.

— По какой бы причине я сюда ни ехал, факт нападения это не изменит, — Плеве поджал губы. — Или вы хотите поспорить?

В столь проигрышных условиях? Витте покачал головой.

— Нет, я бы предпочел сразу договориться, что эту партию мы вам уступим. Полная свобода до завершения войны или… — он не договорил, но слова о любой крупной ошибке уже со стороны министра внутренних дел и так читались.

— Что хотите взамен? — Плеве был как всегда краток и циничен.

— Ничего, — Витте покачал головой. — Вы же знаете, в чем мы, несмотря на все отличия, с вами схожи. Мы, пусть и каждый по-своему, боремся за то, чтобы система сохранилась. Изменения или небольшие победы каждой из сторон ничего не значат…

Он не успел договорить, когда из фанзы на краю периметра оцепления выскочил нервный китаец. Безумие в глазах и сжатая в руках бомба не оставляли сомнений, что он задумал. Витте ждал помощи, но… Их солдаты слишком увлеклись попытками показать себя перед великим князем и Куропаткиным. Снайпер Макарова, что до этого так удачно их прикрывал, тоже оставил позицию. Неужели все так глупо кончится?

И в этот момент вслед за китайцем выскочила какая-то девица. Еще одна революционерка? Нет. Она подстрелила бомбиста, но и сама попала под удар. Немного обидно. Раскаявшаяся убийца могла бы пригодиться ему для продолжения партии, но… Она прижимала руки к животу. Рана высокая, пятно крови растет быстро — похоже, без шансов. И тут с соседней улицы, по которой к ним прорвался и прикрыл отряд Макарова, вылетел и сам полковник.

Витте до этого лично не видел этого героя войны, о котором уже начали ходить слухи даже по столице. И вот… Растрепанный, засыпанный глиняной крошкой от близкого взрыва — любой другой офицер на его месте подошел бы к начальству и доложил о себе. Чтобы точно запомнили, чтобы точно наградили. А этого вместо карьеры и будущего, кажется, интересовало только одно.

— Проверить раненых! Отсортировать! Доложить! — рявкнул он своим и действительно, пока не подошли армейские врачи, лично занялся осмотром.

Бой заканчивается не тогда, когда затихает эхо последнего выстрела, а только когда с земли поднимут и осмотрят последнего раненого. Для нас, к счастью, операция прошла без потерь. Преимущество в огневой мощи, которым мы не стеснялись пользоваться, позволило просто уничтожить все попытки местных сопротивляться. Пара поверхностных ранений у слишком дерзких и резвых не в счет. А вот у охраны Куропаткина были и тяжелые. Я быстро осмотрел всех. Легких оставил на месте, остальных прямо на генеральских повозках отправил в госпиталь.

Единственный сложный случай, который нужно было решать прямо на месте — это девушка, подстрелившая последнего бомбиста. Ей достался осколок прямо в печень, и это, учитывая местные реалии, верная смерть. Тут и операции такой не знают, точно не в полевых условиях, а с резекцией печени и в моем времени не стоит затягивать. Выход?.. Оставить все как есть. Я не бог, я просто сделал свою работу, а теперь ради всего, что я хочу изменить, стоило бы подойти к высокому начальству. Тем более я чувствую, что те готовы говорить и слушать. Это так разумно, так правильно, так очевидно…

Я уже успел осознать простую истину. Если во время боя я буду отвлекаться на раненых вместо того, чтобы командовать, то в итоге потеряю гораздо больше людей. Вот только сейчас-то бой закончился. У меня есть выбор! Остаться или уйти… Проклятье! Надеюсь, я об этом не пожалею.

— На носилки ее и в отделение транспорта! — я принял решение.

— Куда именно? — уточнил Лосьев.

— На подземный этаж, там у разведки есть своя операционная. И отправь фельдшера Короленко вперед, пусть готовят место и инструменты, — я заметил рядом знакомое лицо и выдохнул. Хотя бы с этим проблем не будет.

А теперь еще раз выдохнуть, успокаивая дыхание, и вперед: буду делать то, что должен, и будь что будет.

— А ведь правду про вас говорят, — тихий голос Витте догнал меня, заставив вздрогнуть от неожиданности.

— Прошу прощения? — я повернулся к министру финансов и поклонился.

— Не знаю, искренне вы сейчас или это продуманный шаг, но он прекрасно подтверждает вашу репутацию. Хороший офицер, хороший человек и отвратительный политик — как ни странно, идеальная смесь для быстрой и хорошей карьеры, — усмехнулся тот. — А теперь бегите и не бойтесь. Вас еще обязательно дождутся.

Я кивнул в ответ, невольно задумавшись о своих ощущениях. Словно одновременно походил под дулом пистолета и под взглядом высунувшейся из кустов кобры. Те ведь, как известно, бывают до шести метров в длину: когда поднимут вверх переднюю треть тела, издалека можно принять за человека. Вот только внутри — ничего человеческого.

Я тряхнул головой, прогоняя лишние мысли, и поспешил в операционную. По пути скинул лишнюю одежду, помыл руки — внутри как раз успели пройтись по всему помещению карболовым паром, а растрепанный дежурный доктор поставил эфирную маску и считал пульс.

— Можно начинать, — кивнул он мне. — Только… Это же повреждение печени. Судя по обильности кровотечения, глубокое. Резекция Кина? Шов Кузнецова? Шансы очень малы.

Мне попался на удивление знающий, хоть и болтливый товарищ. Не доктор, как я сначала подумал, а еще только помощник врача, студент и доброволец, горящий своим делом. Пока мы готовились к операции, он успел рассказать, как читал статьи про операции Лангенбуша и Кина. Последний, как оказалось, успел разделать печень пациентов более 70 раз, и умирал у него на столе лишь каждый пятый. В России подобные операции делал Склифосовский, и та же примерно доля смертности. Учитывая раны лежащей на столе девушки, ее шансы были еще меньше.

Вот только я мог опираться на более передовые исследования. Так, просто понимая, что печень — это не цельный кусок мяса, а несколько разных секторов с отличающейся друг от друга анатомией, в 60-х смогли понизить смертность всего до 3 процентов. А еще я точно не планировал начинать, пока не…

— Пережимаем портальную вену, — по привычке прошлых операций я комментировал свои действия вслух.

— Зря, — тут же вмешался мой напарник. — Вы не читали, что этот способ пробовали на кроликах? И ни один не смог пережить операцию.

— Кролики не смогли. Люди смогут, — я знал про эту особенность. Злая шутка истории медицины: когда из-за желания проверить все и не сделать глупых ошибок врачи долгие годы отказывались от очевидного решения, которое все жутко упрощало.

Закончив с веной, я начал искать границы раны и с неудовольствием обнаружил, что ту распороло не только спереди, но и сверху. Значит, добраться до всего, что мне нужно, через уже готовую дырку не получится. Более того, не подойдет и стандартный косой разрез Федорова вдоль реберной дуги. К счастью, тут было другое решение. Клод Куино, между прочим, доживший аж до 21 века, предложил для подобных случаев не бояться и вскрывать одновременно и грудную, и брюшную полости.

— Ах-ш! — выдохнул мой напарник, когда я сделал широченный разрез.

По восьмому межреберью от нижнего угла правой лопатки и до пупка. Теперь, наконец-то можно было удалить поврежденную часть печени, почистить рану и как можно быстрее ушить. Для этого использовался шов Кузнева-Пенского. Сквозной, восьмиобразный — его изобрели, кстати, буквально за десять лет до этой войны. И несмотря на свой возраст он оставался актуален даже в мое время. Конечно, с доработками, но сама суть та же.

— В чем главная проблема резекции печени? — я говорил и шил. — В том, что пациент теряет много крови. И мы решили это, пережав лишние сосуды выше и ниже печени. Также пациент может терять кровь и после операции, поэтому мы зашиваем все сосуды внутри органа. То же самое и с желчными потоками. Нашли, пересчитали, ушили. Следующая проблема — это герметизация швов, которые, когда человек начнет двигаться, могут просто перерезать печень. Поэтому укрепим их…

Тут лично я бы предпочел, чтобы под рукой был тюбик медицинского клея, но его изобретут только во время Второй Мировой войны. Так что пойдем более естественным путем.

— Берем пластинки фасции, — я использовал кусочки плотной соединительной ткани, которые раньше покрывали отрезанную часть печени, — и закрепляем их в краях раны. Так давление шва будет идти на них, а не на саму печень.

Тут я заметил, что мой помощник давно ничего не комментирует. Поднял на него взгляд на мгновение — он никуда не делся, просто полностью сосредоточился на операции и наркозе. Еще десять минут ушло на послойное ушивание остальных поврежденных тканей и, наконец, я позволил себе сделать шаг назад, стянуть стерильную маску Хантера и вытереть пот со лба. Да, ассистенты мне бы не помешали, но из-за стрельбы и взрывов большинство врачей и сестер были отведены в безопасное место.

— Рану держать открытой, не мешать выходить лишним жидкостям, следить за гноем и обрабатывать карболкой. Справитесь? — посмотрел я на доктора.

— Да, — тот кивнул, немного растерянно, кажется, до конца не веря в то, что именно мы сделали.

— Если будут вопросы, найдите меня. И я на всякий случай оставлю у вас одного из своих, кто умеет работать с ранами, как у нас принято. Короленко? — я посмотрел на вымотанного фельдшера. — Задержитесь тут. А к вечеру Слащев пришлет вам замену.

— Есть, ваше высокоблагородие, — выпалил тот.

— Подождите… — остановил меня мой недавний помощник. — Но как вас зовут? То, что вы сделали, это невероятно.

— Меня зовут полковник Макаров, — я понял, что молча уйти было бы неправильно. — Скоро вся информация о моих операциях будет подготовлена для печати. Надеюсь, кому-то это сможет помочь. Пусть не сразу на хирургическом столе, но хотя бы в мыслях о том, что возможно, а что нет.

— Мне-то уж точно поможет, — мой помощник почесал затылок, и стало окончательно понятно, что он действительно очень молод. — Честно, не ожидал от армейского офицера такого… — он обвел операционную широким жестом.

— А вас как зовут? — я невольно улыбнулся, захваченный чужим энтузиазмом. Кем бы ни был этот неизвестный студент, может быть, я смогу помочь ему чего-то добиться в будущем. С его-то желанием и храбростью — такие люди точно пригодятся стране.

— Николай! — представился мой помощник. — Николай Нилович Бурденко. Служил сначала в летучем санитарном отряде, но под Вафангоу задело, и вот временно перевели в госпиталь и закрепляют то за одним, то за другим стационаром…

Парень еще рассказывал, как вернется на фронт, где так много интересных случаев и практики, с которыми он теперь точно сможет сдать экзамены на полноценного врача. А там и продолжить исследования, начатые еще академиком Павловым. Я же думал о будущем этого человека. Русско-японская — это ведь не единственная война для Бурденко. На Первую Мировую он тоже поедет добровольцем, а на Второй Мировой, несмотря на уже немалые 65 лет, станет главным военным хирургом Советского Союза. И вот такие люди здесь, в 1904-м, сидят пацанами в обычных добровольцах.

И мы с ними вместе оперируем. Как он сказал в самом начале — невероятно.

— Если будут проблемы с возвращением в боевые части, — предложил я, — имейте в виду, во 2-м Сибирском такого храброго молодого врача примут с распростертыми объятиями.

Между делом мы закончили мыть руки после операции и теперь смогли их крепко пожать друг другу. Я еще раз улыбнулся новому знакомому, а потом, подобрав сброшенный ранее мундир, медленно двинулся на свежий воздух. Судя по часам на выходе, с момента начала операции прошло чуть больше часа. При этом следов недавнего боя в городе уже почти не было. Конечно, у случайного прохожего могли бы возникнуть вопросы, что же тут делает так много солдат. Зато никаких тел, даже никакой крови и мусора. А его тоже было изрядно, особенно чуть дальше, там, где мы использовали пушку.

Я огляделся в поисках Витте — тот ведь обещал, что меня дождутся. Но сам министр финансов и не подумал задерживаться. Задав пару вопросов солдатам из охранения, я узнал, что тот уехал почти через пару минут, как я скрылся в операционной. И к чему тогда было его обещание? Или… Он ведь не обещал, что будет ждать сам. Я как раз заметил, что ко мне бежит один из секретарей, которого я видел рядом с Плеве. Значит, я интересен министру внутренних дел, а Витте просто играет в какую-то свою игру…

— Полковник, — молодой парень в гражданском мундире вежливо поклонился мне. — Вячеслав Константинович просил вас подойти, как вы закончите. И ваши люди уже у него, можете не волноваться.

— Мои люди?

— Казуэ и Сайго Такамори, которые и заметили нападение.

Все мысли об играх и хитрых планах министра финансов разом исчезли без следа. Значит, мне не показалось, и я действительно видел перестреливающихся с бомбистами японскую шпионку и того раненого офицера. Брат и сестра. И оба из мятежного рода Такамори. Интересно, конечно, но на что они рассчитывают, представляясь моими людьми?

Большое путешествие начинается с одной главы… Вот мы и начали!

Продолжение завтра.

Будем благодарны за лайки, поддержку и теплые слова. Это очень приятно и заодно помогает сделать так, чтобы книгу заметили новые читатели.