Японская война 1904. Книга третья

Глава 13

Алексею Николаевичу Куропаткину часто снился этот сон. Снова 6 января 1881 года, снова они готовятся к штурму Геок-Тепе…

Саперы работали не покладая рук. В узкой галерее, постоянно сменяя друг друга и теряя сознание из-за нехватки воздуха, они подводили ход все ближе к основанию стены. 8 января пушки пробили ее еще в одном месте, и теперь можно было атаковать город сразу с нескольких направлений.

Генерал Скобелев сразу сказал армии, что отбоя не будет. Либо они возьмут Геок-Тепе, либо полягут до единого человека. Все согласились, и вот 12 января трубы пропели начало штурма. От мороза краснели щеки, а изо ртов вырывались облачка пара, но никто не обращал внимание на такие мелочи. Колонна подполковника Гайдарова начала демонстративную атаку на главный вал, вызвав на себя огонь почти всех сил текинцев.

В этот же момент артиллерия расширила брешь в стене, разметав все попытки защитников крепости как-то ее завалить, и вперед выдвинулась колонна полковника Козелкова. Сам Куропаткин с оставшимися войсками пока еще ждал. В 11:20 саперы подорвали заложенный в подземный ход порох. И то ли его слишком много положили, то ли лаз немного не докопали, но взрыв зацепил и часть солдат из отряда Куропаткина.

Впрочем, текинцам досталось сильнее. И сама стена рухнула, и стрелков рядом посекло, и тех, кто строился во дворе крепости, завалило. Алексей Николаевич в тот момент оглох, но все равно заорал, замахал руками и повел свой отряд вперед. Козелков тоже не подвел: воспользовавшись взрывом, его солдаты пробежали под двести метров и с небольшим отставанием захватили свой участок стены.

Текинцы начали отступать, но удача окончательно от них отвернулась. Генерал Скобелев вывел из боя всех спешенных до этого кавалеристов, посадил их обратно на коней и смог окружить остатки еще недавно грозного гарнизона. В тот день погибли 4 офицера и 55 нижних чинов, еще четыре сотни было раненых. Текинцы потеряли под 6000 человек, и это не считая пленных, война была закончена, и еще один кусочек южной границы России теперь мог спать спокойно…

Куропаткин открыл глаза. Как оказалось, он задремал, сидя прямо за столом, и теперь все тело ломило, но он совершенно не обращал на это внимание. Главнокомандующий и бывший военный министр сейчас снова думал о том, как же меняется этот мир. Какие были войны всего 20 лет назад и какие сейчас. Сколько людей гибло тогда и сколько в последнем сражении. И это он еще отступил, не дав бою скатиться в кровавое безумие, когда каждый готов идти до конца. Сколько бы тогда потеряла его армия за один день? Десять тысяч солдат? Больше?

— Ваше высокопревосходительство… — поручик Огинский заглянул в комнату без лишних политесов и положил перед Куропаткиным очередную папку с сообщением от Макарова.

И тут он все сделал правильно. Эту переписку, которую сейчас расшифровывали сразу 4 связиста, Алексей Николаевич приказал доставлять ему без промедления. Он до сих пор был под впечатлением, как Макаров смог сначала удержаться под Ляояном, потом отбросить врага, но, главное, выйти на связь с ним, главнокомандующим, и прикрыть себе задницу. Вернее, попытаться это сделать… В череде общих донесений и просьб снова выдвинуть армию на старые позиции Макаров незаметно включил пару строк о том, что один из отрядов японцев отступает в сторону большого Китая. Через одно сообщение добавилась еще строчка, что 2-й Сибирский решил выделить сводный отряд, чтобы прикрыть себя на этом направлении.

— Значит, он хочет нарушить границу с Китаем? — Огинский, которому Куропаткин дал прочитать очередное сообщение, тоже сразу уловил главное. Все-таки попытки Макарова что-то скрыть были довольно наивны.

— Уверен, что уже нарушил…

Куропаткин на мгновение задумался, что могло так заинтересовать полковника на территории чжунго. Возможность обойти укрепления японцев? Но те отступали не на запад, а сразу на юг.

— Думаете, он мог узнать о каких-то английских или американских грузах? До меня доходили слухи, что они могли подвезти что-то к границе, чтобы поддержать японцев в случае чего.

— Но какой же это должен быть груз, чтобы ради него стоило идти на политический скандал? Золото?

— Даже если оно… — Куропаткин покачал головой. — У Макарова нет проблем с деньгами. Все, что можно купить здесь и сейчас, покрывают продажи его касок. А что-то другое просто не успеют привезти до конца войны.

— Думаете, все закончится так быстро? — выпалил Огинский.

Куропаткин промолчал. После недавнего сна он еще больше уверился в мысли, что эту войну действительно давно стоило бы заканчивать. И им самим, и японцам — любому, кто умеет считать и понимать, что значат для будущего страны потери тысяч здоровых молодых мужчин. Вот только кто же станет его слушать? Одним нужно поражение, другим победа, и никому не нужен мир.

Впрочем, что-то он размяк. Сколько мира принесли те походы, в которые он сам ходил со Скобелевым еще полковником? Так и тут… Одни заламывают руки, и ничего не меняется. Другие сражаются и делают так, что мир становится все ближе и ближе… Один раз он уже помог Макарову, дав свободу маневра, и вот как тот себя показал. Теперь же — почему бы не помочь еще раз? Пусть лично он, Куропаткин, больше и не поведет в бой колонну готовых умереть за него солдат, зато теперь он может сделать кое-что другое. Не менее важное!

— Подтвердите полковнику, что я даю ему разрешение на преследование врага до И-Чжоу, — решился Куропаткин.

— А мы сами? Будем выдвигаться обратно к Ляояну? — тут же спросил Огинский.

— Не сразу, — Куропаткин покачал головой. — Еще дня два уйдет, чтобы собрать и переформировать хотя бы основные силы. Так что мы пойдем на юг, но в боевом порядке и когда армия будет готова.

— Так точно, — Огинский отвесил поклон и, развернувшись на каблуках, вышел из комнаты.

Через неплотные стены старого мукденского дома до генерала долетели неразборчивые ругательства. А потом Огинский с кем-то поздоровался и неожиданно вспомнил шутку про главного министра Наполеона. Талейран умер? Интересно, зачем это ему понадобилось? Неизвестный ответил поручику, и они вместе ушли. А сам Куропаткин еще несколько минут сидел и думал, а кого же, его самого или Макарова, молодое поколение считает настолько хитрым лисом?

Уже второй день мы стоим на Сяошахэ. Проложили по своему берегу уже две линии железной дороги и работаем. По ближней ходит бронепоезд подлиннее: на него мы поставили трофейные японские пушки и сжигаем захваченные за время наступления снаряды. А по дальней же линии изредка запускаем бронепоезд с тяжелыми орудиями: это когда кто-то из вражеских офицеров теряет здравый смысл и пытается подтянуть свою артиллерию поближе. Еще снайперы работают, помогая пушкам выносить нервы противнику, а все остальные… стоят.

Одни из первых дат, что я когда-то запомнил в школе на уроках истории, были: 1380 год — героическое Куликово поле, которое так ничего и не изменило, и ровно через сто лет, в 1480-м — стояние на реке Угре. Тогда даже до большой битвы не дошло. Иван III с одной стороны, хан Ахмат с другой — постояли, постреляли друг в друга, пищали первые опробовали в деле и разошлись. Только Москва с тех пор дань Орде больше не платила. Вот и я хотел сейчас попробовать что-то подобное.

Не в том смысле, чтобы разойтись, а чтобы вымотать врага, пользуясь тем, что тот сам пока атаковать не готов, а на расстоянии преимущество в маневре, мощи залпа и точности стрельбы было на нашей стороне. Вот и работали: утром, днем, вечером и даже ночью. Если японцы рассчитывали хотя бы поспать или попытаться расстроить наши планы наскоками в темноте, то они сильно просчитались. Впрочем, я тоже учел не все. Надежда, что слухи о моем отъезде доберутся до другого берега Сяошахэ и спровоцируют Ояму на новую атаку, не оправдались. Тот сидел тихо и словно чего-то выжидал…

А до нас тем временем добрались новости с запада. На третий день отряд Буденного вышел к И-Чжоу, и там наши полторы тысячи ждало не меньше четырех тысяч китайцев. И даже они были не главной проблемой. Поручик Чернов успел перехватить несколько чужих разговоров, и пусть вражеский код оказался ему не по зубам, но слово «овер» перед завершением сеанса оставляло не так много вариантов.

— Залезть на территорию китайцев, даже припугнуть их — это одно, но сражаться с армейскими частями англичан — это уже совсем другое, — читал я сообщение от Борецкого.

Молодой штабист хорошо проявил себя у Мелехова, при разработке операций в моем штабе, и вот получил возможность показать себя уже лично. Вот только появление возможных врагов-европейцев, кажется, ввело его в ступор. Вон даже сколько места и времени не пожалел, чтобы передать такую кучу лишних слов.

С другой стороны, я прекрасно его понимал. Одно дело, когда враг пассивен, как было бы в случае с китайцами, и мы могли бы легко продавить любую свою линию. В случае же с англичанами — у тех точно был какой-то план.

— Нам нужно не дать им сделать задуманное, — заговорил тут же включившийся в работу Лосьев. — Они точно хотят выставить Россию в дурном свете, а мы просто не можем этого допустить.

— Или… — я тоже продолжал думать.

— Разве есть варианты? — удивился крутящийся рядом со штабом Шереметев.

— Если подходить формально, варианта три. Продавливать свой план, несмотря ни на что. Ломать вражеский или… Изменить свой план так, чтобы успех врага не мешал, а, наоборот, помогал нам.

— Строить план на плане врага? Звучит невероятно, — хмыкнул Шереметев. — Невероятно интересно.

— И вызывающе, — добавил Лосьев. — В смысле как вызов. Но если враг хочет нас подставить, то что мы можем придумать, чтобы это использовать?

— Не обязательно настолько прямолинейно, — кажется, у меня в голове начала складываться картинка. — Если враг хочет испортить нам репутацию, то как это сделать лучше всего? Чтобы мы точно не избежали последствий? Правильно, им придется отдать нам город. И мы воспользуемся этой возможностью на полную!

Капитан Хорунженков ходил из стороны в сторону по своей камере. Он считал, что это только лишь его вина, что 1-й конно-пехотный батальон 22-го стрелкового полка 2-го Сибирского корпуса оказался в такой ситуации. Все из-за его жадности… А ведь сначала казалось, что они ухватили за косы саму удачу.

Да, пришлось попотеть, когда они строили леса, чтобы спустить с «Сивуча» 9-дюймовую махину главного калибра. Хорошо, что капитан Стратанович и кавторанг Симон умели не только форму носить. Они много знали сами, помнили, кто и чем увлекается в команде, поэтому всего за два дня доработали паровую машину одного из катеров, чтобы закрепить на ней подъемный ворот.

Именно с ее помощью получилось сгрузить на берег пушку. Да и потом, когда тяжеленную стальную громаду катили по бревнам к выкопанной заранее позиции, машина снова пригодилась. Если вбить в землю стальную трубу, обернуть вокруг нее канат, закрепленный на пушке, то тянуть орудие вперед можно было, даже пока сам грузовой пароход оставался позади. По крайней мере пока им хватало длины канатов, но и так задача получилась не самой сложной.

Вот где им действительно понадобилась удача, так это в дуэли с канонерками. Хоть те и шли, идеально подставляясь под скрытую батарею, все равно Хорунженкова до последнего мучил страх, что не сдюжат. Все-таки два немалых корабля против одной пушки, но… Позиция и калибр сыграли. А дальше им просто оставалось окружить город, засыпать его снарядами и принудить сдаться. И вот здесь подвернувшаяся к ним было лицом ветреная девка подставили их по полной.

Во-первых, японцы, потеряв два военных корабля и около десятка каботажных, просто озверели. Во-вторых, «Сивуча», игравшего роль приманки, не успели отвести назад, и какой-то удачливый артиллерист с форта Инкоу умудрился его подбить. А потом была резня. Японцы делали вылазку за вылазкой: рубили, кололи, стреляли. И только заранее подготовленные позиции помогли 1-й конно-пехотной сдержаться. Об атаке города, к которой они вообще-то готовились, первые три дня никто даже не помышлял.

А потом напор стал стихать. Они выдержали, они сохранили позиции, отвели в тыл всех раненых, даже сожгли порт издалека. Но вот сил забрать себе весь город у них просто не оставалось. Да и не было в этом смысла: невозможно удержать порт, когда море полностью контролируют корабли противника. Возможно, когда подойдет эскадра Рожественского, все изменится, но Хорунженков не видел смысла загадывать так далеко.

С главной-то задачей они справились — сожгли порт, обрезали снабжение японской армии со стороны Ляодунского залива, из-за чего та недополучит несколько тысяч снарядов… Хорунженкову хотелось верить, что даже такая мелочь может принести пользу в сражении под Ляояном, которое уже наверняка началось. А он теперь сидит тут… Где-то дальше в отдельных камерах заперты Врангель, его новый штабист Бурков и морские офицеры. Все из-за него. Это он, когда они взяли железнодорожную станцию Инкоу, отказался оставлять найденные там вагоны с артиллерийским припасом и особенно с десятком пулеметов, которые так хорошо себя показали.

Тогда ведь был вариант уйти пешком обратно вверх вдоль Ляохэ, а потом Тайцзыхэ, обойти японцев и спокойно вернуться к своим. Вот только он захотел все и сразу, в итоге они собрали все ценное в два эшелона, погрузились на них и аккуратно поехали только не в сторону Дашичао, а по старой еще немецкой узкоколейке через Китай. Если бы все прошло тихо, то они бы точно вернулись настоящими героями, каждый из которых заслужил бы награду. Не меньше Георгия на взвод за такое бы дали… Но в И-Чжоу их ждали.

Стоило эшелонам зайти в город, как железную дорогу без всякой жалости подорвали прямо за и перед ними. А потом, когда они еще не пришли в себя, китайцы выкатили из всех ближайших домов не меньше сотни пушек. Очень старых, возможно, ими пытались стрелять по англичанам еще во время Первой Опиумной войны, но возраст оказался совсем не важен, когда до цели жалкая сотня шагов. На таком расстоянии можно было и из единорогов палить — одни не промажут, другие не спрячутся.

Тем не менее, они и не подумали сдаваться. Отряд прикрытия Врангеля, который сначала отвлек на себя бывший посланник в Китае Гирс, успел сообразить, что к чему, и врезался во врага с тыла, выводя из-под удара вагоны с ранеными. Еще несколько рот, несмотря на расстрелянные картечью вагоны, смогли быстрым рывком занять позиции с вражеской артиллерией. Но не все… Многих посекло, многим не хватило людей, чтобы дорваться до горла врага. Хорунженков тогда не мог сдержать слез, глядя, как солдаты, прошедшие вместе с ним через Ялу, Цзиньчжоу, Дашичао и Инкоу, вот так глупо гибнут от предательского удара.

Тем не менее, даже через час они еще держались. Их осталось на ногах всего несколько сотен, но они стояли, а горы трупов на ближайших улицах порой доходили даже до окон первых этажей. Держались… А потом его зацепило. Он помнил, как стоял, но ничего не видел и не слышал, а вражеский командир оказался хитер. Тут же воспользовался моментом, чтобы притащить уже раз подставившего их Гирса. И того не смутили ни данная когда-то присяга, ни политые кровью русские флаги. Он быстро пролаял предложение сдаться, даже не сам, а зачитав его с предложенной неизвестным бумаги.

И люди растерялись. Многие офицеры были убиты, некому было сказать, что все это ложь, и солдаты просто поверили. Поверили, что если оставить оружие, то их отпустят. Не отпустили. Стоило им выйти на открытое место, как их тут же окружили и повязали. Офицеров кинули в отдельные камеры, солдат, что целых, что раненых, завели во двор старой китайской крепости и под присмотром размещенных на стенах патрулей предоставили судьбе.

Хорунженков до последнего не понимал, что же задумали те, кто их перехватил. Если им нужна была информация, то их бы допрашивали, но нет, к ним никто не заходил. Если бы хотели просто убить, то и вовсе нечего было тянуть. Но им давали немного хлеба с водой и ждали. Все чего-то ждали, и вот сегодня Хорунженков неожиданно услышал звуки знакомого полкового марша, а потом по ушам ударил грохот разорвавшегося снаряда. И никогда в жизни он не слышал ничего приятнее.

— Наши! — выдохнул в соседней камере Врангель.

— Наши пришли! — вторил ему штабист Бурков.

Капитану Хорунженкову тоже очень хотелось радоваться появлению спасителей, вот только он никак не мог избавиться от мысли, что их ждали. Что вся эта операция с перехватом и заключением была только для того, чтобы заманить их друзей в ловушку. Надо было срочно их предупредить… Впрочем, если сюда кто-то пришел, если полковник Макаров дал добро на эту операцию, то он, наверно, что-то придумал.

Точно придумал! Хорунженков понял, что улыбается. Их вытащат! Солдат, которым так нужна помощь врачей, тоже спасут. А потом — плевать на последствия — он лично проследит, чтобы те, кто заманили их в эту ловушку, за все ответили.