Яблочные дни. Часть I

Глава 10

Амплиольские горы

Лавеснорское ущелье

Алая с золотом полоска тянулась ровной змейкой, кольцо за кольцом, повинуясь маленькому острому лезвию ножа. Ещё утром он им брился, а теперь чистит яблочко.

— Тони! Хватит сдирать с яблока шкуру, палач.

— Так и скажи, что голоден, Оссори.

— Не настолько, — Берни скривился. Пальцы Аддерли блестели от яблочного сока. Было в этом что-то неприятное, как и в том, до чего медленно он счищал кожуру с яблока. В этом и в кое-чём другом, о чём полковник Неистовых драгун старался не думать.

— А вот я голоден! — подал Джон Далкетт полный страдания голос.

— Не хочешь сочной ящерятины в жестяных горшочках? Чуешь? Я уже почти поджарился. — Хьюго постучал себя по сверкающему на солнце нагруднику.

Голодный Джон только фыркнул в пышные усы и отёр с плоского лба пот. В этот полдень они все заживо жарились в доспехе, хотя и успели поснимать плащи и шлемы. Жарились и проклинали краснолапого Роксбура. Вот уж этого гуся они вечером точно поджарят! Драгуны даже спели по его душу песенку висельника, покуда держалась утренняя прохлада и хватало задора.

Полк Неистовых драгун абсолютно понуро тянулся через Лавеснорское ущелье серебряно-чёрным драконьим хвостом. По три-четыре всадника в ряд, друг за другом, и чем дальше, тем больше Берни тревожило их «шествие». Глупость, дурь, но не подчиниться генералу было нельзя, особенно после сожжения пойманных эскарлотцев. Так что драгунский полк в полном составе отправился на разведку. Воронья армия, прежде стоявшая по ту сторону ущелья в долине Солеад, взмахнула крыльями, снимаясь с места. Ближе к городу или в лесистые горы? Это и предстояло выяснить. Но эскарлотское солнце нещадно пекло, ущелье сужалось, а небо наливалось неимоверно рыжим, и драгуны уже высматривали не возможного врага, а хоть какую-то тень. Пласты глины у подножия скал крошились красным, но чем выше тянулись стены ущелья, тем чернее и острее они становились. Венчал ущелье гребешок леса, где с удобством мог бы спрятаться враг и откуда никак не возвращалась с докладом разведка. Оссори облизнул пересохшие губы, отвёл взгляд от зелёных игольчатых вершин. На такой земле могли расти только сосны.

— А вот вороньё уже чует трапезу… Точит клювы, чтобы добывать мясцо.

— Хьюго! — цыкнул полковник на ухмыляющегося капитана. Только тревоги в полку не хватало. — Давай вперёд. И оставь Джона.

Хьюго весело фыркнул, отсалютовал Берни от виска. Друг даже в такой зной оставался живчиком, подскакивая от нетерпения в седле. Худощавый, обладающий проворством ящерицы и ядовитым языком змия, он искусно разил шпагой там, где оказывался бессилен его насмешливый взгляд. Поговаривали, что в юности он промышлял ремеслом бретера. И только благодаря вступлению в драгунский полк его лютая удаль устремилась по верному руслу.

Аргойл подкрутил усы, что стали короче из-за сноровке Аддерли:

— Будь на то воля баронессы Далкетт, нашему Джону привозили бы всё самое жирное и сочное прямо на поле брани.

— Аргойл, дьявольщина, а ну!

Хью припустил кобылку вперёд. От копыт поднялось облачко золотой пыли, тут же наполнившее тяжёлый, дрожащий воздух солнечным сиянием. Берни сощурился. Песок скрипнул на зубах. Витт недовольно фыркнул, наверняка желая бы почесать слезящиеся от пыли глаза. Оссори ободряюще потрепал коня по шее.

— А вот меня кормят, — высказался Энтони и скривился, будто с такой любовью очищенное яблоко оказалось кислым. — Письмами. На завтрак, обед и ужин мне полагается порция пресных писем от мессиры Кернуолт. Дорогая Изольда, да за что мне это наказание, и без тебя тошно… Но разве ей так ответишь? — Он сокрушённо вздохнул, последнее алое колечко крутанулось, и на острие ножа повисла одинокая спираль. — Поэтому я молчу. Попишет и отстанет, а? Или подумает, что я умер. Так даже лучше.

— Ну и скотина же ты, Тихоня, — ласково укорил несчастного Берни. — Или женись на ней, или не морочь девушке голову. Она достойна лучшего козла, чем ты.

— Скотина? Я? Что-то не припомню от тебя лестных высказываний в адрес графини Оссори.

— А я женился! Мне можно. — Берни свесился с седла, сдёрнул с ножа Энтони яблочную кожуру. Витт благодарно хрумкнул.

Энтони переложил яблоко в другую руку, наверное, подальше от прожорливого друга. Будь на месте Изольды любая другая незнакомая Берни девушка, он бы посочувствовал несчастью Тони. Но именно Оссори два года назад познакомил Аддерли с казначейской дочуркой, очаровательной вдовушкой, так что её честное имя нужно было отстаивать. И ведь капризный Аддерли действительно мог выбирать. Дамы никогда не обделяли вниманием высокого, стройного, неотразимо печального Тихоню, который заламывал брови так страдальчески, что это сошло бы за искусство. Всегда задумчивый, он глядел глазами безобидного морского котика, его улыбка была ясной, заставляющей улыбнуться в ответ, а тёмные волосы драматически вились у висков. Да, его баловали женским вниманием. Он прекрасно знал, какое впечатление производит, и с коварством этим пользовался. Ещё не нашлось той девушки, которая бы хорошенько стукнула по этому надменному выпуклому лбу. Признаться, сейчас Берни бы с удовольствием сделал то за неё.

— Мессир полковник, сир! Вы оставили меня, оставили, но я прорвался! — Мессир полковник едва не взвыл. Некогда оруженосец, а после военных преобразований порученец Эрик Геклейн счастливо поравнялся с Оссори. Мальчишке едва минуло шестнадцать, но тот этим невероятно гордился. — А сзади волнуются. Слишком тихо. Но я, дьявольщина, спокоен!

Рядом заржал собравшийся откусить яблоко Аддерли. Оссори только подмигнул раскрасневшемуся порученцу. Мальчик подражал графу Оссори во всём, даже сложением походил на него шестнадцатилетнего — крепкий, широкоплечий. А вот в пшеничных волосах не было ни намёка на рыжесть, да и веснушки невозможно различить, если не всматриваться. Отчасти из-за этого, отчасти из-за манеры нестись сломя голову, не зная сомнения и страха, Берни прощал ему многое, даже нарушение приказа. Разве не таким должен быть истинный безголовик?

— Эрик, я же отправил тебя назад, чтобы ты…

— Докладываю! Тащимся.

— … Чтобы ты доложил мне в случае нападения сзади.

Мальчишка наиграно тяжело вздохнул и взглянул на всё то же нещадное солнце:

— Сверху ещё не докладывали?

— Нет.

— Наверняка медлят нарочно, у них-то там лес, тень.

Берни непроизвольно стиснул поводья. Хотел бы он, чтобы ребяток задержала всего-навсего тень…

Из дрожащего знойного марева галопом вылетел всадник — Аргойл.

— Рональд! Там, у выхода к долине…

Его последние слова заглушил выстрел. Сзади ругнулся Энтони. Берни осадил Витта, ровняя с другом — цел! Только яблоко разлетелось брызгами мякоти.

— Шлемы на головы! Сомкнуть ряд! К оружию! — Полковник махнул капитану Далкетту, но тот уже отдавал приказ дальше, в глубь драгунской колонны. Эрик… порученец Геклейн ускакал, не дожидаясь приказа.

— Это эскарлотцы. Берни, они устроили засаду сверху! — Аддерли бешено вертел головой, пытаясь высмотреть в лесистых вершинах стрелявшего.

— Вижу. — Оссори зарядил оба пистолета, один навёл туда, где мог прятаться поганый воронёнок. Выстрел и желанный вскрик, так-то!

— Рональд! У Солед…

Кобыла Аргойла дико заржала, рухнула на бок, подминая под себя всадника. Ранен?! Через секунду драгун накрыло градом выстрелов. Слева по шлему металлически чиркнуло, пуля! Прижался к конской шее, надавил на бока шпорами, верно только одно решение.

— Приказ! В долину! Дадим в ней бой! — Слова понеслись назад, от головы колонны к хвосту, выживая средь ругани пистолетов, среди вскриков и ржания на грани визга.

— Поверни, ты не можешь! Мы нарушим приказ Роксбура! — Аддерли мчал стремя к стремени с Оссори, но вдруг резко подал влево, и придавленного мёртвым конём Аргойла обдало пылью. Дьявольщина, так только ранен или безнадежно мёртв?! — В Солеаде нас может подстеречь армия!

— Ты здрав ли, Тихоня?! Мы прошли большую часть ущелья! Нас перестреляют, попытайся мы повернуть! — Под копыта Витта попала пуля, лучшее подтверждение! Пока Берни сладил с прянувшим на дыбы Виттом, пока смахнул с лица брызги песка, к треску выстрелов и крикам примешался новый звук. Шорох, перестук, клёкот, что, откуда? Ветер крошит Амплиольские горы? Справа мелькнула тень, как ворон крылом черкнул.

— А, падаль! — наклон корпусом влево уберёг Берни от гостя в седле. Смуглая воронья лапа хватила седло за луку. Удар драгунской сабли разжал поганую хватку.

— Оссори! Твой рог! Труби! — Энтони поднял Аршамбо на дыбы, сразу двое эскарлотцев прянули в стороны. Правый угостился лезвием сабли по шее, для левого у смертоносного Тихони нашлась пуля.

— К долине, Аддерли! — не вдевая клинка в ножны, Оссори было послал коня вперёд. Но оглянулся. И канул в стальной гул, крики, двойные хлопки выстрелов. Схватка ввязала его в себя, льющийся в ущелье мрак плеснул на него, помечая, заставляя остаться. Эскарлотцы несли этот мрак, сами были им, стаями слетая с лесистой вершины скал, обрушиваясь на драгун и разя клювами кинжалов и выдернутых из ножен на спине шпаг. В чём этот мрак исчислить? Тысяча? Больше! Вдвое или втрое? Оссори не узнавал досель такого скучного, изученного на выверты врага. Никогда эскарлотцы не предпринимали таких дерзких вылазок, неужели на место посрамлённого маршала Куэрво попал кто-то стоящий? Принц-монах отложил чётки? Скрестить саблю с неизвестным стратегом будет для полковника драгун делом чести!

Аддерли рядом, Аргойл выбыл, Далкетта не различить, как и малыша Геклейна, зато драгунская броня горела огнём на солнце. Но «вороны» — не мотыльки, слетались, а крыл не подпаливали. Сами поганцы напялили лёгкий кожаный доспех, ведь металл бы бликовал на свету. Берни живо подцепил саблей воронье брюхо. Острие легко вспороло плоть, выпуская на свет потроха. Эскарлотец повалился под копыта Витта, конь досадливо всхрапнул.

— Оссори, нагнись! Рубить воронью крылья!!!

Берни припал к шее Витта, на сей раз пуля чиркнула по тулье шлема. Нет, сегодня гибель его не возьмёт! А вот воронью их солнышко удачей не светит! Ещё один враг нашёл смерть на острие его сабли, лишившись части скальпа.

— За мной должок, Тихоня! — Витт бешено заржал, когда его гриву цапнула воронья лапа. Берни саданул по ней рукояткой сабли, вынул из стремени ногу, пнул ворона куда пришлось. На круп, как на жердочку, спикировал новый, но пуля Аддерли вышибла его раньше клинка Оссори. Как был бы хорош вороний план, если бы драгуны прямо в сёдлах давали себя прирезать, а!

— Скрутить им глотки! Драгун не сломить! — Берни пустил Витта вперёд. Не сбавляя темпа, сшиб с ног воронёнка., вздумавшего стянуть его с седла. Второй схватился полковнику за поддоспешник, ну что за наглость! Дурной эскарлотец тут же получил пулю в лоб, а порядком озлившийся Витт уже сам кусал руки, которые тянулись к нему.

— Отдай долг трубя! — Аддерли едва не зацепил его стременем. Глаза на измазанном гарью и чужой кровью лице блеснули холодной синью. — Каков бы ни был наш Роксбур, он придёт с подмогой!

— Хватит! Заткнись! — Оссори встряхнуло от негодования, он оттолкнул руку подполковника, полезшую к рогу у луки седла. Это был подарок отца, Пилигрима Арчи, привезённый сыну из заморских земель, и ещё ни разу этот огромный, костяной красавец не трубил сигнал мольбы, бедствия, его резьба не знала недостойных, дрожащих от страха рук. — Я долго терпел твои трусливые речи! Заткнись, если ты побратим мне! Если драгун! Мы правы — враг не прав!!!

— Да будет наш триумф!!! — подхватил позади не иначе как Эрик, только он мог орать ещё не окрепшим, срывающимся, но уже звучным голосом. Берни сумел разглядеть порученца, мальчишка лихо разил саблей в самой гуще схватки. А где пистолеты? Неужто потерял?!

— Если быть им означает быть мертвецом, то я не он! — Аддерли насилу отделался от прилипшего к конскому крупу эскарлотца, рванул вперёд, помогая Оссори расчищать путь. — Ты угробишь нас всех, ты, твоё упрямство, спесь, гонор! Их больше, и ты не знаешь, чем встретит нас долина! — Рывок, и битва позади, клацнула за спинами кровавыми десницами. Вдруг Аддерли перегородил ему путь, ну не спятил ли?! Сабля полоснула густой, задымлённый воздух, указывая на Солеад.

Оссори отёр со лба затекающий в глаза пот. Перед взглядом, за расступающимися скалами, лежало, уходя вверх, беспредельное пространство слепящего солнечного света, в котором угадывались зелёные холмы. Из пекла ущелья Солеад казалась образчикам Солнечного царства и просто не могла укрывать грязные вороньи души. Вперёд, только туда, увлечь полк к долине и уже там принять бой.

— Долина за нас, Аддерли! — Берни пустил Витта наперерез Энтони, отцепил от луки рог — жар Лавеснора не тронул гладкой прохладной кости — повесил на шею. — Просить подмогу и обесчестить полк, Блаутур, себя?! Позор, Тихоня! Мы правы — враг не прав!

На клич слетелась парочка «воронов», кровь запеклась на коже совершенно одинаковых панцирей — не отличить офицера от солдата — и оросила тёмные хищные лица. Оссори подстегнуло горячечным восторгом. Сабля вспорола воздух, сладостно вздрогнула, сойдясь с клинком шпаги, и отбросила эскарлотца назад. Щекотнуть смертной раной «воронью» шею было делом пары секунд. Приглядывать за Тихоней не имело смысла, он не утратил мастерства от того, что заделался трусом, и Берни потуже сжал поводья, пришпорил Витта. Поднёс ко рту рог, кидая клич:

— В сердце честь, в стволах погибель!!!! Корвос ва а морир аги!!! — Треск эскарлотской речи хорошо ему удавался, воронью должно было понравиться предсказание скорой смерти!

В голове загудело, невидимые плотные ладони легли на уши, но тем ярче, жарче разгорелся в груди отчаянный, злой восторг. То разинул пасть и пыхнул пламенем бессменный кэдианский дракон! Ответом Берни стал драконий рёв, от которого бы стоило скалам стоило содрогнуться, сбросить от страха к подножию комья земли и глины, стряхнуть с себя воронишек.

Скачка перешла за грань, став полётом, битва наступала на пятки, но драконьи крылья быстрее вороновых! Берни пустил пулю в собравшегося спрыгнуть на него эскарлотца, вынул новые пули, но тут сияние долины померкло, схлынуло. Единственный видимый глазу блеск был от чёрных стволов, виднеющихся из-за плетня ограждения. Пушечных стволов. Оссори натянул поводья, заставляя Витта сбавить бег за сто триттов до цели. Раз, два… Четыре! Четыре толстых ствола между колёс, окруженные прячущейся за плетнём орудийной прислугой, перегораживали въезд в Солеад. Оссори сощурился, уловил, как один за другим занимаются огнями факелы пушкарей.

— Об этом хотел сказать Хью! — крикнул сзади Энтони под хлопок выстрела. Небось, снова прикрыл ему спину, но искупит ли это срамные речи?

— Рассредоточьтесь по стенам скал! — приказал Берни в рог и шпорами пустил Витта вперёд, к сумасшедшей и потому победной затее. — Захватим пушки!

— Придурок! Стой! Берни! Нет!

— Да, да, да, Тихоня!

Расстояние тритт за триттом сминалось под копытами Витта, сабля взрезала загустевшее от крови марево.

Мы правы — враг не прав!

Вороны отпрыгнули от пушек, сравнявшись цветом рож с пылью.

В сердце честь, в мечах погибель!

Оссори привстал в стременах, пригнулся к конской шее, прыжок!

Его вытолкнуло вперёд и вверх. Оглушило грохотом. Голову сдавило чем-то тугим и жгучим, разорвало изнутри от слепящей боли. И всего его поглотил непроглядный вороний мрак.

Ему помнилось, что на шлеме были вырезаны медвежьи головы.

Некогда они создавали орнамент, полосы сверху вниз, расставленные в нескольких нийях друг от друга. Теперь медвежатки спрятались.

Некогда промежутки между полосами были гладкими, как бочок яблока. Теперь их изрыли вмятины от чиркнувших пуль и ударов стали.

Некогда поля шлема лихо загибались спереди и сзади, уходили вверх выпущенным медвежьим когтем. Теперь коготок покорёжился и больше никого не уколет.

Лавеснор перековал шлем Рональда Оссори по своему образцу, украсил кровью, гарью и пылью. Не оставил он и панцирь, устроив так, чтобы в бою тот не защищал, а мешал, сдавливал живот, бока, грудь. В конце всего Берни снял его и сел сверху, положив на мшистую плиту у входа в долину Солеад. Чудно́, что рог остался висеть на шее, разве что покрылся копотью, а сабля сумела вернуться в ножны. Лавеснор забыл о них, потому что отвлёкся на то, что было Оссори стократно дороже военных игрушек? Его драгуны. Его полк. Его душа. Лавеснор забрал это. Сомкнулся красными глыбами надгробий вокруг павшей тысячи и ждал, пока виновник придёт её оплакать.

Прийти назад в ущелье он должен был давно… Давно насколько? Время забыло счёт. Солнце раскалилось добела и увязло в густой крови закатного неба вместе со стаями воронья. Твари слетались в ущелье с алчными криками, которые Берни угадывал, но не слышал. Стоял в ушах гул отгремевшего боя. Натуживал виски призрачный вой призывающего подмогу рога.

Рог. Стиснуть его. Всё такой же холодный. Холодный, как кости драгун, смертным сном убаюканных между красных десниц ущелья. Поднести ко рту. Солоновато-горький. Как волны моря, из-за которого его привезли? Как волны крови, поднявшиеся из-за его молчания. Затрубить. Скорбный сигнал, призыв к выжившим. Чтоб встали, подали отзвук. Такой далёкий от прославленного драгунского рёва… Протяжный зов разнёсся на много миль вокруг. Он поднял бы умирающего, но едва не лишил чувств живого. Виски и уши порвала такая боль, что пришлось проверить — не лопнули ли те от натуги. На пальцах, коснувшихся ушей, впрямь оказалась кровь. Загустевшая. Значит, от контузии после взрыва, от залпа пушек, на которые в начале боя понесло «самого Неистового» из драгун.

Рог на груди дрожал отзвучавшим воем. Но никто не поспешал на его зов. Берни переложил с колен шлем и, шатаясь, поднялся с мшистой плиты. Ей судьба стать надгробием его офицерам. Вслушался в эхо трубного воя. Где оно разносится, в ущелье или его голове? Сигнал призыва выживших ввёл Кэдоган, но никогда Оссори не приходилось трубить его. Лучше бы он послушал Аддерли и позвал подмогу тогда, чем тревожил мертвецов теперь. А ведь Энтони был среди них. Доблестный Тихоня, до последнего прикрывавший ему спину. Найти его, найти каждого своего офицера, оплакать солдата.

Шаги давались тяжело, казалось, Берни ступал не по твёрдой земле, а по палубе, как много лет назад. Его пошатнуло, нога едва не задела головы солдата. Драгун, лицом вниз, с пробитым пулей наспинником. Спутанные светлые волосы залиты кровью. Оссори насилу отвёл взгляд от не-Энтони. Закатное марево затапливало вход в ущелье, обтекало тела убитых, жадное до крови, вбирало её, сияя всё неистовей. Друзья не в долине, они в Лавесноре. Чернеющее ущелье горело красным только на пиках, а жадную глотку заливала другая краснота.

Шаг, второй, он даст ущелью поглотить себя. Снова. Шёл дождь? Земля сырая… Берни на секунду прижал ладони к глазам, резко отнял. Третий шаг, четвёртый, пятый. Он найдёт всех, найдёт и сдохнет рядом с ними. Израненные, порубленные, они лежали вперемешку с воронами. Как посмели те очернить память драгун своим поганым соседством, оставить в них пули, сталь? Берни остановился над драгуном из эскадрона Аддерли, стащил с него эскарлотца с раскроенным черепом. Нагнувшись, вынул кинжал из залитого кровью горла драгуна, отшвырнул, отёр пальцы о рукав поддоспешника. Дальше он смог сделать только полшага, иначе бы наступил на порученца Аргойла. Пуля разворотила подбородок и рот, когда-то опушенный усами, подражающими усам капитана. Оссори поднял убитого за руки, оттащил в сторону. Не уложила ли схватка капитанов вместе с солдатами? Полковник Неистовых драгун знал в лицо почти каждого, никогда не стоял за наградой, если солдату случалось отличиться, но теперь пришлось лишить их имён и лиц.

Над некоторыми, понуро опустив головы, стояли измазанные кровью лошади. У какой-то съехали, спали сёдла, у какой-то изрезались части сбруи. Драгуны приучали их к боям и смерти, и те пережили хозяев.

Берни оглянулся туда, где послал Витта в его последний прыжок. Верного коня разорвало ядром, и всадник не представлял, как выжил сам. У раскланявшихся в разные стороны пушек начинались кровавые борозды — ровно по следам пушечных выстрелов. Смотри, полковник, смотри, скольких солдат уложило ядрами только потому, что тебе пришла в голову эта блажь со взятием пушек. Смотри, сколько солдат сложило головы за одну только твою спесь.

Берни всмотрелся в место, где в последний раз видел Энтони. Друга там не было, только чужие разорванные пушечными ядрами тела. Берни насилу отвёл взгляд, двинулся дальше. У самый стены ущелья, будто стараясь вжаться в камень, стояла чалая кобыла. Из стремени свисал мёртвый. Берни выпутал его, отнёс к камню скал, зачем-то взглянул в лицо покойника. В уши будто выстрелило из пистолета, он дёрнулся, из-под сапога хлынули камешки, они должны были состукать, но стука не было. Берни выдохнул, но выдоха тоже не было. Лицо убитого оказалось лицом Айрона-Кэдогана, не позабытым, красивым, царственным. Чёрная вьющаяся прядь спадала на глаз под широкой заломленной бровью, кровь на нагруднике, повторяя рельефный узор, стекалась в образ линдворма с крыльями.

Оссори предал, убил не только живых, но и мёртвых. Сюзерен, друг, побратим, Кэдоган сегодня погиб тысячу раз. Погиб вместе с каждым своим драгуном, а драгуны вторили жизни своего создателя. Стремительно набрали величия и так же стремительно вспыхнули и погибли, уложившись в один взмах драконьих крыл.

Берни попятился, морок схлынул, но на новых шагах Кэдоган настигал его, проступая в каждом убитом драгуне. Жив ли он сам, или это муки души, что должна ответить? Если так, он готов. Стиснув зубы, Оссори уставился в сердцевину алого круга солнца. Омытое драгуньей кровью, оно опускалось всё ниже, бесстыдно заглядывая в мёртвые лица. Перед глазами замерцали яркие пятна. Сквозь них Берни различил, что к нему направляется конь. Неуверенно, прихрамывая на одну ногу, но он шёл. Он нёс всадника. Берни всмотрелся в обмякшее в седле тело, сердце ухнуло в ушах, пустилось в сумасшедший бег.

— Эрик? Эрик, мальчик… Эрик! — голос его и не его, охрипший, тихий, но крик будто разорвал горло.

Берни подбежал к мальчику, бережно снял его с седла. Жив, он может быть ещё жив. Но голубые глаза широко распахнуты, а рот омыт кровью. Полковник опустился на землю, всё ещё держа на руках порученца, не желая отпустить. Эрик рвался в бой, ему не терпелось жить. Ещё утром Оссори знал, что скоро доверит Геклейну командование, мальчику было суждено прославить эту слабую фамилию. Он хорошо помнил, как скривился, когда Лоутеан сообщил, что его друг и советник, Тристин Геклейн, редкая размазня, просит за кузена. И он так же хорошо помнил, как удивился, когда вместо ожидаемого нежного юноши с завитыми локонами к нему вышел лихо улыбающийся Эрик. Он и сейчас будто улыбался полковнику.

Берни закрыл мальчику глаза, шатаясь, поднялся с колен и отнёс тело на мшистую плиту. Он шёл обратно в ущелье как в тумане. Не в силах больше думать, Оссори скользил взглядом по отмеченным печатью смерти лицам. Он не знал, что будет делать, когда найдёт Энтони, Хьюго, Джона. Не знал до последнего мига, но когда заметил блеснувший закатным огнём горжет, ноги и руки, казалось, сделали всё сами. Подойти, всмотреться в лицо убитого. Нет, заставить себя посмотреть. Энтони. Берни отступил, потёр лицо ладонями, закусил губу, давя клокочущий в глотке рёв, тряхнул головой.

Энтони лежал рядом с трупом эскарлотца, зажав в руке саблю. Шлем пробит, лоб и висок залиты кровью. Глаза друга остались закрыты. Берни обругал себя скотиной, но так было легче. Смотреть в них сейчас он бы не смог.

— Энтони… ты был прав. Разумен и прав, как всегда. Прости меня.

— Оссори?

Берни бросился к морщащемуся Энтони.

— Аддерли! Сволочь! Живой! — Он отпихнул тело эскарлотца, упал на колени около Тони, обнял его за шею. Тот зашипел, схватил Берни за руку, зачем-то вглядываясь в лицо, будто не мог узнать.

— Оссори? Ты? Ты же умер, я видел, пушка, ты… Оссори! Живой! — Энтони повис у него на шее.

Берни помог другу подняться. Энтони опёрся о его плечо и вдруг обмяк. Осторожно коснулся затылка:

— Ещё немного, и мы с тобой распрощаемся.

— Только посмей, Тихоня!

Оссори не доводилось носить друзей на руках, даже после самых больших пьянок, но Аддерли он вытащил из ущелья с честью. Энтони осторожно сел на плиту. Увидев Эрика, покачал головой:

— Не видел Филиппа?

— Нет.

Энтони взялся за свой шлем, но вскрикнул от боли, отнял руки и тяжело опёрся о нагретый солнцем камень. Ремни, скрепляющие его нагрудник и наспинник, были почти порваны. Берни разорвал крепления окончательно, помог снять доспех. Множество слов вертелось на языке, но Берни молчал, как и Энтони. Оссори взялся за шлем, когда со стороны ущелья показались двое.

— Святой Прюмме, это вы?! Да простит мне наш славнейший Боже, я всегда представлял вас тучным. Но для Залунного края здесь слишком уж жарко, да и слепых красоток я пока не встречал!

— Аргойл, Далкетт!

— Ну вот, сейчас будет выволочка от начальства. Уж лучше святой Прюмме и последняя исповедь!

Хьюго оставил хромающего Джона только для того, чтобы схватить Берни за плечи и расцеловать его в щёки и в лоб. Весь в саже, ссадинах, Оссори не мог найти на друге живого места, даже усы как подпаленные. Но улыбался Хью как всегда, отчаянно и во весь рот.

— Тебя должны были затоптать, — нервно хмыкнул Энтони. Рядом с ним, страдальчески крякнув, опустился Джон. Бедняга бережно придерживал окровавленную ногу без сапога.

— А тебе размозжить черепушку, — осклабился Хьюго.

Они живы, все четверо, могло ли это быть правдой? Берни вгляделся в тела убитых. Могут ли павшие воины восстать? В преданиях и песнях могли, так чем хуже драгунский полк тех восставших героев? И так ли уж привиделся ему Кэдоган? Откуда-то издалека каркнули. Оссори, задрав голову, посмотрел по сторонам. В закатном небе кружили вороны, но тот, которого он слышал, находился ближе. Хьюго кивнул ему за спину, выругался одними губами. На нагруднике того, что был порученцем Аргойла, восседала чернопёрая тварь. Ворон насмешливо каркнул Берни в лицо, клюнул убитого в глазницу, заглотил кусок глазного яблока.

— А ну, пошёл! — крик ударил по ушам. Берни скривился и обхватил голову руками.

Ворон пронзительно крикнул, но улетел. Согнать их всех, сейчас! Оссори схватил рог, прижал от чего-то солёный наконечник к губам. Трубный глас разлетелся величием, взмахом драконьих крыл, огненным всплеском. Это был сигнал славы драгун… а теперь и памяти. Берни уронил руки, виски пульсировали, у ушей сделалось мокро, горячо, но он уже не чувствовал боли.

— Очаровательно, но сейчас уже поздно ими дорожить. Может, прекратишь там болтаться и поможешь мне наконец со шлемом?

Берни вернулся к Энтони. Друг глянул почти враждебно, а затем сощурился на солнце, сминая в руках клочки сухой травы.

— Тихоня, — Хью покачал головой, прицокнул языком. Он пытался освободить ногу Джона от носка и лоскутов штанины. Загрубевшая от засохшей крови ткань едва поддавалась, её размочить бы, но фляги давно опустели, озёр или рек близко не было… Только чужая кровь, пролитая на землю.

Шлем Энтони примят на затылке, по вмятине тянулась трещина, и даже сквозь неё багровела загустевшая кровь. Берни осторожно взялся за поля шлема, потянул, и Энтони зашипел от боли.

— Был Тихоня, а теперь пусть слушает. Труби, говорил я тебе, просил я тебя? — Он скомкал пучок травы, разорвал, зажмурился, с силой закусил губу.

— Энтони… — Берни поддел шлем ото лба, тот дался, хоть и нехотя. Говорил, разумный Аддерли говорил многое, но разве Оссори не раскаивался?

— Говорил! И что теперь? Погибель лучше, чем бесчестье, так, дьяволёнок? — разорванная жухлая трава поле

лоса эхом разносятся в голове? Берни приподнял шлем у затылка, почувствовал, как отрываются от железа прилипшие волосы.

— Ошибку?! Ай, руки убери!

Берни протянул Энтони шлем. Освободившаяся от плена голова друга не внушала особых надежд. Кожа на затылке рассечена так, что сквозь слипшиеся от крови чёрные волосы белела кость черепа.

— Я вижу твои мозги, Тихоня, — Хью вытянул шею, разглядывая рану Энтони.

— Что?!

— Он шутит, — тяжело вздохнул Джон. — Не буянь, Тони, иначе он отвлекается, и страдает моя нога.

— Да, совсем забыл спросить… А что свершилось-то? Признаться, после падения с лошади, я мало что помню. — Хью постучал себя по голове и подмигнул Джону. — Шёл на стенания хромающего красавца.

— Наш доблестный полковник решил побороть пушку, поймать собой ядро во время залпа. — Энтони не сводил с Берни глаз.

— Я очнулся, когда пушки были уже взяты, а бой перенёсся в долину, — рука зачем-то нашла рог, сжала у основания. Кость успела остыть, даром что купалась в закатной крови. — Мы теснили воронов, но те не приняли боя в Солеад, отбились и бежали к городу.

— Так это что же, мы победили? — Хью удивлённо вздёрнул брови.

У Берни не хватило духу сказать «да». Эта победа была хуже тысячи поражений. Дракон сложил крылья, подпалив воронью перья… Так почему до сих пор жива голова дракона?

— Ты не достоин, — сказал Энтони, и Берни уставился на него. Подполковник сжимал в руках шлем, будто раздумывая, не запустить ли им в полковника. — Идиот, скотина, сукин сын! Этого от тебя ждал Кэдоган?! Побратим, любимчик, и посмотри, что ты наделал! Ты убил дело его жизни! Только из-за своей дурной башки! Да лучше бы тебя убило тем ядром, глядишь, остался бы героем! Или ты этого и хотел, а, Неистовый Рональд? Пасть героем и остаться в веках? Так нет же, вот, чего ты достоин! Живи, смотри, наслаждайся позором! — Шлем не долетел до Берни, упал к его ногам, прямо в песок, забрызганный кровью.

Перед глазами проступила пелена, мутная влага, что это? Берни повернулся лицом к глотке Лавеснора, потёр глаза. Солнце почти скрылась за горизонтом и теперь заливало смертью дно ущелья. Пистолет сам лёг в руку, пальцы сжали прохладную рукоять. Что бы сказал Кэди? Невозможно вообразить. Страшна ли смерть? Нет. Желанна? Как никогда! Это и будет наказанием. Призвать её и предстать перед Кэдоганом, повиниться, найти прощение. Позволить Лоутеану казнить Оссори? Невозможно!

Одно движение — дуло ужалило холодом висок. Наконец дурная голова успокоится. Вдох…

— Берни! Ты чего?

— Оссори, дьявол!

— Рональд!!!

Нажать на курок, выдох, щелчок. Надо же, осечка… По руке резко ударили, пистолет вылетел из неё и глухо звякнул о камни.

— Ты что творишь, а?! — лицо Хьюго мелькало перед ним, подобно вспышкам. Он хватал Берни за руки, что-то говорил, но слов не различить.

К горлу подкатил горький комок, живот свело судорогой. Оссори хватило только на то, чтобы отвернуться. Он упал на колени, от рвотного позыва, казалось, желудок боднул лёгкие. Голова пошла кругом, его вырвало жёлтой горечью, жаль, не кровью.

— Смотрел бы вечно. Впечатляющая победа, Оссори!

— Заткнись, Аддерли!!! — Хьюго рванул к Энтони, но вдруг осёкся, сжал плечо Берни. — А, это вы… Забери вас дьявол, генерал.

За спиной раздались ленивые хлопки в ладоши. Оссори резко поднялся на ноги, развернулся. Восседая высоко в седле, к драгунам медленно приближался Изидор Роксбур. Он не выбирал дороги, и конские копыта топтались по телам.

— Придержите коня, генерал. Вы идёте по людям.

— Люди? Оссори, не смеши меня, уж не ты ли нарёк это пушечным мясом и порешил за пару часов?

Берни схватился за саблю, но Хьюго его одёрнул. Зачем?! Всё равно он покойник, так почему не убить краснолапчатого ублюдка напоследок? Разве что это убийство ляжет на друзей, которые не остановили его…

— Аддерли, похвалите своего порученца, он не соврал, здесь действительно есть, на что посмотреть… Но мальчик преувеличил. Куда спешить? Кого спасать? Ох уж эта юность…

Из-за коня Роксбура вышел второй, его вели в поводу. А вот и Филипп, нашёлся. Худощавый, черноволосый мальчишка испуганно озирался, но увидев своего сира, просиял и поспешил к нему. При этом виновато залопотал что-то. Они с Эриком постоянно ссорились, сейчас Филипп сжал мёртвую руку друга.

Генерал спешился, не спеша прошёлся по трупу эскарлотца и поставил ногу в красном сапоге на грудь драгуна.

— Убери ногу! Я пристрелю тебя, выпущу кишки, мне уже всё равно!

— Ах да, я как раз хотел сказать об этом. Прощайся с выжившей кучкой, Оссори, на рассвете тебя ждёт последняя дорога. Уверен, никто не опечалится ведь так, драконятки? — Роксбур расхохотался собственной шутке. Уперев затем руки в бока, осмотрелся, будто оценивал новые угодья. — Воистину, Оссори, величие драгун не переплюнуть. Может, покричишь им эти ваши словечки? Глядишь, восстанут из мёртвых. — Роксбур взлетел обратно в седло и шумно вдохнул полной грудью. — Чуешь? Как посвежел воздух без душного драгуньего духа! А я-то думал, чем так смердит! Но позволь я сам. — Он повернулся к ущелью, сложив руки рупором: — Кто Неистовые драгуны?! — Секунду он делал вид, что прислушивается к собственному эху, а потом пожал плечами и наиграно вздохнул: — Надо же, молчат.

тела в сторону притихших Хью и Джона. — Я… совершил ошибку, я признаю это. — Берни слышал себя всё лучше, а вместе с тем и Энтони. Или это их го