Яблочные дни. Часть I

Глава 11

Блицард

Рюнкль

Замок Рюнкль утопал в болотисто-зелёной мути. От сырости не было спасения. Дожди заливали Рюнкль и некогда живописные окрестности. Слёзы заливали лица ближних бывшей королевы — и её собственное. Не совсем уверенная, возможна ли такая метаморфоза, Хенрика Яльте всё же поглядывала украдкой себе на руки — не обратились ли они перепончатыми лягушачьими лапами. Пока нет. Но в платье, которое Хенрика надела на аудиенцию для «несчастненьких» и женишков, она чувствовала себя как в болоте.

Золототканые ирисы вязли в зелёном бархате юбки. Манжеты облепляли запястья цветками морошки. Сорочка проступала туманом сквозь прорези на рукавах, клубилась в квадратном вырезе платья, сгущаясь у горла. Сетка из золотых нитей липла на волосы тиной.

Наряд должен был заявлять, что госпожа Яльте преисполнена всеми мыслимыми добродетелями, среди которых главенствующее место занимает верность девичеству пополам с набожностью. Видимо, замысел не удался. Назначенный на аудиенцию секретарём, брат Юлианы в благодарность рыцарски преклонил колено и поцеловал тесьму, вьющуюся по краю платья узором из улиток. Принятый первым из числа штатных «несчастненьких», уроженец Рокуса Игнас Фосс преподнёс Хенрике трактат «Лживая троица: Боже-Простофиля, Дева-Плутовка и Прюмме-Приживала», травя ядом ереси её нарочито пресную, чистую душу.

— Что за мерзость вы мне подсунули, Фосс? — Хенрика сдвинула с колен довольно внушительную стопку листов с годными, но не богоугодными воззрениями на столпы Блозианской церкви и подалась вперёд в напоминавшем трон кресле. За тем, как листы переходят в руки «секретаря», Фосс следил с заметной тревогой. Слава святому Прюмме! — ну да, тому самому, приживале — бесстыдник пока не делал копий. — Как смеете вы называть простофилей Бога, за которого ваш король, мой кузен оросил кровью каждую песчинку Восточной петли? Как смеете вы оскорблять Деву, женщину! Именно к женщине явился Предвечный, женщину послал, чтобы сообщила она о Его бытие всему роду человеческому и разнесла по свету славу Его! Оскорбляя Деву, ты оскорбляешь всех женщин, оскорбляешь меня, твою покровительницу! — Ступени с трона со стоном прогнулись под поступью Хенрики, и наверняка усилилось её сходство с разгневанной, покидающей свою водяную лилию жабой.

Узкий, вытянутый в длину зал не оставлял места для манёвров, так что мужчины не двинулись, когда Хенрика прошла между ними туда и обратно. Граф форн Не́пперг держал еретическую стопку на сгибе локтя — как шлем. Фосс не разгибал спину из полупоклона, длинные каштановые волосы падали на лицо, скрывая от Хенрики его чувства. Негодование, разыгранное во имя спасения от Лауритса, вдруг стало искренним.

— Что бы сталось с тобой, бродяга, если бы я не приютила тебя? — Бывшая королева дёрнула «несчастненького» за короткую бороду, что он отрастил из её прихоти. К чести своей, Фосс не раскрыл от боли алых красивых губ. — Кто одел тебя в эту ушитую звёздами мантию? Кто дал тебе место в анатомическом театре в Хи́льме и обустроил лабораторию здесь? Вот, чем ты занимался в ней, подлый безбожник! Пятьсот страниц ереси! Я пущу тебя по миру! Акт о наказании бродяг обрушит плети на твою спину, и это будет милостью! Ты получишь её только если побежишь достаточно быстро, а нет — я вышлю тебя к Лауритсу в клетке как еретика и велю прислать мне клочок дыма, в котором ты угоришь!

— Дым невозможно собрать и закупорить в сосуд, великолепная Яльте, это простой закон природы вещей, я давал вам несколько уроков… — Фосс разгибал спину с предельным уничижением, явно боясь шелестнуть складкой мантии. В жёлтых, с приподнятыми уголками глазах жила только преданность, но от чар этого взгляда Хенрика освободилась больше года назад. Теперь же пришло время наказания за чары.

— Матиас, сжечь! — брат Юлианы бестолково завертел черноволосой головой, на щеках в игольчатой россыпи зацветал румянец. — Багряный Непперг, сжечь эту ересь. Тут! Сейчас!

— Только не огонь! — Фосс, было, потянул руки к своим листочкам, но под взглядом Хенрики отдёрнул их и сложил в жесте мольбы, блеснув рубиновым перстнем, её подарком. — Прошу, позвольте мне исчезнуть! Ни одна книгопечатня не узнает моих трудов, а сам я проведу месяц в молитвах во славу святого Прюмме!

Хенрика отвернулась, зажмурив обожжённые слезами глаза. Брат Юлианы отчеканил шаг от трона до камина, визг досок под его сапогами смешался с воплями «несчастненького». Кажется, Фосс молил поберечь хоть страничку, но когда двое стражников под руки повели его к дверям, разразился угрозами. Мол, сковывайте его самого, жгите его рукописи, но пепел разлетится по ветру, оседая в благодатную почву открытых и пытливых умов.

Хенрика поднялась обратно на возвышение, сделала несколько вздохов, гоня из них судорожность, и повернулась к камину, где в чаду и жаре боролся с ересью граф форн Непперг.

— Мартей, проследите, чтобы эта мерзость сгорела, а пепел велите собрать и утопить в пруду возле замка.

— Точно так.

— Прогоните оставшихся «несчастненьких» и впустите достойных мужей, а сами встаньте справа и как можно ближе к моему тро… креслу.

— Сию минуту.

Восшествие на престол Хенрики Первой Яльте совпало с окончанием Девятнадцатилетней войны. Женишки торопились к молодой королеве со всех уголков Полукруга, но их намерения были ей весьма подозрительны — тянут ли они руку, чтобы помочь ей подняться с колен, на которые опустил проигравшую победитель, или чтобы удержать её на коленях? Не разобравшись, Хенрика сочла достойным её лишь одного претендента — своего победителя. Айрон-Кэдоган Нейдреборн, принц Тимрийский, наследник блаутурской короны. Он не дожил до свадьбы, оставил невесту с покалеченным сердцем и омерзением к замужеству. Конечно, её канцлер, ушлый Никлас форн Урсель с угодливостью кота, ловившего особо завидных мышей, принялся подбрасывать королеве претендентов на руку, сердце и корону принца-консорта. Хенрика прозвала заботливого канцлера Свахой и вместо женишков с ещё большей охотой занялась «несчастненькими». Но вот времена, когда дочь и внучка воителей покровительствовала учёности и искусствам, минули. И что пришло им на смену?

Бывшей королеве хватило одного взгляда на местных лаэрдов, чтобы убедиться в достоверности «Описания провинции Рюнкль», составленного одним из её прошлых «несчастненьких» пару лет назад. Самая глухая и грязная область во всём Блицарде с соответственными обитателями! Бедны, склонны к воровству, пьянству, пиво притом варят просто мерзейшее. Даже за нос их водить не имело смысла — они выращивают зерно практически на болотах и не в состоянии дать затворнице замка Рюнкль больше, чем родовые руины в плесени и мокрицах.

— Я немилосердно обошлась с другом, Морсий, — шепнула Хенрика, чуть повернув голову к форн Неппергу, — и теперь сама не имею права на достойных друзей…

— Не говорите так, — брат Юлианы склонился к её уху, Хенрика рукой подала знак выпрямить спину и отстраниться. — Ведь я…

— Но что мне оставалось делать с бедным Фоссом? Ведь вместо того, чтобы барахтаться, тонуть в песках Восточной петли, мой кузен ступал по ним победоносной войной и уже тогда давал понять мне, что сделает по возвращении с моими «несчастненькими»…

— Что же?

— Из похода он прислал мне… один мумифицированный трофей с припиской «голова песочного лекаря». Мне стало дурно, этот варвар рубил светлые головы там и не намерен терпеть их здесь! Как видите, я спасла моего славного Фосса, изгнав из Блицарда.

— Быть может, теперь пора спасти претендентов на вашу руку, прогнав из Рюнкля?

Бывшая королева испустила возмущённый вздох. В то же время кучка нищих лаэрдов простилась с ней, описав в воздухе полукруг подбоями на плащах. Подбоями из изъеденных бобриков.

— Честно говоря, Маттей, сначала я бы спасла ваше лицо от этой поросли. — Ну зачем она отдала своего оленёночка на потеху блохастому барсу? Юльхе помогла бы справиться с женишками куда искуснее своего безымянного брата и от неё бы не разило, как от кочегара.

На смену лаэрдам заступил посол Иньиго Рекенья, герцога Лаванья, деверя дорогой сестрицы. Нет, Лаванья слал в подарок не портрет, но мешочек ка́хивы и прелестную пару кукол — «дона» и «донну» — одетых по последней эскарлотской моде. И спрашивал, не откажет ли ему в гостеприимстве «сеньорита Яльте». Он как раз любуется фьордами на юге Рокуса, но ключевой достопримечательностью Северного Полукруга почитает её, Королеву Вечных Снегов. Хенрика не отказала. Граф форн Непперг фыркнул, за что немедленно получил выговор:

— Больше почтения, Мауриций, и сбрейте же эту мохнатую гусеницу над своими губами! Хотя вы и так не станете напоминать мою Юльхе… — Тёплых карих глаз и волнистых кудрей цвета кахивы, роднивших брата с сестрой, не хватало, чтобы восполнить утрату.

— Возможно, вам угодно, чтобы я заплёл косы и надел платье? — форн Непперг выпрямился, будто бывшая королева принимала у него вахтпарад.

— Угодно, — шикнула Хенрика и занялась бастардиком, порождённым главой Прюммеанкской церкви, в миру Хе́йлогом А́нглюром.

Разумеется, его святейшество выдавал малютку за племянника, но разве не все церковники так делают? Белая кожа с россыпью веснушек, медные кудри, глаза синевы вешних вод… Вылитый юный Берни Оссори, в самом деле приходившийся племянником его святейшеству! Не выйти ли за малютку, чтобы нянчить, как сына?…

Маленький А́нглюр дарил ей копию Прюммеанского дворца[1], не достигавшего до потолка лишь полутора триттов[2]. Парча, пошедшая на фасады и фронтоны, не уступала наряду самого Англюра и ливреям его слуг, позолота на колоннах сияла вровень с золотом цепей и пряжек на шляпах. Больше того, бастардик привёз с собой лютнистов и с фамильным нахальством пригласил бывшую королеву сплясать бранль. Сквозняк игрался с флагами на шпилях Прюммеанских башенок, Хенрика отплясывала и жалела о чёрно-зелёной гамме в одежде Непперга. Его багряные щёки смотрелись клюквой на мхе. Военная выправка не спасала, вдобавок этот невежа украдкой щупал свои мерзкие усики.

— Ждёте, что гусеница превратится в бабочку? — Около Хенрики Яльте не осталось достойных мужчин — вот с каким мнением женишки отбудут из Рюнкля. — Чуда не произойдёт, Моррий, вас выручит только лезвие!

Не получив ни «да», ни «нет», дитя Святого Престола надуло губы, забило ножками и пригрозило пожаловаться отцу и забрать подарки. Однако после шлепка от почтенного мэтра малыш покорно ткнул доски тульей шляпы, осчастливил Хенрику слюнявым поцелуем в руку и откланялся, оставив, впрочем, лютнистов.

— Он как мой кузен, — усмехнулась Хенрика, воровато вытирая руку о подол. — Обиделся на отказ и принялся отбирать мои игрушки. Вы знаете, что даже этот замок формально мне не принадлежит и я не могу зваться графиней Рюнкль? Не хотите и вы попытать счастья в брачной авантюре, Мауритс?

Братец Юльхе замер изваянием во славу глубокого ступора, только скакнул кадык под мшистым слоем щетины. Хенрика засмеялась, ударив ладонью по гладкому подлокотнику кресла. Брань растопил в ней кровь, ускорил у крови бег. Бросились врассыпную мокрицы, поблекла в углах плесень, стихли сквозняки и чуть улыбнулась с портрета над креслом прабабка, превозмогая скорбь по облупившемуся кончику вздёрнутого фамильного носа. Ла́уритс Я́норе только и ждёт, как она зачахнет в этом замке-тюрьме и попросится за него замуж… Этому не бывать или она не Яльте.

— Граф Я́нник форн Хе́ймер из провинции А́ндрия, — процедил Непперг, впервые исполняя секретарский долг без нарекания.

Болотистая муть зала украсилась соцветиями андрийских ливрей, подёрнулась блестящей рябью самоцветов. Хенрика сузила глаза, пальцы нервно прошлись по подлокотникам, дыхание участилось. Решительно, она здесь дичала, но как можно восседать Королевой Вечных Снегов при сиянии россыпей в бархатных глубинах ларцов, при живительной яркости тканей на серебряной глади подносов? И как можно обжечь яльтийским льдом этого андрийского графа, когда статью, грацией он молодой, солнечный олень, а личиком ангелок с вершины соборного фронтона?

— Андрия пока не в силах отпустить королеву, поэтому я приветствую вас как наивернейший под луною подданный. — Прежде андрийский выговор был наказанием для её слуха. Безбожно приглушённый звук «в» звучал отвратительным «ффф», «с» цыкал, а «чь», несмотря на запрет устно поминать чёрта, произносился с ужасающей, будто натренированной чёткостью. Но с аккуратных, розовеющих губ андрийца слова срывались щелчками стрел с тетивы.

— Я тронута такой верностью, граф, но в нынешние времена она может дорого обойтись и славной Андрии, и вам… А мне бы совсем того не хотелось.

— Андрийская мудрость гласит, что уроженцы этой земли не боятся ни чёрта, ни короля. — Волосы у него завивались в самые ангельские локоны. Лоб пленял открытостью. Усы на ощупь могли быть только гладкими и мягкими, в отличие от гусеницы Непперга.

— И что вы предложите мне, помимо андрийской мудрости?

— Земля ваших предков богата осколками драгоценного льда, и кому, если не вам, владеть ими? — Молодой граф описал рукой полукруг, охватывая дары в ларцах и подносах, и даже тяжелый, обшитый мехом рукав шаубе не застопорил силы и грации этого движения. Хенрика куснула губу, вообразив, эти руки на гранях своих бедер. — Я, как и вы, очень привязан к Андрийской земле длинной чередой предков. Так знайте же, что она помнит свою королеву. Истинную королеву. Потомицу Рагнара и Раварты.

— Мой кузен, ваш истинный король, точно такой же их потомок, как и я, сударь…

— Примите этот венец как скромный дар Андрии последней из рода Яльте. — В графских руках, что в воображении королевы уже с ювелирной искусностью обрабатывали каждую из драгоценностей её тела, возникло белоснежное сияние с алыми отсветами.

Хенрика не помнила, как оказалась рядом, приняла его в руки, подрагивающие от слабости и желания владеть. Венец имел форму полукольца, по основанию вился узор из оскаленных волчьих голов. На месте глаз блестели рубины. Венец был осыпан инеем мельчайших драгоценных камней, они сверкали до рези в глазах. Пусть это был лишь двойник тех легендарных венцов, что лежали на головах предков, но и он влёк надеть его, взять себе самую непокорную землю блицардской короны — Андрию и… этого андрийца.

Королева подняла глаза от венца к дарителю и вспомнила, что она только жаба, увязшая в смрадной тине местных болот. Малыш форн Хеймер стоял перед ней, кроясь за многослойными, как сапфирин, одеждами, равнодушный к её прославленной красоте. На больших глазах с заметными нижними веками будто лежал льдистый налёт. Это сделало бы ему честь в любой другой битве, кроме любовной.

Мы — Яльте, с нами так не поступают…

Хенрика Яльте вскинула голову, рассчитывая хоть чуточку высвободить шею из туманов воротника, и сместилась на пол-оборота, выставляя тонкую талию и весьма недурную, по мнению это видевших, грудь.

— Скажите мне ещё что-нибудь мятежническое.

Малыш форн Хеймер вежливо улыбнулся, явив крупные ямочки на розовых щеках, с оленьей грацией склонил голову.

— Этим осколкам льда придали форму и заставили сверкать нарочно для вас. И земли, что дают такие богатства, станут вашими, стоит вам… сбежать со мной. — О, как ей хотелось пробежаться пальцами по этим локонам, подставить ладонь с горстью ягод под эти губы… Бесповоротно, этот андрийский оленёнок только её.

— Не раньше, чем вы согласитесь покинуть это болото и принять от меня гораздо более тёплый приём… — Хенрика моргнула, чтобы вся графская показушность разлетелась о зажегшийся лёд яльтийских глаз. Переложив венец в одну руку, второй взяла андрийца под локоть. Ну что же он схоронился от неё под мехами, синью и золотом?… — Маркус, гоните всех прочих вон.

— Что вы делаете?

— Разве вы не видите? Начинаю владеть Андрией!

Если эта область теперь сродни самому достойному своему представителю, то подступ к её богатствам не столь уж лёгок. Хенрика уморилась прорываться через укрепления из многослойных тканей и ремешков, крючочков и пуговок, которыми обнёс себя малыш форн Хеймер.

Прикрытые ставни на окнах и оплавленные свечи в канделябрах взбесили. Это ни света, ни игры отблесков пламени на восхитительном, почти высвобожденном теле…

— Но… Я же… Ваше величество! — Дурашка оглянулся на сорочку, полетевшую ему за спину, и тем невольно подставил губам королевы тёплую, румяную щёку. — Мы же пока не договорились. Вы согласны пойти за меня?

— Для моего славного андрийца это обязательное условие? — ладони Хенрики описали хаотичный узор по груди Янника, приподнявшись на твёрдых, как лёд, мускулах, и пустились к низу живота. Укреплённый ремнём, пуговками, толщью сборчатых штанов, он должен был стоить того, чтобы к нему пробиться. Бездейственная оборона Янника скатилась в капитуляцию, когда он сам снял сапоги вместе с опавшим на них массивом штанов.

Брэ на пуговках не столько смотрелись помехой, сколько просто обезображивали красоту — в плечах широк, в бёдрах узок — тела. Хенрика схватилась за пуговицы, но Янник вернул её к игре. Шагнув ей за спину, он согрел её. Распустив шнуровку платья, помог скинуть «доспех». По опасениям коснуться её, а не ткани, по быстроте движений, она поняла, что где-то на грешной земле ангелок уже обронил свои крылья.

— Продолжайте, сударь, не оставите же вы меня в этом плену на три четверти… — не поворачиваясь, Хенрика положила его руки себе на бёдра, заставила собрать подол сорочки и тянуть вверх, пока та не соскользнула с тела. Его шершавые, чуть щекотные прикосновения изводили сладкой мукой. Быть может, он не столь юн, как видится, и перебрал немало мечей в Девятнадцатилетней войне?… Разумеется, из панталон королева высвободила себя тем же образом. Судорожный вздох над ухом прозвучал слаще любых любезностей. Но согреть он не мог, а расстояние от камина до постели сжирало тепло и выплёвывало только его немощный дух. Хенрика подалась назад, с удовольствием чувствуя спиной тепло кожи, твердь мышц. Крепость пала, но не сдалась, и шальная стрела лучника упиралась ей повыше спины. — Вы всё решительнее завоёвываете право зваться моим союзником, но вы не украсите моих волос венцом, покуда они несвободны…

Малыш форн Хеймер вынул сетку и заколки из волос королевы, распустил их и перед тем, как возложить венец, вдохнул их запах. Его дыхание пощекотало висок.

— Воительницы Тикты не собирали волос, — только шёпот, только прикосновение к шее кончиками мозолистых пальцев, а от нетерпения щипало кожу, сохло в горле, учащалось дыхание. — Вы можете возродить эту моду в Андрии. Вы унаследовали локоны святой Раварты. Прятать такую красоту под сеткой — кощунство.

— А под андрийским венцом? В том меньше святотатства? — Белое золото было невесомо, но приятная, позабытая тяжесть власти сдавила голову теснее, чем полукольца венца.

Королева развернулась и властным движением толкнула андрийца в грудь. В россыпь вышитых на покрывале рун он мог бы упасть и с большей грацией, но ему выпадет другой шанс угодить её взгляду. Хенрика верхом села Яннику на колени. Глупыш пока бездействовал, тратя все свои силы на то, чтобы видеть только её глаза.

— Что вы решили, граф? — Хенрика наклонилась к чудному маленькому ушку под завитками волос. — Достойна я принять от Андрии то, что она хочет дать мне?

— Не знаю, сыщутся ли в Андрии украшения и короны, которые бы были достойны вас. — О, эти усы не разочаровали королеву, словно пёрышко прошлось от шеи к плечу.

Руки Янника ласкали ей спину, с потешным благоговением касались груди, спускались к бёдрам, распаляя меж ними пламя. Мягкие, осторожные поцелуи теплились у Хенрики на плечах и шее.

Она дрожала. Закрыв глаза, водила губами по его локонам и вдыхала с них аромат андрийских снегов, который не перебили даже рюнкльские ливни. Её руки не могли насытиться прикосновениями к его груди, что манила припасть, обещая защиту, к плечам, что влекли приклонить к ним голову, обещая отдохновение от тревог, бед и боли.

— Как далеко готова зайти Андрия, вступая в связь со мной? — Хенрика ощутимо сглотнула слюну и вдавила пальцы женишку в плечи, когда его губы легонько сжали её сосок.

— Так далеко, как пожелает моя королева. — Он выпрямился, чуть подался вперёд, призывая к сближению, но под взглядом Хенрики замер. Ледяной налёт в этих андрийских глазах был растоплен теплом обожания.

Хенрика впилась Яннику в губы, захватила их так, чтобы не дай бог не выскользнули, и лишь когда живот опалило и свело болезненной судорогой, толкнула Янника на спину и забралась сверху.

— Мой славный андриец не представляет, что мне пришлось пережить. — Руки Янника сомкнулись оградой барбакана на её талии. Лауритс раскрывал для неё захватнические объятия. — Кузен надвигался на меня варваром, завоевателем! Что мне оставалось, как не дать ему откуп короной? Но ему не хватило… Он погнал меня… ото всех… земель… что я… отписала себе! — Неволей она бы преклонила перед Лауритсем колени, верноподданнически целовала бы огрубелые, в засохшей крови руки. К женишку же она наклонялась сама, покусывала его пухлую нижнюю губку, до жжения тёрлась об него грудью, поднималась и опускалась, подхватывая стоном каждый его вздох. — Теперь Лауритс пытается взять измором… Но вскоре решит взять силой… Как песочную девку… — Варвар бы не мигая смотрел ей в глаза, празднуя покорителя. Милый андриец не чурался жмуриться, моргать, гулять взглядом по её лицу, груди, животу. Очарователен! — Андрия защитит меня?

— Андрия вас укроет. — Ясные глазки на мгновение подёрнулись льдистым налётом. Отвлекшись на них, Хенрика упустила, как её приподняли и уложили на спину. На миг её сжало холодом, внутри чавкнула сосущая пустота, чем не утрата престола? Краем глаза поймался алый высверк — венец Андрии спал с её головы.

— Укроет чем? Вами? — Сомнения в успехе андрийской авантюры погнал прочь Янник, когда развёл ей бёдра, как тетиву натянул. Стрела не заставила себя ждать, ударила сверху вниз, проделала несколько вращений, почти выдернулась и вонзилась опять. Хенрика вскрикнула, пальцы смяли в кулак горсть вышитых на покрывале рун. Ноги подбросило, и Хенрика обвила ими поясницу андрийца.

— Вы должны знать, что я недолюбливаю вашу Андрию.

— Однако она тянет руку помощи потомице Рагнара и Раварты.

Совсем недавно Хенрика Яльте сидела жабой в болотной тине и квакала, сейчас елозила по покрывалу и громко стонала, совсем недавно с неё стекала дождевая морось, сейчас сочился пот.

— Заставьте меня забыть, как Андрия устроила мятеж, едва я заняла трон.

— Извольте…

Метафоры в помутнённом мозгу наслаивались одна на другую. И снова мишень, она стала мишенью, собирая стрелу за стрелой, отдаваясь дрожью и тресками вскриков на каждый выстрел.

— Выходите за меня, — звал надтреснутый шёпот у самого уха, и Хенрика кивала, хватала женишка за ускользавшую из её рук шею, давила пятками на его ягодицы. Удержит его — удержит Андрию, землю Рагнара и Раварты. Андрия будет помнить Яльте, даже если весь Блицард придаст это имя забвению. Неприступные крепости и неистощимые копи, всё ляжет к её ногам. — Вы удивительная… Я ваш, ваш безраздельно…

— А вместе с вами моя и Андрия. — Дыхание прервалось. Напряжение прихватило каждую частицу её тела, вытянуло его стрункой, вжало в резко замершего Янника. Хенрика зажмурила глаза. Её сотрясло в судороге. Обжигающе холодная волна захлестнула её и повлекла вниз, прочь, вминая в беспроглядную толщу океана. Так тонул южный берег Тикты, родина её предков.…

Хенрика пришла в себя от своего же смеха, он спадал с пересохших губ постанываниями и всхлипами. Янник прижимался к её правому боку, дышал с присвистом, во всём верный стрелочным образам.

— Ты, верно, лучник… — собрав оставшиеся силы, Хенрика повернулась к нему лицом. Не постеснялась вспыхнувших красных пятен. О них ей сказал один лекарь, да, в самый разгар удовольствия.

— Как вы узнали? — Янник широко раскрыл глаза, к виску прилип умильный светленький локон.

Не без усилия подняв ослабшую руку, Хенрика нежно отвела локон любовника за чудное ушко.

— Ты изрешетил меня, как мишень.

— Простите, я ведь думал…

— Тсс. — Хенрика поместила его руку себе на живот, заставила легонько сжать. Чем не шутит Отверженный, а Андрия во всем была благодатна для Яльте. — В вашем доме все

красуются локонами и ямочками на щеках?

— Это от матушки, — Янник светло улыбнулся, порадовав теми самыми ямочками.

— А от кого же тебе достался такой нрав и взгляд как сквозь ледяную корочку?

— А это уже от отца.

Хенрика сдвинула его руку чуть ниже, стиснула между бёдер:

— Не припомню среди андрийских дворян того, кто мог бы дать этому миру такое чудо… То, что ты делал со мной… Клянёшься повторять это, если я пойду за тебя?

В ответ лучник учудил что-то пальцами, отчего Хенрика задрожала, откинула голову, всхлипнула, едва не упустив негромкое:

— Слово Тека.

— Нет.… Нет-нет!

Превозмогая слабость, она оттолкнула от себя больше не союзническую руку, рывком села и уставилась на гостя. Так вот, чьи эти льдистые гляделки, вот, отчего подбородок слегка по-лисьи сужается книзу, и эти усишки не что иное, как подражание боготворимому папеньке!

— Так ты сын Миллиана?

— Первенец и наследник Миллиана форн Тека, великого графа, милостью королевы бургомистра андрийской столицы. — Врун приподнялся на локте. Мордашка отвердела, но рука выдала его, предательски потянувшись за краем покрывала.

— Ах, так он ещё жив! — успела фыркнуть Хенрика перед тем, как в помутнении перехватила запястье лисёныша и вонзила туда зубы. Малыш форн Хеймер был сладким пряником, гнусный же Тек тошнотворно горчил.

Он вскрикнул. Хенрика разжала зубы, сплюнула, в уме мутилось от опьяняющей злости и собственной глупости. Пинок коленом пришёлся строго на бедро окаянного Тека:

— Убирайся! Вон! Как ты смел явиться ко мне! Спать со мной! Звать меня замуж! Вы, Теки! Падаль у моего пути к трону!

Янник скатился с постели. Хенрика замахнулась на него краем смявшегося покрывала, мерзавец перехватил его и обернул вокруг бёдер. О, весь в папашку! Оружием Хенрики Яльте были корона и армия, закалённая Девятнадцатилетней войной. Но корона лежала на её голове без году неделя — и Андрия соглашалась склониться только перед деяниями, и поражение в войне не сходило за таковые. Поредевшая армия королевы находилась на последнем издыхании, и готовящийся Хильмский договор велел распустить её — андрийцы же явили себя вооружёнными, выученными и отчаянными.

— Мы принесли клятву верности вашему величеству тогда и подтверждаем её теперь, — Янник качал локонами, примиряюще тянул ей руку, ловил её взгляд, пустое! — Андрия хочет видеть вас своей королевой, у нас хватит сил отразить удар Яноре, уберечь вас. Вы не пожалеете, прошу.

— Лисье отродье! — Хенрика наотмашь ударила его по протянутой руке. — Думал, я доверюсь твоему папаше? «По-моему слову Андрия или склоняет голову, или поднимает меч», так он приветствовал меня, его королеву!

— Вы вольны злиться, мой отец обошёлся с вами дерзко и непочтительно, и всё же он не потребовал многого…

— Только пост бургомистра и безучастность короны к тёмным делишкам его и Андрии!

Хенрика наступала на лисьего сына, кожу жгло от ищущей выхода злости. Тот был слишком уж гладенький, без единого шрамика, как отпустить его без отметин волчьих когтей рода Яльте!

— Вы остались в выигрыше, поверьте мне. Со стороны смотрелось, будто вы усмирили мятеж, не пролив ни капли крови, и проявили милосердие к мятежникам.

— А в благодарность вы решили сделать меня своим знаменем, под которым удобно выступить против Лауритса! — В бедро ткнулся столик, Хенрика подхватила вазочку с можжевельником, швырнула. Тек увернулся, каминная решётка отозвалась гулом. — Или не знамя, заложницу, сыграв на любви ко мне Яноре?

— Он не любит вас. Не любит так, как полюбит Андрия… и я. Я не мятежник, род Теков знатен, древен и насчитывает…

Ступня опустилась на что-то льняное, скользящее, Хенрика нагнулась и схватила брэ, из которых Тек вытащил для неё самый свой веский довод.

— От меня не будет разить андрийской мятежнической вонью! — Бросок, и пламя с хрипом гложет тряпку, пропитанную заразой непокорности. — Я отказала королю, Тек! Ваш род древнее Яльте?

Явно обомлев, андриец наблюдал, как его бельишко тлеет и рассыпается золой. Хенрика сдула со щеки прядь, примерилась, как подскочить и куда цапнуть, и вдруг Тек развернулся к ней. Хенрику отбросило на годы назад, твёрдый, непреклонный взгляд вонзился в неё ледовым осколком. Черты лица Янника заострились, он глядел на неё «герцогом Милле», глядел как на проигравшую войну, слабую, маленькую королеву…

— Да, наш род гораздо древнее Яльте! — отчеканил Тек и сделал полшага вперёд, и не подумав споткнуться о хвосты покрывала. — Наш род правил Андрийским княжеством много поколений до того, как туда пожаловал ваш Рагнар!

Хенрика вздрогнула, перебросила волосы на грудь, а ту прикрыла рукой. Ах да, она совсем голая, полумгла же лишь красит в мутный зелёно-серый, но не скрывает того, что из желанного низверглось до срамного.…

— Мы вытерпели у себя этого безумного крота, приняли и были верны! — Янник нёс на бёдрах покрывало мантией князя.

— Значит, это мой предок сглупил, не вырубив под корень сорняки с именем Теков! — крикнула Хенрика, накрыв грудь второй рукой. Пронёсся сквозняк, она переступила с ноги на ногу.

— О нет, твой предок при всём своём безумии был мудр, раз дружил с Теками!

— Умерь голос, ты, Тек!

Между ней и сыном «герцога Милле» остался лишь столик с горстью ягод можжевельника на столешнице. Хенрика нехотя опустила руку с груди и взялась ей за край столика. При малейшем намёке на опасность она опрокинет его Теку под ноги.

— Мы жили бок о бок с Яльте, так нам ли не знать о ваших слабых местах! — Янник наставил палец на низ её живота. Хенрика невероятным усилием удержала руку на столике, не прикрываясь. — Я предложил тебе то, что ты потеряла, поддался твоим прихотям, только бы разрешить всё добром. Андрия встретила твоего преемника миром и поклоном, но выбрала она тебя.

— Выбрав меня, Андрия изменила короне!

— Я вижу у этой страны две короны, вот только одна корона бегает от другой!

— Теки изменили обеим! Ещё шаг, и я сдам тебя Лауритсу как насильника и мятежника!

Янник поджал губы, мало преуспевая в обуздании ярости: топорщились усы, вздымалась от частого дыхания грудь. Хенрика глянула ему за плечо — на закрытую дверь. Ну и кто теперь загнанный в ловушку зверёк?…

— Мы хотели служить тебе. Мы не готовили мятежа против короля Лауритса. Мы только протягивали руку своей королеве и желали отсоединиться мирно. Но теперь я вижу, ты не достойна ни короны Андрии, ни короны Блицарда!

Хенрика опрокинула столик одним толчком. Тек шарахнулся в сторону, открывая себя для атаки. Хенрика кинулась на него, занесла для пощёчины руку и… ахнула, когда её запястье оковами сжали пальцы лучника. Он наверняка ловил на лету любые стрелы…

— Ты, Тек… — Испуг подкосил ноги, отдался спазмом в животе, ослабил свободную руку, не давая отхлестать захватчика. Но голоса не затронул: — Прочь от меня! Как ты посмел! Не тронь, ты, грязный…

Хлопнула дверь, и в комнату ворвался багряный вихрь. Хенрика только моргнула, а Тек под его напором свалился на пол. Раздались глухие удары. Непперг! Непутёвый страж-секретарь не пропустил ни единого звука с «аудиенции», иначе с чего бы он почти уселся на андрийца и врезал в челюсть с такой охотой?

— Идиот! Не смей! — Опомнившись, Хенрика шагнула вперёд — ягоды можжевельника вдавились в босые ступни — и дёрнула драчуна за ворот куртки: — Какого дьявола, Маррий! Отойди! Сейчас же!

Непперг повиновался и теперь с сожалением потирал кулак, измазанный кровью Тека. Тек поднялся легко, одной рукой придерживал покрывало, второй зажимал кровоточащую губу. Маррий выбил из него папашкин дух, но и страх этому лучнику был неведом. Тек лишь недоумевал, укорял выражением глаз, а капли крови на покрывале алели россыпью брусники на льду.

— Непперг, смирно. — Хенрика с трудом отвела взгляд от Янника. Нет, она не смилостивится. Не сжалится. Но зачем взгляд цепляется за андрийский венец? В сумраке балдахина он сверкнул ей алым оскалом. Хенрика вздрогнула, сомнения развеялись. — Непперг, вы остались без жалования. Тек, мой слуга позволил себе лишнего, посему позволяю вам уйти с миром, но не попадайтесь мне больше. Иначе будете гнить моим пленником, пока вами и мятежом мой кузен король Лауритс не займётся лично. А теперь уходите.

Мужчины не двинулись с места. Тек не смотрел на неё, крутя на бедре хвосты покрывала, а вот Непперг… Нахал изо всех сил старался не опускать взгляда ниже шеи королевы и всем своим видом изображал, что не смеет увидеть больше.

— Непперг! Или вы надеваете платье и становитесь мне камеристкой, или вон из моих покоев! Проводите Тека. Прочь!

[1]Прюммеанский дворец — официальная резиденция главы Прюммеанской церкви, находящаяся в Эльтюде.

[2]Тритт — мера длины в Блицарде и Блаутуре, равная примерна 0, 98 см.