Я за то и люблю затеи
Грозовых военных забав,
Что людская кровь не святее
Изумрудного сока трав.
Вчера я носил корону,
Сегодня покрыт позором;
Вчера владел городами,
Командовал войском огромным.
Сегодня без слуг я остался,
Сегодня я стал бездомным.
Бла́утур
Гри́гиам
— Вот так же, государь мой, я поднесу вам разом все короны. — Граф Ро́нальд Бе́рнард Оссо́ри преклонил колено и протянул молодому королю осеннее яблоко, удерживая подношение на кончиках пальцев.
Король Блаутура Лоутеа́н Первый Не́йдреборн принял яблоко из сада Оссори с таким почтением, будто сам епископ снова вложил ему в руки символ королевской власти. Бе́рни поспешил склонить голову. В паркетных плитах неясно отразилось его лицо. Насилу сдерживаемая ухмылка изламывала рот, забывший как отдавать приказы. Спадали на лоб кудри, не помнившие тяжесть драгунского шлема. Послышались шепотки — приближённые короля, небось, делали ставки, поможет ли царедворческий успех графа Оссори в его военных затеях. Сам бы Оссори поставил коня, нет, жену на удачный исход.
— Грации вам не занимать, кузен, — соизволил признать король. — Но по неведомым мне причинам вы предпочитаете не дворцовый паркет, а бранное поле. Вы одинаково хороши и в танце, и в атаке, однако придворный поклон гораздо благостней полёта в седле. Не согласны? Блистать при дворе или нестись в наскоке, рискуя свернуть шею… Действительно, лишь Дьявол бы и предпочел второе. Рыжий Дьявол, ну разумеется. Идём, кузен. Посекретничаем.
Берни поднялся с колена не без радости. Ему больше пристало щёлкать каблуками драгунских сапог, салютовать королю шпагой, но сейчас этого было нельзя. Аудиенции испрашивал не полковник драгунского полка, но любимый «кузен Берни». Этот кузен больше полугода изнывал при дворе, иногда отвлекаясь на попойки с друзьями и вынужденные визиты домой.
Едва он прошёл за Лоутеаном в узкую, укрытую тапестри дверцу позади трона, как уловил за спиной чужую преданную поступь. Берни узнал бы её из многих и многих. Псина в чине капитана королевской охраны и не подумала оставить свой пост. Вечно за плечом короля, вечно начеку, вечно с надменным, насмешливым взглядом. За полгода неотлучного пребывания при дворе Берни так и не удалось щекотнуть псину шпагой.
— Лотти… — Берни из последних сил старался не замечать присутствие шавки за спиной, но, дьявольщина, ещё немного, и он сам начнёт кусаться. — Зачем нам лишние уши?
Король обернулся, рука в расшитой бисером перчатке поднялась в повелевающем жесте.
— Рейнольт, место.
Послышался возмущённый вздох.
Берни поймал несколько озорной взгляд Лоутеана и, едва сдерживая смех, поторопился за расшалившимся королём по широкому коридору. Паркет Приёмной сменился каменными плитами, и Берни начал чеканить шаг. Король в добром расположении духа, шутит, вертит подаренное яблочко, даже подкидывает. Надкуси он плод в знак скорых побед, Берни бы не сдержал драгунского клича.
Такой настрой короля следовало беречь, ведь со дня смерти своей королевы он утратил всякий интерес к борьбе военной и политической. Если проигрываешь бой со смертью, какой смысл терпеть иную борьбу, вздыхал Лоутеан в минуты откровения с кузеном. Берни кивал и молчал, не напоминая государю, что тот государь. Брак молодого короля с девицей из знатного блаутурского рода оказался коротким, но счастливым. Юные и глупые, они влюбились друг в друга без оглядки. Сам юный и глупый, Берни не спорил, когда пришло время просить руки мессиры Ледышки, но полюбить её не сумел будучи, видимо, поумней влюблённых глупцов.
Три года семейной жизни и полгода без войны. Берни терялся, что хуже. Но сейчас Лоутеан может разрешить обе проблемы кузена. Берни с надеждой взглянул на короля. Тот подкинул яблочко, потёр золотой бок о замшу колета. Выбор в пользу колета военного образца и широких штанов означал, что Лоутеан не отвергает войну хотя бы в моде. Впрочем, королевское одеяние испаскудили вышитые золотом завитки, да и чёрные штаны шуршали атласом. Солнце угодливо билось в витражи окон, так что король почти сиял золотом. Берни оправил на себе кожаный колет, скупой на изыски, покрутил пуговицу со знаком медведя. Моду придворным шаркунам по-прежнему диктовала война, значит, для Блаутура не всё потеряно.
— Узнаёшь путь, кузен? — поинтересовался Лоутеан, когда они свернули в сторону, противоположной анфиладе залов со знамёнами, оружием, портретами. — Крыло блаутурских принцев. Заодно почтим память Кэди. Я помню, он хорошо на тебя влияет.
Берни давненько не бывал в этой части Элисийского дворца. О чём же собрался секретничать государь в забытых комнатах старшего брата? Имя Кэ́догана привычно принесло с собой горечь утраты. Драгуны никогда не забывали своего предводителя, а Берни — лучшего друга и побратима.
Коридоры помрачнели и сузились. Потолок с веерными сводами уводил в ушедшие века, когда военное дело топталось на месте, а человеческий гений издыхал, задушенный церковными путами. Кто-то поснимал тапестри с каменных стен и тем самым стёр все яркие краски. Король провёл кузена мимо бывшего фехтовального зала, двери в него по недомыслию держались распахнутыми. Берни глянул лишь мельком, однако глаз сразу уловил перемены. Лотти больше не жил в комнатах принцев, но всё-таки велел закрасить фреску с королевской охотой, возглавляемой Кэдоганом. Теперь по дубраве лесной феей кружила в танце ныне мёртвая королева.
Вспыхнула безумная мысль увезти короля с собой на войну. Пусть вдохнёт запах пороха, пусть поглядит с пригорка на славный бой! Есть ли средство лучше, чтобы развеять скорбь пылью по ветру?
Берни исподволь окинул Лоутеана взглядом. Он был неплохо сложен, но пренебрежение упражнениями всё равно сказывалось. Впрочем, панцирь на нём сел бы отлично. На плечи бы лёг красный плащ, а солнце бы венцом воссияло в светлых локонах. Лотти был не прочь покрасоваться. Может, намекнуть ему, как слагаются славные песни и пишутся чего-то стоящие полотна? К тому же, королю бы стоило искупить прегрешение перед офицерами, чью форму он чуть было не испаскудил три года назад модным придворным веянием…
Лотти как ни в чём не бывало миновал двери в покои старшего брата. По створам и притолоке вился резной плющ. Кэди частенько смеялся, что плющу забвения его не взять. Двери в его покои действительно не закрывались. Но теперь, какие сомнения, комнаты погибшего принца накрепко заперты. Уже четыре года плющ торжествовал и словно бы прорастал по-настоящему.
Лоутеан со смешком кивнул на двери напротив, у которых впервые на памяти Берни дежурили стражники. Ребятки в ливреях до колен, зелень и золото, отлажено ударили алебардами оземь и толкнули двери в Трофейную. На Берни дохнуло холодом, запустением, его пробрал озноб.
При Кэдогане драгуны, будто на алтарь, несли сюда трофеи. В те времена туфельки, обронённые королевой Бли́царда, соседствовали с вороньим чучелом, на котором красовалась перевязь маршала Эскарло́ты. Лоутеан же кропотливо изводил следы свершений брата. Берни с тоской оглядел обокраденные стены. Теперь на них красовались сомнительной красоты гравюры в исполнении Лоутеана. Язык не поворачивался назвать их трофеями, разве что Лотти резцом отвоёвывал право на их существование. В дальнем углу стояла пустующая мышиная клетка. Над ней висел портрет ещё маленького Лотти с мышью, его давнишней питомицей. В простенке между окнами в горшке рос молодой дубок. Лоутеан и его почившая жена были ещё в том юном возрасте, когда в честь любви сажают деревце.
— Берни, ты любуешься моими гравюрами? — в голосе Лотти слышалась усмешка, неужели он шутит сам над собой? — Кто-то в юности собирает собственный полк, а кто-то укрощает металл. Знаю, ты не считаешь это достойным занятием.
Король хлопнул графа Оссори по плечу, прошёлся по устланному широкими досками полу. Те, что должны были, неизменно заскрипели. Нашёл ли Лотти драгунский «скрипучий клад»? Берни улыбнулся воспоминаниям, такие тайники были во многих излюбленных комнатах драгун. Они держали там глиняные бутыли с вином, боевые шпаги или просто записки с поручениями. Драгуны вообще находились в Блаутуре на особом счету. Кэдоган основал новый для блаутурского военного дела род войск. Он сделал ставку на огнестрельное оружие, которое хорошо приживалось во вражеской ныне Эскарлоте. И при этом опёрся на многовековой кавалерийский опыт, но копья заменил сперва шпагами, а в скором времени — саблями. Так драгуны стали первым на Полукруге конно-стрелковым образованием. Они не входили в состав блаутурской армии и купались в собственной вседозволенности. «Сыны дракона», так они называли себя, Неистовые драгуны. Они жили и сражались под знаменем крылатого линдворма — личным знаком Айрона-Кэдогана Нейдреборна, принца Тимрийского[1]. Они изрыгали пламя и бросались в битву с драконьей свирепостью.
Но с гибелью Кэди они сидели точно на привязи. Лишь изредка его добрый братец пускал их «попыхтеть огоньком», предварительно поместив в состав армии. Вместо крылатого линдворма на службу заступил оссорийский медведь. Берни противился, но в Уставе рукой Кэдогана было написано, что за новым предводителем следует новое знамя.
— Раз уж вы сами заговорили о нашем предназначении, — Берни поправил ножны и ухмыльнулся, — то не станете отрицать, что отнимать у меня войну — это какое-то попрание замысла божьего!
— Если мой кузен Берни вспомнил Бога, дело действительно плохо. Не боишься, Рыжий Дьявол? — Лотти снял перчатки, бросил на обшарпанный стол у окна без створок и даже штор, вдохнул запах яблока.
Почему-то из уст короля прозвище Берни звучало издёвкой, но чего не простишь глупым, наивным миротворцам? Оссори боднул воздух готовыми прорасти дьявольскими рогами.
— Зачем ты рвёшься? Считаешь, армия не справляется? — Лотти присел за стол, положил перед собой яблоко, рассеяно поглядел в осеннюю тоску за окном. За ним открывался вид на внутренний сад. Берни тоже глянул. Облетевшие листья налипли на редкие статуи и молчащий фонтан, дождь, казалось, прибил их намертво. Быстро утратив к нему интерес, Лотти выжидающе кивнул «кузену».
— Не справляется, ваше величество. Лоутеан, это непростительное промедление. Послушай, просто послушай меня. — Берни подлетел к столу, старая привычка сразу себя явила. Королевские перчатки стали Блаутуром, яблоко — вражеской Эскарлотой. Лотти смотрел на «кузена» с лёгким беспокойством. И что с того? Уже целых полгода Рыжий Дьявол разыгрывает лишь настольные баталии! — Честь Блаутура погибнет в Амплиольских горах, если по религиозному кретину мы не ударим до зимы! — Оссори провёл пальцем от перчаток и остановился у самого яблока. — Лотти, это наш шанс, ты же видишь, армия топчется на месте, пасует перед горами, как изнеженная девка перед широкой лужей! А между тем, мы вернули себе спорные территории, кое-где шагнули за их, «воронишек», границу! Считай, всё это время мы копили силы. Драгунский наскок на город, где засело королевское семейство! Каково? Схватим короля, принцев — бросим на колени всю Эскарлоту. Упустим — ну хоть получим место для продвижения в глубь королевства.
Берни раздражённо смахнул со лба кудри. Дьявольщина, он готов самовольно выдвинуть драгун на это дельце и после подать в отставку, лишь бы эскарлотское вороньё наконец осознало, как опасно каркать на линдворма! Шесть лет длится эта скучная без драгун война, тягучая, как ленивый спор старушек-графинь. Из раза в раз прибытие драгун оживляло сонных мух, несло победу в сражениях. Но теперь они добьются победы в войне!
Берни услышал собственный голос, оказалось, он вслух бормочет продуманный на днях план наступления через ущелье. Узкое ущелье — находка для эскарлотцев. «Вороньё» обожает устраивать обвалы, научилось. Но если прорваться, с разведкой, то…
— Берни, ты меня слышишь?
— Да?
— Я запрещаю. — Лоутеан забрал перчатки.
— Но…
— Нет. — Бисер сверкнул на монарших руках.
— Дьявольщина, Лотти, не будь же Мышиным хвостом!
Берни осёкся. Придержав шпагу, устало опустился на стул напротив короля. Лотти нервно передёрнул плечами, его обеспокоенный взгляд остановился на детском портрете.
— Мыши… Никогда не понимал, чем они вам не угодили.
— Я виноват, я прошу…
— Нет, молчи. Если твои драгуны отсидели себе хвосты, хорошо. Но только не ты. Берни, ты мне нужен. Назначь вместо себя подполковника.
— Аддерли? — Берни не удержал смешка. Энтони Аддерли с детства был ему другом, со временем стал боевым товарищем. Отвага чудным образом сочеталась в нём с благоразумием, его офицерские таланты и воинская доблесть никем не ставились под сомнение, но… Тихоня, увлекающий в бой драгун?
— Лоутеан, у драгун один полковник, и пока он жив, лишь он поведёт их в бой. Смешно и стыдно оставлять меня при дворе, когда мой полк уходит воевать. И потом, зачем тебе я? При тебе всегда пси… Рейнольт.
— Слово короля для тебя пустой звук?
— Лотти, не мы начали эту войну, но дай же нам её закончить! Или ты хочешь победы Эскарлоты, мой король? Этого хочешь? Ради Кэдогана, ради памяти будь же достоин его места!
— Ах, достоин? Хорошо же.
Берни прикусил язык. Он был предан Лоутеану душой и шпагой, но в мыслях невольно усаживал на трон Кэдогана, который во всём превосходил младшего брата. Король Блаутура вскочил, быстро подошёл к окну, опёрся о подоконник, после смерти Кэди пошедший трещинами. Из-за этих слов война Берни будет только сниться…
— Уезжай. Завтра же. Осуществляй этот свой наскок в ущелье. Но ты поклянёшься мне. — Лотти повернулся к Берни, решимость ожесточила лицо с мягкими, тонкими чертами, вздула вену на лбу. — Головой поклянёшься в победе.
Рональд Бернард Оссори поднялся лишь с тем, чтобы опуститься перед королём на одно колено:
— Клянусь, что принесу Блаутуру победу, мой король. Или мне не сносить головы.
— Не просто победу, кузен Берни. Я намерен преподать подданным урок. Кого-то я заставлю ловить для меня мышей, кого-то обяжу жить. Докажи, что драгунский полк достоин своей славы, пусть он выйдет из войны почти без потерь, пусть выйдет с победой. Если же тебя разобьют, и победу мне принесёт блаутурская армия, я не пожалею твоей головы, кузен. Вместе с полком умрёшь и ты, ведь не бывает так, чтобы голова жила без туловища?
Оссори склонил голову, дождался, пока Лоутеан Нейдреборн коснётся его макушки, и встал на ноги.
— Мы правы, враг не прав! — Оссори до половины вынул из ножен шпагу, по мере сил салютую королю.
В окно забарабанил дождь, Берни улыбнулся мерзкой погодке. Пусть себе льёт, драгунских коней размытой дорогой не испугать. До зимы Неистовые драгуны закончат эту войну, и король Эскарлоты будет постукивать чётками уже в почётном плену. В следующий раз дождётся знамения божьего и лишь затем потянет к Блаутуру жирные пальцы!
Лоутеан снова отвернулся к окну, сцепив за спиной руки. Огорчился, боится за своего безголового кузена. Берни хотел было что-то сказать, но вместо этого прищёлкнул каблуками и покинул Трофейную. Когда закрылись двери, до него донёсся приглушённый, чавкающий удар. Кажется, его яблоко угодило в чучело эскарлотского ворона.
[1]Принц Тимрийский — титул наследника престола в Блаутуре. Ти́мрия — территория на северо-западе Блаутура, которая после прохождения принцем Тимрийским инвеституры поступает в его владение.