Восстать из Холодных Углей

Глава 7

Я проспала целый день. На самом деле, это было больше похоже на полтора дня. После того, как я вытащила Хорралейна из его кошмара, усталость, наконец, взяла свое. Мы отошли от амфитеатра, хотя я и не помню, как это сделала. Вернулись по тропинке, ведущей к нему, и снова вышли в город До'шан. Хардт нашел нам здание, которое не было занято дикими пахтами, и мы объявили его своим. По всей видимости, Дикие разбегались при виде меня, даже спотыкались и теряли сознание. Они боялись меня так же неистово, как боготворили Аэролиса. Полагаю, я это заслужила. Они были не последними, кого я научила бояться меня.

Как только мы оказались внутри, я привалилась к осыпающейся стене и больше ничего не помню. Хардт набросил на меня с полдюжины плащей, пока я, дрожа, засыпала, и, как мне сказали, Хорралейн часами стоял на страже, пока его не одолело такое же изнеможение. После того дня большой терреланский головорез стал моей второй тенью. Он посвятил свою жизнь защите меня, возможно, в качестве оплаты долга, который, как он считал, у него был, или, возможно, просто в знак благодарности. Все потому, что ему нужен был кто-то другой, кто принимал бы решения за него, и я взяла на себя эту роль и доказала, что более чем способна на это. Как жаль, что проблемы из его снов было решить намного легче, чем мои настоящие.

Когда я, наконец, проснулась, то почувствовала зверский голод. Я был голодна очень много раз в своей жизни. Внизу, в Яме, нам никогда не хватало еды, и у всех Хранителей Источников появляется чувство голода, которое выходит за рамки потребности в пище, но после дня сна чувство голода было совсем другим. У нас был приличный запас солонины, которую мы извлекли из ранцев погибших солдат, но этого должно было хватить самое большее на несколько дней. Я спросила себя, не был ли наш маленький флаер где-то поблизости. Под До'шаном находился город, — мы проезжали его по пути, — и там, внизу, должно было быть полно еды.

Наша группа была подавлена. Об этом можно было судить не только по внешнему виду, но и буквально по всему. Над всеми нами нависло облако дурного предчувствия. Хорралейн ходил за мной по пятам, как влюбленный дурак. Хардт наблюдал за городом снаружи, стоя на страже у пустого дверного проема. Иштар расхаживала взад-вперед, отказываясь признать, что ей было бы лучше дать отдых лодыжке. Тамура сидел, держа в руках старый чайник, который он нашел, кипятил в нем воду и время от времени добавлял что-то в смесь. Но хуже всех была Имико. Маленькая воровка сидела в углу нашего здания, уставившись в никуда. Даже маленький ринглет не смог рассеять ее мрачное настроение. Она едва заметила мое приближение. Я пнула ее по ноге, чтобы привлечь внимание, и Имико вздрогнула, в ее глазах появился страх. Мне стало стыдно, что я вызвала этот страх. Вздохнув, я опустилась рядом с ней.

— Ему обязательно маячить так близко? — угрюмо спросила Имико, кивая на Хорралейна. Здоровяк нависал над нами обоими.

— Уходи. — По моему приказу Хорралейн отступил на два шага назад и замер в ожидании. — Очевидно, сейчас его занятие — маячить рядом с нами.

Имико фыркнула и вернулась к своему глубокому созерцанию пола.

— Ты не смогла бы его остановить. — Я догадалась о ее чувствах. Во время нападения Железного легиона маленькая воровка не сражалась, как все остальные. Она даже не пыталась. Имико просто упала на колени и закричала, чтобы он перестал причинять боль ее друзьям. Она сделала больше, чем сумела я. — Даже Хардт и Хорралейн не смогли сблизиться, у тебя не было ни единого шанса. Думаю, иногда страстная просьба стоит больше, чем удар ножом в спину.

Имико всхлипнула и подтянула колени к груди. Я потянулась и обняла ее за плечи. Это было неловко, и не только потому, что девушка была выше меня, но и потому, что я так не поступала. Именно так Сильва утешала людей — состраданием, общением и любовью. Я утешала людей, выпивая с ними и хороня боль.

— Мы доберемся до него, — пообещала я ей. — Я доберусь до него. Я отплачу ему за всю боль, которую он нам причинил. Железный легион умрет за все, что он сделал, за все зверства. За то, что он сделал со мной. За то, что он делает с Джозефом даже сейчас. — Имико заскулила, но я больше не слушала. Во мне закипел гнев, подкрепленный подтверждением Сссеракиса, что Железный легион заплатит. — Просто сначала я должна его найти. Выучить несколько новых трюков. Нам нужно больше силы.

— Дело не только в этом, — сказала Имико между всхлипами. Я поняла, что крепко сжимаю ее, и она оттолкнула меня, слезы катились по ее щекам. — Я знаю, что не могла остановить его. И мне все равно. Я убила кое-кого, Эска. И не одного. — Она наклонилась и вытащила маленький нож, лезвие которого было выкрашено в красно-коричневый цвет засыхающей кровью. — Из-за меня погибли люди. Потому что я... — Имико держала нож перед собой, крепко сжимая рукоять побелевшими костяшками пальцев. Он дрожал в ее руках, как будто она больше всего на свете хотела выпустить его, но не могла разжать пальцы. Так что я сделала это за нее. Я взяла ее за руку и разжала ее окоченевшие пальцы, затем выдернула нож.

Я не умею утешать людей. Никогда не умела. Утешать и облегчать боль людей — это просто не входит в число моих умений. Мне этого не хватает, я знаю. Это не потому, что я не понимаю, и не потому, что я им не сочувствую; просто я не знаю слов, которые могли бы помочь. Сильва умела справляться с такими моментами, всегда зная, что сказать и когда это сказать, а иногда и вовсе ничего не говоря. Я в таких случаях умею делать только одно — самой взваливать на себя это бремя. В конце концов, что значит еще одна смерть или даже сотня других, положенных к моим ногам?

— Это не твоя вина, Имико. Это моя вина. — Я редко говорила более правдивые слова. — Ты просто держала нож. Я дала его тебе. Я его направила. Без меня в этом не было бы ни необходимости, ни цели. Это не твоя вина. Это все из-за меня.

Я оглядела нашу маленькую группу. Бездомные и раненые. Избитые и угрюмые. Даже там, в Яме, отчаяние не нависало над нашими головами так близко. Они нуждались не только в утешении, и те, кто нуждался, смотрели скорее на Хардта и его гигантские плечи. Но им нужно было и кое-что от меня. Им нужны были направление и цель, а у меня их было в избытке.

Подняться на ноги было не так-то легко. От сна на холоде у меня одеревенели конечности, а лодыжка все еще болела из-за вывиха. Учитывая многочисленные порезы и сломанное ребро, даже просто жить было больно, но я переносила и худшее. По крайней мере, мои раны не должны были оставить памятные шрамы, в отличие от тех, от которых я страдала раньше. Моя рука коснулась левой щеки и провела по гордой линии, которую оставил там Приг, напоминая о том, что даже самые незначительные поступки могут оставить след в мире. Все взгляды обратились ко мне, когда я стояла там, как будто все мои друзья чувствовали тяжесть того, что я собиралась сделать. Даже Сссеракис зашевелился во мне, любопытство отвлекло его от страха, который нас окружал.

— Хорралейн, пойдем со мной. — У землян и пахтов есть несколько общих черт, и среди них странная тяга к таинственности. Все почувствовали, что я приняла решение, и его последствия повисли в воздухе между нами. Когда я вывалилась из нашего маленького здания, Хорралейн следовал за мной по пятам, как верный пес, остальные последовали за мной, подгоняемые любопытством.

Я направилась к амфитеатру настолько быстро, насколько позволяла моя нога. Я, скорее, хромала, но старалась изо всех сил. Хардт задал вопрос у меня за спиной. Тамура ответил ему: Огонь не замечает пепла, который остается после него. Он всегда сжигает чего-то новое. Я подумала, не я ли была тем огнем, о котором он говорил. Я не уверена, что когда-либо в моей жизни была более подходящая метафора. Все на моем пути сгорает, и я оставляю после себя только пепел.

Стоял пасмурный день. Дикие пахты наблюдали за нами из теней, их страх ясно показывал их положение. Сссеракис все еще был слаб, но ужас хорошо подкрепился за полтора дня моего сна, и моя тень менялась с каждым шагом, пока мой пассажир пробовал свои новые пределы. Возможно, это было результатом того, что наша связь стала крепче, или, возможно, ужас просто стал лучше понимать свои возможности внутри меня. Он утверждал, что Оваэрис отличается от Севоари, законы были другими, но я думаю, что никто из нас на самом деле не понимал, что это значит. Мы оба открывали для себя, на что способен другой, и в то же время понимали, на что способны мы сами. При всех наших различиях мы с Сссеракисом были хорошей командой.

Я демонстративно проигнорировала почерневший песок на том месте, где я сожгла тело Сильвы. Я не нуждалась в напоминаниях о последствиях своих действий, особенно когда у меня на уме был другой поступок, который, как я знала, мог обернуться кошмаром для всех нас. Дюжины замерзших тел устилали песок арены, с большинства из них уже было снято все полезное. Трупы на холоде не гниют, как следовало бы, а сохраняются долгое время. Имико сдавленно всхлипнула, и я услышала, как Хардт пробормотал несколько слов. Ей будет лучше под его опекой, чем под моей. Брошенное оружие, в основном окровавленное, валялось на песке. Недалеко от центра, рядом с гигантским телом с раздробленной грудной клеткой, лежал большой молот — одно из десяти орудий, которые упали при столкновении лун. Его головка наполовину зарылась в песок, рукоятка торчала вверх.

Песок в центре арены был залит кровью. Часть крови принадлежала Джозефу — она пролилась, когда его проткнула Прена, — часть пролилась из полученных мной ран. Казалось, это было так давно, но на самом деле прошло меньше двух дней. Я остановилась возле двух небольших колонн, выросших из пола, — свидетельства моей встречи с Железным легионом. Обернувшись, я увидела, что остальные стоят неподалеку, наблюдая за мной и ожидая, как будто я вот-вот совершу что-то удивительное. Полагаю, они были недалеки от истины. Я собиралась изменить мир.

— Аэролис! — Я выкрикнул это имя, но никто не ответил. Никто из нас не видел и не слышал Джинна с тех пор, как он улетел из амфитеатра два дня назад. Думаю, остальные были этому рады. Я тоже должна была бы радоваться.

Что ты делаешь, Эскара?

— Я заключила сделку. — Я отвечала Сссеракису, хотя, полагаю, остальные подумали, что я обращаюсь к ним. — На самом деле, я заключила две сделки. Пришло время нам обоим сдержать свои обещания.

— Аэролис, Изменчивый! — закричала я еще громче, чем раньше.

На арену ворвался ветер, взметнув плащи и волосы. Имико крепче прижалась к Хардту, и здоровяк бросил обеспокоенный взгляд в мою сторону. Иштар издала стон и, опираясь на костыль, подковыляла ближе, что-то бормоча, и уселась на один из глиняных стульев, которые Железный легион вырастил из песка.

— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, ужасная ученица. С этим существом шутки плохи.

— Я заключила сделку, чтобы освободить тебя, Иштар, — сказала я. — Полагаю, вместо этого мы могли бы просто отрубить тебе ногу.

Моя наставница по фехтованию усмехнулась:

— Я не говорила, что не благодарна. Я только надеюсь, что ты не глупа.

Ветер усилился до воя и дул со всех концов арены, превращаясь в бурлящий водоворот безумия всего в нескольких шагах от меня. Я прищурилась от взметнувшегося в воздух песка.

— Я не какой-нибудь слуга, которого можно позвать. — Голос Джинна больше не был скрежещущим грохотом камня о камень, а скорее походил на свистящий вой циклона.

— И все же... — сказала я с дикой ухмылкой.

Вращающийся вихрь становился все сильнее, Джинн приближался. Дикий ветер трепал мое пальто и украденный плащ.

— В своем высокомерии ты принимаешь мое терпение за великодушие, женщина-землянин.

Я не отступила и вместо этого вызывающе вздернула подбородок. Я чувствовала, как внутри меня бушует дугошторм, и знала, что мои глаза сверкают молниями, которые я сдерживала.

— А ты путаешь высокомерие с компетентностью, Джинн.

Иштар застонала рядом со мной:

— Если бы ты сказала мне, что собираешься затеять еще одну драку с этим богом, я бы не сидела так близко, ужасная ученица.

После ее слов ветры Джинна, казалось, немного успокоились. «По крайней мере, твоя пахт знает, как правильно угождать тем, кто выше ее». В этом утверждении скрыта истина, над которой я размышляла много лет. В ходе своих многочисленных встреч с теми существами, которых мы ошибочно называем богами, я обнаружила, что Ранд действительно желают, чтобы мы им поклонялись. Они изменили нас. Во многих отношениях они действительно создали землян, пахтов и таренов. Они взяли то, чем мы когда-то были, и исказили нас, чтобы мы больше соответствовали их замыслу, и они сделали это, потому что хотели быть богами. И они хотели, чтобы мы возвысили их до этого статуса с помощью веры. Джиннов, с другой стороны, не волнует, во что мы верим, они просто хотят, чтобы мы кланялись, заискивали и льстили. К сожалению, я никогда не была сильна ни в одном из этого, поэтому предпочла вести себя вызывающе.

— Чего ты хочешь, женщина?

— Мы заключили сделку, Джинн. — Я выплюнула эти слова в центр вихря. — Свобода Иштар в обмен на твою.

Шипящий смех прокатился по арене, поднимая песок и разбрасывая его во все стороны.

— Будь осторожна в выборе слов. Ты связала себя невыполнимой задачей.

Джиннам нельзя доверять, но прими это предупреждение близко к сердцу, Эскара. Не заключай больше никаких сделок с этим существом. Получи то, что нам причитается, и оставь его гнить здесь, на этом острове.

— А что случилось с желанием его убить? — спросила я.

Бурлящие ветры немного утихли, джинн слегка отодвинулся.

— С кем это ты разговариваешь, женщина?

Твою ярость вызвало твое горе, а не мое. Я просто направил ее по назначению. Теперь мы оба знаем, что это существо нам не по зубам. На данный момент. Оно предлагало тебе силу. Возьми ее. Учись у него. Потом позволь ему раствориться в безвестности здесь, в своей плавучей тюрьме. Сама стань божеством, которым он хочет быть.

— Я согласилась освободить До'шан, — сказал я, стараясь не обращать внимания на Сссеракиса. Ужас мог быть весьма страстным, когда говорил о правлении и поклонении другим. Он жаждал вернуться в свой мир, где был одним из правителей. — Чтобы позволить тебе снова путешествовать по небу.

— Ты согласилась. И у тебя заканчивается время.

— Ты заплатила огромную цену, — сказала Иштар. — Только за то, чтобы освободить маленькую меня.

Я повернулась к ней и пожал плечами:

— Я бы заплатила еще раз. В одно мгновение.

Иштар усмехнулась. «Такая ужасная ученица, но лучший друг. Спасибо тебе, Эскара». Иштар редко называла меня по имени, только когда этого требовала ситуация.

— Я дал тебе три дня, землянин, — продолжил Джинн.

Я фыркнула и улыбнулась:

— Они мне не нужны. Расскажи мне о цепях. Из чего они сделаны? Почему тебе нужно, чтобы я тебя освободила?

Тамура хихикнул:

— Цепи — Железо, сделанные не из чего, а из кого.

— Но Джинны — мастера земной магии, так? — спросила я. — Конечно, ты можешь сам разорвать цепи.

По амфитеатру пронесся холодный ветерок.

— Этот безумный Аспект только запутывает дело. Намеренно, я подозреваю. Цепи живые. Они выросли у одного из детей Мезулы, которого она назвала Железом. Он поселился в сердце моего города, как паразит. Его конечности пробиваются сквозь скалу, словно зараза из нерушимого металла, удерживая мою тюрьму на месте.

— Он и есть цепи?

Джинн немного помолчал, прежде чем ответить:

— Цепи — Железо. Они окружают его, обволакивают. Огромная паутина, спрятанная в камне, и жирный паук, свернувшийся в кокон в центре.

Это не должно было удивить меня так сильно, как удивило. Похожий монстр живет в центре Ро'шана, великан, чьи кости растут вверх, образуя сам город. Один из многочисленных детей Мезулы. Я так и не узнала имени существа, которое живет в ее горе и дает приют всем жителям Ро'шана. Насколько мне известно, нет пути вниз, чтобы познакомиться с живым сердцем города. Оно дремлет там, подчиняясь воле и прихотям матери. Железо не так уж сильно отличается по своему назначению, хотя и имеет совсем другую цель. Аспект, созданный с единственной целью — привязать До'шан к земле. Существо с металлическими конечностями, которое кормится питательными веществами земли, высасывая все, что ему было нужно, из почвы, находящейся так далеко внизу. Интересно, знало ли оно о нас, о чем-либо, что происходило вокруг него. Каким интеллектом наделила Мезула свое железное дитя?

— Почему ты не можешь его уничтожить? — спросила я. — Ты Джинн, так? Могущественный сверх всякой меры, тебе поклоняются как богу. Мезула действительно так легко тебя одолела?

Возможно, мне не следовало так дразнить Аэролиса. В Кешине была поговорка, которую я почему-то помню, несмотря на прошедшие годы. Не тыкай пальцем в огонь. Не важно, обожжешься ты или нет. Ветер снова усилился, тихий бриз превратился в завывающий шторм. Песок взметнулся в воздух, вокруг нас образовались крутящиеся торнадо. Я засунула руки в карманы пальто и плотнее запахнула его, но плащ развевался вокруг меня, словно исполнял сумасшедший танец.

— Эска? — Голос Хардта на мгновение заглушил шум ветра. Я оглянулась и увидела, что он низко пригнулся, защищаясь от яростного шторма Аэролиса. Имико вцепилась в руку Хардта, костяшки пальцев побелели на холодном ветру.

Что ты делаешь?

— Столько бахвальства! — Мне пришлось кричать громче ветра, чтобы меня услышали. — Прекрати это шоу, Аэролис. На меня, блядь, оно не производит впечатления. — Ты, наверное, удивляешься, как я могла быть такой спокойной и уверенной перед лицом такой силы. Ураган пронесся по амфитеатру, пытаясь оторвать нас всех от земли. Локальные смерчи разрывали песок и землю под ними. Звук был оглушительным. Ярость шторма ошеломляла. И все же мы были целы и невредимы.

У меня есть склонность к азартным играм, порок, приобретенный за бесчисленные часы, проведенные за игровыми столами в Яме. Азарт от сделанной ставки, предвкушение победы или поражения, битва с противником, который хочет забрать все, что у тебя есть. Но я давно усвоила, что в большинстве азартных игр исход зависит не от карт, фишек или игральных костей, а от игроков. Урок, который Джозеф прошептал мне в темноте за несколько мгновений до того, как я забылась сном, но который запомнила на всю жизнь. Делай ставки против игрока, а не против игры. Сильва преподала мне похожий урок: переговоры во многом похожи на азартную игру. Иногда стоит отдать что-то, проиграть раунд, просто чтобы посмотреть, как поведет себя другой человек. Иногда стоит притвориться, что ценишь то, что для тебя ничего не значит. Знать, когда твой противник блефует, — девять десятых любой победы.

Шторм становился все сильнее. Иштар сползла со своего маленького столбика и прижалась к нему. Тамура присел на корточки, свернувшись в клубок и вцепившись в землю. Даже Хорралейн и Хардт, каждый из которых был размером с лошадь, с трудом устояли перед яростью, бушевавшей на арене. Сссеракис втянул мою тень в землю подо мной, защищая от ударов, и я наклонилась навстречу ветру. Последний вздох неповиновения. Последняя ставка на блеф.

— Хватит, Джинн! — закричала я ветру, и вокруг меня заревел дугошторм, молнии заискрились на коже и засверкали в глазах. Шторм, который я ношу в себе, странная штука; он реагирует на сильные эмоции. Удовольствие и боль, страх и возбуждение. В этом отношении иногда бывает неловко; известно, что я случайно шокирую любовников в порыве страсти. Но чаще всего он реагирует на мой гнев. — Ты не собираешься причинять нам вред, так что прекрати это жалкое гребаное представление и скажи мне то, что мне нужно знать!

Ветры стихли так внезапно, что Хорралейн подался вперед и растянулся на земле. Я, вероятно, тоже упала бы, если бы не Сссеракис, приковавший меня к земле своей тенью.

Ты так легко ставишь на кон собственную жизнь, но рискуешь всем, чтобы защитить тех, кто тебя окружает. Глупая черта характера, которая приведет тебя к смерти.

— А тебе-то какое дело? — Я прошептала эти слова так тихо, как только могла.

Я вложил в тебя много времени и сил, Эскара. Я не позволю тебе умереть, пока ты не отправишь меня домой.

Кружащийся вихрь Джинна преобразился, ветры снова превратились в свистящий бриз.

— Почему ты так уверена, женщина?

Я стояла перед Джинном, выпрямив спину, стараясь не показывать ни капли страха, который испытывала.

— Потому что я тебе нужна. Если бы ты мог освободить До'шан сам, ты бы это сделал. Я могу сделать это для тебя. И ты это знаешь, иначе ты бы уже убил меня. Тот шторм, который ты только что вызвал, был попыткой запугать, показухой и бахвальством. Как и Вейнфолд, ты принимаешь позу и устраиваешь чертовски впечатляющее шоу в надежде, что я расскажу тебе, какой ты великий. Что ж, это так. Ты — Аэролис, Изменчивый. Ты скала, ветер и, вероятно, бесчисленное множество других вещей. Величественный, великолепный и могущественный. Ну, я уже удовлетворила твое раздутое гребаное эго? Мы можем перейти к делу?

Тамура фыркнул от смеха. Сумасшедший старый Аспект сидел на песке, скрестив ноги.

— Вся жизнь — это зеркала. Отражение правды часто оказывается ложью.

— Такой же безумный, как твоя мать. — Слова Джинна прошелестели по арене.

— Почему ты не можешь уничтожить Железо сам, Аэролис? — подтолкнула я.

Вихрь ветра слегка сместился. Было трудно смотреть на безумие формы Джинна, трудно сосредоточиться на такой извивающейся массе из ничего. Невозможно было сказать, на чем сосредоточено внимание существа.

— Мы создали эти летающие горы, я и мои братья. Пять островов. Наши бастионы в небесах. Крепости, из которых можно будет вести Вечную войну. Мы создали их, чтобы противостоять магии, нашей собственной и магии Ранд. Мы не учли, насколько коварными могут быть наши сестры. Они снова извратили наши творения.

— Когда-то их было пятеро. Огни в небе. Маяки надежды и чуда. — Тамура почти пропел эти слова. — Двое были уничтожены огнем и плотью, земля раскололась на части в конце их пути. Один из них утонул, был проглочен целиком, это был подарок Ранд мурам. И в небе остались только два огонька, которые бесконечно кружились, приближаясь с каждым годом, пока, в один день... — Тамура внезапно захлопал в ладоши, и звук его хлопков эхом разнесся по арене. Он оторвал взгляд от своих рук и с хитрой усмешкой посмотрел на Джинна. — Совсем как наши луны.

— Тихо, Аспект! — взревел Аэролис. — Может быть, мне и нужна помощь этого Хранителя Источников, но ты для меня никто.

— У меня есть имя, Аэролис, — сказала я, возвращая внимание к себе. Это казалось гораздо безопаснее, чем позволить ему сосредоточиться на ком-либо из моих друзей. — А не женщина-землянин и не Хранитель Источников. Твой брат узнал мое имя достаточно хорошо, чтобы выучить. И ты должен сделать то же самое. И ты сделаешь то же самое!

Возможно, я зашла слишком далеко, потребовала слишком многого. Признаюсь, я никогда не умела вовремя отступить.

— Вы запоминаете имена насекомых, которых давите ногами? — спросил Аэролис. — Или, может быть, животных, которых убиваете, чтобы съесть? Нет. Зачем учить имена тех, кто существует так недолго? — Порыв ветра, подозрительно похожий на фырканье, пронесся по арене. — Будь довольна, что я знаю твое имя, женщина-землянин, и я воспользуюсь им, когда ты докажешь, что достойна его. — О, как же я, черт возьми, это ненавидела.

Еще один шаг к Джинну, и я почувствовала, как ветер, исходящий от него, снова треплет мое пальто.

— Ныне ты недостаточно силен, чтобы разрушить чары, которые Джинны наложили на летающие горы. С каждой смертью твой народ становился слабее. Точно так же, как Вейнфолд больше не может убежать из своей короны, ты больше не можешь повлиять на До'шан. Так как же Ранд может это сделать? Как Мезула смогла сделать то, для чего ты слишком слаб?

Ветер вокруг меня становился все холоднее. Я, может, и дрожала, но ужас внутри был еще холоднее.

— Ранд не использовала магию. Железо — живое существо. Его конечности — это цепи, которые прокладывают себе путь через мой дом, удерживая его на месте. Гора сопротивляется магии, но кирка, лопата и время могут сделать то, чего не может сделать вся моя сила. — Джинн замолчал, и по арене пронесся ветер, похожий на вздох. — К сожалению, существа, которые остались здесь, не слишком умны. Управлять ими можно, но только до определенной степени. Научить их пользоваться боевым оружием для нападения на захватчиков было достаточно сложно, но они просто не понимают, что нужно вырвать цепи, держащие их дом.

— Растения! — крикнул Тамура. — Даже самое маленькое растение может расколоть камень.

Я не понимаю, как мы можем разрушить то, что не под силу исправить даже Джинну. Побалуй существо обещаниями и беги. Давайте покончим с этим.

Я проигнорировала Сссеракиса. Ужас играл в игру, которую я еще не понимала, и каждый раз, когда он давал мне советы, их содержание менялось. Вместо этого я сосредоточила свое внимание на Джинне.

— Я обещала освободить До'шан. И освобожу.

По арене прокатился смех.

— Ты хотела бы знать о последствиях, если потерпишь неудачу?

— Почему это должно иметь значение? — Я отвернулась от Джинна и кивнула Хорралейну. — Подними молот.

Рев ветра снова сотряс амфитеатр. «Я убью любого, у кого хватит глупости прикоснуться к этой штуке». Слова Джинна не были пустой угрозой. Хорралейн остановился, переводя взгляд с меня на кружащийся вихрь.

— Не обращай внимания на ветер, Хорралейн. Подними молот. — Я повернулась к Джинну и сделала еще шаг вперед. — Прекрати стоять у меня на пути, черт возьми! Я не знаю, почему ты так боишься этого оружия, но я чувствую исходящий от тебя страх. — Это была правда. Вкус страха Джинна был пьянящим. Возможно, именно поэтому я чувствовала себя такой смелой, опьяненная таким сильным страхом. Сила, наполнившая мои конечности, смыла усталость последних нескольких дней. Сссеракис передавал силу мне, подготавливая к противостоянию, в котором, как мы оба знали, нам не выжить. Я пыталась не обращать внимания на ложную уверенность, которую это придавало мне, но моя рука медленно потянулась к кисету на поясе, и мой желудок заурчал при мысли о том, что внутри находится Источник.

Хорралейн наклонился над молотом и протянул руку. Та заколебалась прямо перед рукояткой. Оружие все еще было в крови, как тех, кого оно убило, так и последнего человека, который им владел. Этот человек лежал мертвый и холодный на земле неподалеку, его грудная клетка провалилась внутрь под действием магии Джинна. Он служил ужасным напоминанием об обещании Аэролиса убить любого, кто прикоснется к молоту.

В амфитеатре воцарилась неестественная тишина, и у меня возникло странное чувство, что Джинн останется в ловушке на До'шане навсегда, прежде чем позволит кому-либо прикоснуться к молоту.

Ты убиваешь его. Шепот Сссеракиса был слишком похож на правду.

— Мы не собираемся нападать на тебя, Аэролис, — прошептала я. — Я не знаю, почему ты так ненавидишь молот, но позволь мне использовать его, чтобы освободить тебя.

Рука Хорралейна сомкнулась вокруг рукоятки Сокрушителя.