Восстать из Холодных Углей

Глава 9

Недели, последовавшие за освобождением До'шана, были нелегкими для всех нас. Я делала все возможное, чтобы развеять меланхолию Имико, но у нас быстро закончилась выпивка, а у меня не было других идей, как заглушить горе. Конечно, я на самом деле не понимала; Имико горевала не столько о людях, которых убила, сколько о потере невинности. Я превратила бедную девушку в убийцу, и это было то, с чем она так и не смогла смириться, несмотря на то что это хорошо у нее это получалось. Неудержимые возгласы Иштар вернулись к ней, когда она немного восстановила свою подвижность. Думаю, что, по крайней мере, я помогла с возгласами. Мои тренировки с мечом продолжались, несмотря на растяжение лодыжки и сломанные ребра, и я часто смешила ее, когда теряла равновесие и падала на задницу. Она даже придумала способ присоединиться к нам, ковыляя с костылем в одной руке и мечом в другой. В те недели я получила ценный урок от своей наставницы по фехтованию: Иштар всегда будет лучше меня владеть мечом. Даже будучи едва способной двигаться, она все равно побеждала меня каждый раз. Кроме того, удары костылем по голове причиняют боль.

Время от времени мы видели Аэролиса, но Джинн уделял нам мало внимания. Он был занят восстановлением До'шана, превращая руины в более гостеприимный город, возводя новые укрепления и меняя расположение оружия. Это было легко понять. Аэролис ожидал возмездия. Он знал, что Мезула так просто не примет новообретенную свободу До'шана. Приближалась новая битва, и Джинн намеревался быть готовым к ней. Я не забыла, что он согласился обучить меня скрытым секретам использования Источников, но я дала время ему. Я дала время и себе.

Мои призраки следовали за мной повсюду. Никто другой не мог их видеть, даже Сссеракис, но они и не принадлежали никому другому. До До'шана они появлялись передо мной только по одному, но в этом городе они собирались дюжинами. Было много диких пахтов. Я действительно убила очень многих из них, но появились лесные жители из Леса Десяти и даже несколько солдат-землян, хотя я никого из них не убила своими руками. Изен ушел, и, признаюсь, я почувствовала странную потерю. Думаю, я скучала по нему, даже если он был всего лишь бледным подобием себя прежнего.

Днем я тренировалась, не желая, чтобы мое тело размякло от бездействия. Иногда я работала с клинком, в другие дни проводила спарринги без оружия, и все это время я держала свои Источники внутри, чтобы они всегда были в моем распоряжении. Но ночью я принадлежала Другому Миру, Севоари. Сссеракис утверждал, что нас приводила туда моя собственная сила, возможно, результат экспериментов Железного легиона. По-видимому, я впитала какую-то магию из Источника демономантии. Этого было недостаточно, чтобы переправлять монстров, но это позволяло нам посетить дом Сссеракиса. Я думаю, что ужас был благодарен за это, хотя никогда бы в этом не признался.

Как всегда, Другой Мир был темным, но в то же время странно светлым. Ни солнца, ни звезд, ни лун на небе не было, но мир был освещен странными оттенками серого и коричневого. Свет без источника. Джинны сотворили настоящее чудо, когда создали этот мир.

Именно моя сила приводила нас в Севоари, но Сссеракис был моим проводником. Ужас показал мне то, о чем не знал ни один демономант. Это странная школа Источниковедения, довольно плохо изученная даже в наше время. Демономанты проецируют нематериальный дух в Другой Мир, способный перемещаться, но не взаимодействовать с ним. Но когда демономант прикасается к существу из этого мира, он действует как проводник, переносящий существо через пространство между мирами, позволяя ему проявиться в Оваэрисе. Это не самый приятный процесс ни для Хранителя Источника, ни для существа, которого сюда привели. И некоторые обитатели сопротивляются. Сссеракис сопротивлялся, когда Железный легион привел его сюда. Но даже в своем собственном мире древний ужас был недостаточно силен, чтобы противостоять Лорану Оррану. Никто из нас не мог.

Я проснулась в Другом Мире, но там не было света. Даже мягкого серого свечения. Я проснулась в темноте, но знала, что нахожусь там. Севоари ощущается по-другому, как будто на меня постоянно давят, пытаясь сжать, пока я там нахожусь. Это странное, но в то же время правильное ощущение, словно тебя крепко обнимает любимый человек. В этой тесноте есть странный комфорт и защищенность.

— Я ничего не вижу. — Я подняла руку и помахала ею перед своим лицом. Когда демономант переносится в Другой Мир, у него нет тела, вообще нет реальной формы, только присутствие. Но все было по-другому, когда я появлялась там в своих снах. Мы были там, Сссеракис и я, могли взаимодействовать с миром и его обитателями, но, в то же время, нас там не было. Я существовала и в Оваэрисе, и в Севоари одновременно, и не как бесформенный дух, а как землянин. Честно говоря, я была не на своем месте и выделялась из толпы. Я не принадлежала к тому миру. Мне страшно подумать, что могло бы случиться, если бы рядом со мной не было Сссеракиса, который защищал и направлял меня.

Перестань смотреть своими глазами и посмотри моими.

— У тебя нет глаз. Верно?

Нет, есть. Я чувствовала, что этот ужас забавляется. Я бы рассмеялась, если бы не кромешная тьма и странный скребущий звук, который, казалось, становился громче с каждой минутой.

Я моргнула, а когда снова открыла глаза, то обнаружила, что могу видеть с помощью уникального ночного видения Сссеракиса. Древний ужас был порождением страха, холода и тьмы, поэтому неудивительно, что у тьмы не было от него секретов. Мир вокруг меня предстал в четких деталях, но без какого-либо цвета. Сначала я подумала, что это просто еще одна часть локации — мы были глубоко под землей, — но теперь я знаю лучше. Сссеракис не мог видеть цвета. Древний ужас рассматривал миры только с точки зрения света и тьмы. Я думаю, именно это ранило Сссеракиса в Оваэрисе. Такую сильную боль ему причинял не свет или яркость, как утверждал ужас, а, скорее, неспособность воспринимать цвета.

Мы находились в туннеле, похожем на те, что я обычно копала в Яме, но гораздо большего размера. Потребовалось бы четверо таких, как я, чтобы добраться до потолка туннеля, и вдвое больше, чтобы измерить ширину. По всему полу туннеля шли неглубокие канавки из лепного камня, как будто по туннелю регулярно протекали крошечные реки, образуя в скале миниатюрные долины. Каменные стены были зазубренными и неровными, как будто их вырубали дюжины разных людей, у каждого из которых были свои представления о том, какой ширины должен быть туннель. Слева от меня ответвлялись еще два туннеля, исчезая в темноте; по крайней мере, один из них уходил вниз. Справа от меня не было ничего, кроме камня. И над всем этим я слышала скрежещущий звук, который становился все громче или, возможно, просто более интенсивным. И было что-то еще, эхо, которое пульсировало, как будто ты закрыла уши руками и не слышишь ничего, кроме собственного сердцебиения.

— Где мы? — Мой голос звучал громко и непривычно здесь, в туннеле, далеко под поверхностью. Это место, которого никогда раньше не видел ни один землянин. Я всегда была первопроходцем в изучении Севоари. Первым, кто перенес в наш мир Мерзость. Первым, кто действительно ступил в Другой Мир. Первым, собравшим в нем армию.

Недалеко от дома. На границе с территорией Норвет Меруун. Она ближе, чем следовало бы.

Я знала это имя, Сссеракис уже однажды произносил его.

— Норвет Меруун. Одна из лордов Севоари?

Бьющееся сердце. Надвигающаяся гибель. Да, одна из девяти, но непохожая ни на кого другого. Норвет Меруун — смерть моего мира, проявившаяся в гниющей плоти. Она ползет по Севоари, пожирая все. Становясь все больше. Я один сдерживал ее. Насколько мог.

Мать Мерзостей, Норвет Меруун. Однажды, много лет назад, когда я впервые призвала существо из Другого мира, я уже сталкивалась с Мерзостью. Я думала, что это маленькое существо, похожее на слизняка и не крупнее кошки. Я не могла знать правды, ни один другой Хранитель Источников никогда раньше не видел ни одного из этих монстров. Оно вырвало Источник из моего желудка, когда я перенесла его в наш мир, разорвав связь между нами и мою власть над ним. Если я закрою глаза, то все еще могу ощутить вкус его серой пульсирующей плоти. Похоже на мясо с личинками, извивающееся и неестественное. Чертовски отвратительно. Как только существо вышло из меня, оно начало расти. Плоть увеличилась, а щупальца выросли во все стороны. Она сровняла с землей здание и убило шесть человек, прежде чем преподаватели академии его убили. После этого Мерзость была внесена в список запрещенных, предупреждение было разослано по всем уголкам Оваэриса, и, насколько мне известно, это единственное предупреждение, к которому все прислушались. Даже я. Мерзость, с которой я столкнулась, была маленькой, возможно, еще молодой. Норвет Меруун была совсем не маленькой.

— Что это за шум? — спросила я своего пассажира. Скрежет был непрерывным, становясь все более и более настойчивым. Я не могла сказать, был ли он близко или доносился издалека, из-за гулкого эхо в туннеле.

Даже у Норвет Меруун есть миньоны, Эскара. Все создания, имеющие силу, притягивают к себе тех, у кого не хватает ума иметь свою.

Я огляделась в поисках Сссеракиса. Обычно, когда мы посещали Севоари, ужас каким-то образом проявлялся, но на этот раз он оставался скрытым внутри. Возможно, потому, что в темноте не было света, который мог бы отбрасывать тень. Пока я искала ужас, я заметила движение в конце туннеля. Размытые серые ноги и кричащие рты, пугающе земные. Чем бы это ни было, оно каким-то образом заметило меня и повернулось в мою сторону. Оно было по меньшей мере вдвое выше меня и имело трубкообразное тело, сегментированное по всей длине. В середине каждого сегмента длинные тонкие ноги вытягивались вверх, а затем резко поворачивались вниз на суставе. На каждом суставе было земное лицо, застывшее в момент боли или страха. Когда существо повернулось ко мне и двинулось вперед, я заметила, что у него не было ни лица, ни вообще головы. На его переднем сегменте была только пасть, отверстие с огромными массивными зубами, выступающими вперед. Монстр спешил ко мне, скрежеща зубами, царапая лапами камень под ногами, а с лиц землян текла какая-то вязкая серая масса, когда они беззвучно кричали.

Находясь в таком состоянии — одновременно и в Оваэрисе, и в Севоари, — я не могла воспользоваться Источниками, которые хранила в своем желудке. У меня не было ни магии, чтобы бороться с этим монстром, ни оружия, которым я мог бы воспользоваться против него. В Другом Мире я была беспомощна, как младенец.

— Сссеракис? — Ужас внутри не ответил, и сегментированный монстр продолжал надвигаться на меня. Я сделала шаг назад и чуть не упала, споткнувшись об один из каменных выступов, которыми был выложен пол. Затем я выпрямилась, повернулась лицом к монстру и закричала:

— СТОЙ!

Четко произнесенная команда может сделать многое. Некоторые существа — и некоторые люди — подчиняются командам независимо от их источника. Они уважают авторитет, реальный или подразумеваемый, и реагируют соответствующим образом. В моем тоне звучала властность, железная воля и непринужденное ожидание, что мои приказы будут выполнены. Это не было чем-то, чего я добилась за время службы в армии Оррана; да, у меня было достаточно высокое звание, но оно распространялось только на солдат, назначенных защищать меня, и даже тогда они проигнорировали бы мои приказы, если бы моя жизнь находилась в опасности. Мой авторитет исходил от Хардта, Тамуры и всех остальных, кто следовал за мной, ожидая, что я буду руководить. По правде говоря, я привыкла быть главной, и это проявлялось как в том, как я держалась, так и в тоне моего голоса. Тем не менее, несмотря на то что в моем голосе прозвучала какая-то командная нотка, я все равно весьма удивилась, когда монстр замедлился и остановился на расстоянии вытянутой руки от того, чтобы меня раздавить.

Вблизи существо выглядело еще более отвратительным. Оно напоминало паука или, возможно, дюжину пауков, слипшихся вместе. Его скрежещущие зубы перемалывали камень, раскалывая его на части, а лица на его лапах не просто кричали, они еще и жевали, смешивая камень с липкой слюной, а затем позволяя ей тонкими струйками стекать с их подбородков на землю внизу. Существо возвышалось надо мной, и я бы солгала, если бы сказала, что не дрожала от близости к нему.

Сссеракис рассмеялся про себя. Я чувствую твой страх, Эскара. На вкус он…

— Как твой собственный! — Я прошипела эти слова сквозь стиснутые челюсти, но мы оба прекрасно понимали, что это правда. Я тоже чувствовала вкус своего страха — скорее как ощущение, чем как настоящий вкус, — но у него был неповторимый аромат. Это был тот же самый аромат страха, который я испытала, когда чудовище за порталом пыталось препарировать Сссеракиса. Я спросила себя, не значит ли это, что мы оба были похожи.

Чудовище, стоявшее передо мной, продолжало жевать камни, пока они не превращались в пыль. Затем оно повернуло голову и выдолбило кусок из ближайшей стены туннеля. Оно все еще стояло передо мной, словно ожидая приказов.

Я отступила в сторону, прижавшись к стене туннеля, чтобы убраться с его пути. «Иди». И чудовище это сделало. Без колебаний оно двинулось вперед, скребя лапами по земле, жуя ртом, крича и пуская слюни. Я наблюдала, как оно перемещается, сегмент за сегментом. Их было около двадцати, и у каждого по две тонкие ножки.

— Что это было за существо? — спросила я, как только оно исчезло во мраке за пределами видимости ночного видения Сссеракиса.

Они копают, бесконечно. Это их цель, их пропитание и их приказы. Норвет Меруун постоянно растет, прокладывая себе путь в туннелях и пещерах моего мира, но она не может прогрызть твердую скалу. Она заполняет пустоты, которые оставляют после себя ее миньоны. Раньше я охотился на них. Это был самый простой способ остановить ее распространение.

С тех пор я провела исследование о копающих монстрах Другого Мира, и в моей личной энциклопедии Отерия есть целая глава, посвященная сегментированным существам. Я называю их геолидами. Они растут медленно, на формирование одного сегмента уходит много лет, а ног — еще дольше. Единственным источником питания для них являются камни, которые они употребляют в пищу, и это делает их панцирь твердым, как скала. По этой причине я пришла к выводу, что при охоте на этих монстров лучше всего использовать мясистые промежутки между сегментами. Пережеванный камень тянется за ними следом с лица на каждой ноге, он стекает, как ил, и быстро затвердевает, превращаясь в вещество еще более прочное, чем камень, которым оно было когда-то. Вот откуда берутся все выступы на полу этих туннелей — лепной камень, стекающий с сотен проползающих в них геолидов. Возможно, самое странное в этих существах то, что у них никогда не бывает двух одинаковых лиц. Они не являются, как ты мог бы предположить, безликими масками. Каждое из них индивидуально. И чем больше ты вглядываешься в эти лица, тем больше из них ты начинаешь узнавать. Севоари — это действительно мир, в котором воплотились наши кошмары.

— Почему геолид послушался меня? — Я действительно сомневалась, что он остановился из-за моего приказа. В конце концов, было мало шансов, что он говорил на земном языке.

Нет. Он услышал меня в твоем голосе. Это может быть один из миньонов Норвет Меруун, но все существа Севоари признают мою силу. Я страх.

Этот урок я усвоила и приняла близко к сердцу. Монстры из Другого Мира могли чувствовать Сссеракиса внутри меня. Бесы в разрушенном городе Джиннов распознали ужас раньше, чем я поняла, что́ несу в себе. Они обратились с мольбой к силе, которую понимали, к лорду, которому, как они знали, должны были служить. Командовать и контролировать, не прибегая к Источнику демономантии. Основа плана была заложена, шепотки о силе, которую я могла бы использовать для себя. Есть два способа создать одно королевство изнутри другого. Первый — подстрекательство к мятежу, подрывающее существующий режим и лишающее его власти, при этом придерживаясь любых законов, регулирующих жизнь населения. Второй — мятеж, военная сила, действующая в пределах границ государства. Я никогда не была склонна к тонкости.

Я привел тебя сюда не для того, чтобы показать геолида, Эскара. Следи за сердцебиением.

Я погрузилась в свои собственные мысли, обдумывая возможности и последствия. Вот почему я не сопротивлялась и не спрашивала, почему или даже куда направлял нас Сссеракис. Я думаю, отчасти из-за доверия. Древнему ужасу нравилось наводить страх, как на меня, так и на других, но я также верила, что он не причинит мне вреда и не допустит, чтобы мне причинили вред. Мы были связаны, мы двое. Со своей стороны, я признаю, что не хотела, чтобы Сссеракису причинили какой-либо вред. Не страх за собственную безопасность мешал мне открыть еще несколько порталов, а страх за ужас.

Не могу сказать, как долго я бродила по этим туннелям. Когда погружаешься в свои мысли, время летит незаметно. Мои визиты в Другой Мир были похожи на сон, даже если это были не совсем сны; время текло странно, пока мы были там. Иногда мне казалось, что прошло всего несколько минут; я просыпалась и обнаруживала, что прошла половина утра. Иногда мне казалось, что мы странствовали по Севоари несколько часов; я просыпалась и обнаруживала, что дремала всего несколько минут. Могу сказать, что я была рада только одному: я больше не просыпалась с криком при каждом посещении. Я уверена, что остальные были рады этому еще больше. Но я спросила себя, почему кошмары больше не пугают меня. На самом деле, я радовалась им. Я ждала их с нетерпением. Севоари начал казаться мне вторым домом, и у меня больше не было первого. Трудно признаться, но временами мне было там комфортнее, чем в моем собственном мире. Возможно, это было еще одним следствием моей крепнущей связи с Сссеракисом, так что я испытывала присущие ужасу приступы тоски по дому. Я думаю, возможно, этому есть другое объяснение. Меня всегда тянуло в Другой Мир. Меня всегда привлекали ночные кошмары и страх. Я всегда чувствовала — пусть даже слабо, — что мое место там, среди монстров. Но это не так. Ни одному землянину там не место.

Для меня было неожиданностью, когда, завернув за угол туннеля, я столкнулась с Норвет Меруун. Я была так поглощена своими мыслями, что не услышала, как сердцебиение стало сильнее, громче. Я не заметила, как воздух изменился, стал более влажным. Слабое пульсирующее свечение оставалось невидимым, до этого мгновения. Как лучше всего описать это существо? В темноте туннеля и бесцветным зрением Сссеракиса оно выглядело как дрожащая масса плоти. Теперь я знаю, что оно светится мягким красным оттенком, как кровь под тонкой, как бумага, кожей. С каждым ударом его сердца, с каждым толчком пульса плоть продвигалась немного дальше по туннелю. Немного, и его сердцебиение было медленным и равномерным. По моим подсчетам, существо перемещалась не более чем на ладонь в час, но его продвижение было неумолимым, и оно росло не только в том туннеле, в котором я стояла.

— Что это? — Я пыталась подобрать слова, когда стена извивающейся плоти перегородила туннель передо мной. Тонкие, эластичные щупальца высунулись из массы и с влажным чмоканьем ударились о каменные стены, а затем прошлись по их зазубренным краям. Чудовище медленно нащупывало свой путь вперед.

Норвет Меруун. Бьющееся сердце. Надвигающаяся гибель. Окончательная, неизбежная смерть Севоари. Это мой враг, Эскара. У меня тоже есть враги, как и у тебя.

Распространяющаяся опухоль, растущая по всему миру, невидимая под поверхностью. Или, по крайней мере, невидимая никакими Хранителями Источников. Сссеракис видел. Древний ужас воевал с Норвет Меруун столько, сколько существовал Другой Мир. Они были двумя созданиями, вырванными из кошмаров моего мира, которым Ранд придали форму, и бросили сражаться в вечной войне друг с другом. В этом была какая-то извращенная симметрия.

Вот почему я должен вернуться в свой мир, Эскара. Ты видишь лишь малую часть этого чудовища. Оно повсюду, оно пробирается в мой дом. Оно пожирает все, к чему прикасается, и распространяется наружу.

Я вспомнила о Мерзости, которую однажды вызвала. То, как она росла, поглощая все, что могло увеличить ее массу. Ей было все равно, к чему она прикасалась; все втягивалось в ее плоть. В тот день из-за этого монстра погибло шесть человек. Поглощенные им. В него.

— У нее есть сердце, в которое ты можешь ударить? Убей источник заразы.

Она не существо в вашем понимании. Это масса, у которой нет ни начала, ни середины, ни конца. Я мог только оттолкнуть ее страхом, отрезать от нее кусочки тенью, остановить ее развитие. И мне удавалось задержать ее, сбавить темп. Без меня она двигается бесконтрольно.

— А как насчет других лордов Севоари? — Я отступила на шаг, когда мясистая масса запульсировала и слегка увеличилась. Я все еще не была уверена, что меня могут ранить или убить, пока мы будем посещать Другой Мир, но мне не очень нравилась идея проверки.

Сссеракис горько рассмеялся. Хайренаак ничего не может сделать с неба и только наблюдает, как мир поглощается. Даже если бы змея захотела помочь, она не смогла бы коснуться земли, а Норвет Меруун растет под поверхностью. Бракунус слишком напуган и глуп, как и все гули. Кекран не в состоянии помочь. Каким бы могущественным он ни был, Норвет Меруун просто поглотила бы его. Эйр и Диалос слишком заняты борьбой между собой, чтобы заметить опасность, исходящую от кого-то другого. Флоун сопротивляется, как может, но ее сила едва может уберечь ее территорию от постоянного наступления плоти. А Лодосу все равно. Я думаю, он был бы рад забвению, если бы это положило конец его мучениям, но он за пределами смерти. Вот почему мне нужно вернуться, Эскара. Дело не только в жестокости вашего мира. Мой дом в опасности.

Я снова отступила назад, когда сердцебиение участилось, и Норвет Меруун поползла вперед. Мясистые щупальца протянулись передо мной, словно пытаясь меня найти. Мне не понравилась мысль о том, что могло бы произойти, если бы они это сделали.

— Я отправлю тебя обратно, Сссеракис. Как только закончу.

Ты обещала.

— И ты сказал, что мы будем вместе, пока я не умру. Что ж, я отказываюсь умирать, пока мои враги не заплатят свою цену. Император Террелана должен заплатить. Железный легион должен заплатить.

Сссеракис молчал, но я чувствовала, что ужас обдумывает мои слова. В последнем мы были согласны.

Я оставила кое-что невысказанным, часть правды, которую, как я знала, Сссеракис не поймет. Дело было не только в том, чтобы заставить Железный легион заплатить за то, что он с нами сделал. Я должна была спасти Джозефа. Я просто не могла оставить своего друга умирать во второй раз.