Восстать из Холодных Углей

Глава 6

Я уже давно обнаружила, что обладаю странной способностью, чем-то уникальным, одновременно удивительным и устрашающим. Я думаю, это одна из граней внедренной в меня некромантии, той магии, которую навязал мне Железный легион. Я могу впитывать воспоминания мертвых. Не все, только фрагменты, которых бывает недостаточно, чтобы составить что-то, кроме краткого представления о жизни другого человека. Но иногда краткого представления достаточно.

Это не мои воспоминания. Они принадлежат Джозефу.

Джозеф скользит на полу и останавливается, но слишком поздно. Уже слишком поздно. Портал захлопывается, и вместе с ним гаснет свет. Он лежит в темноте, сердце бешено колотится, дыхание прерывается короткими резкими вздохами. Он хочет двигаться, пытается двигаться. Не может. Тьма повсюду, везде. Она окутывает его, душит, превращает мир в ничто, в котором ничего нет кроме монстров, крадущихся во тьме. Крадущихся. Выслеживающих его. Он ненавидит темноту. Он всегда ненавидел темноту. Внизу, в Яме, никогда не было ничего, кроме темноты. Он сделал бы все, чтобы выбраться. Он действительно сделал все, чтобы выбраться. Он сделал то, чего никогда не хотел делать.

Он сворачивается в клубок. Делает себя маленьким и тихим. Прячется от тварей в темноте. Прячется от страха. Прячется от собственных мыслей. Это не работает. Это невозможно. Его сердцебиение отдается громом в ушах. Его мысли эхом отдаются в голове. Такие громкие. Такие нежеланные.

Как же он все еще жив? Снова. Как он до сих пор жив? Эска! Она знала. Она видела его. Она знала! Железный легион, Лоран Орран. Что он сделал? Это был он. Это все он. Это всегда был он. Всегда.

Тук-тук, тук-тук, тук-тук. Новый звук. Не его. За ним пришел один из монстров. Он сворачивается еще туже, ничего не видя в темноте, его сердцебиение грохочет внутри, снаружи, повсюду.

Невнятное бормотание, что-то резкое, похожее на ругательство. Он не узнает язык, но слова имеют определенный вес, и этот звук безусловно язык. В них нет магии, но слова сами по себе обладают магией. Правильные слова могут творить чудеса, манипулировать эмоциями так же верно, как любая эмпатомантия. И слова могут разрушать чары. Его страх отступает. В этой тьме нет чудовища, но есть что-то. Кто-то.

— Привет? — Его голос хриплый. Слова царапают горло. Сколько времени прошло с тех пор, как он в последний раз говорил? Сколько времени прошло с тех пор, как Йорин провел ножом по его коже, когда лезвие вонзилось в плоть, оборвав его жизнь, оставив его истекать кровью в темноте, которой он так боится.

Снова невнятные слова. Постукивание становится ближе. Раздается ворчание, так близко, что Джозеф чувствует, как воздух касается его кожи. «И они называют меня слепым». Голос хриплый, он скорее пережевывает слова, чем произносит их вслух.

Внезапно раздается треск, и неподалеку вспыхивает пламя. Джозеф вздрагивает. Отскакивает назад, когда языки пламени открывают маленькое, мохнатое, безглазое личико с маниакальной ухмылкой и острыми, зазубренными зубами. Тарен! Он никогда раньше не видел ни одного из них, но оно не могло быть ничем иным. Маленькое существо поседело от старости, и часть его шерсти поредела. Оно носит пояс, охватывающий его чресла, с кожаных петель свисают безделушки. Выше и ниже каждой руки перекрещиваются ремни, украшенные маленькими карманчиками.

Существо скребет когтистыми лапами свой выпуклый живот и указывает на фонарь.

— Возьми это, — говорит оно своим хриплым голосом. — Мне он не нужен.

Джозеф встает и медленно протягивает руку. Маленькое существо выглядит безобидным, но самые опасные существа часто бывают такими. Он хватает фонарь и быстро отступает. Он светит вокруг себя. Он в какой-то лаборатории. Здесь есть большой письменный стол, заваленный книгами и скомканными бумагами, огромный Источник, который используется в качестве пресс-папье. Вдоль ближайшей стены тянутся ряды книжных полок, каждая из которых заставлена фолиантами.

— Полагаю, ты избранный? — говорит тарен, ковыляя прочь.

Джозеф качает головой:

— Нет! Я так не думаю. Я просто...… Меня зовут Джозеф Йенхельм.

— Инран из Скального Шлема, — говорит тарен. — И, если его светлость привел тебя сюда без сопровождения, ты, должно быть, особенный человек.

— Где это сюда? — спрашивает Джозеф.

— В личном кабинете его светлости. Где ты был раньше?

— До'шан.

Инран со свистом выдыхает:

— Полмира отсюда. Он доводит свою порталомантию до предела.

Тарен подходит к ближайшему столу и прогоняет крысу, которая грызла остатки еды с тарелки. Он берет тарелку и ближайшую кружку, принюхивается к содержимому и трясет головой.

— Она ушла. Ты не видишь где-нибудь поблизости бутылку? Мне нужно убрать ее, прежде, чем его светлость попробует из нее глотнуть.

Джозеф приседает и поднимает с пола почти пустую бутылку. Она пахнет уксусом и напоминает ему о доме. Его первом доме. От его отца всегда пахло уксусом; он использовал его для чистки седел и сбруи. Уксус и старая кожа. Такие успокаивающие запахи.

— Твой хозяин — принц Лоран?

Инран качает головой и смеется:

— Его светлость — не принц. Не может быть принца без королевства... или княжества.

Джозеф следует за тареном, который продолжает ходить по комнате, подбирая разбросанные тарелки и складывая бумаги в аккуратные стопки. Джозеф держится на расстоянии. Он не доверяет маленькому существу.

— Но он Лоран Орран?

Инран фыркает:

— Конечно. Как ты думаешь, где ты находишься?

— Я не знаю, — говорит Джозеф. У него перехватывает горло, и он кашляет, кашляет, кашляет. Он не может перестать кашлять. Он чувствует себя таким слабым и усталым, его конечности наливаются свинцом, отягощая его. Так вот что делает с человеком врожденный Источник? Без источника, из которого можно черпать магию, сила должна исходить от самого человека. Конечно! Магия принадлежит ему. Это он. Исцеление, должно быть, истощило его. Джозеф похлопал себя по груди в том месте, где его пронзил меч. Ни следа раны, ни даже шрама.

Тарен вырывает бутылку из рук Джозефа.

— Может быть, тебе стоит присесть? У тебя бешено колотится сердце, и от тебя пахнет напряжением. Сюда. — Инран подводит Джозефа обратно к столу и выдвигает один из стульев. Джозеф слишком устал, чтобы бояться, слишком устал, чтобы не доверять простому проявлению доброты. Он падает на стул. — Я принесу тебе поесть и что-нибудь выпить, — говорит тарен. — Ты хочешь этого, мальчик?

— Я не мальчик.

— Конечно, конечно, — говорит Инран. Он похлопывает Джозефа по руке и вразвалочку уходит, при каждом шаге его когти цокают по каменному полу. Джозеф ставит фонарь на стол и смотрит на пламя, наблюдая, как оно танцует на фитиле бессмысленную джигу.

— О, — доносится из темноты голос Инрана. — Я уверен, его светлость упоминал об этом перед тем, как послать тебя сюда. Не трогай клетки.

Джозеф вспоминает клетки из другого времени, полные животных и монстров, сжимающихся от страха, пытающихся выбраться наружу. Он также вспоминает своего друга Барроу, запертого в такой клетке. Что, если принц Лоран снова этим занимается? Что, если здесь есть еще дети, запертые в клетках? Подвергаемые экспериментам. Пытаемые.

Раздается звук, похожий на звук рвущейся бумаги, и открывается новый портал. На мгновение Джозеф видит Эску, зажатую в невидимых тисках. Он хочет подойти к ней, обнять ее, быть в ее объятиях. Он хочет этого больше всего на свете, этого воссоединения. Они слишком долго были в разлуке. Они должны были никогда не разлучаться. Лоран Орран переступает порог, и портал захлопывается за ним. Она ушла. Ее снова забрали у него. Их разделяет полмира. Разочарование и изнеможение борются в нем, и Джозеф рыдает.

Лоран Орран взмахивает полами одежды, стряхивая пыль и песок на пол, и бросает взгляд на Джозефа.

— Надеюсь, вы, Йенхельм, не такой неблагодарный, как ваша подруга.

— С ней все в порядке? — Он спрашивает, умоляет. Он должен знать, что она жива, он не может представить себе мир без Эски.

Лоран Орран отмахивается от вопроса:

— Инран? Инран, почему не горят факелы?

Тарен бормочет что-то так тихо, что это больше похоже на шепот.

— Что ж, для тебя это прекрасно. Но некоторые из нас не могут ориентироваться в темноте. — Лоран уходит в темноту, бормоча что-то, чего Джозеф не может расслышать. Глухой удар, проклятие и факел на одной из дальних стен с шипением загорается, оранжевые языки пламени жадно лижут стену. Лоран Орран яростно трет свое левое колено сквозь одежду. Позади принца, вдоль стены, расположены дюжины клеток, металлические прутья которых блестят в свете факелов. Некоторые из них пусты, но не все. Они не для животных и демонов. В этих клетках содержатся жители Оваэриса! Земляне, пахты, тарены. Узники, оборванные и истощенные. Мертвые глаза тех, кто смирился со своей судьбой и в них больше не осталось сил бороться.

Джозеф резко выпрямляется и отступает назад, отталкиваясь от стола, стул опрокидывается и с грохотом падает на каменный пол. «Я видел это раньше», — говорит он слабым и хриплым голосом.

Лоран Орран поворачивается к Джозефу, его глаза блестят в свете факелов.

— Вы помните? Странно. Вы с Хелсене, оба, сумели снять блокировку памяти. Возможно, другие тоже начинают вспоминать. Интересно.

— Что вы с нами сделали? — спрашивает Джозеф. Но он уже знает. В глубине души он уже знает.

— Какое это имеет значение? Прошлое осталось в прошлом. На самом деле это первое правило хрономантии. Прошлое всегда позади, настоящее движется вперед с разной скоростью, а будущее всегда маячит перед нами, всегда меняется.

Джозеф отшатывается, его ноги запутываются в стуле. Мир переворачивается, и он больно падает на пол. «Вы вложили в нас магию. Вы делаете с ними то же самое?» Он указывает на клетки.

Лоран Орран останавливается у стола, берет фонарь и протягивает его вперед. В полумраке он выглядит как добрый старик, его морщинистое лицо выражает сочувствие. Все это ложь.

— На самом деле не имеет значения, что я с вами сделал, Йенхельм. Сейчас важно то, что мы собираемся делать вместе.

— И это?

Протянутая узловатая рука повисла в воздухе перед Джозефом. Предложение помощи, возможно, партнерства. Предложение, окутанное тайной.

— Вы избранный, Йенхельм. Я убедился в этом. Я сделал вас избранным, и вместе мы вернем Ранд. Всех их.