Перекусив и дав время Ветру для того, чтобы тот успокоился, а главное, уложил спать мальца, потому как для разговора детские уши ни к чему, Кирилл отправился в комнату «гостя».
Мальчишка спал, лежа головой на коленях отца и зажав ломоть хлеба в руке. Ветер, задумчиво глядя перед собой в никуда, приглаживал соломенного цвета волосы сына. Заметив вошедшего Кардинала, он было дернулся, но тот остановил его движением руки.
— Ваше Святейшество…
— Оставь, — отмахнулся тот, поняв, что сейчас услышит. — Ты мне лучше расскажи, почему сбежал. Что тебя так напугало? И что тебе известно о Хозяине, Грине и Вильяме?
Ветер дернул щекой, скосил взгляд в сторону, закусив, пожевал нижнюю губу.
— Много чего известно, — улыбнулся он недобро. — Больше, чем надо бы. Но я думал, Пьетери погиб. А когда увидел его у нас в клубе… — пауза слегка затянулась — Ветер подбирал нужные слова. — Видимо, такое дерьмо… простите, Ваше Святейшество… ни в раю, ни в преисподней не надобно.
Кардинал молчал, ожидая продолжения. Скулы на лице бывшего бойца заметно напряглись. Собравшись с мыслями, он продолжил:
— Много лет назад нас было три друга: два разгильдяя-драчуна и один хлипкий умник. Что общего было между нами? Наверное, этот умник. Он был мозгом нашей компании, инициатором, заводилой, «генератором идей» — так он сам себя называл. Хорошие тогда были времена, веселые, только голодные. И тут появилась новая забава — бой на кулаках. Тогда никому не известный калека и его охранник устраивали их, выставляя бойцами рабов. Люди делали ставки. Наш мозговитый товарищ поговорил с Лаки, и вскоре на арене, помимо рабов, выступали и мы с Максом. Деньги потекли в наши карманы, но желающих заработать оказалось много, и удерживать победу становилось все сложнее. Пришло время и нам поваляться в нокауте. Слав тогда уже устроил в подвале себе мастерскую, где проводил всякие опыты, опробовал свои снадобья. Однажды он нам с Максом заявил, что готов сделать из нас непобедимых бойцов. Он открыл секрет чего-то там, не помню. И теперь только осталось испробовать это на человеке. Поэтому ему нужен раб, который будет участвовать в поединке. Нашли мы ему такого раба. Год он наблюдал за его состоянием. Все было хорошо. Первым упросил его Макс. Слав все боялся, говорил о каких-то побочных явлениях, но за год с рабом ничего не случилось, он был в полном порядке, и Слав согласился сделать уколы и нам с Максом. Да, именно укол, специальной штукой такой, с иголкой, только не такой, чем бабы шьют, а полой внутри. Откуда он все это знал, ума не приложу, но у него были книги. Да-да, те самые, запретные, за которые сажали и казнили.
— Древние? Он читал на старом языке?
— Да. Нет. Не совсем. То были переписанные кем-то книги, вручную, и с рисунками даже. Слав говорил, что это знания древних. Что предки и правда были подобны богам, и могли такое, о чем мы и помыслить не смеем. Мы с Максом и наш раб действительно стали непобедимыми. Багир выкупил себя и разыскал младшего брата. Тоже выкупил. Ему мы также делали уколы.
— Как часто?
— Раз в неделю, нам перед боем, а Руму просто, за компанию. Его мы не показывали как бойца. Опасались. И так стало у людей много вопросов возникать. Приставили его личной нянькой к нашему бесценному Славу. Из-за возникшего к нам интереса мы на время перестали биться. Женились. Денег хватало. Мы могли бы безбедно жить еще очень долго, но Славу постоянно нужно было то одно, то другое… и все оно стоило больших сумм. Иногда мы встречались со странными людьми в лесу, что граничит с пустошью. Они передавали то, что заказывал Слав, мы же давали им новый список, и платили за старый. Порой очень странно платили, не деньгами.
— Чем же? — Кирилл немного напрягся.
— Домашней скотиной, сивучами, сахаром, крупами, медом. Но бывали и очень интересные заказы: определенные травы, линзы, желчь каких-то животных. Как правило, мы встречались ночью, обменивались товаром и новыми списками, и расходились до новой встречи.
— Как выглядели они, можешь описать? — голос Кардинала приобрел заинтересованные интонации.
— А что там описывать? Люди как люди, только одеты странно — лица обмотаны тряпьем, тело в защитном жилете, руки и ноги тоже. Кое-кто в плащах и даже в шляпах был, таких, смешных, как миска с широкими краями. А так обычные, шутили даже порой.
— И что же Слав у них заказывал? — хмуря брови, поинтересовался Кардинал.
— А шут его знает. Письменность-то обычная, но словечки такие… странные порой писал… но те понимали, видимо, раз приносили нужное. В основном там были мешки всякие, горшки с чем-то, да склянки. Везли это мы осторожно, ибо Слав благим матом орал, если хоть что-то не так привезем. Долго плешь проедать мог, все гундел да бурчал. В ту пору он вообще с головой ушел в свою работу, позабыв даже про молоденькую жену свою. А девка попалась ему красивая, горячая, да только глупая.
— Гениальный ум, и взял в жены фантик? — не на шутку изумился Кирилл, не понимая такого решения.
— Ну, фантик — то да, но, говорю же, горячая она была, да такая, что наш друг неделю потом сиял, как таз медный, надраенный, и мысли к нему всякие опосля этого дела в голову приходили, путевые. Он ее Музой называл, крыльями своими. И когда выныривал из своего подвала, души в ней не чаял, любой каприз выполнял. А у той ума хватало не тревожить мужа во время работы. Так они и жили. Нормально жили, — скептично хмыкнув, Ветер коротко махнул широкой ладонью. — Однажды Вера, жена его, пожаловалась, что, мол, брата ее, Пьетери, снова ограбили, и если бы Слав не тратил столько денег на свою забаву подвальную, то они смогли бы помочь братцу с долгом.
— Поможем, — не задумываясь, согласился тогда Слав. — И не только с долгом разобраться, но и с татями раз и навсегда расквитаться. Зови его ко мне, разговор вести будем.
— Бородатый, неопрятный мужичишка, нервно переминавшийся на пороге и комкавший свою шапку — таким я его увидел впервые. Слав дал ему денег перекрыть долги и на закуп нового товара, и еще непобедимых воинов-охранников. Всю команду с его торговой ладьи он снабдил своим зельем сроком на полгода. Столько надо было для полного оборота по всем торговым точкам. Ушел Пьетери на одной ладье, а вернулся на семи. Честным ли путем он нажил их, или нет, о том история умалчивает. Вот только с тех пор стал он частым гостем у Слава. Вера — та в диковинных шубах щеголять принялась, моей супруге все хвастала, какие богатства братец ее привозит каждый раз из поездок, и что, мол, переехать к ним собрался, и заживут они теперь одной семьей. Не то, чтобы Слав не мог позволить шубу жене купить — покупал, но то, что дарил своей сестрице Пьетери, в Николоте тогда и в глаза не видали. Ну, мы с Максом за Слава-то рады были. Пьетери его охраной обеспечил такой, что и муха не проскочит. Пылинки с драгоценного свояка сдувал. Вот только не нравился мне этот Пьетери. Глаз колючий, змеиный… душонка склизкая, темная. Нутром я гниль его чуял, да доказать нечем было. И Пьетери не дурак, тоже искоса на нас поглядывал, улыбался при встрече радостно, а глаза-то не врут: и рад бы от нас с Максом избавиться, но Слава прогневать, да против себя повернуть, побаивался. Перестанет тот снадобье свое готовить — и кранты бойцам. Что было без снадобья, он в то время уже хорошо испытал. Набрал раз пополнение себе, да решил у бойцов своих бывалых их снадобья пополовинить, чтоб новеньким вколоть. Да так вышло, что еще и задержался. В итоге те, кому не хватило, с ума посходили. Многие померли. Говорил он, что орали дико. Сами убивались. Вот тогда и нас с Максом пробрало. Поняли мы, что кранты нам без снадобья будут. И Слав это понял. И снова ушел он с головой в науку свою. Опять гонять нас в лес начал, все возили мы ему мешки разные, да склянки. Видимо, решил он исправить эту недоработку. Учеником обзавелся. А ученика того мы также из лесу привезли. Помимо товара, письма мы еще возили. Переписывался, значится, он там с кем-то. И раз говорит нам: мол, ученика взять хочет, помощника то есть, и есть паренек головастый, в науках понимает. Вот поедете в лес, и парня привезёте.
— А выглядел как парень тот? Странного ничего не заметил ты? — Кирилл буквально впился глазами в Ветра. Тот поежился, почувствовав этот взгляд, пронизывающий его из мрака капюшона, но продолжил:
— Обычно выглядел. Но странный, да. Пока везли, он во все глаза по сторонам таращился. Ворлов увидал — за нож схватился, еле успокоили. Попервой из подвала выходить все боялся, потом из дома чуть ли не силком вытягивать приходилось. Молчалив, но удивлялся он буквально всему. Я раз его с собой в порт взял, так тот в обморок хлопнулся. Забавный паренек, — Ветер улыбнулся. Теплые воспоминания отразились на его лице. — Так вот Пьетери с тех пор самовольничать с зельем боялся, и всех новичков привозил домой. Дома кололи уже под присмотром Слава. Беда та случилась, когда Пьетери с очередной поездки вернулся. Островитян он привез, пять человек, крепких, уже обученных какому-то бою заморскому. Дорого он за них общине отвалил, и взял не как рабов, а как работников наемных, с зарплатой, значится, которую обязался привозить на остров, общине той. Верка на радостях от новеньких диковин мою супругу и супругу Макса тогда к себе в гости позвала, мол, подарки, посиделки, рассказы о новых землях, и все такое. Это завсегда-то у девок наших было. Верка глуповата, но жадной не была. Делилась с подругами и радостью своей, и новостями, и обновами. Супруга моя сына с собой взять хотела, да мать ее не дала. Дите простывшее, кашляет, а там тоже детки, да у Макса младенчик еще совсем — заразятся, зачем надо. Иди, мол, сама, отдохни, развлекись, а я с внуком посижу. Я тогда с обозом ходил, в охрану подался от скуки, но недалеко, в соседний пригород. К вечеру вернуться должен был. Макса взяли в городские имперцы. В ту ночь он на воротах дежурил. У них мальца оставлять не с кем, жену он с чужбины взял, да сирую, как и сам, так что сынишку она завсегда с собой брала. Ну, собрались девки наши, девишник устроили… — замолчал. Видно было, как тяжело ему. — Когда я вернулся, теща с порога белугой взвыла и в ноги мне кинулась. Людей полон двор… Сын у соседки на руках… а в доме… в доме гроб, — снова замолчал. Погладил сына по голове. — Схоронил я милушку свою. Затем и друзей схоронил, и жен их, и деток… одного только Пьетери не схоронил. Думал, сгорел, падла, до пепла. Ан нет, живой, скотина. Не было его в доме тогда, паскудника чертова.
Кирилл, заметив, как набухли на шее Ветра вены, и как тот пытался сглотнуть слюну, поднялся с табурета, подошел к столу, налил в кружку воды из кувшина и подал мужчине. Тот, благодарно кивнув, выпил все до дна. Утерев тыльной стороной руки губы, он вернул кружку Кардиналу.
— Благодарю, Ваше Святейшество. Скажи кому, что сам Кардинал водицей напоил, так не поверят же, — усмехнулся «старик», искоса взглянув на Кирилла.
— А ты и не говори, — вроде как в шутку, но довольно серьезно ответил Кирилл.
— И не буду, — Ветер кивнул, чуть поерзал на месте, усаживаясь поудобнее, и, взглянув на спящего сына, плотнее прижал его к себе.
— Багир с Румом на страже, при семье, как всегда — мы с Максом спокойны были, ведь те давно уже стали практически родней, несмотря на цвет кожи и статус бывших рабов. Преданней и сильнее охраны найти было невозможно. Единственный, кто выжил в той бойне, как я тогда думал, это Рум. Обгорел сильно, но выжил. Я забрал его из лекарни, когда лекарь отказался его врачевать, и лечил его сам, дома. Рум все прощения просил, да только душу мне рвал. Простил я его, а толку? Кого это вернет? Никого. Прожил он недолго, кровью все харкал, да от болей молил бога своего к брату забрать, к родителям. Но рассказать, как было все, он все же сумел.
— В тот день Пьетери за новым товаром отправился для очередной поездки. Воинов своих кого с собой взял, кого покутить отпустил, кого в доме оставил. Но не много, троих всего. На братьев понадеялся. Один наш боец — силища, а пятеро… В общем, не о чем беспокоиться было, тем более к ночи и Макс заглянуть должен был, и еще двое из охраны вернуться — жили они там. Не успел Макс тогда… Все случилось неожиданно и слишком быстро.
— Аборигены эти все хворые какие-то оказались. После первого же укола, день на третий, все испариной покрываться стали, жар поднялся. Пьетери их в отдельной хате приказал уложить. Он думал, что то от воды у них хворь, и от еды непривычной. Но с каждым днем им все хуже становилось. Понял Слав, что это из-за снадобья реакция такая, да вот только немного не в ту сторону он понял. Аборигены все в судорогах биться стали, пеной исходить, головой об стены долбились, все, как Пьетери рассказывал, когда команде его зелья не хватило. Вот Слав и решил уколоть их еще раз, не дожидаясь положенного срока. Уколол… Полегчало аборигенам, в тот же миг вылечились, и обернулись зверями натуральными. Вот точно, что Гриня вчерась. Слав первый погиб. Я думал, и ученик его тоже, но об этом потом. Не устояли бойцы наши против пятерых зверей, не смогли. Разрывали они людей руками голыми, и зубами глотки рвали, руки, ноги отрывали, и все им крови мало было. Звери… — Ветер, не мигая, смотрел перед собой. Дышал тяжело, глубоко. — Пять берсеркеров. Где Пьетери их раздобыл… гореть ему в аду…
— Откуда ты про берсеркеров узнал?
— Руму похвастал один из… этих, — слово ЭТИХ он буквально продавил сквозь зубы. — Совсем зеленый сопляк. Когда Рум поинтересовался, за сколько Пьетери купил этого тощего цыпленка, и зачем на такую дохлятину тратить монеты, тот с гордостью заявил, что он одарен Богом войны — он Берсерк, и все остальные тоже. И что даже такой тощий цыплёнок, как он, голыми руками сможет порвать такую гору мышц, как этот болтливый негр. На что Рум тогда, от души повеселившись, назначил шутейный бой, но только после выздоровления «цыпленка». А спустя пару дней цыпленок и вправду превратился в зверя, и на глазах Рума разорвал старшего сына Слава — Кольку. Пока охрана билась с четверкой озверевших аборигенов, пятый тихо проскользнул в дом. Рум охранял женщин и детей, спрятанных в потайной комнате. Рум справился с тощим, но налетели еще двое. Прикрывшись телом мертвого противника, он всего лишь потерял сознание от мощного удара, а когда очнулся… Он побежал в подвал, звери ринулись за ним, все пятеро. Но тяжелая железная дверь не смогла сдержать такой натиск, и полуобгоревшие оборотни, дико воя, вырвались на свободу. Перемахнув через забор, они скрылись с глаз Рума. Опомнившись и вспомнив про зелье, Рум кинулся в пылающий дом, к хранилищу.
— Хм… Тогда, когда погиб Макс? — задумчиво спросил Кирилл.
— Он не погиб. Он просто ушел вслед за сыном и женой, сам. Влетев во двор, и заметив внутри горящего дома человека, Макс ломанулся туда. Он помог Руму, ибо тот мертвой хваткой вцепился в здоровенный короб, и ни в какую не желал его бросать. Дом затушили всполошившиеся соседи. Разгребли завалы… Когда вытянули то, что осталось от тел, Макс опустился перед ними на колени… молча… там невозможно было разобрать, где кто… Затем, коротко вскрикнув, схватился за грудь и упал. Знахарь мне сказал, что у Макса разорвалось сердце от горя, и он умер. Служитель храма сказал, что его позвали жена с сыном, и душа его бросила тело и ушла вслед за ними… Ваше Святейшество, а вы как думаете, от чего мог замертво упасть молодой здоровый мужчина?
— Думаю, они оба правы, каждый в своей мере. У твоего друга действительно не выдержало сердце, — согласно кивнул капюшон Кардинала.
— Что же оно у меня не разорвалось тогда? — поднял на него тяжелый взгляд Ветер.
— У тебя остался сын…
— Да… — тяжело вздохнул, медленно проведя рукой по голове мальчика. Сонно причмокнув губами, тот повоськался немного, и вновь ровно засопел. — Из-за него я отказался от боев. Пока теща была жива, я работал… Да где я только не работал. Малому пять исполнилось, когда Никитишна скончалась. И вот тут я в полной мере ощутил свою беспомощность. Найти няню и оставлять сына непонятно с кем я категорически не желал. Никому не мог доверить его. Брать мальца с собой на работу — меня быстро поперли то с одного места, то с другого… А в зиму я и вовсе не у дел остался. Йон заболел, и мне просто было не до работы. Чтобы расплатиться с лекарем и дотянуть, не голодая, до весны, я разменял свой дом на однокомнатную хатенку. А весной случился неурожай и мор.
— Да, помню тот год… Тяжелые были времена, — кивнул Кардинал.
— Да. Тогда я и решил вернуться на ринг. Пришел в клуб, поговорил с Лаки. Мне повезло в тот день трижды — Лаки меня узнал, он был в отличном настроении и он был в клубе, что случалось довольно редко. Он предложил переехать нам с сыном к нему в клуб. Там есть комнаты, для гостей и постоянных, своих бойцов. Я согласился.
— Знатный, видимо, ящичек вытащил Рум. Ты хочешь сказать, что до сих пор принимаешь зелье? — даже по голосу было понятно, насколько сильно нахмурился Кирилл. — Сколько лет минуло с той поры?
— Много, — глухо буркнул Север, опустив голову.
Он не хотел врать, понимая бессмысленность своей лжи, но и правды раскрывать тоже не желал. Кирилл это понял сразу же.
— Говори как есть, — донесся из капюшона требовательный приказ.
— Мой сын, — нехотя, цедя сквозь зубы каждую букву, пробормотал Ветер. — Я понимал, что рано или поздно снадобье закончится, и тогда мой мальчик останется один в этом мире. Я старался оттянуть этот миг как можно дольше. Боли были дикие, и только когда я уже понимал, что грань невозврата близка, тогда только колол. И не полную дозу, а четверть. Чем больше урезал я дозу, тем скорее возвращались приступы. Мой мальчик насмотрелся на многое. За три года я постарел лет на тридцать. Ты думаешь, я старик? — Ветер криво улыбнулся щербатым ртом. — Мне и пятого десятка то еще нету. Жизнь утекала из меня с каждым днем все быстрее и быстрее. В один из таких приступов он плакал и пытался меня разбудить. Я валялся без сознания. Последний укол был истрачен на той неделе. Я умирал.
Кирилл от напряжения подался чуть вперед, уперев руки в колени.
— Как? Что он сделал?
— Порезал руку, разжал мне челюсть и напоил меня своей кровью. Во время приступа я разбил голову. На полу было много крови. Малыш подумал, что, если вольет в меня свою кровь, то я оживу. Так оно и вышло. Когда я очнулся, Йон обрадовался, а я не мог понять — почему я не умер? Как? И чувствовал я себя великолепно. Давно у меня не было такой легкости в теле, да вообще никогда не было. Даже зелье не давало такого состояния. Я был полон сил и готов свернуть горы.
— Ты уже плотно и довольно давно употреблял это снадобье, когда родился твой сын? — задумчиво спросил Кардинал.
Ветер кивнул.
— Лет пять к тому времени.
— Так, погоди, и что? Ты продолжаешь теперь регулярно пить кровь сына, или ты излечился от зависимости тогда? — Кирилл весь подался вперед в ожидании ответа. А в голове билась одна мысль: «Неужели… лекарство? От зависимости можно излечиться?»
— Не пить, колоть. Если уколоть прямо в вену, то срабатывает мгновенно, и держится гораздо дольше. Теперь мне хватает четвертинки от прежней дозы, и колю не каждую неделю, а раз в месяц. Непобедимым меня, конечно, назвать уже сложно, все же здоровья осталось меньше половины от прежнего, но вполне так еще живу, и не жалуюсь даже. Одышка, правда, мучает, и в груди болит порой.
— А приступы? — Кардинал не смог скрыть интереса в голосе.
— Нет больше их. И на свет реакции нет у меня, да и не было никогда. У Слава другое зелье было, а это похожее, но не то. Я сразу понял, по бойцам.
— Гриня зверь? — уточнил Кирилл.
— Да. Он берсеркер. Видимо, снадобье разбудило его зверя и придало ему сил и ярости, как тем островитянам тогда, — задумчиво кивнул Ветер.
— Что в итоге с ними стало?
— Да ничего. Передохли все. Кого пристрелили как бешеных собак, с арбалетов, кто сам убился, — устало проворчал бывший боец, пожимая плечами.
— Ну и откуда у нас вновь появилось это зелье? — прищурился Кардинал.
— Это, да не это, — дернул щекой Ветер и презрительно фыркнул. — Не то оно, не Слава зелье. Похоже очень. Но не то.
Ветер вздохнул и устало потер лоб. Пожевал задумчиво губу, словно решаясь, и вновь заговорил.
— Пьетери появился тут спустя примерно год после моего возвращения к Лаки. Важным господином сделался. Я уж думал шею ему свернуть и уйти подальше из этих мест, да кое-что меня задержало. Во-первых, Пьетери меня не признал. Изменился я сильно с нашей встречи последней. Ну и бойца он привез своего. Выставил на ринг. Я когда понял, что тот уколотый, чуть сума не сошел от мыслей и догадок. Все думал, что каким-то чудом Слав жив остался, и Пьетери его прячет у себя.
— Поэтому остался?
— Да, — кивнул тот. — Копал я под Пьетери, и кое что узнал. Узнал точно, что Слава в живых нет. Также узнал, что у него сидит ученик Слава, и тот пытается воспроизвести зелье по памяти, но все оно не то выходит. То они дебилами становятся, то мрут как мухи, то на свет реакция, то еще гадость какая приключается. Не выходит у него нормального снадобья, и Пьетери уже готов придушить этого недотепу, но более умного пока найти не может, к сожалению.
— Как же он выжил? — Ветер снова кожей почувствовал взгляд, впившийся в него из темноты капюшона.
— Не знаю, — пожал мужчина острыми плечами — Ну, я уже думал отомстить упырю, мешок собрать и в путь, раз дела такие, да тут Гриня появился. Про Лаки слышал, мол, охоту объявили на него, потом слушок пополз, что всех поймали и на каторгу сослали. Другие говорили, мол, на галеры продали, а иные и вовсе утверждали, что Старика вместе со всеми ближниками положили, и в яме безымянной прикопали. Но мне почему-то не верилось, что этого старого лиса могли в ловушку загнать. А тут боец из его команды, да еще и у Вильяма на цепи. Тоже начал вынюхивать, подергал старые связи, разузнал кое-что. Лучше б не узнавал. Решил хотя бы парня спасти, а затем и… если получится, до Пьетери добраться. А оно вон как вышло. Вильям Гриню захотел убить. Я сам тот разговор слышал. Не получилось, и он его отдал Пьетери. Вернее, Пьетери сам к Вильяму подошел.
— Как узнаешь все о делах свояка бывшего и где живет этот Пьетери и где лаборатория, знаешь? — требовательно спросил Кирилл.
— Человечек у меня есть там, в дом Пьетри вхожий. Должник мой. Он и рассказывает. Адреса, да, знаю. Но готовят снадобья не только там. Я же говорю, узнал я кое-что. Вильям дает много денег Пьетери. Он полностью оплачивает все расходы на изготовление зелья, и делают его очень и очень много. У Пьетери сидит дома, в подвале, ученик Слава. А вот где у Вильяма сидит куча народу, которые делают ящиками эту дрянь, я не знаю. Мой человечек не на столько в доверии у Хозяина.
— Зачем ему столько? Продавать собрался? Еще одну монополию под себя подгреб?
— Мой человек разговор подслушал, про про армию. Они с Пьетери спорили, что постоянно такую прорву снабжать не получится, и даже месяца они не выдержат с этими запасами, на что Вильям ответил, что ему месяц и не нужен. Он за день-два справится с такой армией, за неделю подчистит все хвосты, и наберет чистых. А эти пусть хоть в преисподнюю прямым ходом. Отработанный материал.
Если бы не непроницаемый мрак капюшона, то Север бы сейчас увидел, как взлетели брови у Кардинала, прилипнув чуть ли не к затылку.
— Пьетери просил обождать. Боялся чего-то. А Вильям настаивал, что надо начинать на этой неделе, пока праздник Всеимперский и все гуляют — самое время. Но Пьетери возражал, и они поругались. А потом он сказал, что новое зелье есть, и нужно испытать его. Для этого он заберет Гриню. Вильям тогда рукой отмахнулся и сказал, мол, делай что хочешь, но через месяц чтобы все было готово, иначе Пьетери пожалеет, что родился живым.
Дослушав рассказ Ветра, Кирилл, покинув гостеприимное подземелье, поспешил в порт. Именно там находилось временное прибежище боевых послушников. Солнце клонилось к закату. Написав короткую записку, он велел одному из послушников взять двух черных мар, поспешить к серому дому в трущобах, найти Ворна, передать послание и доставить парня в Город богов. Забрав остальных бойцов, сам он направился в гости… к Хозяину.