Володарь железного града

Глава 20

Синяя Орда

Расшитые бирюзой и розовым жемчугом сапоги темника из белоснежного шелка пропитались кровью, почернели от налипшей жирной золы. Дымы поднимающихся от стен и развалин домов Янгкента заволокли голубое небо. Смолкли крики жителей мятежного города, и лишь тяжелый дух от сгоревшей плоти и бродящие в развалинах собаки говорили, что когда-то в этом месте ключом била жизнь.

На фоне унылого пейзажа на гребне воронки, возникшей на месте главных ворот, стоял Товлубий. Стоял и сиял, словно начищенный самовар, улыбался своим потаённым желаниям и мыслям. Окружившие его сотни кричали, неиствовали.

— Слава новому эмиру Товлу!

— Слава!

— Слава!

— Хур-р-рай!

Вопль из тысяч глоток заглушал прочие звуки и вводил в транс, дарил ощущение вседозволенности. Наверное точно так же, сто с лишним лет назад монгольские всадники чествовали Темучжина. Это бодрило Товлу, это льстило его самолюбию.

Воины радовались искренне, от души. Применив огненное зелье разом в трёх местах он в буквальном смысле сдул, дышавшие на ладан глинобитные стены сохранив этим жизнь многим и многим тысячам своих воинов. Сопротивления как такового не было. Население городка заметно уступало в численности войскам оккупантов. Произошла резня, дикая и беспощадная резня, а ещё темник дал войскам три дня на разграбление города и отказался от своей доли вследствие чего популярность полководца возросла до небес. Товлобей хорошо понимал что нужно обычным нукерам.

Положение бея было бы шатко, не возглавь он расследованием по факту убийства Тинибека. Боролдай всё же малость наследил, но сам же, оперативно подчистил следы отправив «засвеченный» десяток в самоубийственную атаку. Умный сотник, точнее уже тысячник. Многое понимает без слов, а Товлу ценит преданных лично ему людей. Удивительно, но сын Узбека умер достойно предков. Каких-либо ран или следов крови на теле не обнаружили, что кстати немедленно послужило поводом для кривотолков. Тело Тинибека вообще нашли аж на второй день. Взрыв поднял кучу пыли тряпья, ковров и повсему получилось что хан задохнулся под своими же дарами. Символично, весьма символично.

Оставшиеся в живых эмиры вскоре уехали в Сарайчик увозя тело хана помещённое в колоду с мёдом. Сотники и десятники задавшие неправильные вопросы оперативно исчезали в неизвестном направлении, а выводы «комиссии» из состоящей людей Товлу и посланцев дивана о том что хана убили урусы устроили всех.

С эмирами ушли далеко не все. Нукеры изрядно вложились в поход и возвращаться без добычи, как бы это мягко сказать, «некомильфо». Не считая собственных сил, под началом Товлу осталось неполных восемнадцать тысяч. Немалая сила и ему срочно требовалась громкая победа чтобы закрепить шаткое положение, показать силу. Товлу сам же и обеспечил её потратив на взятие города запасы зелья. Дорого, но зато более в войске никто не оспаривал его первенство. Подходившие тысячники угодливо сгибались в поклоне, куда ниже, чем всего неделю назад. Укладывали дорогие подарки у ног. Желали темнику удачи, а его роду хорошего выпаса и жирных баранов. Лживые лицемеры! Но сейчас это неважно, он и сам многие годы играл в такие игры.

Очень и очень немногие слуги знали, Товлу радуется не только взятию Янгкента. Не тому, что именным указом Тайтуглы-Хатун ему присвоена должность эмира, и он официально, назначен главой похода. Нет, сегодня он получил нежданную весточку от Мстислава. Князь готов продать, точнее обменять сто сорок пудов черного пороха на хлопок, рабов, свинец и массу прочего добра, которое для Товлу не представляет особую ценность. Самое приятное — караван уже едет через Каракумы в Ургенч под охраной сотни туркмен! Узнав новость, бей немедленно выслал людей им навстречу. Сам же он пойдёт дальше. Дорога на Сыгнаг открыта и следует ковать железо пока горячо. Эллах определённо благоволит ему.

Земли лопарей. Окрестности озера Ораярви.

Группа разведки пути третьего строительного отряда прибыла на вездеходном «Сталинце» и имела довольно внушительный состав. Помимо геодезистов, размечающих трассу, и нескольких опытных заготовщиков леса, определяющих порядок валки для передовых групп лесорубов, в её составе имелось бомбардиры, десяток кирасир на… мотособаках, торговцы и бирюч, официальный представитель князя, имевший на руках соответствующие случаю грамоты и карты.

Лопари особой воинственностью не отличались и со времён появления на их землях викингов, предпочитали отделаться данью. Ни шведов, ни русских лопари не жаловали, те были одинаково далеки от образа жизни лесного народа. Гораздо больше саамов волновало ползучее проникновение финнов и корел в места исконного проживания. А сборщики дани, это так, досадное недоразумение. Отряд, имевший на баллансе много железа его соплеменники пару раз попробовали на зубок, но, получив жестокий отпор предпочли не отсвечивать. Тем более «новые русские» предлагали значительно, в разы, лучшие «обменные» курсы на пушнину и провизию.

К тому времени когда третий отряд «подползал» к окрестностям Кемийоки Пассьтлесь Чалльм, вождь окрестных лопарей, узнал многое. О железных чудищах втрое больше лося, о широкой деревянной дороге с мостами, о добротных ножах, о блестящих монетах и бусах что можно обменять на мясо и рыбу, на шкурки соболей и куниц.

На встречу с людьми нового князя бывший охотник согласился охотно. Слух, что Новгород уступил волости Коло и Тре, уже год гулял по Лапландии и новостью не был. Вопрос лишь в том, что в его землях новгородцы последний раз собирали дань лет эдак сорок назад, когда он ещё пешком под брюхом оленя мог пройти, не склонив головы. Шведы же лет десять тому назад поставили на реке факторию. Не постоянного проживания, нет, но тем не менее каждый год люди короля Магнуса исправно посещали его земли. Пассьтлесь Чалльм будучи предусмотрительным старичком со старой «крышей» связался загодя, подстраховался на всякий пожарный.

Русские разбили на лесной поляне белоснежный шатёр и палатки. Расставили столы с мёдом, сластями и прочими изысками. Организовали лавки, где выставили товары: железные ножи, стеклянные бусы, верёвки и нити, крючки и иголки, а также прочие вещи необходимые для жизни вдали от цивилизации.

Забравшись на крышу «Сталинца», княжеский бирюч опёр ногу на станок митральезы и зычным басом втирал туземцам новый расклад. Гаврила Алексич был ценным специалистом. В молодости состоял сборщиком новгородской дани по волости Коло и язык саамов знал в совершенстве, впрочем, как и финский. Знал он и местные расклады, а нос держал по ветру, поэтому, в отличии от других сборщиков, охотно принял сторону князя соблазнившись не высоким жалованьем и дарованными хоромами, а откровенно враждебной позицией новой власти к его извечному врагу, Швеции. При любой возможности люди Воротынского князя о шведов вытирали ноги и о сём на каждом углу, в Новгороде, талдычили. Сам же Гаврила в последней шведско-новгородской войне потерял отца и старшего брата, а два года назад в стычке сборщиков погиб его младший сын, отчего он шведов ненавидел люто. Путислав Носович сии детали знал прекрасно и, к взаимному удовольствую, сосватал его князю на пост наместника волости Тре. Язык у Гаврилы был подвешен хорошо. Новгородец вещал не хуже, чем вождь мирового пролетариата. Тем более процедура отработана. Переговоры, богатые подарки вождю и главам значимых родов, торг с ценами куда ниже шведских гостей что обирали лопарей, до нитки. Нынешнее дело осложнялось тем, что навстречу явились шведские сборщики дани. Для силового конфликта не дошло, свеи поняли — силы не сопоставимы, но попытаться отстоять честь короля словесно? Почему бы и нет.

— По уговору с господином Великим Новгородом от 6848 года от сотворения мира, али от 4840 года от начала грамоты, волости Каянь, Колоперемь и Тре отныне и на веки вечные переходят к князю Черниговскому и Стальградскому, Мстиславу Сергеевичу. Володарю северных отчич земли Русской!

Внешние атрибуты в виде машин, прожекторов и прочих непонятных механизмов производили на лопарей гипнотирующее действо, сродни выступлению удава Каа перед бандерлогами. Они только глазами хлопали, пропуская смысл мимо ушей, а вот шведы его прекрасно понимали.

— Князь Мстислав от мыта дани и прочих сборов вас, лопарей на три лета освобождает, а старые недоимки, прощает! Продолжил бирюч.

— Где Тре, а где Ораярви? Напутал ваш князь чего-то. Никогда нога новгородских сборщиков здесь не ступала. И не ступит! — шведский мытарь, до того стоявший у карты, заговорил на чистейшем русском, немало удивив Гаврилу. Подняв указательный палец, мужчина вновь подошёл к карте, закреплённой на доске, и продолжил. — Как тебе ведомо, по разграничительной грамоте меж конунгом русов Александром из Хольмграда и конунгом Хаконом Старым, Новоград получил право собирать дань с лопарей в Финмарке от Ивгей-реки и Люнгенфьорда на западе, да от гор Хьёлен до Гандвика[i], на севере. Мы же взяли земли лопарские от Хьёлена на севере до Каяни, на юге и до Тре, в Биарамии. Вот здесь, швед очертил выступ кольского полуострова, оставив Новгороду береговую линию едва ли в полсотни километров. — Грамота же 6831 года от сотворения мира великого конунга Юрия и короля Магнуса старый договор подтвердила. Посему мы в своём праве, а вам тута делать нечего.

— Больно гладко речи ведёшь, — пробурчал бирюч. — Не из наших будешь, случаем? Изгнанник небось?

Швед промолчал и насупился. Бирюч нехотя слез с вездехода и подошёл к карте:

— Про грамоты сии мне и без тебя ведомо, токмо они же дань оговаривают, не границы. Сие же понятия разные. Демаркация меж Новгородом и Магнусом не проведена, во! — ввернул новое для себя слово бирюч. — Посему король Магнус должен с князем заново её обговаривать, а до того Мстислав Сергеевич границы считает по древнему праву конунгов, Йоунсбоук[ii]. А тама писано вот что: ежели границы уделов не определены, те считаются по кратчайшему пути от границ погостов, согласованных ранее. Смотри-ка сюды, — посланник взял указку и навёл на Нарвик, — Уфут-фьорд, наша крайняя точка на северо-западе, в Коло, а вот здесь, — кончик указки сместился южней, — устье Роне, то бишь западный край Новгородской Каяни. Значится, меж ними и проходит граница, по прямой. Всё ли тебе ясно, швед?

— Это неприемлемо!

— Приемлемо али нет, не тебе решать! — и снова возвысил голос, обратившись уже к лопарям. — Отныне, свейским сборщикам путь к вам заказан, а коли с кого возьмут шкурок без спросу али чего иного со злым умыслом, то князь ваш, Мстислав Сергеевич возвернёт. Главное, донесите. А со свеями мы разберёмся. По-свойски! — бирюч зыркнул на сборщиков. Взял циркуль, померил что-то на карте и снова зло уставился на шведов. — От границы до Ораярви сорок две мили[iii]. Вы чего в нашем княжестве забыли то⁈ Где подорожная! А ну гнать их взашей, ребята! — крикнул он уже своим воям. — А коли кто возвернётся, повесить на первом попавшемся суку, как собак!

Избавившись от незваных гостей, Гаврила Алексич быстро свернул официальную часть и пригласил вождя, имевшего кислый вид в шатёр. Технологии взимания дани с лопарских, финских или карельских родов, что Новгородом, что шведами отрабатывались не одно столетие. Родоплеменной строй, что повсеместно встречали конунги IX–X веков к настоящему времени трансформировался в полуфеодальную систему с наследной властью вождей, частью скопированную с захватчиков и плотно с ними связанную. Не следует думать будто сборщики с криками и улюлюканием налетали на стоянки аборигенов, обдирая последних до нитки. Прошли уже те времена. Размер дани детально оговорён в грамотах, поляны поделены, а вожди с большим удовольствием передавали всё что положено и были в сим процессе, мягко говоря, кровно заинтересованы. Система чем-то походила на устроенную на Руси монголами — «сюзерен» ярлыком легитимировал князей в глазах поданных, последние же пользуясь угрозой расправы или военной силой лично собирали причитающуюся дань, оставляя немалую часть для собственных нужд. Гаврила Алексич эти расклады прекрасно понимал и «на пальцах» объяснил князю пагубность изначальной затеи. Обычные аборигены обрадуются, а вот элиты, наоборот, затаят злобу и станут палки в колёса вставлять при первом удобном случае.

Покумекав за рюмкой «мёду» пришли к устраивающему всех решению. С вождями заключался договор на охрану и обслуживание телеграфных линий и дороги на приличную, для местных, сумму, и вождь решал кого и на каких условиях привлекать к работе. Помимо подарков, в качестве бонуса имелась возможность раз в год безвозмездно съездить на княжеский торг и тревожная кнопка для вызова «спецназа», на случай если шведские сборщики явятся. В остальном, на новые земли распространялся стандартный «пакет» плюшек: возможность родственникам передать «рабочую силу» в найм навсегда или на определённый срок, возмездная передача информации, обязательная перепись с межеванием границ и княжеский суд в делах родовых войн. Пассьтлесь Чалльм новые вводные русских понял и принял, как и тяжёлый мешочек с монетами в туземной версии, с кружками по центру. До вечера обговорили с бирючём дополнительные детали: есть ли по трассе священные или «дурные» места, по какой цене и через кого принимать шкурки и дичь, кто и как из охотников будет отвечать за патрулирование железных нитей. Через пару часов Пассьтлесь обмакнул палец в чернила и поставил отпечаток на богатого вида грамоте. Старик находился в приподнятом настроении, так как считал, он здорово «нагрел» новгородца. Правда это с какой стороны посмотреть. Тушу лося или связку шкурок соболя обменять на иголку, кхм…

Среднее течение Дона, Опорно-пограничная башня N 17

От точки разгрузки ледовой дороги на Тяпкину гору шла канатка. По натянутому с берега тросу и день и ночь каретки тянули на вершину дощатые щиты, брусья, крепёж и прочие важные в стройке материалы. Фермы крана крепились к стенам и росли заодно с самой башней не по дням, а по часам. Военные башни вообще возводили на порядок быстрей, гражданских. Это с одной стороны, а с другой, возводить фундамент начали аж-но летом.

Башни можно было бы срубить из местного леса, однако, сие выходило долго, дорого и, главное, подходящих для столь сложной стройки кадров не было. Башня это же не избушка, и не терем. Здесь настоящие специалисты нужны, а где их взять? В княжестве, огородники на вес золота. Работают мужики на износ по широкому фронту — цеха, городки, дороги. Если принять во внимание размеры и высоту башен, их количество (заложено тридцать четыре штуки) дело и вовсе безнадежное, особенно, для срубных конструкций. Да ещё до кучи князь массу противоречащих друг другу требований выкатил — башня должна быть достаточно крепкой, чтобы выдерживать откаты орудий, но при этом лёгкой и устойчивой к огневому воздействию. Объёмной и высокой. Быстровозводимой непрофессиональной рабочей силой. Мобильной, то бишь, при необходимости разбираться и собираться на новом месте, что выглядело логично, учитывая цену сооружения и политическую обстановку на границах.

С фундаментом определились быстро — сваи, забивные (если укрепление было на реке) или буровые, устраиваемые в грунте методом бетонирования скважин и цемент возили в мешках. Основание типовой башни имело радиус семь метров, площадь первого яруса соответственно, сто пятьдесят квадратов на что свай уходило самую малость. За основу взяли схему башни Мартелло, но творчески её переработали.

Если приходится иметь дело с противником, заметно превосходящим численно, самым разумным решением будет обеспечить себе позиционное преимущество. Правда, найти подходящую площадку для эффективной и успешной обороны сложно. Особенно если искомая точка жёстко привязана к некой стационарной локации — транспортному узлу, стратегическому ресурсу или границе.

Первыми, похожие башни начали строить генуэзцы в XV веке, для защиты корсиканского побережья от берберских пиратов. Собственно, это были миниатюрные крепости, в массивных стенах которых устраивали множество бойниц. Спустя три сотни лет британцы предприняли штурм города Сен-Флорана на Корсике, где им «посчастливилось» близко познакомиться с такой башней на мысе Мартелло. Устаревший форт не получалось взять несколько дней! Его регулярно обстреливали с моря, а захватили с суши ценой неимоверных усилий и это какое-то крохотное препятствие для могучего британского флота!

Впечатленные эффективностью столь простого решения, англичане переработали генуэзский проект и на его основе создали свой вариант, получивший название «башня Мартелло». Это была трех или четырехъярусная башня с массивными стенами, способными вынести массированный огонь артиллерии того времени. Причем стены практически не имели слабых мест. Только входная дверь, она ставилась на высоте метров пяти над уровнем грунта и до которой дотягивались по приставной лестнице.

Крышу башни Мартелло сделали плоской, а по периметру уложили рельс. По нему то и перемещался лафет единственной пушки серьеёзного калибра, что обеспечивало круговой обстрел. В подвальных помещениях имелись колодец, продуктовый погреб, пороховой склад, казармы для офицеров и солдат. Башня выходила недорогой, и англичане настроили их кучу, по всем тогдашним колониям. Особенно хороши подобные башни были против условных папуасов не имеющих тяжёлого вооружения, а это как раз наш случай.

Хребтом княжеской башни стал каркас из комби-бруса типа LVL + балка Деревягина, то бишь сочетание лигнинового биоклея и шипов. Помимо традиционного соединения шип-паз, колонны стягивали болтами через стальные прокладки, формируя жёсткий восьмиугольник с центральной колонной по центру служившей опорой балок перекрытия. Стены — блочные щиты, основательные: усиленный каркас с уголками и силовыми косынками, пятидесятую доску внешней обшивки и утепление из базальтовой ваты. Помимо огнестойкой пропитки на внешнюю сторону щита прикручивали фиброцементную панель, армированную стальной фиброй. Огнестойкость и жёсткость вышла феноменальная. Град горящих стрел щит не чувствовал, а залпы средней по размеру катапульты держал без проблем, так, крошился слегка. Против требушета он понятно не устоит, но кто же его подпустит то? Стеновые щиты на МЗП (они закрывали и сам каркас) поставляли в готовом виде. Кранами опускали меж направляющих, прихватывая болтами и анкерами. Значимую часть соединений и технологий напрямую заимствовали из проектов жилых домов, а щиты перекрытий и вовсе почти не претерпели изменений. На то чтобы возвести ярус, вместе со стеновыми и щитами перекрытий, уходило от силы восемь-двенадцать часов. Достойный результат, что ни говори. Всего же ярусов было пять, по четыре метра высоты каждый.

Вооружения из центра погранцам отсыпали щедро. На пятом, верхнем, ярусе выступающем по периметру, на добрый метр по штату числилось два «Единорога» на рельсовом ходу, каждое орудие перекрывало сектор сто восемьдесят градусов. На четвёртом и третьем, откидные стальные бойницы для мушкетёров и «кровавых кофемолок» на зенитном лафете, плюс одно идивдустовольная картечница Норденфельда. На кранйи случай имелись паровые «ружья», питаемые от гибких паропроводов и «ожерелья» из выдвижных стержней, против штурмовых лестниц. А ежели кто задумает подкоп, и там имелся сюрприз в виде прочного перекрытия и клапана подачи дыма.

Вокруг башни возводили сухой ров, стенки со временем, отделают бутом. Двести метров предполья вырубали, ставили кольцо испанских «козлов», мотали колючку в два ряда, густо удобряли «чесноком», насыщали «подлыми» вьетнамскими ловушками, рассчитанными как на пешцев, так и на всадников. И мины само собой, как без них то?

Штурмом, без артиллерии, взять ТАКОЕ нереально. Особенно, при должном усилении. Над ярусом с пушками устраивали скатную, железную крышу и «гнездо» наблюдателей и сигнальщиков, оно же пункт оптического телеграфа. По его центру проходила двадцати пятиметровая, составная, мачта радиостанции из сосны. Учитывая высоту башни и то, что они, как правило, строились на возвышенности, дальность приёма передачи достигала семидесяти километров на обычных станциях и до ста двадцати, на Поулсеновских. Гелиограф дублировал радиотелеграф днём, а ночью, сигналы передавали ацетиленовым прожектором. Учитывая обязательное наличие зрительной трубы, башни, располагающиеся друг от друга на расстоянии 50–80 километров имели устойчивую связь. Каждая третья ещё и соединялась поле-шестовой линией с общей телеграфной сетью княжества. В удаленных же местах для передачи служебной информации служил воздушный шар или дельтоплан коими вскоре заменят змейковые поезда.

Башни относились к пограничной службе и по штату в каждой числилось два отделения по двенадцать всадников, расчёты адских кофемолок и «Единорогов», комендант, минёр, связисты-шифровальщики и обслуга: конюхи, врач, повара, ключник с помощниками и механик. Последний обслуживал паровой котёл и насос. В обязательном порядке внутри башни били артезианскую скважину. Первый ярус, служебный. На нём размещались конюшни, корма и запасы живой еды — куры, козы, бычки. Плюс кабинеты служб и котельная. Второй, складской — продукты питания, боеприпасы, оружие. По соседству кухня и столовая. Третий ярус жилой, резервный, для беженцев, гостей и усиления. Четвёртый — комнаты офицеров и казармы личного состава.

Инженерка: паровое отопление и тепловые пушки, водопровод и канализация с септиком, системы притока и вытяжки с вентиляторами, водяной бак на верхнем ярусе для работы «гидро-моторов» и резервная цистерна, под землей. Световые колодцы на крыше через световоды освещали служебные помещения днём. В тёмное же время суток свет дарил мощный прожектор, заодно делившийся световым потоком с разведчиками или заплутавшими путниками. Да-да обычный сухопутный маяк. Был и кран малый, тросовый подъёмник для грузов, телефонизация постов внутри башни и снаружи. Хватало технологий. Кстати, разведка изначально закладывалсь технически продвинутой. Помимо кольца сигнализации вокруг башни кабели отходили на десятки километров и дальние дозоры имели возможность мгновенно сообщать о нарушителях границы. В остальном, группы разведчиков-пограничников имели: гелиограф типовой с параболическим зеркалом функционирующий в режиме день-ночь, дешёвый радиоприемник, работающий только на приём, сигнальный пистолет и зрительную трубу.

Обслуживающий персонал в обязательном порядке проходил учения и при необходимости усиливал оборону. Местами ещё и подземный ход копали, в упрощённом варианте ес-сно. Нарезали траншею и укладывали в ней бетонную трубу малого диаметра. По той то боец и перемещался, лёжа, на «каретке», предварительно зацепив ту тросом. В отличии от башни Мартелло вход располагался на первом ярусе. Откидная вниз, окованная 5 — мм сталью основная дверь и вторая, резервная решётка, внутри башни. Ни к чему там приставные лестницы. С таким количеством огнебоя допустить ко входу таран, это надо прям крепко «учудить».

Башня, помимо оборонительной и разведывательной, имела и сугубо гражданские функции. В ней квартировали геодезисты, составляющие сеть и карту княжества, базировались экспедиции, разместились кабинеты переписчика, тот, кстати ещё отвечал за выдачу гостям подорожных и оформление беженцев, банковского и санитарного инспекторов. По задумке князя новые башни должны стать некой точкой кристаллизации, вовлекать людей с окраин в «оборот». В перспективе планировалось ставить в округе небольшие гостиные дворы и избы ликбеза, а в период эпидемии, разворачивать санитарные кордоны.

По большей части башни возводили на реках и с транспортной доступностью проблем не было, так что Лебедянь исключением не являлась. Ледовая дорога, бравшая начало у моста через Быструю Сосну, близ Ельца, шла вниз по реке и далее, уже вверх, по Дону. Сто с копейками кило не бог весть что и конно-ледовые отряды со снабжением стройки справлялись доставляя каждый божий день от ста, до двух сотен тонн грузов. Всего же на стройке работало полсотни батраков при активной помощи личного состава. Спесивые всадники остались в кирасирских и гусарских полках, а пограничники не чурались чёрной работы. Да чего говорить-то, многие из «бойцов» по осени за плугом стояли. В связи с дефицитом кадров не только в одну пехоту вербовали «низкий» люд. Механики самую малость — паро-поршневой компрессор, он питал немногочисленный инструмент, ручной поршневой насос, конные лебёдки и деррики. Единственное, по осени, на пару дней привозили сваебойные машины.

До нашествия Бату на Тяпкиной горе стояла крепостица рязанских князей, а ныне поблизости осталось лишь малое село на три десятка дворов жители коего активно участвовали в снабжении стройки, а где ещё мужики такие деньги могли заработать то? Ёрш и Искрен, трудившиеся на колке дров для котла, активно обсуждали новые порядки и придумки, что стремительно вырвались в крестьянский быт. Взять те же одноколейные сани. Мудреного в ледовой дороге ничего, запрягают же двойки, четвёрки, в случае нужды даже восьмёрки лошадей. Вроде много, но учитывая, что живые «составы» тягали до пятнадцати-двадцати тонн, интресный расклад получается. В расчете на одного мерина груза по такой дорожке тянут вдвое, втрое больше против крестьянских саней. А это серьёзная подмога в хозяйстве, ибо и коней меньше треба, и корма для них. Чего-чего, а бытовой смекалки у мужиков хватало, иные же на пограничье не выживали.

Или взять пружинную колку для дров, где они работали. Насколько она труд чёрного люда облегчит? Как бы не втрое против колуна, да и сил сохраняет избытком, спину хоронит. В общем, как не крути, со всех сторон плюсы. Вместе с соседом Ёрш вечерами листал чёрно-белый каталог товара с картинками и мечтал. Последнюю неделю они не брали за работу плату монетой, предпочитая куда более выгодные баллы. Планировали потратить те на инструмент и хитрые механикусы навроде нового плуга и той же пружинной колки. До хрипоты спорили, что по первой треба в хозяйстве, а что и подождать может. На фоне накалившихся страстей даже факт, что сторожевая башня росла словно гриб после дождя, уходил куда-то на периферию сознания мужиков.

— Гляди-ка! Караван новый.

— Эка невидаль, они в день по три раза разгружаются, — Искрен даже глаза от каталога не отвёл.

— Да ты глянь чего притащили то! Не доску, не щит. Вона бревно какое-то на колёсах, с дыркой. Искрен наконец то оторвался от просмотра «комиксов».

— Да ни хрена себе бревно! — охнул мужик, — тама одного уклада пудов десять!

— Уклада⁈

C саней меж тем, поднатужившись, со скрипом скатывали станки с «Единорогами» отблёскивающими серой сталью, пока, в санном исполнении. Когда их на башню поставят, бог знает. Работ по отделке море, дай бог к весне успеют. А в округе столько добра, нет, огневая поддержка лишней не будет…

Биби-Эйбат, Апшеронский полуостров.

Лазурные воды Хвалынского моря неспешно набегали на угольно черные валуны, вспенивались в бессильной ярости у камней и отступали обратно, оставляя позади медленно истаивающую пену. После многих тысяч лет извечной борьбы эти некогда острые камни сделались похожими на гладкие окатыши. Яркое зимнее солнце хорошо прогревало их днём и до следующего утра они хранили тепло звезды. Лежать на таких природных лежаках, одно удовольствие. Начало февраля, на Руси под минус тридцать морозы, а тута плюс десять и теплая водичка. Местные, понятное дело, купаться в такую не полезут, а для меня, в самый раз. К холоду я привычный. Ближе к вечеру, когда батраки обычно заканчивали тяжкую работу, море становилось по настоящему волшебным. Небеса окрашивались в оранжевые и розовые оттенки, отражаясь в тихой воде. В жилых кварталах Баку на противоположном берегу зажигали огни, рассыпавшиеся гроздьями света, а Солнце медленно погружалось за горизонт, оставляя отблески на поверхности моря, словно пожелание хорошего вечера.

Земли, выкупленные Нуреком, располагались неподалёку от города, в западной части Бакинской бухты. Эта тихая гавань состояла из бесконечных персиковых и шелковичных садов, полей чечевицы и мечети, скромно притаившейся на краю малой деревушки. Нефтяных колодцев здесь не было вовсе, они сосредоточились восточнее или севернее города. Хотя для всех местных было очевидно, чёрного золота и здесь полно, особенно в море. Метан, пробиваясь из недр, выходил пузырьками на поверхность. Сила давления газов была столь велика, что при тихой погоде они нередко воспламенялись на поверхности моря и лишь сильный ветер мог задувать такой пламень. Порой этим баловалась местная молодёжь, но мушкетёры на катерах быстро отбили желание поджигать море чтобы баловать подруг ярким зрелищем.

Биби-Эйбат не самое богатое в здешних краях, на чёрное золото, место. Так, жалкий отросток гигантского газо-конденсатного месторождения что залегает по соседству, на дне моря. Однако, при этом оно обладало несомненными достоинствами — смешная стоимость земли (взяли аж шесть квадратных километров), малая глубина залегания пластов и низкое содержание серы в нефти. Известно оно тем, что здесь, впервые на планете, пробили первую нефтяную скважину, ну а мы сие достижение продублировали так сказать. А чего? Тридцать два метра, это всего то неделя работы ударно-канатной установки. И дебет оказался диво как хорош, пятьсот тонн в сутки… И такая халява без всяких насосов будет ещё как минимум три месяца бить. Вот это я понимаю снимать сливки! Это ни копейки никеля из медных шлаков вымывать.

За прошедший месяц успели многое. Первые недели в Баку запомнились сплошным авралом. Лишь на днях я смог вздохнуть полной грудью и с чистой совестью отдохнуть. Хотя признаться и Ипат с сыном не лаптем щи хлебали — запасли камней, глины, дерева и съестных припасов, построили навесы и главное выкопали местными силами яму под нефтехранилище солидного объёма, пять с половиной тысяч кубов! И само хранилище частично возвели. Высота стенок ямы всего ничего, два метра при радиусе, тридцать. Стенки из камня местного сложили, а дно из плотно утрамбованной глины с щебнем и камнем колотым закрыли. Ещё и каркас под крышу успели собрать. Успели благодаря избытку трудовой силы. Население Баку тысяч под сорок, к бабке не ходи. Больше, чем в Москве, на минуту, самого крупного города Руси, посему прожекты реализовывались со скоростью пули.

Прибыв на место, геологи отправились бить разведочные скважины, а через недельку и основные, благо тут и разведывать нечего. В любое место ткни и фонтан нефтяной забьёт, главное с глубиной угадать. Собрали понтоны и начали бить сваи под пирс, в течении недели запустили мини нефтеперегонный завод и получили помимо керосина, ещё и неплохой битум. Он с ходу пошёл на отделку «цистерны» хранилища и его дощатой крыши. Одновременно принялись стыковать трубы нефтепроводов от скважины к хранилищу, и от хранилища на пирс для заправки баржи состоящих из «цистерн». О-о-о, они то самое интересное в проекте!

По самым скромным подсчётам для нормальной работы химпрома, станков и перевода паровозов на сырую нефть потребуется, только на первых порах, двадцать-тридцать тысяч тонн нефти, в год! Для века XX это копейки, так, малый танкер. Для века XIV — нефть, добытая со всей территории Ширвана за два года. В транспортировке добра здесб задействованы десятки тысяч людей, судов, верблюдов… Дедвейт же у моих пароходов смешной. Построить баржу тысяч на три-пять кубов в теории можно, но только в теории. Вспоминая какой крови, стоила нам постройка «Ермака» и говорить нечего. Провал, на сто процентов. В то же время наш большой корабль из цистерн чувствовал себя прекрасно. Не удивительно, танк-контейнеры то заложили в расчёте на Бакинский проект, а «Обжора» — это так, побочка.

Цистерны, закамуфлированные брёвнами всю осень спускали по Оке и Волге в Хаджи-Тархан. Никто не «просёк», и славу богу. Плывёт себе плот едва из воды торчит, и пусть плывёт. За сезон из Нижнего таких тысячи сплавляют. Кстати, в танках немало добра контрабандой переправили, они же герметичные и плавучесть отменная. По пути, контейнеры вытащенные на сушу в одном из протоков дельты Волги, не взяли, самим бы доплыть. Но как только прибыли в Баку и поняли что у страха глаза велики я немедленно отправил «Енисей» обратно, а «Бурлак» в Кара-Богаз-Гол, за глауберовой солью уходившей со страшной скоростью. Заодно и пороха Товлубею подкинул. Наша разведка в столице Золотой Орды работала как часы и то что эмиры решили назначить меня крайним, новостью не было. Хотя это с какого перепугу⁈ Ни одного доказательства, одни домыслы. Штаб, подобный вариант развития событий рассматривал и удержать как можно больше ордынских войск в Синей Орде было в наших интересах.

Ну так вот, танк-контейнеры компоновали по два, в высоту, и собрав в змейку вытягивали на свободную воду где из них собирали баржи-понтоны шириной четыре и длиной, двенадцать танков. Всего девяносто шесть контейнеров или 2880 кубов. Понятное дело, все под горло не зальёшь, но учитывая плотность нефти, честные две с половиной тысячи тонн выйдет. Нижнюю и боковые стенки некоторых танков закрывали доской для защиты и лучшей управляемости, а впереди цепляли сборный нос из стального каркаса и доски. Рули, стальные. Подобную каракатицу пароходы тянули сносно, а в шторм её можно было отцепить и не переживать. Потопить ТАКОЕ, при всей отвратительной мореходности понтона, совершенно невозможно. Это же поплавок, причём сборный. На всякий пожарный на «палубу» поставили две контейнерные ПГС питающие копеечные паровые эжекторы. Расход пара и нефти безумный, но зато можно маневрировать в шторм без дорогих двигателей и винтов. Как временное решение годно, а вкупе с радиостанциями оно позволит понтону не потеряться в море-окияне коли ЧП какое случится.

Первую сборку не сегодня, завтра «Енисей» заберёт, вторую же потянет «Бурлак» когда вернётся с грузом соли. А дальше всё понятно. Закачиваем нефтюшку на пирсе и весной двигаем в обратный путь. В середине марта Волга в районе волока вскрывается. Подплываем, разбираем понтон и сплавлемя танки и поштучно или малыми сборками. Сперва вниз по Иловле, далее по Дону поднимаем проходами до Воронежа откуда уже чёрное золото пойдёт к потребителям по железке. А пароходы ждать не будут, заберут третью и четвертую «сборки» танков и в путь, послдение наклепают уже к середине весны. Маршрут Баку- Иловля, в оба конца и с хорошим запасом времени, месяц. В теории, за сезон, пароходы могут совершить шесть рейсов притащив искомые тридцать тысяч кубов. Как оно на деле выйдет время покажет. Если запустим к осени волок Дон-Волга успеем, сто процентов успеем. Ледоколы опять жею Вот только что будет со стройкой в сложившихся обстоятельствах большой вопрос, как и с резервным волоком. Орде эти краники перекрыть, раз плюнуть. В конце концов можно и кружным путём таскать, по Волге-Оке хотя это выдет намного дольше. Посмотрим, как сложится. В любом случае Волгу монголам перекрыть не под силу, пусть хоть обосрутся.

Завал же, кстати, не был связан с организацией добычи и транспортировки «жидкого золота» всё же данные вопросы отрабатывали заранее и целый десант инспекторов взятый из Лещиново справлялся с организацией работ на твёрдую четвёрку. Мои задачи были чуть интересней и напрямую пересекались с пятым океаном.

[i] Северно-ледовитый океан в целом или Норвежское море, в частности

[ii] Йоунсбоук— сборник правовых норм средневековой Исландии, датированный 1281 годом, древнейший исландский правовой кодекс. Является одним из основных письменных источников исландского права после перехода Исландии под власть норвежской короны в 1262−64 годах. Происхождение кодекса Йоунсбоук связано с деятельностью исландско-норвежского законодателя Йона Эйнарссона, аналогичный сборник действовал до 15 века и в самой Швеции, оговорённый пункт имелся в разделе 8, Landabrigðabálkur (Землеустройство), правда он относился к ярлам под властью короля, но если под правильным углом осветить проблему то и Рюриковичи попадали в данную категорию.

[iii] В Швеции XIV века с большими мерами длины дело обстояло ещё хуже, чем на Руси. В каждой провинции бытовала своя миля (изначально, миля заимствована германскими племенами у римлян во 2–3 веках н. э.) 1 финская миля = около 6 000 метров; 1 смоландская (юг Швеции с главным городом Мальмё) = около 7 000 метров; 1 вестергётландская миля (запад Швеции с главным городом Гётеборгом) = около 13 000 метров; 1 далсландская миля (западная Швеция) = около 14 485 метров. Бирюч имел ввиду смоландскую милю, то есть расстояние от места встречи до новой границы составляло около 300 километров, в вот ниже и сама граница. Обозначена красненьким штрихом.

Простецкие краны