Володарь железного града

Глава 14

Царский дворец в Сарае

Тайтуглы-хатун была умной женщиной, но муж давно охладел к своей старшей жене и много лет не заглядывал в опочивальню. Всё это вело к снижению статуса как её, так и любимого сына, Джанибека. Долгие годы она была любимой женой царя и ради мужа даже овладела тайнами тантрического секса. Чего не сделаешь, чтобы удержаться у власти. Тайтуглы любила жизнь во всех её проявлениях и спустя годы всё ещё хранила остатки былой красоты, а значит, пользовалась популярностью у мужчин. Царевна родила детей довольно рано, ведь ей сейчас нет и сорока! Открыто содержать молодых любовников она, увы и ах, не могла. Царские евнухи и недоброжелатели только и ждали подобной ошибки. Но разве эти жирдяи обладили изощренным умом «змеи» (своё прозвище во дворце она прекрасно знала), конечно нет. Поэтому Тайдулла аккуратно и планомерно продвигала своих протеже по пирамиде власти.

Второй, не меньшей страстью царевны была сама власть. Влюбив в себя молодого Озбека меньше чем за год, она добилась, что старшая жена хана, красавица Баялун, дочь Византийского императора Андроника сбежала к своему отцу, в Константинополь. Через несколько лет она отравила её сына и старшего наследника Узбека Тимура, тем самым дав дорогу своим детям. К большому сожалению, её старший сын Тинибек пошёл в отца. Жесток, авторитарен и совсем не слушает советы матери, а значит и на её маленькие радости глаза закрывать не будет. Посадит в дальнем углу в окружении евнухов и сухих, морщинистых бабок. Тайдуллу передернуло только об одной только мысли об этом.

Много лет она планомерно шла к власти, убирая лишние фигуры. Правильные люди нашептывали хану правильные мысли и последние два года, монеты чеканились с указанием имен Узбека и Джанибека, а в дипломатических письмах в приветствиях упоминались Узбек, Тайдула и Джанибек. Тинибека же отправили в ссылку, посадили наместником в далёком Хорезме, на самой границе с Чагатайскими соседями. Травила она потихоньку и мужа. Ещё бы полгода и редкий яд из Юань свёл Озбека в могилу. Чего уж теперь говорить, вся тщательно планируемая сеть заговора не то, что по швам затрещала, в клочья разорвана. И куда бы не копнула царица, везде всплывает эта непонятная фигура, глуховский князь Мистислав, набравший за последний год на Руси огромные авторитет и влияние. А на одной ли Руси?

Её окружало множество вещей из его вотчины: голубые зеркала с узорами, лампы из золота и синих камней, окна, диковинная мебель и конечно же косметика, особенно, «живая» серия с германием, вернувшая ей молодость. Поставщик эксклюзива старый китаец, Лю, пользовался этой слабостью и пропихнул через неё несколько выгодных князю решений. Более того, она через своих эмиров уже получила долю в будущем волоке.

Царица была умна и быстро разобралась, что никаких демонов не было. Зачем им столько золота? А кукла, сшитая из кожи и тряпок? Понятно, версия, что царь Озбек спас Сарай ценой собственной жизни, стала официальной, но она то знала детали и умела складывать два плюс два. Сперва её заставил задуматься тамга из Хаджи-Тархана. Он прислал подробное описание кораблей князя, а также товара, что он вёз в Шемаханское царство. Пусть на них не было парусов и голов дракона, но как же время, размеры и крепкий корпус, не боящийся льдов? Таких судов не было ни у кого, кроме…

Последние сомнения Тайдуллы развеял чудом уцелевший палач, работавший с Берди. Во время нападения он прыгнул в яму с пленником и спрятался в куче тряпья, прихватив при этом ещё и допросные листы. Берди оказывается жив здоров и пишет верноподданические письма. Царевна, в отличии от мужа, была сведуща в делах экономики и даже имела собственную долю от транзитной торговли генуэзских купцов, являясь для них по сути дела «крышей». А выходило очень странное. Количество железа, извести и фарфора, производимого на землях князя, многократно превышало возможно не то, что нищей Руси, всей Орды! Сама она происходила из семьи нойона, кормившегося войной и не по наслышке понимала, что железо, кровь войны. И в этом свете ребус с карательным походом Октая и мотивацией Узбека, а также ответных действий князя решался элементарно. Многое требовало проверки, но стоит ли самой ворошить осиное гнездо? Кто знает, какие фокусы припас это необычный урус. Царевна достала живую картинку — фотографию князя в доспехе, неведомыми путями попавшую во внушительную папку компромата.

— А он хорош. Дыхание царевны невольно участилось. Нет, рубить с плеча она точно не будет, не её стиль. Крема поступают исправно, работа на будущем волоке кипит, а главные враги в Сарае уничтожены. Тайдуллу посетила и другая мысль. Князь ведь мог сыграть на её стороне, чтобы защитить общий проект. Однако, избирательными убийствами не только ослабил элиту Орды, но и подставил свою покровительницу. Многие эмиры осмеливались поговаривать, что это мол, её рук дело, уж больно карта гладко легла. А что она могла сейчас сделать? Город с трудом отходил от шока и пришёл в хрупкое равновесие. Стражи во в дворце мало, часть городской стражи всё ещё гасит восстания да ловит беглецов по всей нижней Волге, а отряд Василия Пантелеймоновича, как оказалось старого знакомого князя, скрылся в неизвестном направлении оставив службу.

Сейчас её власть сильна лишь в Сарае и то, ей огромных усилий стоило умаслить диван, чтобы они сходу не объявили старшего сына ханом. Повезло, многие беки и эмиры из племенной знати ушли в поход с Тинибеком. Нет, она не должна допустить возвращения старшего сына! Это будет конец. Вся надежда на Товлубия. Если её любовник хочет достичь неба, ему придётся хорошенько постараться.

Оставалась ещё одна проблема Хызрбек. Царица со злобой сплюнула. Ублюдок старше Джанибека. Это отродье Сэргэлэн, второй жены Озбека происходит из знатного рода, а значит может претендовать на место великого хана. Этого она тоже допустить не может.

Тайтуглы усердно думала, как выйти сухой из воды, время от времени прихлебывая из пиалы зелёный чай. Через некоторое время лицо ханши «озарила» змеиная улыбка.

— Если демоны нападут и на Хызрбека, и на её Джанибека, то на неё даже тени подозрений не падёт. А если в ворон нарядить беглых урусов и под правильным соусом преподнести дивану собранную информацию, она сможет убить двух зайцев. Сплавить политических противников в поход на Новосиль и отвести от себя ненужные слухи.

Справятся? Раз уж русский князь решился на убийство хана ханов, скорее всего за ним большие силы. И она их увидит, вскроет. Тайдулла хорошо помнила рассказ Товлубия про колдовские дымы и огненные ружья, тем более она слушала рассказ в нескольких версиях и от разных людей, сделав в итоге правильные выводы. А ещё она помнила, как липкий страх заползал ей в душу, когда «вороны» хозяйничали в дворце той страшной ночью…

Ханша встала, подошла к шкафчику, взяла письмо от сына Калиты и в третий раз внимательно его перечитала. Одно другому не помеха. Решила Тайдулла. Помогу Симеону, заодно сделав его должником. Хм. а ведь помимо тюменов я могу ещё кое-что. Она любила перестраховываться и, взяв модную, золотую ручку, села составлять письма, в Переяслав, и второе, в Пронск. Пора заниматься высокой политикой напрямую, а не так как раньше. Впрочем, выиграет князь или нойоны, какая ей разница? Тайтуглы в любом случае не останется в накладе, здорово ослабив группировку «войны», стоявшую за Тинибеком. А потом, потом, она накопит достаточно сил и жёстко отомстит всем, кто увёл из-под материнского крыла первенца.

Новгород. Вечевая площадь.

Накал страстей на вече достиг пика. Дважды звонил колокол, призывая горожан к спокойствию, но тщетно. Старый Неревский конец, традиционно подпитывающийся денежкой вотчинников, буянил и стаскивал докладчиков, а Плотницкий и Людин им спуску не давали, отбивали своих. Мужики в молодых концах подобрались покрепче, помоложе и легко перекрикивали всех Нерёвских с боярскими родами. Вечевая площадь Новгорода едва ли вмещала шесть сотен, а население в северной столице Руси уже, перевалило за сорок тысяч. Посему отправляли на вече не только родовитых, но и горластых. Хотя знающие люди прекрасно понимали: нити управления у заводил с подвешенными языками, у чашников с брагой и кредиторов, кои плотно держали за яйца «вольных» горожан.

Всего год минул с прошлого вече, а политическая обстановка в вольном городе поменялась кардинально. Московская и Литовская партии сдулись до неприличия, а вот Шведская, наоборот набрала силу. Появилась и новая, возглавляемая Путиславом Носовичем. Влияние его выросло настолько, что его были вынуждены пригласить в Совет Господ. Упущенная выгода с далёких земель коими владел Воротынский князь, на экономику второго города Руси значимого влияния не оказывала, а вот плюшки от торговли его диковинными товарами ощущали на своём кармане многие бояре. Здорово возросла и покупательная способность чёрных людей. Многие тысячи новгородцев работали напрямую или косвенно, в артелях, на князя и получали нехилый доход. Расклад выходил такой. Вотчинные бояре и старая аристократия сидевшая на экспорте железа и прочих товаров с высокой добавленной стоимостью из Европы топила за короля Магнуса, а часть золотых поясов, занимающихся импортом зерна, мёда и смолы, а также ремесленники — за Воротынского князя Мстислава.

Вече кипело третий час к ряду. Шведскую партию снова освистали. Погосты в Каяни они предлагали отдать, по сути, за красивые глаза короля. Воротынские, тем временем мух не ловили. Подогрели народ привозным торфяным виски и новомодной монетой, стальными волками. На трибуну взобрался Путислав Носович.

— Здрав буде в веках, вольный град Новгород! — толпа встретила боярина восторженным рёвом. — Ходить вокруг да около не буду, князь Мстислав Сергеевич грамоту на ваш суд выносит. Все мы ведаем, что сей муж на зло бояр, добром ответил и полон, аки обещался выпустил. Кое кого и задарма!

— Да! Токо и есть, а многие ешо и с прибытком домой вернулись, — подогревали его речь подпевалы.

— Гостям нашим препятствий не чинит, самолично тамгу за них платит и от мзды, за товар скидывает добро. Десятую часть. Есть ли кто хочет сие оспорить⁈ Если тот, кто в слове князя усомнился!

Площадь молчала.

— А ведомо ли вам, что князь в трудах великих мостит в Новоград добрый гостинец из бревна и уклада по всей Руси. От самого Дону через Волок Ламский, Микулин и Тверь.

— Ведомо, Путислав.

— Ведаем про сие.

— Доброе дело. Жито вона, вдвое, против прошлого лета упало.

— А то, что сия дорога стоит семь десятков тысяч рублей Новгородских? Что чёрного люда на стройках осмь тысяч душ, что уклада в механикусах сотни тыщ пудов! — и с каждым словом боярин повышал голос. — Нити тянут из уклада, дабы слова передавать за сотни поприщ. Людин одевают и обувают, и платят новгородцам поболее, чем прочим.

— Ешо и уму разуму задарма учат, — выкрикнули из толпы.

— Хлебово у них доброе!

— Сапоги вона гляньте. Справны, с вервями малыми! — один из плотников поднял над головой и показал народу добротный ботинок. — Сносу нет! Воду не пускают. По камням острым аки по пашне свежей хожу.

Поднялся шум и Путислав, выдржав паузу, продолжил:

— И гостинец сей пойдет к Варяжскому морю, до Ругодива! Понимаете, что сие для града нашего значит?

Народ замолчал, переваривая услышанное. Новгород жил на транзитной торговле, которая, в свою очередь была плотно завязана на логистику, которая, по сути, решала всё, вообще всё.

— Сколь добра каждое лето в Волхове тонет, сколь, царь морской, душ правоверных христиан в Ильмень озеро забирает? В зиму, дабы до Ругодива пуд груза довести надобна полтина! А по княжеской дороге выйдет всего семь резан! Шведам платить не будем вовсе! Накусе, выкусите, Иуды. — Путислав свернул фигу и показал её представителям шведской партии.

— Не томи боярин. Прямо глаголь, что за сии коврижки князь стребует.

— Самую малость, — ответил Путислав. — Волость Каянь и лопарские погосты.

На это раз, взорвалась шведская партия:

— Не бывать сему! Он ужо Новоград Терского брега лишил, волостей Тре да Колоперемь. На Онего хозяйничает, аки у себя дома. Ни пяди земли родной, ворогу!

Толпа горячо поддержала противника по спору, а Путислав на сие лишь усмехался:

— И с каких это пор для тебя лопари родными стали, а Завид? А вы пошто шумите? — обратился Путислав к толпе. — Выспросите у гостей, тех кто на Онего бывал. Глаза залили! Правду от кривды отличить не можете? Разве много берёт князь мзды? Кто меньше прочих за гостиницы платит⁈ Суздаль али Москва, нет Новгород! В корчмах и на новом торге пятую часть кому он скидывает? Разве москвичам? Али меха не даёт бить? Князь к Новгороду как к родному, всей душой. Тапереча, касаемо Каяни, — Пустислав Носович достал бумагу, нацепил на нос очки и принялся зачитывать. — В прошлое лето с Каяни ушкуи в казну городскую мехов да кож лопарских передали на сто пять рублей. За цельно лето! Много ли сие? Ведомо ли Вече, что шведы наших сборщиков ссаными тряпками гоняют. Не сегодня-завтра на Каяновом море острожек поставят и тогда всё, пропала волость аки Выборские погосты. А сколь до Каяни добираться⁈ Князь же гостинец ладит по Коло и люд с нашего княжества зазывает, терема добрые новгородцам ставит. И сколько сие стоит? Уж всяко не одну тысячу гривен.

Али вы считать разучилися и в голове у вас глина одна? Вот что Новгород, хорош дурковать! Князь Мстислав, ежели бы захотел, взял бы град на копьё прошлым летом. Благо, добр он по нутру свому, но не глуп. Коли не отдадим Каянь князь гостинец мимо Новгорода поведёт, в Псков! Что тогда делать? Есть у тебя Микула десять тысяч рублей на гостинец. А у тебя Хват? Можа у кого уклада четыре десятка стругов завалялось… Торжок вона, воду мутить взялся, так Мстислав Сергеевич плюнул и дорогу кругом ведёт. И где Торжок будет через лето али два? Молчите! Ныне там сила, где гостинцы новые!

Народ всё еще колебался и тогда боярин выкатил главный аргумент:

— Не за дарма он Каянь берёт. Коли кон утвердите, князь в сие же лето наволок прокопает из Тверцы в Мсту, тако же, наволоки на Цне и округ Ильменя шириною в дюжину саженей, да глубиною, в межень, три локтя! На пороги Боровицкие колёса самоходные поставят и берега Мсты обустроит. На следующеё же лето, Волховские пороги запрудит плотиною высотой аж-но десять косых саженей!

После его слов тишина стала гробовой, потому как гостинец новомодный одно, а привычный водный путь другое. Горожане рассчитывали на волок подобный тому, что князь поставил на Ковже, но боярин озвучил куда более заманчивое предложение. Репутация чародея сработала на все сто десять процентов и масштабному проекту, озвученному Путиславом, поверили безоговорочно. Спустя несколько мгновений, осознав масштаб перемен, от горожан посыпался град вопросов.

То же время, город Боровск. Воротынское княжество.

Вече, собранное на краю Косого оврага при активной подпитке московских бояр, развивалось по куда худшему сценарию. В отличии от крестьян, горожане жили побогаче и особо не рвались ни на «комсомольские стройки», ни в княжеские городки. А вот ограничения прав они получили болезненные, как и падение рынка сбытов собственных товаров. Не смертельные, но даже в родном городе их уже теснили княжеские лавки с более выгодными и интересными предложениями. Семена раздора, брошенные бывшими кредиторами из Москвы, на удивление, нашли живейшую поддержку в ремесленных корпорациях Боровска.

— Князь свободных людин слова лишил. Род, вместность — всё ему нипочём. Екзамен ему подавай. А коли не сдашь будешь аки холоп бессловесный. Где такое видано, чтобы голытьба имела право на вече глас свой подавать⁈

— Енто ешо что, Архип, тапереча окрестные погосты могут на вече выборщиков ставить!

Последнее буквально взорвало город, считавший себя куда выше деревни.

— Да кто он таков, свободных людей слова лишать⁈

— Вольности отобрал, право под руку другого князя идти! Вирников своих повсюду поставил, приказчиков.

— Верно. Не в своё дело Мстислав нос сунул. Княжеское дело мзда да война, а он указывает, кого можно мастером ставить, а кого нет. Ешо и суд рядовичей отменил.

— Как отменил?

— А вот так. Глаголит буду третейский артельный суд вводить и кодекс трудовой.

— Меры чудные опять же. Метр какой-то удумал. Нама ваш метр на… уй не нужён! — Крикнули в сторону княжеских приказчиков.

Те пытались урезонить буянов, уговаривали попрекая, что вече мол, незаконное. Однако, народ не слушал и распалялся всё больше и больше. Немногочисленной дружине князя пришлось уводить реестровых горожан и должностных лиц в служебную слободу за город, где они и заняли оборону. Городская стража бездействовала и Боровск, изрядно подогретый брагой, принял решение уйти под руку Московского князя обещавшего, со слов бояр, сохранить старые вольности.

Когда дело запахло скипидаром, комендант Боровска немедля отправил телеграмму в штаб, а оттуда, всего через полчаса, ушла команда в Верею, во второй военный городок, где была расквартированы три сотни рейтар и тяжелой конницы и частично, северная терция, насчитывающая в совокупности с мушкетёрами полторы тысячи бойцов. За большую угрозу в штабе восстание не посчитали, но как вариант обкатки войск событие подошло идеально.

На хорде объявили тревогу второй степени, закрыв участок с 480 по 510 километр для гражданских составов. Спустя сорок минут дежурный поезд «Добрыня-7» с двумя сотнями рейтар и полусотней тяжёлых «рыцарей» двигался в сторону Боровска. Спустя два часа трапы вагонов опустились, и всадники начали выводить скакунов. На что рассчитывали горожане, непонятно. От военного городка до станции Боровск сорок километров. От станции до города, восемь, причём в Боровск осенью успели уложить хорошую грунтовку, чистившуюся зимою. В итоге вышло так что. Народ ещё с вече не разошёлся, а сотни Радима уже окружили стены. С ходу город не брали. Блокировали и ждали команды от босса. Связь с ним была раз в сутки и то не всегда.

За ночь к Верее подошло аж четыре дополнительных состава, переправившие сотни пикинёров и мушкетёров. Они же доставили сани и мотособаки с пушками и митральезами. Их стянули от моста к Протве, полностью заблокировав какое-либо сообщение восставших по реке. Ещё и шар воздушный подняли. Поутру же, когда горожане проспались и вышли на стены, вчерашний задор сдулся, словно воздушный шарик на морозе. Город со всех сторон окружило несметное войско. Дымили походные печи на санях. Бликовали солнечные зайчики отражаясь от золотых крыльев «гусар» и рогатин копейщиков в устрашающей броне, а красные с золотым враном флаги десятков и сотен, казалось, раскинулись до горизонта. При всём этом какой-либо неразберихи, свойственной большому войску, не наблюдалось, каждое подразделение заняло свой участок и планомерно обустраивало лагерь. Шансов, у города с населением едва достигающем двух тысяч, не было вовсе. Вместе с горожанами, в плотном кольце осады оказались и засланные из Москвы бояре. Самую малость не успели ноги унести, правда где-то в округе сидели ещё и наблюдатели Хвоста…

Мужчина, в дырявых лаптях едва передвигал ноги. Злая, колючая метель проникала в дыры худой овчины, на усах и бороде свисали сосульки. Луна освещала путь, но Нечай то и дело останавливался, заходясь в сухом кашле. В руках он держал кулёк с двухлетней девочкой, к поясу привязаны сани с детьми постарше и нехитрым скарбом. Хотя чего в них осталось то? Вторую неделю он шёл в сторону Можайска. За постой и еду Нечай продал всё, что оставалось. В последнем погосте их даже на порог не пустили и дабы не замерзнуть пришлось уходить в ночь. Благо, метель стихала, а месяц позволял не терять вешки расставленные по гостинцу.

В его погост на реке Сежа война не докатилась, зато добрались московские вои выгребя подчистую жито и прочие припасы. Ещё и жену охолопили, выкатив погосту несусветный чёрный бор. Смоленские сборщики на его памяти такого не попускали, но пришедшие им на смену оказались хуже татар. Соседи разбежались кто куда, а Нечай до поздней осени перебивался дарами лесами. Потом понял, всё. Зиму им не пережить. Прохожий, намедни вернувшийся из Былёва, подсказал, иди мол, Нечай, в Воротынское княжество, оно неподалеку. Там мол горемык добром принимают. Детей накормят, а ты мол, за сие в холопах год-другой походишь опосля глядишь и на землю посадят. Куда ему деваться? К своим боярам после произошедшего Нечай подаваться не хотел. По дороге же, не раз и не два слушал всякие небылицы о князе Мстиславе посему для себя решил. Дыма без огня не бывает. Жаль, силы не рассчитал. Голодал давно, вот и подводили ноги.

Начало холодать, снова поднялся колючий ветер. Ещё час другой и всё. Надобно огонь разводить или замёрзнут прямо посреди леса. Дорога тянула вверх и Нечай увидел впереди возвышение, вроде как гряду. Перебирая подмёрзшие ноги, он подобрался к необычной дороге. След от саней уходил под мостик, но туда путник не пошёл, начал карабкаться на малую кручу…

Свежие брёвна, уложенные в два наката, возвышались над широкой просекой, поверх, настелены гладкие отесанные брусья, засыпанные землей, а по их центру, ох ты! Нечай цокнул от восхищения. Прокованную вгладь полоса уклада тусло бликующую в свете Луны. Напротив же, на самой границе леса, столбы с чародейскими нитями… Всё, аки на торге сказывали.

— Дошёл всё же до гостинца княжеского! — Нечай выдохнул, перекрестился и тяжёло осел на «рельс». Подтянул сани с ребятами и прижав дочку, попытался согреться. Вьюга крепла, а сил развести костер у него не осталось…

Прожектор «Добрыни» высветил на путях большой ком снега.

— Ждан, а ну тормози! Тормози говорю! Смотри как на путях намело.

— Може глыба какая! Али засада!

Помощник нажал красную кнопку тревоги, а машинист опустил рычаг. Заскрипели тормоза, зашипел выпускаемый вохдух. Ночью, более десяти километров в час не «гоняли», чтобы свести к минимуму риски столкновения для необученных машинистов. Пневмотормоза и мощный газовый прожектор, не очень большой вес состава и в итоге, тормозной путь всего в три сотни метров. Мушкетёры, поднятые по тревоге, взвели курки и страхуя друг друга попрыгали на пути.

— Ба. Да тута мужик с дитями!

— Околели!

— Не… Вроде ешо тёплые…

Ругодив — русское название Нарвы до XV века. Однако это не совсем корректная версия. На самом деле Ругодив это город который стоял напротив Нарвы (даже когда её и близко там не было) и принадлежал Новгороду (в будущем на этом мемте будет основан Ивангород) в XIII веке город был разрушен и к описываему времени заброшен в связи с чем и не упоминался в летописях. Причем уже к XV веку сами новгородцы именовали Нарву Ругодивом. Прямой перевод Дивный град Ругов (одного из племён (венетских или праславянских) которые основали город-порт (форд) в устье Нарвы в окружении фраждебных фино-угорских племён, аналогично варягами была основана и Старая Ладога (Альдейгьюборг)

Межень — фаза водного режима, конкретно применительно к речи Путислава, наинизший уровень воды летом.