Володарь железного града

Глава 11

Поздние огни в окнах хором, выходивших на Москву-реку, мало что могли сказать сторонним, но для дворовых людей, знавших, кто там сидит, этого было достаточно чтобы сделать далеко идущие выводы, особо, вкупе с приездом младших братьев Симеона и намечающимся на весну большим съездом князей всей Северо-Восточной Руси.

Иван Калита разделил земли между сыновьями, причём столица стала нераздельной собственностью всех трёх. Старший получил куда больше, и это заложит традицию, послужную созданию централизованного государства. Семёну Калита завещал главные после Москвы города: Можайск и Коломну, Ивану — Звенигород и Рузу, Андрею — Лопасню, Серпухов и Перемышль. И сейчас братья собрались вместе, чтобы выработать единую линию поведения на большом съезде, что своими действиями невольно инициировал выскочивший из ниоткуда захудалый Глуховский князь.

— А из села Рузьское съехало осемандцать родов, из Фоминьского двадцать, из Суходола дюжина. Такоже обельных и старых холопов, вдачей тиуны недосчиталися сто семь душ!

Семён слушал возмущенного брата вполуха то подбрасывая и ловя монету, то закручивая и пуская ту на стол волчком, отчего она долго крутилась, отбрасывая блики на хрустальные кубки с рубиновым греческим вином.

— Бегут, значится, смерды.

— Не токмо смерды с холопами от нас бегут, брат, но и людины.

Не дождавшись пока монета уляжется, раздражённый князь громко хлопнул по ней сверху:

— Сие и следовало ожидать, как только соседушка наш тамгу да прочие мыты отменил. Чернь неблагодарна и добра не помнит! Когда отец от Юрия княжество принял под Москвою едва ли три на ста тыщ люда жило. Нам же он данников оставил вдвое больше. Отчего так вышло, ведаете али нет?

— Не велик в том секрет, — ответил Иван. — Наши земли татары не зорят, в отличии от прочих княжеств, посему ратаи со всей Руси и тянутся.

— Верно, брат, а за то мы мыта берём более прочих, и уходит оно не нам в калиту! В Орду, без остатка.

— Так и есм! — поддержал Семёна Андрей. — Злата и серебра мурзам и эмирам без счёта раздаём. Кстати, а что там с отрядом Октая? Пять по ста рублей дивану выложили, дабы татары выскочку глуховскую угомонили.

— Сгинул он, — сухо ответил Семён. — Плакало наше серебро.

— Как так сгинул? С ними же сотни хана пошли и Озбеков посол с золотой пацзой, — Андрей осёкся, замолчал на полуслове, увидев злое выражение на лице брата. — Думаешь, его рук дело⁈

— А чьих ещё? Волчонок в деда пошёл, а он нашему пращуру, Александру Ярославичу кровушки вдосталь попил. Такой же бунтовщик.

— Так надобно в Сарай донести!

— Надобно, но мои домыслы к кафтану не пришьёшь. Отряд Октая в последний раз на Ногайском гостинце видали, опосля словно в омут сгинул. Азм людей в Рязань посылал разузнать что к чему.

— И?

— Никаких следов. Мстислав мастак концы в воду прятать. И не смотри, что борода коротка, хитёр аки старый лис.

— Как же он решился на такую дерзость? Ежели Озбек прознает… Новосильскому княжеству несдобровать.

— Иван, Иван, дядя его ничего не решает, сидит у себя в Глухове тише виды ниже травы. А то, что князь самовольно Октая живота лишил, это ещё цветочки. Ягодки в том, что на его земли чернь со всей Руси бежит, в том, что цена на добрый уклад и оцел втрое упала. Понимаешь, ВТРОЕ! Он наш главный доход перебил! — закричал Семён дурным голосом. — Персидский уклад в Нижнем ужо третью седмицу впустую лежит, не берут! На что дружину кормить будем? За твои красивые очи Иван, гости коней не продадут. А теперь ещё и это, — Семен раскрыл ладонь, показав братьям ровную, аккуратно выбитую биметаллическую монету с римской триремой. — Сию монету из белого злата альфой кличут, а к ней в придачу вона, — Великий князь высыпал из шкатулки россыпь монет малых номиналов и цветной листок, где внятно со стрелками и рисунками было показано, что к чему и на что менять.

— Лепо, зело лепо сия монета выбита. Великий искусник ладил, — забубнил Андрей.

— Хрен там, а не искусник! Знающие бояре подсказали — сие не люди ладят, а пресс!

Бровь Андрея взмыла в немом вопросе.

— Механикус, молот с бабою сорока пудов. Вона, глянь, — Семён показал брату ордынские денге. — Ежели присмотреться, на каждой узоры разны. Тута завиток заглажен, а здесь буквица едва видна и округ не равна. Оттого сие, что сила удара гуляет и мастера, что её бьют, разны. Франкские али греческие монеты такие же, а вот эти, — князь вновь взял в руки новины, — один к одному, аки близнецы. А где на Руси чудеса механические ладят, а?

— Опять Мстислав?

— Не сумневаюсь. В лето сии монеты на Бадожский торг его гости привезли, а как слухи до Москвы дошли, Алексей Петрович немедля своего человека отправил разузнать что к чему. Сами ведаете, что отец многие лета у Озбека выспрашивал право свою монету бить, и в том, не преуспел.

Алексей Петрович Хвост-Босоволков, советник Калиты и негласный глава клана старых бояр был крёстным отцом Семёна, фактически все дети Калиты выросли у него на руках и потому от ближника у братьев не было секретов, а Хвост единственный кто получил право находится в узком кругу Калитовичей. Помимо прочих обязанностей Алексей Петрович также отвечал за разведку Московского княжества и агентуру, ибо многие агенты Калиты в Сарае были завязаны лично на него.

— Из Новограда, — забасил степенный муж. — Лучших людишек под личиною гостей отправил я в Медное, думал тама они монету бьют. Однако же они выведали что монеты привозят в острожек Беломорский, его давеча поставили люди Мстислава на Студёном море, гости с острова Туле.

— Врут!

— Врут али нет, не ведаю то. Посему люди мои отправились по гостинцу в град сей и видали тама гостей на чудном корабле с гнутым носом и зелёным ветрилом. Были они одеты в порты в клетку, кафтаны червлены и гишпанские шляпы с перьями заморских птиц.

— Бесстыдники! — вскрикнул Иван Иванович.

— У воротынского князя товара пригожего во множестве, и в том, что с ним немцы торг ведут, нет дива.

— Прав ты, Семён Иванович, однако же рожи у гостей тех больно на новгородцев смахивают, более того, среди них мой человек опознал ушкуйника, коего ранее в Старой Ладоге встречал. Да и шептались они с княжескими воями всяко уже не на латыни, он то по губам речи людские разумеет.

Семён скрестил пальцы и суровым взглядом обвёл братьев и заговорил.

— Выходит по всему, что монеты сии чеканит недруг наш. Большого ума один к одному сложить не треба. В Орду писать ябеду смысла нет. Буквицы и цифирь латинские, имени князя на монетах нет, а значит и крамолы на царя Озбека.

— Брат, а зачем же он сие затеял? В чём выгода то?

— Не ведаю то, Иван.

— Нет в том тайны, князья, — подал голос боярин. — Все гости знают, меди у Глуховского княжича куры не клюют. На Ладоге его холопы оловянные и серебряные жилы бьют, а сколько уклада у него в Лещиново и сами ведаете, — боярин подкинул в руке стальную монету, — без счёту! А вот где он злато берёт, загадка.

Установилась тишина.

— Что мы имеем? Долги Рязанских сёл и градов Мстислав выкупил, холопов взад не возвращает хотя виру исправно платит. Ещё лето-другое и пойдём… по наклонной. Посему и созываю большой съезд в Ростове. Помимо данников обещались быть князья из Карачева, Тарусы, Брянска и Смоленска. От Короткопола тако же приедут. Не всем в Рязани по нраву пришлось что он за ломанные резаны Верейскую землицу продал. Не только от нас холопы к нему бегут то, да и митрополит отщепенцем сим зело недоволен за то что десятину отменил, за то, что чернь его спасителем кличет.

— Навалимся всем миром, задавим! — выкрикнул молодой Андрей.

— А может пёс с ним? Заставы новые сладим, дабы холопов ловить, гостинец его в Волоке-Ламском мздою непомерной обложим. Царю Озбеку ябеду отпишем. Опасно ведь, брат. Я весною его пищали своими очами видал. В лоскуты прах брони рвёт, аки тряпки гнилые. А ныне у князя три тысячи посохи с рожнами и тысяча конных, в броне доброй, — волости Ивана Ивановича непосредственно соприкасались с северными границами Воротынского княжества и он, в отличии от братьев, не понаслышке знал о реальных силах неспокойного соседа. — Три это токмо под Вереей — добавил боярин. — Да и посохой воротынских пешцев язык называть не поворачивается, чернь с ног до головы железом увешана а справны вои с утра до вечера их гоняют. Есм у князя и прочие: огневики, рейтары и пушкари, артиллерия то бишь, — последнее слово Алексей Петрович произнёс с трудом. — И сколько их, азм не знаю. В его воинские острожки моим людям ходу нет. Боюсь не сдюжим, Семён Иванович, кровью умоемся.

Семён ударил кулаком по столу:

— С каких это пор, мне, Великому князю, удельного бояться! Осмь тысяч мы с Владимирскими всяко соберём, три Карачев выставит. Таруса, Смоленск, Брянск, Новгород не меньше!

— Новгород людей не даст, обожглись ужо, — тут же вставил веское слово Алексей Петрович.

— Молчать! — закричал князь. — Надобно буде, кубышку отцову распечатаю. Из Орды тюмен приведу! А то и два. В бараний рог Мстислава скручу но пакостить боле на земле Московской не позволю…

Ближе к утру Сарай напоминал постапокалиптический город из фильма ужасов. Сквозь дымное марево пробивались яркие лучи прожекторов, в небе пролетали пылающие огнём болиды, висели какие-то моргающие огни. Отряды демонов с клювами ворон заполнили город. Баррикады, ежи… Чудовищные корабли очерчивали здания светом дьявольских прожекторов. Извергали из своего чрева утробные звуки, от которых стыло внизу живота. Ад на земле. Немногие горожане рисковали выйти из домов, предпочитая отсидеться за толстыми стенами.

Каюм вжался в закоулок что есть мочи, он даже дышать перестал. Сжав изо всех сил амулет, парень беззвучно молился духам, чтобы его душу не забрали шулмусы. Хищный клюв, несуразная шляпа, рваная накидка. Причудливые тени, отбрасываемые этими элементами, кратно увеличивали размеры пришельцев и вот сотни превращались в тысячи, а рост демонов вдвое превышал человека. У страха глаза велики. Один, два… семь… двадцать. Каюм сбился со счёту. Считая «ворон» молодой острый глаз приметил, как блеснуло за хламидой кольцо байданы, чудные сапоги с верёвками, броневые пластины на руках. Один из демонов остановился и повернулся в его сторону. Заметили! Сердце парня ушло в пятки, ему казалось, пришли последние мгновения жизни, рот открылся. Но закричать не смог, страх сковал мышцы. Пришелец снял глаза из стекла с клювом и поднял голову вверх. Это человек!

Каюм невольно проделал то же самое и обомлел… Он его узнал, один из золотых коней, символ и гордость столицы. Злая магия подняла коня в воздух, и он летел по небу сбивая ногами крыши высоких домов…

Бесконечная ночь подходила к концу, а с нею подтягивались сотни из пригородов. Пора сматывать удочки. Иллюзий что мизерными силами я смогу удержать Сарай не было.

Перетащить главную добычу, массивных коней Бату, оказалось ой как непросто. Горын сорвал крутой джекпот, откупорив личную кубышку Озбека. Чего там только не было: индийские и персидские монеты, арабские и хорезмийские динары, солиды и ауреусы Византии. Раритетные золотые гривны князя Владимира, и китайские золотые квадратные слитки с иероглифами и драконами. Ни одной серебряной монеты! Хотя какие монеты, монеты бледная тень на фоне прочих сокровищ — персидские кинжалы из булатной стали с рукоятями, усыпанным драгоценными камнями, блюда густо покрытые сапфирами и бирюзой, индийские кольца, броши и джумары. Ажурные браслеты из Юань инкрустированные рубинами, нефритом, красными и чёрными кораллами, изумрудами. Золотые серьги «эр-хуань» в виде колец и однозубые шпильки для волос «цзи». Русские золотые височные кольца, шейные гривны, колты, серьги и подвески-лунницы. Ушкуйники «обезжирили» неприкосновенный запас ханской казны, взяли всё, что «непосильным трудом» нажили ханы за десятки лет ига.

Впрочем, времени мои отряды не теряли и раскулачили не только хана, но и враждебных эмиров. Пароходы тянули за собой объёмные баржи куда складировали добычу и технологические улики: канаты, карабины, корпуса бомб, провода.

Хабар пополнили сокровища из дворцов эмиров и чиновников рангом пожиже. В казне Товлубия, а его «вилла» тоже попала под раздачу, нашлись серебро и мои медные слитки. Особо порадовали таможенные склады хана, опечатанные золотой тамгой. На первый взгляд одного золота взяли, тонны четыре. Про эти лавки меня Лю просветил, в них очень и очень много сладкого эксклюзива собрано: медь, китайское серебро, свинец, олово, шелка в свертках и тонкие шерстяные ткани, жемчуг, кораллы, пряности. Черкизовский рынок я вам скажу это так, бледная тень торгового квартала Сарая.

Пока «Бурлак» возился с конями, «Енисей» подогнали к пристани у торгового квартала, протянули к складам канатную линию и всю ночь тягали биг-бэги с ценной добычей, заполняя бездонные трюмы. Объёмное и не слишком ценное: кожи, масло в кувшинах, хлопок, шерсть и прочее арбами свозили в конспиративные дворы заваливая те по верх заборов. Городской страже в первые дни будет не до жалоб торговцев. Из дворца и элитных кварталов добра тащили не меньше. Жаль, главную казну мы целиком так и не взяли, слишком упорным оказалось там сопротивление…

С первыми лучами Солнца тяжело гружённые халявным добром пароходы уходили из опустошенного города. Их никто не преследовал. Под шумок в городе оживились сотни преступных элементов, вовсю бузили завезённые мною невольники, к коим присоединились местные «коллеги», освобождённые по ходу из тюрем и рынков рабов. Отчего после ухода «ворон» грабёж караванов и не думал стихать. Только в полдень сотни Василия Пантелеймоновича прорвались в центр Сарая взяв штурмом одну из баррикад. А в целом, войска хана восстановили порядок в Сарае лишь на третий день. К этому времени подробности о страшной смерти Озбека разнеслись далеко за пределы города, а группировка Тайтуглы-хатун уверенно взяла бразды правления в свои руки.

Меж тем пароходы спустились по Ахтубе и поднявшись по Волге к лагерю оставили баржи и часть воинов, после чего взяли обратный курс на Хаджи-Тархан. За добычу я не переживал. Есть кому довести. Два экспедиционных «Сталинца» с прицепными ПГС перевозившие полон, по заснеженной степи, лежащей вдали от торговых путей, доставят в Воронеж трофеи в целости и сохранности. Один тракторный поезд тройку тяжёлых саней без труда тянет, а это солидные шестьдесят кубов. Полезные всё же плюшки у технического прогресса.

Цитата из завещания Калиты