Вождь

Глава 23

Я сделал шаг вперёд, глядя в щель забрала ближайшего Солнечного рыцаря, и ударил мыслью. Его сознание скрипнуло, как дверь на ржавых петлях, и открылось — тёмный зал, в котором отражался его страх. Я протянул туда тонкую нить, и она дрогнула в его глазах, как струна. А потом из него — к следующему, дальше, к третьему.

Десятки голосов загудели в моей голове. Одни молились, другие повторяли боевые команды, третьи просто кричали. Я взял эти десятки нитей в железный кулак, и шум в голове стал походить на марш, пусть и сбивчивый. Теперь это была армия, а не толпа безумцев.

— Опустить оружие, — повторил я.

Копья и клинки, ещё секунду назад направленные на меня, дрогнули и опустились. Шорох металла по камню прозвучал громче взрыва.

Я ощутил, как через сеть дрожало сопротивление — командиры пытались удержать строй. Я ткнул туда вниманием и вломился прямо в разум одного из них. Мир перевернулся: я увидел глазами рыцаря, как с балкона напротив полыхает пылающее здание Совета, как барьер держится, мерцая, а по улицам бегут люди, похожие на муравьёв в огне.

Фиор смотрел на всё это с крыши.

— Вот ты где, — пробормотал я сквозь зубы, и Тень зловеще оскалилась.

Командир захрипел, но не от боли — от ужаса. Мало приятного в том, что твой разум вскрывают, как консервную банку.

«Слушай меня», — сказал я в его голове. — «Забудь про Доминуса и его приказы. Ты и все твои люди держите выходы из здания открытыми. Вы вытаскиваете раненых и ведёте всех в безопасное место. Ясно?»

— Да…

Я отпустил его. Нить в голове осталась, как игла, воткнутая в недоделанное шитьё. Я поднял взгляд на огненное небо и усмехнулся.

Фиор решил сыграть в бога, устроив свой маленький Судный день. Но он просчитался. У богов всегда есть конкуренты. А я — именно тот, кого он не рассчитал.

Я быстро добрался до соседнего здания. Выругался на узкие карнизы и оплавленные балконы. Под ногами дрожал камень, а пепел, скрипя, налипал на сапоги. Передо мной выросла группа Солнечных рыцарей.

— Назад! — отрезал старший. — Доступ в здание закрыт.

Времени драться с ними у меня не было. Я без стука ворвался в из головы. Разом, по всем пятерым ударил Мыслью.

— Пошли вон отсюда! — велел я. — Идёте к Совету и вытаскиваете людей. В первую очередь раненых. Выполнять.

И они послушались. Копья поднялись в мирной стойке, шлемы повернулись на голос невидимого командира, и через секунду пятёрка уже бежала к зданию Совета — туда, где горели окна и кричали люди.

Я вошёл внутрь.

Вестибюль встретил меня запахом нагретого металла и битой штукатурки. Трещины бежали по стенам, как молнии, с потолка висели оборванные гирлянды ламп. Слева валялся опрокинутый шкаф, справа — разбитая ваза. Кажется, это была фешенебельная гостиница. И тряхнуло её мощно.

Мы с Генералом направились к лестнице.

На втором пролёте воздух был густ, как суп: дым, и в нём — искры Ноктиума, тонкие, как пыльца с дьявольских цветов. Я натянул маску, поднял рукав и, не останавливаясь, шёл дальше, временами опираясь на перила, временами — на Тень, которая подсовывала под подошву незримые ступени.

Первый рыцарь выскочил из-за поворота — юнец, горячий и злой, с коротким клинком в руке. Он ударил без разминки, сверху вниз, как учат на третьем году в академии. Я успел подставить свой клинок и ударил ему в голову — не сталью.

— Смотри на меня.

Его Блик дёрнулся, как испуганный зверёк. Я поймал нить, потянул, и боец упал на одно колено.

— Вниз. К Совету. Помоги своим братьям.

— Но… — он ещё пытался что-то сказать, но слова уже были не его. — Да, господин.

Он послушно побежал вниз, но пару раз оглянулся.

Я поднимался выше. На третьем этаже ступени проваливались местами, и пришлось перепрыгивать через дыру, в которой дымились щепки и торчала согнутая балка. На площадке дежурили двое. Один держал щит-пластину, второй — врезал по ней «ослепителем». Увидели меня одновременно, сработали почти красиво: щит вверх, удар в лицо.

Я шагнул им навстречу. Генерал расплескал «ослепитель» по стенам, как воду по камням. Щит коснулся моего плеча, я принял его, скользнул и резанул Тень-Шалем по кисти владельца — не глубоко, но чтобы уронил. Второму заглянул в глаза. Удар Мыслью, короткий, как щелчок по лбу. Он замер, не успев вдохнуть.

— Вниз, — повторил я. — Там здание горит, помогите.

— Слушаюсь, — бойцы ответили хором и побежали по лестнице.

Чем выше, тем тяжелее становилось держать эту ментальную сеть. Внизу под моими нитями уже шевелились десятки сознаний. Каждая такая нить царапала череп изнутри, как рыбья кость в горле.

Нос щипало — понял, что пошла кровь, когда алые капли упали на перчатку. Ничего. Умоюсь потом. Сейчас — наверх.

Ещё пролёт. Коридор, затянутый дымом. Со стены свесился портрет какого-то городского благодетеля. Благодетель глядел на меня мрачно и, кажется, с неодобрением.

Дверь на крышу преграждали четверо. Эти были поопытнее: стояли ромбом, у двоих в пальцах — «иглы» для пробития артефактных щитов, у третьего, мага, был короткий жезл с ноктиумным наконечников, у четвёртого — клинок, на лезвии плясали бледные руны.

— Стоять! — жезл щёлкнул, и по полу побежала рябь — попытка связать меня печатью остановки.

Четыре удара Мысли, точных, как молотки по гвоздям. Один сломался сразу. Двое рухнули на площадку и забились, как рыба на берегу, но я уже держал их жабры. Маг оказался с характером — жезл вспыхнул, и он попытался ударить меня вспышкой чистой энергии. Не вышло. Генерал оказался рядом чуть раньше.

— Уйдите, — устало сказал я. — Вы мне не нужны.

Они послушались. Впрочем, судя по всему, их в этом месте держал лишь долг.

Крыша встретила меня жаром и ветром. Небо над Альбигором стало ржаво-красным — как будто кто-то вывернул квартал Пламенников наизнанку и натянул на защитный купол. Напротив, через улицу, дымились пролёты здания Совета: белые вспышки Ноктиума вспухали под куполами, гасли и снова рвались. Внизу метался людской муравейник — крики, треск, хрип сирен. А здесь, на крыше, было странно тихо, как в театре за секунду до поднятия занавеса.

Фиор стоял в центре площадки — белый мундир, белый плащ, белые перчатки. Вся эта чистота уже была испачкана копотью и пеплом, но Фиор этого не замечал. Он заворожённо смотрел на горящее здание.

Новоиспечённый Доминус был не один. Его окружала шеренга бойцов личной гвардии и полукруг магов с жезлами. На краю крыши я заметил артефактные пушки. Несколько стрелков держали прицел на окна здания Совета, ожидая новой команды. Рядом с каждым стоял ящик с ноктиумными бомбами.

— Наконец-то, Ром! — Фиор улыбнулся до ушей. — Даже хорошо, что ты увидишь это со стороны. Сегодня здесь всё сгорит. И я останусь единственным правителем Альбигора.

— Звучит как тост на свадьбе, — ответил я. — Только вот невеста уже дала показания против тебя и своего батюшки на заседании. И если ты думал, что эта правда умрёт вместе с теми, кто её услышал, ты ошибаешься. Она выйдет за пределы здания Совета, я позаботился об этом. И твоим соклановцам стоит решить прямо сейчас, стоит ли умирать за такого негодяя, как ты.

Слева у одного из магов дрогнуло запястье. Фиор перестал улыбаться.

— Так и знал, что это твоих рук дело, — прошипел он. — Ты украл Циллию у меня из-под носа. Но теперь это не имеет значения. Весь Совет сгинет. А с ним — и все твои жалкие свидетели.

— На твоём месте я бы подбирал слова, — ответил я спокойно. — Когда тебя судят — а тебя нужно судить, всё будет отражено в протоколе.

Фиор расхохотался.

— Меня? Судить? Они уже мертвы, Ром. Все или почти все. Это уже не важно. Ты просто ещё не понял. Я — Доминус. Я — день. Я — закон.

— Ты — мальчик, потерявший няньку, — сказал я. — А ещё — плохой сын. И никудышный стратег.

Лёгкий ропот прокатился по его свите. Я слышал, как щёлкнул предохранитель на одном из артефактных станков: стрелок отнял палец от спусковой руны, потому что слово «сын» ударило в череп иначе, чем «враг». Хорошо.

— К оружию! — рявкнул один из рыцарей, нервно коснувшись рукояти меча. Он боялся — не меня, а того, что его люди услышат лишнее и начнут думать.

Можно было попытаться взять под контроль и эту группу, но… У меня заканчивались силы. Это тело и так совершило невозможное для дальнего потомка империи. Возьму ещё пару нитей — и выпущу из руки все остальные.

— Подумайте ещё раз, почтенный. — Я обвёл полукруг взглядом. — Фиор не просто дал приказ стрелять по безоружным людям. Он убил своего отца. Лично. Он подставил Ноктианцев, потому что хочет лишь войны. Вам действительно хочется умирать за такого человека? За того, кто готов спалить весь Альбигор, чтобы просто показать свою силу?

Один из магов припал щекой к жезлу, словно ему внезапно стало холодно. Другой крепче сжал набалдашник, его взгляд затравленно дёрнулся к соседу.

— Ещё шаг, Делегат, — мягко предупредил ближайший рыцарь, — и мы…

— Мы? — я поднял ладонь. — Ты уже решил, что такое «мы», парень? Ты и отцеубийца — это «мы»? Или ты и город?

Фиор снова усмехнулся.

— Не напрягайся, Ром. Они мои. И ты это знаешь. Они давали мне клятву под Солнцем. А ты — никто. Отступник. Пыль.

— Разве? — улыбнулся я.

Я отвёл взгляд в сторону — небрежно, как будто меня заинтересовал край карниза. На самом деле я считал ритм их Бликов, проверял узлы на запястьях, вслушивался в дыхание. Жаль, что нельзя взять ещё пару ниточек, жаль…

— Доминус, — обратился я к Фиору почти дружелюбно, — поступи по-мужски: отдай приказ прекратить огонь. Пусть поднимут белые флаги.

— Флаги поднимут для тебя, — сказал он с нежностью палача. — На твоём погребальном костре.

— Постойте, — раздался тихий голос.

Один из магов сделал шаг вперёд. Немолодой, с седыми висками, в простой мантии со знаками отличия Пастора Бликов. Он опустил жезл, Блик на его ладони погас.

— Я не стану защищать отцеубийцу, — сказал он громко, чтобы все слышали. — Если бы я знал с самого начала, то не пришёл бы сюда. Прощайте, братья.

Он медленно направился к выходу с крыши.

Фиор застыл. Командир гвардии открыл рот, закрыл, снова открыл; у двоих стрелков дрогнули руны на руках, и снаряды не вылетели из пушек.

— Верни жезл! — прорычал Фиор, а в голосе мелькнула та самая детская истерика, которую он так пытался скрыть. — По местам! Это приказ Доминуса!

Я сжал рукоять Тень-Шаля, приготовился нырнуть, разрезать их строй Тенью, подчинить каждого, кто дёрнется. Генерал поднялся за моей спиной, как ночь над морем. Я уже видел в голове схему: чьи глаза встретить первыми, чью волю щёлкнуть, на кого навесить «глушилку». Я сделал шаг.

И в этот момент второй маг опустил жезл. Потом — третий. За ними двое гвардейцев переглянулись, медленно сняли руки с рукоятей и отступили на шаг.

— Вы… — голос Фиора сорвался. Он резко обернулся к своим, на лице застыло бешенство, в глазах дрожали крошечные зрачки. — Предатели!

— Ты сам предал свой клан и род, став отцеубийцей, — ответил я. — Наш отец заслуживал наказания. Но ты заслуживаешь его не меньше.

Я перевёл взгляд на тех, кто уже опустил оружие:

— Уходите и помогите им, — коротко велел я. — Разгребайте то, что натворил ваш клан. И молитесь, чтобы вас за это не разорвали прямо на площади.

Они рванули к люку, почти с облегчением. На крыше осталось только двое — я и Фиор. Ветер трепал его испачканный плащ, пепел лип к ресницам, на щеке тонкой линией застывал пот.

— В кончено, Фиор, — сказал я. — Совет жив. Не весь, но жив. Твои люди тебя бросили. Клан за тобой не пойдёт. Зря я тогда оставил тебе жизнь.

Он улыбнулся — сухо, без радости.

— Ты ошибаешься во всём, — ответил он. — Кроме последнего.

Меч щёлкнул о край ножен. Блик вспыхнул на его ладонях узкими лучами и потёк по клинку, делая сталь слишком светлой, почти белой. Я вытащил Тень-Шаль — чёрная дуга молнии проскользнула над рукоятью и утонула в металле.

— Меня не будут судить, — проговорил Фиор.

Я подал плечами.

— Выбор твой. Тогда я просто закончу начатое.

Мы сошлись просто — без прыжков и поз. Сухой, осторожной проверкой. Я шагал вперёд по скользкой кромке, Фиор — по диагонали в сторону, чтоб обрезать угол. Первый звон клинков прозвучал коротко — и на секунду заглушил весь разломанный мир.

Он бил яростно, прямолинейно, но рука у него была выученная. Дворцовая школа и тренировки — в каждом движении. Он любил силовые связки: надавить, заставить отступить, прижать, добить. Но прошедшая дуэль заставила его поумнеть.

Я пустил его напор мимо, подставил пустоту, и он резанул воздух. Сталь полоснула по моему плечу, но задела только ткань. Лезвие ушло в сторону, я ответил скользящим ударом. Он ушёл корпусом, только край мундира распустился хлопьями и лёг на ветер.

— Неплохо, — сказал он и внезапно ударил светом.

Блик обжёг глаза белой пеленой. Генерал успел опустить передо мной тёмный полог — вспышка ударила в него, как в воду, распалась, запела тонко и злобно. Свечение на миг заглохло, я шагнул, разрывая дистанцию.

Мы двигались по крыше широкими восьмёрками. Внизу что-то взрывалось, крыша под нами каждый раз вздрагивала. Фиор выдавливал меня к краю крыши, где карниз был уже залит копотью и стеклом. Я аккуратно уклонялся, но битва шла и на другом уровне.

Тень вязала его Блик в узел, резала отблески на лезвии, пила потихоньку силу, а я ждал нужного момента.

Он стал быстрее. Я пропустил скользящий удар — не глубоко, но достаточно, чтобы стало больно дышать. Тёплая струйка побежала под броней.

— Видишь, Ром? — прошипел он, чувствуя кровь, и улыбнулся уже искренне. — Значит, никакой ты не бог, каким некоторые тебя считают.

Он сделал шаг назад — как будто отступал — и вдруг «распался». Его Блик раздвоился тонкой, неверной тенью; передо мной было два Фиора — оба с клинками, оба в белом, оба на одной линии атаки — в лоб. Приём старый, дворцовой школы, но сыгранный грязно.

Один «Фиор» ударил прямо — высоко, с переносом веса. Второй — «фантом» — ушёл пониже, собираясь резануть мне бедро. Я принял верхний, оставив нижний в работе Тени — и именно в этот момент «фантом» рассмеялся, растворился, а боль врезалась мне в бок сбоку, из мёртвого угла.

Он сдвинул фантом на полшага, а настоящий удар пустил через разрыв в моём поле, под лопатку — коротко, злорадно, с проворотом. Клинок вырвал из меня воздух. Я осел на колено, отталкиваясь свободной ладонью от шершавого камня. Мир на секунду побледнел.

— Учись, — сказал он тихо, почти нежно, и пошёл добивать.

Я сцепил зубы. Тень обняла меня плотнее, сдавила рану, как повязка, свела укол боли в одну точку — эту точку можно было держать. Я шагнул навстречу Фиору. Он этого не ожидал. Думал, ранил меня смертельно.

Мы столкнулись клинками так близко, что я видел в его глазах отражение собственной Тени. На секунду мы застыли — как два зубца, уткнувшиеся друг в друга. Он толкнул. Я отпустил и тут же ушёл вбок.

Его сила ушла впустую, и он едва не рухнул вперёд. Я скользнул влево, по кромке, описал полукруг, и в ту же секунду ударил.

Он дёрнулся — на миг, на полвздоха — и именно этого хватило. Блик зашипел, как горячее масло, побежал назад по клинку к его запястью; он попытался отдёрнуть руку, но моя Тень прилипла к стали, к перчатке, к глазам.

— Что ты…

— Заканчиваю начатое, — тихо сказал я.

Фиор взревел и метнулся вперёд. Последняя ставка, последний рывок. Я пошёл навстречу, шаг в шаг. Наши лезвия скрестились — искры от чар оружия взметнулись в небо. Я заблокировал его руку, провернул своё запястье, и его меч чуть уехал вправо.

— Прощай, Доминус, — сказал я.

Клинок вошёл под рёбра — и я тут же вытащил его. Фиор выдохнул без звука, как выброшенная на берег рыба. Грязно-белый мундир окрасился красным.

Его глаза расширились — не от боли, от удивления. Блик на его ладони мигну и погас. Я отступил на шаг, чтобы не держать его. Он стоял секунду — ещё Доминус, ещё живой. А потом стал падать с крыши.

Я стоял, слушая, как бьётся в горле кровь. Стер тыльной стороной ладони кровь с губ и понял, что она не только его — моя тоже. Плечо жгло, бок ныл тупо и упорно. Мне вдруг стало очень холодно.

— Эта дуэль должна была закончиться ещё тогда.

С крыши открывался вид на половину Альбигора. По улицам бежали люди, подъезжали повозки экстренных служб, выносили раненых и выводили выживших. Я сжал рукоять Тень-Шаля, опустился на пол и закрыл глаза.