Вождь

Глава 10

Я взял из рук Салине кристалл памяти и выставил на свет. Артефакт был размером с грецкий орех, тяжёлый, холодный, с гравировкой по краю. Гравировка знакомая — я знал эти линии, эти острые солнечные лучи, сходящиеся к центру, и рунические символы.

Ошибки быть не могло. Это знак Солнцерождённых.

— Красиво, — пробормотал я и вернул накопитель Салине. — Знакомые знаки.

Салине склонила голову и растнула губы в своей привычной ядовитой полуулыбке.

— Значит, всё-таки узнаёшь?

— Я бы скорее выколол себе глаза, чем спутал это с чем-то ещё. Займитесь им в первую очередь. Я хочу знать, что именно они туда записали.

Она кивнула, убрала прядь с лица и аккуратно положила кристалл памяти в сумку.

— Сделаю. Пока ты… — её взгляд скользнул на нашего «гостя», который всё ещё валялся в психомагическом сне, — займёшься нашим гостем.

Я фыркнул.

— Ага. Вечер перестаёт быть томным.

Салине села за руль повозки — гладкий чёрный зверь на колёсах, начинённый артефактами до последнего винта. Я устроился рядом, глядя, как ночь медленно уступала место утру. Оставалось совсем немного до Перехода.

— Куда мы едем? — спросил я после пятой или шестой развилки.

Салине прикусила губу, на секунду словно наслаждаясь моим нетерпением, и только потом ответила. Улыбнулась хитро, как кот, поймавший воробья, но ещё не решивший — съесть или отпустить.

— Скоро увидишь. Тебе понравится.

Я закатил глаза.

— Не слишком ли много сюрпризов на сегодня, почтенная?

Салине ничего не ответила. Только чуть сильнее вдавила ногу в педаль, и повозка мягко, но стремительно рванула к окраине города.

Повозка резко свернула с главной дороги и нырнула в узкий проулок. Колёса хрустнули по гравию, и перед нами выросли ворота — тяжёлые, железные, ржавые, с облупившейся краской. Ни одного артефактного узора, никакой хитроумной магии — только старая, потемневшая от времени сталь. Место было настолько обычным и непримечательным, что казалось подозрительными.

Салине высунулась из окна и взмахнула рукой. Ворота медленно со стоном отворились, и мы въехали внутрь просторного двора. Здание походило на обычный жилой дом, где ютились бедняки — таких в Альбигоре сотни.

Я сразу заметил людей. Рабочие, дети, старики, женщины с ведрами и мужчины с кирками. Кто-то тащил бочку, кто-то латал крышу гаража. И все — абсолютно все — одновременно посмотрели на нас. Не на меня. На повозку Салине. Их глаза скользнули по ней, холодные, внимательные, а затем вернулись к своим делам, будто ничего и не было.

— Приветливые соседи, — пробормотал я. — Ничего, что все они только что нас видели?

Салине усмехнулась, даже не посмотрев на меня.

— Не беспокойся. Эти глаза и уши — мои.

— Отлично.

Я вышел из повозки, подхватил нашего пленника — того самого «лаборанта», и без труда закинул его на плечо. Он был лёгким, сухим, будто вся жизнь из него давно вытекла. Впрочем, и жизнь, и совесть, судя по всему. Если последняя у него вообще когда-либо была.

Салине решительно направилась вперед, а я со своей нетривиальной ношей — за ней.

Люди расступались, не проявляя ни удивления, ни любопытства. Просто безмолвие, смешанное с каким-то непостижимым для меня пониманием.

Салине привела меня к неприметной двери в боковой части дома. Дом был старый, обшарпанный, с кривыми окнами, где в рамах чернели щели. С улицы никто бы и не подумал, что здесь может скрываться что-то важное. Она отперла замок простым ключом, и я отметил, что никаких артефактных защит на двери не было.

— Всё интереснее и интереснее, — сказал я, когда мы вошли внутрь.

Только тусклая лампа загорелась автоматически, отреагировав на движение. В остальном это было похоже на типичный подвал, куда уже лет двадцать не заглядывали коммунальные службы.

Узкая лестница сразу повела вниз, в подвальное нутро. Воздух сменился — сплошь сырость, камень, плесень. Тусклые фонари вдоль стен освещали путь желтоватым светом. Я шёл за Салине, а наш пленник болтался у меня на плече, словно тряпичная кукла.

Коридор был настолько длинным, что казался бесконечным. Где-то капала вода. Где-то в темноте мелькнуло движение — крыса или нечто покрупнее.

— И часто вы здесь бываете? — спросил я, слушая звук наших шагов.

— По необходимости, — ответила Салине, не оглядываясь.

Я заметил, что она уверенно считала повороты. Мы свернули ещё раз, потом поднялись по винтовой лестнице — с пленником на плече это оказалось не так-то просто, вышли в другой коридор, чуть шире и чище. Здесь стены уже были выкрашены, и свет шёл от артефактных кристаллов, вмурованных в потолок.

Салине остановилась перед массивной дверью. Старая, деревянная, с металлическим укреплением. На первый взгляд — обычная, но я уловил другое: в трещинах дерева были скрыты тонкие линии артефактной гравировки. Система была хитро спрятана — любой непосвящённый принял бы её за узор дерева.

— Ну и ну, — пробормотал я. — Интересная работа.

Она усмехнулась, приложила ладонь к определённой точке, и артефакт тихо щёлкнул. Дверь дрогнула и начала открываться.

— Давно следовало показать тебе это место, — сказала магистр, глядя на меня без тени улыбки. — Мы влезли в игру, где цена ошибки — жизнь. Если однажды всё пойдёт не так, ты должен знать, куда идти.

— А люди снаружи? — спросил я.

— Мои. Я им помогаю. Они помогают мне. — Она чуть улыбнулась. — А теперь станут помогать и тебе.

Я молча кивнул. Отказываться от чужой преданности в нашем мире — всё равно что плевать в лицо удаче.

Мы вошли внутрь, и я не поверил глазам.

Под землёй располагался целый этаж — укреплённый, оборудованный, словно часть военной крепости. Каменные стены покрывали защитные чары, в углах стояли артефактные датчики. Столы с инструментами для создания артефактов, устройства для считывания кристаллов памяти, лабораторные установки, даже отдельная жилая зона: кровати, шкафы, кухня. Всё, что нужно, чтобы переждать бурю.

— Впечатляет, — сказал я. — Это уже не укромное место. Это подземный дворец параноика.

— У всех свои секреты, и свои я охраняю надёжно, — спокойно ответила Салине. Она указала на свободное место у стены. — Укладывай нашего гостя туда и делай своё дело. Я займусь кристаллами памяти.

— И даже чашечку отвара чёрных зёрен не предложите? — усмехнулся я.

— Наглеешь, сын. — Салине вздохнула, а затем открыла створку кухонного шкафа. — Вон там, молотый порошок в красной банке. И если станешь варить, то сделай и мне. Но сначала — наш гость.

Я перенёс пленника, усадил на стул и закрепил артефактными стяжками. Металл щёлкнул, фиксируя его руки и ноги.

Салине тем временем достала из сумки все найденные артефакты записи и разложила их на столе. Её пальцы бегали по устройствам уверенно и быстро. Она выглядела как человек, который уже давно играет в эту игру — и выигрывает.

Лицо у «лаборанта» было бледным, словно выскобленным ножом: пустая маска, на которой застыла тень боли. Казалось, его сознание спряталось где-то глубоко, чтобы не возвращаться.

Салине за спиной уже не существовало для меня — слышалось лишь ритмичное постукивание пальцев по клавишам и сухой писк артефактов, когда она возилась с кристаллами.

— Ну что, приятель, — сказал я, усаживаясь напротив. — Если ты не хочешь разговаривать вслух, мы найдём другой язык. Так даже проще.

Я вытянул руку и осторожно коснулся его виска. Пальцы будто провалились в ледяную воду. Концентрация, дыхание ровное, даже Тень внутри меня вытянулась, как кошка, с интересом наблюдая за моими действиями. Генерал когда-то был в этом чудо как хорош…

Темнота. Сначала всегда темнота. Затем — искры.

На меня хлынули обрывки образов, словно я листал чужой дневник. Белые плащи мелькали среди теней: лица в масках без прорезей для глаз, руки в перчатках, запах холодного железа и концентрированного Ноктиума. В центре всего — символ Ордена Белой Ткани на одном из зданий.

— Итак, ты у нас оттуда, — пробормотал я. — Хорошо…

Пленник принадлежал им с детства — воспитывался в их школе, затем обучался в академии, был перспективным студентом. Это всё хорошо, но я не собирался залядывать настолько глубоко. Пришлось вынырнуть и заглянуть снова — теперь уже выбирая глубину точнее.

И вдруг перед глазами вспыхнуло другое лицо — женщина с тонкими чертами, волосы собраны в тугой узел, глаза холодные, как лёд в рассветном колодце.

Магистр Виррен. То, что я искал.

Я узнал её сразу, и мне передался трепет «лаборанта», когда она заговаривала с ним. Что ж, он явно восхищался Виррен и читал её научные труды. Я копнул дальше, ища хоть что-то, связанное с лабораторией, где держали Ильгу.

И нашёл.

Память «лаборанта» услужливо подкинула мне эпизод, где Виррен отдавала приказы. Связь шла через артефактный кристалл связи, её голос звучал сухо и немного искажённо.

— Главная задача — мягкое обследование объекта, господа, — вещала женщина. — Диагностика и подтверждение нашей гипотезы первостепенно, однако вы ни в коем случае не должны навредить объекту. Это исключено. Жду вашего доклада по результатам исследования…

Я увидел Ильгу.

Она лежала на артефактном столе в лаборатории, вокруг — те же люди в белых плащах. Лаборант, в голове которого я сейчас копался, что-то проверял, светил на неё артефактным кристаллом, снимал показатели с браслета диагностики. Остальные делали пометки, словно наблюдали за редким зверем в клетке.

Я стиснул зубы, не давая себе сорваться. Это — память, не реальность. Но от этого не становилось легче.

Я углубился. Лаборант в воспоминании едва сдерживал волнение, когда писал отчёт. Виррен требовала именно подтверждения беременности. Причём у них был способ подтвердить моё отцовство. Всё остальное было вторично.

Всё сводилось к ребёнку. Они хотели подтвердить, что дитя — носитель трёх склонностей.

Я вынырнул из головы пленника. Воздух вернулся в лёгкие с хрипом. Голова гудела, как колокол. Из носа снова пошла кровь, но на этот рах тонкой струйкой. Привыкаю…

— Наши друзья из Башни Белой Ткани, — сказал я вслух. — Ии нужна была не Ильга, а тот, кого она вынашивает. Или та.

Рука Салине задержалась над клавишей. Я видел, как по её лицу пробежала дрожь.

— Я больше не позволю этому случиться, — едва слышно прошептала магистр. — Больше не позволю.

— Полностью поддерживаю.

Я посмотрел на пленника. Он всё так же лежал без сознания, но его веки подёргивались, как у человека, который видел красочный сон.

— Знаешь, дружок, — тихо сказал я, — я бы предпочёл, чтобы вы охотились за мной. Но вы сделали всё гораздо, гораздо хуже.

Неожиданно пленник дёрнулся так сильно, словно его ударили током. Я даже не успел удивиться — артефактные стяжки лопнули с противным металлическим визгом и отлетели на несколько шагов. Это было невозможно. Без подготовки, без ключа, без магического вмешательства они держали кого угодно, даже тварь. Но…

Он вскочил и налетел на меня, как зверь. Его пальцы впились в моё плечо, хватка — стальная, аж кости затрещали.

Из его руки вытянулся шип, длинный, как кинжал, покрытый темными прожилками, будто кусок застывшего Ноктиума, обёрнутый в плоть. Хрипя и безумно вращая глазами, пленник пытался направить его прямо мне в грудь.

Я рванулся в сторону, ударил его локтем в челюсть, но тот почти не шелохнулся. Шип скользнул по мне, оставив на одежде прореху.

— Ты мне куртку порвал, — прохрипел я. — Знал бы ты, сколько она стоила…

Но лаборант словно вообще меня не слышал. Не уверен, что он вообще хоть что-то соображал. Глаза побелели, кожа стала совсем бледной, и вырастающие из его тела шипы прорывали ткань его одеяния.

Я выпустил Тень.

Генерал Вырвался мгновенно — как всегда, когда запах смерти уже скребёт в горло. Возник, словно шагнул из другого измерения, схватил пленника за руку с шипом и дёрнул вниз. Тот заревел — звериным, нечеловеческим голосом. Мы оба повалились на каменный пол.

Я заломил ему другую руку за спину, обламывая шипы и упираясь коленом ему в позвоночник. Мышцы подо мной ходили, как канаты, он выгибался, рвался, пытался подняться — совсем не похоже на того задохлика, которого я вытащил из повозки. Удивительные метаморфозы. Никогда такого не видел.

— Лежать! — рявкнул я и вдавил его лицом в камень. — Хватит фокусов!

Но тут произошло нечто странное. Его тело резко стало нагреваться — так стремительно, словно я держал не человека, а раскалённый котёл. Кожа белотканника пошла тёмными пятнами, как ожогами, жилы на шее вздулись, вены почернели.

— Что за… — начал я, но не успел.

— Подними его! Быстро!

Салине была рядом уже в следующий миг. Она двигалась так быстро, что я едва уследил. Я поднял пленника, а в следующий миг Салине одним точным движением вонзила клинок прямо ему в сердце. Удар был холодный, как хирургический разрез — без тени сомнения.

Я отпрянул.

— Эй! — выдохнул я. — Я, конечно, за решительные меры, но не настолько!

Салине даже не ответила. В её руках мелькнул артефакт — она ткнула им в землю у тела. В тот же миг над пленником сомкнулся купол, прозрачный, но ощутимо тяжёлый.

— Назад, Ром! К стене!

И тут я понял, зачем.

Тело «лаборанта» начало вспучиваться. Он словно раздувался изнутри, кости трещали, кожа лопалась. Нагрев усиливался, воздух в подвале задрожал, как от перегретого металла.

— Он сейчас взорвётся, да?

— Ага, — спокойно сказала Салине. — Его накачали нестабильным Ноктиумом. Судя по всему, вели в организм капсулу в защитной оболочке. Но оболочка растворяется. Когда Ноктиум попадает в кровь — тело становится бомбой.

В этот момент пленник выгнулся дугой, рот раскрылся в беззвучном крике. И через мгновение — взрыв.

Рвануло от души. Внутри купола сверкнуло тёмное пламя, куски плоти и черноты ударили о барьеры, как птицы о стекло. Но купол выдержал.

Пол под нами содрогнулся, по каменной кладке побежали мелкие трещины. Когда всё стихло, остался только запах гари и чёрное пятно под куполом.

Я посмотрел на Салине.

— Убедительно, — сказал я сипло. — Только вот артефактные стяжки для него оказались, как бумажные верёвки. Хочешь сказать, это тоже фокус Белотканников?

Она мрачно кивнула.

— И не самый страшный из их арсенала. Если они занимаются врачеванием, не думай, что они безобидны. Теперь ты понимаешь, насколько они опасны.

Я выдохнул.

— Отлично. Значит, мы играем против тех, кто превращает людей в ходячие бомбы. Чудесно.

Я уставился на чёрное пятно внутри купола, где секунду назад был человек. Ну как человек — скорее сосуд, нашпигованный Ноктиумом, готовый взорваться при первом же удобном случае.

Салине смотрела на купол так, будто это была не импровизированная мясорубка, а очередная лабораторная пробирка. Её голос прозвучал ровно, почти без эмоций:

— Я слышала об этой технологии, но к ней меня не допустили. Насколько мне известно, они повторяли этот фокус, когда изучали воздействие нестабильного Ноктиума на организм. И впоследствии даже у Белотканников такие эксперименты были под запретом.

Я хмыкнул.

— Запреты существуют только для того, чтобы кто-то с особым рвением их нарушал. Магистр Виррен явно хочет защитить свой секретик.

Салине перевела на меня взгляд.

— Это значит, что игра ведётся по-крупному. Если Виррен пошла на такие меры, то для неё мы представляем угрозу. И она готова жечь свои ресурсы, лишь бы замести следы.

Я посмотрел на остатки купола, где ещё теплились искры.

— То есть это было сделано дистанционно? Если Виррен просто нажала условную кнопку — и наш дружок взорвался?

Салине на миг задумалась. Лёгкая тень пробежала по её лицу, но уже через секунду она вновь была спокойной.

— Не могу утверждать точно. Но если дистанционный запуск возможен, значит, и это место не в безопасности. Полагаю, они получили сигнал о том, что лаборатория самоуничтожилась. И если у этого парня был артефакт слежения, они могли понять, что он ещё жив. И закончили начатое.

— Я проверил, — отозвался я, глядя на Салине. — Никаких артефактов слежения на нём не было.

Она кивнула.

— Верю. Но выжила я только потому, что всегда предполагаю худшее. Это правило, Ром. Паранойя спасает жизнь. И поэтому это место теперь тоже скомпрометировано.

И не верить Салине у меня причин не было. Она лучше меня понимала, на что способны Белотканники Виррен.

— Значит, нужно торопиться, — сказал я, вставая. — Пока мы сами не стали следующими фейерверками.

— Дай мне несколько минут.

Салине вернулась к столу так, будто предыдущей мясорубки под куполом вовсе не было. Пыль ещё осыпалась с потолка, трещина на полу расходилась, как шрам, а она уже раскладывала «улов»: кристаллы записи в мягких тканях, набор тонких щупов, сверкающие контактные гребёнки, бутылёк с полужидким серебром для пайки рун…

— Начнём с кристалла Солнцерождённых, — сказала она без прелюдий и щёлкнула защёлкой считывателя.

Чёрный корпус, прямоугольный зев приёмника, вокруг — венец тонких рун, готовых вцепиться в любой кристалл и вытянуть из него душу. Она вставила кристалл, машина мягко втянула артефакт и… пискнула, как оскорблённая кошка.

На панели вспыхнуло алое:

ОШИБКА СИНХРОНИЗАЦИИ. НОСИТЕЛЬ ПОВРЕЖДЁН. ДОСТУП ЗАБЛОКИРОВАН.

— Конечно, — протянул я. — Неужели всё-таки успели стереть?

— Не всё, — отозвалась Салине и уже доставала из набора тонкую иглу с крошечным кристаллом на кончике. — Можно повоевать и кое-что восстановить. Постараюсь побыстрее.

Она работала ловко, почти бесшумно. Игла проходила над дорожками, рисуя в воздухе новые линии. Серебро ложилось на руны тонкими стежками, как нить на кожу. Я поймал себя на странной мысли: если бы Салине играла не только за себя, то наверняка сделала бы этот мир куда лучше.

— Ещё минута, — сказала она, не поднимая взгляда. — Если повезёт, вытащим хотя бы по верхам.

Считыватель тихо щёлкнул. На панели поползла зелёная строка:

ЧТЕНИЕ ЧАСТИЧНО ДОСТУПНО. ВНИМАНИЕ: ЦЕПЬ ИНТЕГРАЦИИ НАРУШЕНА.

— Уже что-то, — вздохнула магистр.

Салине отодвинулась. На матовом стекле возникли значки архивов. Первое — списки каталогов. Второе — древовидная диаграмма, утыканная узлами и подписью: «Проект Линий: Смежение и наследование». Узлы соединялись светящимися нитями, как созвездия. Я провёл пальцем — дерево развернулось и зашуршало, открывая слои.

Я увидел «Салине» — чётко, ровно, с пометкой, склонность — Тень. Ниже — «Кархал» с пометкой «донор» (надзор), склонность — Блик.

Чуть правее от низ — моё собственное имя, небрежно прибитое к ветке чужой линии, как запоздалый плод:

Ромассил Хал — результат, носитель Тени и Блика.

— Вот и мы, — сказал я сухо. — Все три в одном порядке. Но это мы уже знаем и так.

Я пролистал ниже. В боковой ветви вспыхнула запись:

«Иверон Артан (Лунорождённый). Склонность — Тень. Фритта Артан (Паменница). Склонность — Искра. Проектная пара: линия Е-3. Потомство: Лия Артан. Примечание: высокий потенциал, требуются наблюдения, прямой контакт ограничить».

Я вздрогнул и отстранился от монитора. Лия — часть того же эксперимента. Её имя в списке было чужим и дико знакомым одновременно.

— Проклятье. Салине, — сказал я, не отрывая глаз от экрана. — Ты знала о Лие?

— Нет, — ответила она слишком быстро. Сделала паузу, поправила щуп. — Никогда не думала об этом. Барон Артан предпочитал политику, а не научные эксперименты…

— У нас здесь одно смешалось с другим.

Я молчал. В дереве, как кривой шрам, тянулась ещё одна линия:

«Ромассил Хал (Солнцерождённый, затем Лунорождённый). Склонность — Тень и Блик. Ильга (Паменница). Склонность — Искра. Потомство: неизвестно. Примечание: приоритет высочайший, требуется постоянное наблюдение…»

Дальше данные начали сбоить. Строки превращались в кашу символов. Я успел выхватить ещё пару отметок: «Элвина Трейн — потенциальная совместимость отвергнута» — спасибо, хоть здесь обошлось, — «Фиор Кархал — чистота линии, смешение запрещено». Неудивительно.

Я уставился на Салине.

— Остальные записи возможно восстановить?

— Да, — кивнула Салине. — Но не здесь.

— Подожди, — я коснулся экрана. — Там ещё архив протоколов связи. Возможно, метки узла Виррен. Можно попробовать определить другие точки для связи…

Салине одним рывком вытащила кристалл, экран погас.

— Ром, — она схватила меня за руку, — место уже скомпрометировано. Если они могли подать сигнал на самоуничтожение, они могут вычислить и это место. У меня хорошая защита, но от прямой атаки не спасёмся. Мы уходим. Прямо сейчас.

Я вдохнул, выдохнул. Внутри всё горело от ярости.

— Ладно. Но кристалл забираем.

— Все забираем, — буркнула она. Выдернула аппаратуру и за считанные секунды сгребла весь артефактный скарб в саквояж. Столы остались чистыми, как будто мы и не жили здесь и минуты.

— Куда? — спросил я, проверяя ножны и перехватывая плащ.

Салине подняла на меня взгляд.

— К Герцогу.