Мужчина откинул капюшон, и я узнал его — молодой лорд Гиллий Альтен.
Брат Циллии, один из Солнечных рыцарей. Тот самый, кто так старался забрать меня у Лунорождённых, когда я вернулся в Альбигор после потери памяти. Сегодня он выглядел спокойнее — вероятно, рассчитывал исправить старый просчёт.
Вслед за ним из теней вышли ещё пятеро Солнечных рыцарей и окружили меня.
— Признаюсь, — Гиллий остановился на расстоянии трёх шагов от меня, — всё вышло даже проще, чем я предполагал.
Саркастическая часть меня хотела вежливо спросить, записывать ли комплименты в книгу отзывов. Взрослая — сухо отметила: если вместо неё пришёл он, Циллию схватили. Либо поймали на сливе информации, либо просто вскрыли попытку бегства. Оба варианта — так себе.
— Где она? — спросил я.
— Под надёжной охраной, как и положено. А вот от тебя, Ромассил… придётся избавляться. Ты очень надоел моему отцу.
Рыцари приблизились ещё на шаг. Тихо звякнули доспехи.
— Плохая идея, Гиллий, — сказал я. — Я пришёл не затем, чтобы убивать. Не вынуждай меня менять планы.
Молодой лорд Альтен лишь самоуверенно усмехнулся.
— Дурные идеи — твоя специализация, — легко отозвался он. — У нас — приказ.
Он позволил себе паузу, словно наслаждался каждым мгновением. Не спорю, я и правда достал Доминуса и лорда Альтена своей бурной деятельностью. С них бы сталось попытаться от меня избавиться.
Но всего пятеро Солнечных рыцарей? Оскорбительно мало.
В эту паузу у меня в голове щёлкнула ещё одна мысль: в квартале царило подозрительное оживление. Обычно у Солнцерождённых все стихало после ночного Перехода. А сейчас, даже на пути в этот сад, мне показалось, что служивых на улице было больше. Значит, в клане происходит что-то ещё, а не только маленькая семейная драма Альтенов.
— Взять его, — спокойно приказал Гиллий.
Рыцари подошли ко мне почти вплотную. С опаской — помнили, что раньше я был одним из них. Знали, на что я способен. Тем более сейчас, когда мне были доступны знания ещё и Ночного клана.
— Не усложняй, Ром, — мягко продолжил Гиллий. — Смерть будет быстрой. Ты больше не один из нас, но мы цивилизованные люди. И если вдруг ты надеялся на свою Тень, здесь она тебе не поможет. Мы подготовились.
— Всегда рад подготовленным собеседникам, — улыбнулся я. — Меньше времени уйдёт на объяснения.
В его глазах мелькнуло недоумение — всего на миг.
Я медленно опустил руки и позволил им поверить, что всё идёт по их плану. Гиллий опустил забрало шлема. Но его глаза смотрели на меня сквозь узкую щёлку.
Этого было достаточно. Всего одного зрительного контакта.
Я ударил прямо ему в сознание.
Мечи рыцарей медленно, словно на заторможенной записи кристалла памяти, поднялись в воздух…
— Стоять! — вдруг рявкнул он. Рыцари удивленно замерли, но не посмели ослушаться.
— Где Циллия? — спросил я. — Просто скажи.
— Западное крыло, — выдохнул Гиллий. — На втором этаже, в апартаментах покойной Домины…
Рука Гиллия задрожала, и он опустил меч. Я аккуратно развернул его локоть, как поворачивают тугой вентиль в гидравлической системе, — без рывка, чтобы не сорвать резьбу. Взгляд потускнел, стекленея. Хорошо.
— Кто сдал Циллию?
— Служанка. Она донесла, что сестра готовила побег. Отец приказал схватить Циллию и перевести в другие покои. Лекарь насильно дал ей сонный отвар…
Остальные рыцари с недоумением переглядывались. Оно и понятно. Но дисциплина у Солнцерождённых всегда была на уровне. Приказ всегда выполняется, даже если он звучит дико.
— Что происходит, командир? — Наконец, решился один из бойцов.
Я медленно повернулся к нему.
Что ж, брать сразу несколько умов под контроль я ещё не пробовал, но придётся.
Времени на ювелирную работу не было. Я взял Гиллия как якорь — его командный канал, его право голоса — и через него пошёл дальше, растягивая ментальные нити, как кладут кабели связи от узла к домам. Каждого приходилось трогать чуть-чуть: достаточно, чтобы переключить рычаг, но не ломая механизма.
Тяжесть пришла сразу — как если бы на спину повесили связку цепей. Мышцы под кожей вздрогнули, у висков заломило, по позвоночнику пробежал ледяной ток. Я вдохнул глубже — так дышат на длинной дистанции, когда понимаешь, что финиш далеко.
— Опустить оружие, — сказал я Гиллию и его рыцарям.
Ещё пять клинков опустились почти синхронно.
— Протокол — «Эскорт», — я вложил команду в голос Гиллия. Пусть их мир остаётся похожим на их мир. — Цель — сопровождение. Приоритет — проход по внутренним маршрутам. Без комментариев посторонним. Сигналы — мои.
Гиллий повторил это вслух — тем тоном, который привыкли слушаться даже те, кто его не уважает:
— Формирование «Эскорт». Сопровождаем. Приказы — через меня.
— Есть, командир!
— Проводите меня к Циллии.
Гиллий повернулся, как на учениях, и жестом позвал отряд. Рыцари сомкнулись с другой стороны — теперь кольцом, где внутри был я. Забавно: ещё минуту назад они закрывали меня, чтобы убить. Теперь закрывали, чтобы сопроводить.
— Мы готовы.
Я кивнул — не им, себе. В такие моменты легко перегнуть, перепечь их головы до хруста. Я не собирался. Мне нужны были проводники, а не овощи.
Мы тронулись. Шаг — два — ещё. За спиной остались факелы двора, жар которых оседал на коже, как пыль. Впереди темнел проход к галереям.
Доспехи Солнцерождённых звенели не громко — уверенно, как касса доходного дома. Я отозвал ближайшего рыцаря жестом и велел поменяться со мной облачением.
Воротник скребнул шею, тяжесть легла на ключицы, и мир стал слышнее: звук в доспехах идёт по-другому — через кость. Я опустил забрало.
Мы двинулись. С обеих сторон, будто по вызову, возникли тени других караулов: удвоенные посты. Фонари горели ярче, чем положено ночью.
«Что у вас? Учения?» — спросил я у Гиллия, не открывая рта.
«Не знаю», — ответил он честно и сразу, как отвечает хорошо вымуштрованный офицер. — «Приказ от отца: взять Циллию под стражу. Тебя — ликвидировать. Детали не обсуждались».
«Где твой отец?» — спросил я.
«Не знаю».
Он и правда не знал — я обыскал его память.
У ворот внутреннего двора нас встретили двое караульных и почтительно расступились, узнав Гиллия. Ни одного вопроса. Мы прошли через ворота и оказались в просторном внутреннем дворе резиденции Доминуса.
Впереди потянулись галереи — прохладные, с высокими сводами. И здесь было оживлённо так, будто кто-то попытался превратить ночь в день.
Мимо нас торопливо прошагал писарь с артефактным пером и планшетом. Он катил за собой тележку с какими-то ящиками — явно документы или почта. Навстречу строем прошёл небольшой отряд рекрутов — они отсалютовали нам.
У очередного поворота нас встретили двое из внутренней стражи. Их форма отличалась от нашей — меньше блеска, больше смысла. На рукавах — знак допуска в жилые покои. Они перекрыли проход, и один поднял ладонь, прося нас остановиться. Я обернул на них шлем, позволяя Гиллию говорить.
— Внутренний эскорт, — произнёс он. — Для охраны Леди Циллии по приказу моего отца.
— Пройдите через рамки, почтенные.
Внутренние расступлись, давая нам дорогу.
Стражник провёл ладонью по глифам на панели управления, как музыкант по клавишам, и рамка ответила низким гулом — довольный зверь, которому принесли очередную кость.
— По одному, — кивнул охранник.
Воздух на три шага впереди стал пахнуть озоном и лекарственным спиртом; тонкая паутина из линий вспыхнула над металлом, вычерчивая схему клановых сигнатур. Солнце любит порядок, что ж. Я опустил голову, делая вид, что считаю швы на полу, и шагнул под артефакт.
Огонь ударил в меня сразу, без прелюдий. Не жар — раскалённая проволока, продёрнутая через вены. Перед глазами всё побелело. Не будь на мне старого клейма Солнцерождённых, рамка подняла бы тревогу. А так — просто едва не поджарила.
Я сжал челюсти так, что за ушами хрустнуло; внутри щёк пошёл вкус железа — укусил, чтобы мозг отвлёкся на знакомую боль.
— Чисто, — сказал охранник. — Прошу, почтенные.
Мы прошли дальше. Я проверил ментальные нити — держались.
Во дворце тоже было неспокойно — караулы удвоили. Неужели всё ради Циллии?
Наконец, мы добрались до апартаментов покойной Домины, где теперь держали Циллию. Дверь охраняли двое Солнечных рыцарей.
— Свободны, — распорядился Гиллий. — Мы займём пост.
Уговаривать не пришлось. Бойцы синхронно кивнули и зашагали в конец коридора.
Дверь в апартаменты Циллии была защищена печатями. Одна из них — артефактная, настроенная на особый ключ. Стоит просто её сорвать — и поднимется тревога. На откосах — тонкие линии контуров сигнализации, стилизованные под роспись. Красиво. И надёжно.
— Ключ есть? — спросил я у Гиллия.
— Конечно.
Он приложил пластину к печати — горизонтальная линия индикатора прошла на четверть, потом на половину, и, наконец — печать погасла. Гиллий осторожно открыл дверь.
Мы вошли. Перед нами возник ещё один короткий коридор, глушащий звук, как пуховая перина. Я слышал свое дыхание и стук сердца — боль, только что прошедшая рамку, пыталась дозреть в теле.
Не сейчас.
В предбаннике дремали две служанки — одинаковые чепчики, одинаковые позы, одинаковая выученная пустота на лицах. Люди-невидимки. Возможно, одна из них и сдала Циллию. Но разбираться, кто виноват, времени не было.
— Свободны, — велел Гиллий. — Возвращайтесь к себе до утра. Приказ отца.
Служанки поклонились и вышли. Больше в апартаментах никого не осталось. И лишь после этого я поднял забрало шлема.
Покои Домины казались неприлично дорогими — как помещение музея, где можно лишь смотреть, но прикоснуться рука не поднимется. Белые портьеры, перламутровые панели, золотая вязь на карнизах. В воздухе витал чуть горький запах снотворного, перебитый сладким дымом смол.
Циллия лежала на широкой кровати, как безвольная кукла. Дышала ровно, ресницы не трепетали.
Я подошел к изголовью кровати.
— Сколько снотворного ей дали?
Гиллий пожал плечами.
— Не знаю. Это делал лекарь.
Я коснулся пальцами виска Циллии — кожа прохладнаяа. На ключице — крошечный янтарный перелив под кожей: Блик не спал, он был загнан вглубь, но тихо пульсировал Она держалась, как могла. Пыталась сопротивляться.
Времени нет. Придётся будить жёстко.
Я вызвал Тень. Генерал навис над Циллией серой дымкой. Просто лёгкая атака — не навредить, а заставить Блик встать на защиту хозяйки. Генерал осторожно надавил ей на грудь, давая Блику почувствовать инородную силу.
Реакция пришла мгновенно. Под кожей Циллии вспыхнуло золото — тонкие искры, как солнечные зайчики. Вены на висках поймали перелив, пальцы дёрнулись, будто она вспомнила музыку. Из груди Циллии вырвался хриплый вдох. Глаза распахнулись — пустые в первый миг, затем вспыхнуло узнавание.
Она приоткрыла рот, чтобы вскрикнуть, но я накрыл её губы ладонью и наклонился:
— Тише, — сказал я. — Дыши. Это я. Пришёл за тобой.
Она мотнула головой, увидела брата и тут же замычала и замотала головой. В глазах вспыхнула паника.
— Он со мной, — пояснил я коротко. — Потом объясню. Сейчас нужно шевелиться.
Она попыталась выговорить моё имя, и получилось не имя, а шипящий кусочек воздуха. Я пригладил ей волосы — так, чтобы ладонь почувствовала у корней жар Блика. Хорошо. Приходила в себя, но слишком медленно.
— Идти можешь?
— Я… я едва тебя вижу…
— Плохо.
Я оглядел комнату ещё раз. На столике у стены стоял ночник с ноктиумным сердечником, аккуратно зажатым в бронзовую оправу. Какой-то шедевр дизйна. Я подцепил ночник. Подумал о том, сколько он мог стоить… и аккуратно разбил его о край стола.
Металл разошёлся, в ладонь выкатился прозрачный кристалл, в глубине которого шевельнулась бледная синяя спираль. Чистый Ноктиум. Самое то, чтобы привести в чувство Солнцерождённого.
— Держи, — я вложил кристалл в её ладонь и сам прикрыл её пальцами. — Просто держи и дыши. На четыре — вдох, на четыре — выдох. Смотри на меня и впитывай силу.
— Ага…
Блик отозвался на Ноктиум, как жаждущий на воду: золотистое сияние ушло глубже, стало ровнее, кожа наполнилась цветом. Ресницы Циллии затрепетали, взгляд стал тяжёлым, как у тех, кто возвращается из глубины.
— Ром… — прошептала она.
— Потом, — повторил я. — Не смотри на брата. Он помогает нам.
— Не понимаю.
— Потом. Всё — потом.
Она послушалась. Послушание — лучшая помощь в опасной работе.
Я поднял с кресла плащ — плотный, тёмный. Видимо, Циллия успела его надеть, когда её схватили. Я бросил его девушке:
— Одевайся скорее.
Она села и тут же качнулась, как пьяная. Я успел подхватить за плечи, ровно, без нежности — так поддерживают бойца на ногах, когда надо, чтобы он шёл.
— Сколько у нас времени? — прошептала она. Голос глухо отдавался в подушке шлема.
— Меньше, чем хотелось бы, — ответил я. — Мне и так пришлось задержаться.
Она опустила ноги на ковёр — босые, бледные — и пошатнулась снова. Я поймал её за локоть. Пальцы у неё были холодные.
— Дай воды, пожалуйста.
Я подал ей стакан. Она сделала два глотка и выдохнула, как человек, внезапно вспомнивший, что у него есть тело.
Пока она одевалась, я снял с её шеи тонкую цепочку с кулоном — фамильный медальон Альтенов. В такие нередко встраивали артефакты слежения.
— Это… — она дернулась.
— Забудь о нём, — сказал я. — Сейчас ты — не Циллия Альтен. Сейчас ты — девочка, которой очень надо выйти отсюда. Никаких опознавательных знаков.
Гиллий стоял у дверей — прямой, как копьё, и в его глазах не было ничего, кроме ожидания нового приказа. Я осторожно подтянул ментальные нити и приказал очистить нам путь через ходы для слуг. Гиллий кивнул и вышел за двери.
— Что ты с ним сделал? — Хрипло спросила Циллия. — Это ведь он схватил меня…
Я улыбнулся.
— Заставил помогать нам. Это всё, что тебе стоит знать.
Циллия, к её чести, дальше расспрашивать не стала.
Ее брат вернулся через пару минут.
— Охрану снял, — сказал он чужим голосом. — Остались только ключевые посты.
— С этим проблем не будет, — отозвался я.
— Нас заметят, — тихо произнесла Циллия. — В коридорах полно людей. Рамки…
— Рамки на выход не работают, — я держал её под локоть, чувствуя, как под кожей работает Блик — ровно, экономно. — А людей утомляет смотреть на то, что им неинтересно. С этим я справлюсь.
Она закрыла глаза на секунду, собираясь с мыслями. А когда открыла, взгляд девушки стал твёрже.
— Теперь идти сможешь?
— Если ты перестанешь держать за локоть, — она посмотрела на меня устало и упрямо одновременно, — смогу.
— Проверим, — сказал я и отпустил.
Она качнулась — не как пьяная, как канатоходец, проверяющий трос, — и выровнялась. Встала. Перешагнула через порожек комнаты. Сделала шаг к зеркалу — увидела там себя, чужую, в тёмном плаще, с широко раскрытыми глазами, и отвернулась. Правильно. Нечего сейчас любоваться. Потом нагонит.
— До ротации — восемь минут, — напомнил Гиллий.
— Значит, шесть.
— Готова? — спросил я у неё уже в проёме, где гулял сквозняк.
— Нет, — честно сказала она. — Но пойду.
— Этого достаточно, — ответил я. — Остальное — моя работа.
И мы пошли.
Старое крыло дышало холодом, как пустой храм. Мы быстро свернули в узкие коридоры для слуг. Циллия шла уже гораздо уверенее, словно поймала ритм шагов. Ноктиум делал свою работу.
Старый сад встретил нас запахом мокрой коры и тины. Циллия подняла голову и жадно вдохнула ночной воздух.
Я снова проверил ментальные нити. Лоб ныл, словно по нему били молотком, по шее стекал пот, а в носу невыносимо щекотало — верный признак того, что скоро хлынет кровь. Я совершил почти невозможное, но был на пределе.
— Слушай, Гиллий, — сказал я, и мой голос пролился через него в строевых каналах, — слушай меня и запоминай.
Его зрачки едва дрогнули. Я аккуратно залез в голову каждого из них и подчистил воспоминания. Теперь они забыли, что видели меня, что провели меня к Циллии… Они забыли даже то, что им дали приказ взять Циллию под стражу.
— Ты и твой отряд получили от Доминуса приказ: немедленно выехать в южный форт Дигор, прибыть без остановок, встать на гарнизон и оставаться там один лунный цикл. Отправляйтесь немедленно, — шепнул я, крепко удерживая ментальные нити.
— Подтверждаю, — сказал Гиллий моим тоном.
В строю ответили сразу несколько голосов — глухо, слаженно:
— Подтверждаем.
— Хорошо, — я вдохнул глубже, собираясь резать. — Пошли вон отсюда.
Циллия заворожённо наблюдала, как ее брат и его рыцари синхронно отвернулись от нас. Звякнули ремни, скрипнули латы. Они зашагали к главной аллее, не оглядываясь. Через несколько шагов их силуэты растворились тени, и сад снова стал тихим.
— Что… это было? — Шепнула Циллия.
— Инструктаж, — ответил я. — И санитарная обработка памяти.
— Ты… стер им память⁈
— Кое-что, — поправил я.
— Это же незаконно.
— Начнём с того, что это считается невозможным, — ухмыльнулся я. — Вопрос законности меня сейчас не особенно волнует.
Она молчала долго — ровно столько, чтобы я успел заметить, как на чаше фонтана белеет след от старой воды. Потом кивнула: коротко, взрослым движением.
— Ром, — тихо сказала Циллия, — спасибо.
— Рано для благодарностей, — отрезал я. — Оставь их на утро, если оно наступит. Идём, принцесса.
Я провёл девушку вдоль изгороди, стараясь не касаться стены. Здесь каждый камень был опутан сигнальной сетью. Почти каждый… на моем браслете мигал огонёк артефакта Салине. Магистр расщедрилась и сделала миниатюрный локатор, обнаруживающий брешь в контуре.
— Вооот здесь…
Я взглянул на участок стены. Здесь контур когда-то чинили наспех — на стыке плит оставалась тонкая световая нитка, мерцающая с задержкой.
— Сюда, — сказал я и коснулся пальцами шва. Линия ответила слабым покалыванием, как кошка — хвостом.
Из внутреннего кармана я достал ещё один подарок Салине — складной подавитель и тонкую «шпильку» с ноктиумной жилой. Первый щёлкнул в ладони, складываясь в трёхлепестковую звезду; второй светился так, что от блеска ломило глаз. Сначала — звезда: приложил её к стыку и провернул на пол-оборота. Воздух коротко треснул, световая нить дрогнула и стала бледной. Потом — шпилька: аккуратно, не перерезая, а перенаправляя, я вошёл ею в узел и увёл этот участок на соседний контур.
Мерцание защиты погасло.
— Что это? — шепнула Циллия, всматриваясь.
— Наш пропуск на выход.
Я положил ладонь на камень — холодный, старый, честный — и прислушался. Тишина ночи наконец стала настоящей: без артефактного писка, без щекотки на коже. Хорошо.
Система просигнализирует о том, что часть контура обесточена, но пока сюда дойдут техники, нас уже здесь не будет.
— Лезем, — сказал я. — Сначала ты.
— В этих… — она подтянула плащ, показала босую ступню. — Без шансов.
— Шансы — моя профессия, — отозвался я и подсадил её под бёдра.
Камень был шершавый, местами зацвёл мхом. Циллия вцепилась в кладку, как кошка, нащупала выступы, вытянулась; плащ зацепился за колючку и с шорохом порвался — она едва не сорвалась от неожиданности. Я подхватил девушку за икры и поднял выше, чтобы она схватилась за выступ. Плечи у неё дрожали, дыхание сбилось — но в пальцах была злость, правильная, рабочая. Она вскарабкалась на вершину стены и замерла.
— Я… — она повернула голову, глаза в полосу лунного света, — я боюсь высоты…
— Своевременное заявление. Значит, будешь осторожной. Ещё чуть-чуть. На счёт «три» — перекидывай ногу.
— Раз. Два. Три.
Она перекинула ногу и уселась верхом на стене, вцепившись в камень обеими руками.
— Держись, — сказал я. — Сейчас я.
Я сбросил большую часть доспехов, чтобы не звенеть при каждом движении. Разбега не требовалась — хватило трёх быстрых шагов. Я ухватился за шов, подтянулся, нашёл коленом старую трещину. Камень скрипнул, но выдержал. Вторая рука — выше, рывок — и я уже рядом, вытягивался к кромке.
В этот момент плащ Циллии за что-то зацепился — она дёрнула всем телом и повисла, теряя центр тяжести. Нога пошла в пустоту, пальцы соскользнули с края, в горле у неё сорвался короткий звук, как у птицы, попавшей в стекло.
— Не смотри вниз! — зашипел я и одной рукой вцепился ей в пояс.
Вес сорвал мне плечо, ладонь уехала по камню, кожа на пальцах заскрипела. Внизу, в саду, на мгновение стало слишком тихо. Но, кажется, пронесло.
— Ром… — она выдохнула, и в этом звуке было всё. — Я не смогу…
— Сможешь.
Я спрыгнул первым — Тень помогла приземлиться мягче. Правда, одна нога съехала с края рва, и я едва не провалился в стоячую воду.
Я поднял руки:
— Прыгай. Поймаю.
— Я…
— Давай!
Она на мгновение прикрыла глаза, потом разжала пальцы и слетела вниз. Я поймал её под колени и спину, шагнул назад, гася инерцию. Мы оба присели, упираясь пятками в землю, и повисли на собственном дыхании. Тень распласталась над нами, на всякий случай укрывая от лишних глаз.
— Ну как? — Тихо спросил я.
— Я в порядке, — она озиралась по сторонам. — Не могу поверить, что получилось…
Мы стояли в тени кустов, и ночь вновь пахла травой, сырой землёй и стоячей водой из рва.
— Что теперь? — спросила Циллия. Голос был уже почти ровный.
— Теперь — прогулка по подземелью. Ты же вроде любишь древности?