1945 год. Последние дни января.
База-211.
— Именно так, дорогой мой! Именно так! — закончил беседу доктор Морелль. — Нам дали понять, что могут снести с лица земли не только Базу-211, не только Новую Швабию с ее атомным реактором, но и половину Антарктиды, если брать за масштабы. Половина ледяного континента может унестись со своими снежными пластами и вечной мерзлотой куда-то к черту на рога! Вероятно, этот неизвестный человечеству конгломерат обладает способностью изменять климат, раз они создали вокруг себя едва ли не тропический пояс. Не напоминает вам это слухи о пресловутой Атлантиде? Многие ученые, да и историки древности, размещали Атлантиду как раз здесь, во льдах шестого континента. И если этот неведомый нам конгломерат умеет управлять гравитацией — представьте себе, чем этот РАЗУМ может обладать в глобальных масштабах? Вы не ученый, но наверняка слышали из уст наших физиков, что скорость света — это конечный результат всех физических законов природы. Выше нее нет ничего. Это предел. Константа. Только свет может распространяться с такой невероятной скоростью. Свет и… — он сделал эффектную паузу, — и… гравитация, друг мой. — Поднял палец вверх. — М-да… гравитация. — Подмигнул. — Все еще не представили? Давайте, перефразирую иначе. Представьте себе на секунду, если какая-нибудь неизвестная нам на Земле цивилизация, которая развивается с нами на планете параллельно человечеству, обладает скоростью света и законами гравитации? Представили? А теперь спросите себя — что она, эта цивилизация, может сотворить с нами, здесь, во льдах Антарктиды? — сделал он ударение на слове «может».
Позднее Скорцени вспомнит эту беседу с достойным доктором, личным врачом фюрера. А пока, в этот час и минуту, 28 января 1945 года, распрощавшись с ученым, тайный агент поспешил к коммутатору. Ему предстояло закодировать текст с указанием координат тайного клада, который он обязался послать по секретной связи своему шефу.
Переночевав в отведенной ему комнате напротив бункера связи, позавтракав, он составил код донесения. Этот шифрованный код Гиммлер ждал, находясь со вчерашнего дня в Латинской Америке. Текст шифровки гласил:
Мой рейхсфюрер! Все закопано в условленном месте, как вы и планировали. О тайной операции, кроме нас с вами, знает экипаж лодки, капитан Шмидт и Лени Рифеншталь. Простите, но я был вынужден поставить фрау Рифеншталь в известность, так как не получал от вас насчет нее никаких указаний. По поводу экипажа можно не беспокоиться: матросы и мичманы полагают, что мы закопали на острове архив документов Третьего рейха. Истинную цель знают только Шмидт и фрау Рифеншталь. Капитан не вызывает сомнений: он получил свою долю и будет молчать. Что касается дамы, прошу ваших указаний. Координаты и план острова находятся у вас. Копия у меня. Больше о месте сохранения никто и нигде не знает. Жду ответ. Хайль Гитлер!
Оберштурмбаннфюрер СС Отто Скорцени.
Отправив код радиограммы самолично, не привлекая операторов связи, тайный агент поспешил к барону фон Риттену. Предстояло узнать, что на самом деле произошло с Ханной Райч, водителем фюрера Эрихом Кемпкой и полковником Штраусом. Спустившись на эскалаторе в ответвленный подземный коридор жилого комплекса, миновав бараки со штатом обслуги, он вошел в кабинет коменданта Базы-211.
Странно…
Отчего такая суматоха? Почему все бегают туда и сюда с лихорадочным блеском в глазах?
— Ах, это вы, мой дорогой Отто! — приветствовал комендант, выглядевший таким же растерянным, как и все его подчиненные. — Прошу вас! — указал на кресло. Налил коньяк. Судорожно глотнул сам, протянув дрожащей рукой бокал собеседнику.
— Да что случилось, черти б всех взяли? — уставился на бегающих операторов диверсант.
— Вы еще не знаете?
— Не знаю что?
— Как же? Утром сдали Берлин! — всхлипнул почти по-детски фон Риттен.
Скорцени на миг опешил, но тотчас взял себя в руки.
— А чего вы ожидали, Людвиг? Кто сомневался в эти последние дни, что наша столица не перейдет к русским? А не знал я потому, что еще не освоился у вас здесь со связью.
— Но, мне доложили, что вы только что из «Операторской».
— Необходимо было послать шифровку своему патрону.
— И не знали о сдаче Берлина?
— Услышал от вас. Кто подписал капитуляцию?
— Адмирал Дениц.
— Хм-м… Фюрер знает?
— Я как раз ожидал вас, чтобы пойти к нему с этой, м-мм… новостью.
Скорцени лукаво взглянул.
— Одному несподручно? Боитесь гнева бывшего главы нации?
— Вот именно, что главы, а не бывшего. Кто его знает, чем еще обернется сдача Берлина.
В коридорах слышались возгласы, крики, иногда и потайные смешки. По внутренним динамикам зачитали обращение покойного Геббельса, руководившего последней защитой города. Весть о капитуляции мгновенно разлетелась по всем закоулкам Новой Швабии — от центральной Базы-211 до самого дальнего форпоста в снегах Земли Королевы Мод. Фон Риттен бессильно опустил руки:
— Ну, вот. Теперь и мы опоздали. Кто-нибудь из адъютантов уже докладывает фюреру: может, Путткамер, а может, и личный охранник, обергруппенфюрер Йозеф Зепп Дитрих.
— Ева с ним, в мастерской?
— Женский клуб весь сейчас там.
— Женский клуб? — поднял брови Скорцени.
— Так я называю наших милых дам. Моя супруга, вдова полковника Штрауса, Лени Рифеншталь, сама Ева. Была бы жива Ханна Райч — примкнула бы к этому клубу, — попытался пошутить он. Попытался. Не вышло.
Скорцени, если быть точным, совершенно не удивился сдаче Берлина. К этому все шло с момента, когда он еще только покидал Штутгарт с двумя русскими пленными. Уже тогда поговаривали, что оплот Третьего рейха со дня на день перейдет в руки русских. Дело было лишь во времени. И вот, день капитуляции наступил. Тайный агент бросил взгляд на календарь, висевший в приемной кабинета:
29 января 1945 года.
Странным была не сдача Берлина. К ней были готовы все жители. Белые полотнища простыней и куски оборванных белых тряпок, свисавших с балконов с разбитыми окнами, были тому подтверждением. Удивляло другое. Как мог адмирал Дениц подписать капитуляцию, если он все последние дни занимался оснащением каравана в Суэце? Каким таким самолетом он успел возвратиться в Берлин, и самое главное — как мог перелететь через кордоны союзников? Значит, что? Значит, вся эта процедура была предопределена заранее? Как только стоило Геббельсу покончить с жизнью, а Борману и Гиммлеру тайно покинуть бункер рейхсканцелярии, Дениц был уже готов подписать акт сдачи Берлина? Теперь, выходит, что с сегодняшнего дня, начиная с 29 января 1945 года, адмирал Карл Дениц будет являться временным канцлером всей побежденной Германии? А где, тогда, Геринг? Он-то куда исчез, черт возьми? Ведь именно он должен был подписать сдачу Берлина. Не Дёниц, а именно Геринг был вторым, кто мог остаться во главе всей германской нации. Неужели, тоже бежал?
Мысли вихрем пронеслись в голове диверсанта. Фон Риттен был ошеломлен известием, но как истинный патриот нации, старался не показывать вида. Уже все репродукторы внутренней связи оповестили столь печальную новость. Хотя, как сказать. Проходя коридорами бункеров, направляясь к эскалатору, чтобы как можно скорее попасть в мастерскую герр Кролля, Скорцени с комендантом слышали разные мнения. Кто-то был в огорчении. Кто-то, напротив, таил усмешки. Но паники, на удивление, не было. Кругом продолжали работать, словно ничего не случилось. Где Европа, где война, где Берлин, а где Антарктида? По-прежнему под землей гудели агрегаты бурений. По-прежнему соблюдался распорядок дня. Операторы, техники, инженеры, штат обслуги, продолжали работать. Охрана следила за узниками концлагерей, как те извлекали тонны льда из пластов вечной мерзлоты. Гул экскаваторов, бульдозеров, снегоходов и прочей строительной техники, оглашал всю ледяную поверхность Новой Швабии. Продолжали работать подземные верфи с ангарами, теплицы и вольеры с животными. Столовые и пункты раздачи пищи пропускали сквозь себя потоки рабочих бригад, сменявших друг друга. Одним словом, работа кипела во всех ее направлениях.
— Что скажем фюреру? — миновав правое крыло подземного комплекса сострадательно вымолвил комендант.
— Все еще боитесь?
— А вы? Нет?
— Полагаю, нашему фюреру уже безразличен тот город, что он недавно покинул. Недаром он передал его Геббельсу. Сейчас герр Кролль увлечен куда более интересным для него проектом. Вы же сами заметили, с каким рвением он намерен перестроить подземную Базу, а потом взяться за перевоплощение всей Новой Швабии, там, на поверхности, — агент махнул рукой вверх, к потолкам. — И уж точно его сейчас не заботит полный крах нашей партии.
— А осталась ли она, наша партия, как вы выразились?
— Полагаю, что нет, милый Людвиг. Считайте нас с вами здесь — последним оплотом национал-социализма. Я в шутку, конечно. Нет теперь ни нацизма, ни рейха. Не Геринг, так Дёниц все отдаст англичанам, американцам и русским. Сказать по чести, нам с этого дня делать в Германии нечего. Я остаюсь здесь. В Антарктиде. Новая Швабия способна уже прокормить саму себя. У вас, а теперь и у нас в оранжереях растут пшеница и овощи. Птицефермы забиты до отказа живым приплодом птенцов. Инкубаторы, морозильники, хлебопекарни, даже пивоваренный цех — чем не новый оплот нации? К тому же, анабиозные саркофаги с генетическим фондом. Верфи с подводными лодками. Ангары с летающими дисками. Обсерватория, больницы, а вскоре и детские сады со школами. Офицерская академия. Все это в совокупности и станет новым расцветом Четвертого рейха. — Скорцени даже расхохотался. — Простите меня, дорогой барон. Я уже вещаю с трибуны, как наш беззаветный фюрер.
Миновав тоннели и технические цеха подземелий, они вошли в правое крыло жилого комплекса. Пройдя коридорами мимо столовой, кинозала, душевых, спортивных площадок и пищевых блоков со складами продуктов, подошли к отдельно огороженной территории. Здесь их любезно встретил адъютант фон Белов. Проводил. Вторым оцеплением стоял взвод автоматчиков. К ним вышел Йозеф Зепп Дитрих.
— О! Наш легендарный диверсант номер один прибыл! — заключил в объятия старого друга. — Я полагаю, уже слышали новость о сдаче Берлина?
— По всем репродукторам передали, — пожаловался комендант. — Без моих указаний, заметьте! Уж не попахивает ли это глобальным заговором? Бунтом?
— Полноте, милый барон! Просто такую информацию невозможно было скрыть от ушей обывателей всей Новой Швабии. Считайте, у нас тут целое полноправное государство. В миниатюре, если хотите. И не за всеми же деталями уследить его коменданту. Верно?
Беседуя, они прошли двумя коридорами. Лени Рифеншталь поселил в смежной комнате с Евой Браун. Сейчас они все были здесь — в мастерской. Супруга барона, вдова полковника Штрауса, знаменитая актриса и сама Ева Кролль. Не хватало Ханны Райч по понятным причинам. Их тела с водителем, профессором и заместителем коменданта так и не были найдены. Точнее, их не искали. После предупреждения и демонстрации мощнейшего всплеска модуляции, ни одна спасательная команда не отважилась выйти в снега Антарктиды, в направление оазиса Ширмахера. Вход и доступ туда был отныне строго заказан.
— О! Мой милый попутчик! — поднялась из кресла навстречу Скорцени фрау Рифеншталь.
Комендант тем временем подошел к супруге. Шепнул:
— Как наш герр Кролль?
— Закрылся. Никого не пускает, не вызывает к себе. Узнал о сдаче Берлина. Вот, собрались, ждем, когда выйдет или позовет кого-нибудь.
После приветствий с соседкой по каюте, Скорцени обвел взглядом салон. Царила та атмосфера, когда осознаешь: Все! Конец! Германии, такой, в какой все они жили, теперь нет. Канула в вечность под сапогами союзников. Но, как ни странно, настроения подавленности не ощущалось. Не было траура, безысходности, огорчения. Шок — да. Смятение — нет. Напротив, казалось, в воздухе сквозил подъем оживления, чего-то нового и еще неизведанного. Рядом, за снежными Хребтами Безумия, как их окрестила Ханна Райч в честь недавно вышедшей книги еще малоизвестного писателя Говарда Лавкрафта, размещалась инородная цивилизация. Что может быть чудесней? И одновременно страшнее?
Лени уже имела представление о погибшей экспедиции. Ева Кролль, лучшая подруга, с соболезнованием поведала, как отважная летчица ушла с группой профессора в снега, не вернувшись назад. Обе смахнули слезу. Ханна входила в их круг близких друзей.
Скорцени с бароном сразу пригласили к столу. Присутствовали: инженер-конструктор Шаубергер, доктор Морелль, контр-адмирал Карл Йеско фон Путткамер — личный адъютант фюрера. Позднее присоединился генерал пехоты Рудольф Шмундт — второй личный адъютант Гитлера. Любопытная личность. В реальных шагах истории он в 1938 году был назначен главным адъютантом и до конца жизни находился в его ближайшем окружении. В результате взрыва бомбы во время Растенбургского совещания в ставке Гитлера Шмундт получил тяжелые ранения, от которых скончался через два с половиной месяца. Был посмертно награждён Германским орденом. Но все это происходило в реальной истории эволюции Земли как планеты. В настоящем же витке альтернативного измерения генерал Шмундт был сейчас жив и здоров, находясь в Антарктиде со своим фюрером нации. Отто Скорцени знал генерала еще до заговора, но, разумеется, понятия не имел, что в анналах истории планеты Шмундт уже должен был быть мертв еще год назад.
Хозяин мастерской не выходил. Гости пили коньяк, чай, закусывали свежими овощами из подземных теплиц Базы-211. Судачили о потери Берлина. Всех занимал только один вопрос.
— Почему Карл Дениц? Почему не Геринг подписал с русским маршалом Жуковым акт капитуляции? — задал его за столом контр-адмирал Путткамер. Дениц до сей поры является моим начальником по долгу службы, хоть я и состою адъютантом при фюрере. Политика не в его компетенции. Все эти закулисные игры насчет полного краха Германии и разделения сфер влияний союзников должен был взять на себя второй человек нации — Геринг. А он как сквозь землю провалился. Кто-нибудь знает, господа, где сейчас наци номер два? — обвел он взглядом соседей по столу.
— Я вообще удивляюсь, что Дениц оказался тут как тут, под рукой, когда союзники взяли Рейхстаг вчера вечером, — удивился доктор Морелль. — Будто был готов заранее.
Скорцени молчал. Дениц и правда, должен был находиться в Египте, отправив последний караван субмарин сюда, в Антарктиду. Тайный агент уже задавался этим вопросом.
— Если русские и американцы с англичанами предпочли адмирала Деница, то так для Германии даже лучше, — вставила свое женское слово супруга барона фон Риттена. — Геринг бы вымаливал за каждый кусок Германии снисхождение для себя. А Карла Деница я знаю через своего мужа. Вполне порядочный патриот. Просто так Германию не отдаст на растерзание.
— Все это политика, — отмахнулся конструктор Шаубергер. — Там сейчас решают без немецкого народа. А вот что прикажете делать нам, здесь? В Новой Швабии?
За столом повисла тишина. Все молчали, обдумывая возможные последствия краха нацизма. Слово взял Людвиг фон Риттен на правах коменданта Базы-211.
— Как сказал мне наш общий друг Отто Скорцени, у нас здесь, во льдах, есть все необходимое, чтобы жить и развивать новые поколения будущего Четвертого рейха. Не мне вам перечислять верфи и ангары, цеха и теплицы, лаборатории и подземные склады с продуктами — вы и без меня прекрасно осведомлены об этом. Скажу лишь одно. В этом узком нашем кругу, куда не вхож никто из ныне обитающих в Новой Швабии, с нами продолжает оставаться великий фюрер. Кроме присутствующих здесь соратников, ни одна живая душа не знает, что фрау Браун и фюрер находятся здесь в качестве супружеской четы Кролль. Даже наш милый ученый Виктор Шаубергер узнал об этом только недавно под строжайшим секретом. Теперь он в нашей команде, — кивнул он на ученого. — И пусть сейчас фюрер замкнулся в себе — это как раз и говорит, что он вынашивает новые планы. А то, что Геббельс покончил с собой и Гиммлер, Борман, Геринг разбежались по всему свету, нам даже на руку. Простите, Отто, что упомянул вашего шефа, — поклонился барон диверсанту.
Скорцени кивнул. Он и сам был невысокой оценки верхушке рейха. Правильно сказано — разбежались как крысы. Шеф в Аргентину, Борман куда-то в Африку, а Геринг… Черт! Где же делся рейхсмаршал Великогерманского рейха?
Скорцени задумался. Пока пили чай в ожидании Гитлера, он еще раз вспомнил, какое сегодня число. Отчего-то на ум пришли два русских пленных, которых он вез в столицу из Штутгарта. Один телохранитель, а вот второй…
Что-то должно было произойти в конце января. Хм-м…
Нет, не взятие города. Нет, не приход каравана в Антарктиду. И не крах всей Германии — это было предречено еще за год до событий. А вот что в конце января сорок пятого? Что? Ведь это «что-то» каким-то образом связано с тем тайным русским конструктором. Александром. Его прятали по всем советским фронтам не только от немцев, но и от разведки союзников.
Скорцени еще раз глянул на дату: 29 января.
…По понятным причинам, оберштурмбанфюрер, конечно, не мог знать, что случилось прошлым днем, 28 января, в 23 часа 50 минут по берлинскому времени.