1945 год. 6 января.
Антарктида.
Ангар, куда пригласил заместителя коменданта Базы-211 конструктор Шаубергер, располагался в той самой ледяной горе, которую проезжала Ева в снегоходе, направляясь со сменщиками вахты вглубь Антарктиды. В этот раз автоматика системы охраны беспрепятственно пропустила главного инженера лаборатории, просканировав датчиками Германа Штрауса. Столб с колпаком вращения ушел во льды торосов, не обнаружив «чужого присутствия».
— Прошу вас, полковник. По долгу службы вы здесь еще не бывали.
— Вы правы, герр Виктор. На моих плечах лежат иные заботы. Оснащение Базы, присмотр за узниками, доставка грузов. Плюс ежедневный контроль контингента Нового Берлина. До ангаров ли мне?
Оба, мило беседуя, проходили огромные подземные помещения пакгаузов, складов, технических цехов и прочей инфраструктуры. Сновали специалисты в белых халатах. Герман Штраус был прав, когда говорил, что у него совершенно другие заботы. Здесь, под землей, во льдах континента, он оказался впервые. Двигались эскалаторные ленты. Катились по рельсам вагонетки. Мигала сигнальными огнями система охраны. Взвод эсэсовцев нес боевое дежурство. Группа ученых колдовала над панелью управления за толстым стеклом подземного комплекса.
И вот он, главный ангар. Внутри обширной площадки стояли три дискообразных аппарата.
Заместитель коменданта Новой Швабии испустил вздох восторга.
— Простите мое вероломство, герр Виктор. Совершенно сбит с толку. И вы говорите, эти диски способны выпрыгивать из-под воды?
— Точнее, выныривать, если вам так будет угодно, дорогой Герман.
Полковник Штраус стоял, с изумленным взглядом окидывая три грандиозных аппарата. По всем признакам, если откинуть условности, перед ним сейчас предстала технология будущего.
— О-ох! — вырвался вздох потрясения. — Да они, эти… простите, как?
— Дисколеты.
— Да, дисколеты! Они, мой милый Виктор, безупречны!
Штраус с восхищенным азартом подошел вплотную к первой машине. Задрал голову. Аппарат, высотой с трехэтажный дом, восемнадцати метров в поперечнике, со стеклянным куполом кабины пилотов, возвышался над полковником египетской пирамидой — настолько он казался титаном. Огромный подземный ангар был величиной с два футбольных стадиона, но и в нем эти три конструкции выглядели просто колоссальными. По сравнению с ними четыре самолета «Хейнкель-111» и грузовой «Юнкерс» казались примитивными насекомыми, одетыми в сталь.
— Грандиозно! — потрогал Штраус одну из опорных треног, на которых покоился сам аппарат.
— Позвольте, Герман, я внесу необходимые справки?
— Валяйте, Виктор! Я весь во внимании.
— Дисковидная или линзовидная форма разработана моей лабораторией, так как позволяет сохранять устойчивость при боковом ветре с любого направления и более эффективно использовать в полёте восходящие термические и динамические воздушные потоки.
— Как-то заумно всё, мне не понять, простите.
— Я лишь поверхностно обрисовал структуру. Таким плоским «блюдцам» легче двигаться под водой, легче взлетать, легче рассекать воздух. Здесь не предусмотрены крылья и хвост, как на самолетах наших конструкторов. Совершенно иная технология. Я впервые применил ее в условиях вечной мерзлоты Антарктиды.
— Да уж! — восхитился Штраус. Задрав голову, полковник прохаживался под колоссальным днищем корпуса, трогая руками обшивку, заклепки.
— И вся эта махина может развивать немыслимую скорость?
— Яволь. Так точно. Современным русским самолетам она недоступна.
— Во-от! — радостно поднял палец заместитель барона фон Риттена. — Вот, откуда пойдет наше тайное оружие возмездия! Мы заставим союзников отступить от стен Берлина.
Шаубергер вздохнул:
— К сожалению, эти три аппарата — лишь прототипы. А те двадцать дисколетов, что мы используем для оцепления береговой линии, еще не могут пересечь половину планеты, чтобы оказаться в Берлине. Дальность их полета составляет пару тысяч километров, не более.
— Но, как говорят у русских: «Москва тоже не сразу строилась». Сколько вам понадобится времени, чтобы воплотить в жизнь эту новейшую технологию?
— Полагаю, месяцев пять-шесть. К июню сорок пятого, текущего, года.
— Хм-м…
— Долго?
— Крайне долго, мой Виктор! Русские уже у стен Берлина. Скоро они войдут внутрь, сея разруху. А там уже и наша Имперская канцелярия. По данным разведки, союзники овладеют столицей уже к концу января, то есть — текущего месяца.
— Мы не успеем. Нужны колоссальные вложения. Нужны редкоземельные металлы, запасы урана, ртути, тяжелой воды. Тогда мои помощники смогли бы запустить ядерные двигатели. Но урана с тяжелой водой нет. Нет возможности проводить обогащение атома.
— Увы. Скорцени как раз и отбыл в Берлин, чтобы прийти сюда с новым караваном. На нем он бы доставил сюда и ртуть и уран и прочие элементы. Ждем вестей. Он должен попасть на прием к Борману, а его шеф Гиммлер вместе с адмиралом Дёницем должны снарядить новый караван субмарин.
— И что? Оберштурмбаннфюрер добрался до столицы?
— Вот этого-то мы и не знаем, увы.
— Как? Простите?
— Не выходит на связь. Пропал. Точнее, по последней сводке, он пока не достиг Берлина. Вышел на связь с Гиммлером из какого-то вокзала города Штутгарта.
— Вокзала?
— Так точно. Яволь. Из железнодорожного вокзала.
— Хм-м… А что он делает в Штутгарте?
— Вот тут-то и загвоздка, мой милый Виктор. Штутгарт наполовину взят под контроль повстанцами. Группой подполья, готовых сдать город союзникам. Вы, кстати, слышали, что почти весь Берлин увешан белыми флагами? Нет? Как и Штутгарт, как и другие города, у стен которых стоят русские. Не слышали? А это факт.
— Но, Штутгарт? Скорцени?
— Он застрял там, разыскивая двух русских, сбежавших из плена.
Шаубергер высоко вскинул брови.
— Не высока ли честь для двух простых русских?
— Как раз не простых… — лукаво прищурился Штраус. Они проходили сейчас под днищем третьего дисколета. Кругом гудели приборы. Сновали люди в белых халатах. Катились тележки с оборудованием. По эскалаторам подавались сегменты обшивок. Сверкали неоном панели управлений. Гигантский подземный ангар жил своими рабочими буднями. Взяв под локоть давнего друга, Шаубергер увлек полковника Штрауса в переход лабиринтов. Обзор дисколетов был закончен.
— Как раз не простых пленников, мой дорогой Виктор. А ваших конкурентов.
— Не понял?
— Тех русских, а точнее, того самого русского конструктора с его помощником, за которым гоняется сейчас вся разведка нашего рейха.
Шаубергер присвистнул, совсем как мальчишка.
— Так вот оно что-о…
— Увы, да. Эти двое русских каким-то образом умудрились ускользнуть из рук фельдмаршала фон Клейста, когда тот вез их в госпиталь. Территория госпиталя подверглась налету крошечный аппаратов, созданных тем самым русским конструктором. Воспользовавшись суматохой бомбежки, оба укрылись в катакомбах Берлина. Там и скрывались у каких-то подпольщиков. Потом на их след напали жандармы. Они бежали с Берлинского вокзала на товарном составе. Состав доставил их в Штутгарт. По данным последней радиограммы, там их случайно и встретил Скорцени. Он сам собирался из Штутгарта в Берлин, когда на вокзале началась перестрелка. Якобы, жандармы обратили внимание на подозрительных беглецов. Их было четверо. Немец-подпольщик, русская девушка, сбежавшая из концлагеря, и, собственно, эти два русских.
— И что? Откуда вам известны столь детальные подробности?
— Так вот как раз от Скорцени. Вчера он вышел на связь с Имперской канцелярией, доложил обстановку. Два русских у него в руках. А оттуда, уже из кулуаров Бормана, радиограмма пришла к нам. Поэтому, подвожу итог. Мы начали о караване? Им и закончим. Оберштурмбаннфюрер еще не в Берлине — он только собирается вывезти туда русских. А когда достигнет столицы, тогда и займется оснащением каравана. Туда будут включены наши запросы по урану, тяжелой воде, ртути и прочим элементам. Туда войдут и новые партии генофонда нации. Формально выражаясь, молодое поколение арийцев. Ну, вы поняли. Для криогенных заморозок наших подземных саркофагов — здесь, в Антарктиде.
Они миновали два комплекса. Остановились у прозрачных стен лаборатории, вырубленной во льдах. Кругом простирались пласты вечной мерзлоты. В разные стороны разветвлялись десятки тоннелей. Проезжали вагонетки. Прошли два эсэсовца с автоматами. Следом еще два, ведя на поводке овчарок. Штраус гордо кивнул: вели группу узников для бурения во льдах.
— Поэтому, дорогой Виктор, Скорцени явно не укладывается в срок, если бы не эти чертовы русские.
— Так один из них…
— Некто Александр, если по-русски.
— Да-да. Александр. Так это он и есть, что внедряет в войска русского фронта новейшие разработки технологий?
— Так точно. Я бы сказал, технологий будущего. Да — это он. Их с напарником взяли в плен, когда они добирались машиной сквозь лес к своему штабу фронта.
— И теперь они оба в наших руках?
— Причем, второй раз.
— Хм-м… И этот Александр обладает некими знаниями, способными изменить весь ход военной кампании?
— Увы, да. Она уже изменена, мой дорогой Виктор! — сделал ударение Штраус. — Русские уже у стен Берлина. И это благодаря разработкам того самого таинственного инженера-конструктора. По нашим сведениям, на него работает целый штат ведущих специалистов. Королёв, Ильюшин, Яковлев. Слышали о таких?
— Разумеется! Конструкторы самолетов.
— И будущих реактивных ракет. Этим занимается Королёв.
После изумленной паузы Шаубергер поздравил:
— У вас отлично налажена связь с континентальной Европой, мой дорогой Герман.
Потом вздохнул.
— Что ж… Будем надеяться, в этот раз русские не ускользнут от фон Клейста. Или Бормана. А что касается Скорцени, то он вовремя успеет снарядить караван.
— Я вам больше скажу, — хитро понизил голос полковник. — У Скорцени с Гиммлером есть собственные взгляды на этот караван.
— То есть?
— Оба, тайком друг от друга, хотят переправить с ним свои накопления — часть сокровищ с реликвиями. Те накопления, что собрали во время оккупаций разных стран Европы.
И подмигнул.
Штат близкого окружения Гитлера, или как теперь было принято его называть — Густава Фридриха Кролля — состоял из самых доверенных лиц. Их выбирали еще там, за пределами Антарктиды, в Берлине. В обслугу входили: домашний интендант Канненберг, камердинер Гейнц Линге, и две секретарши Евы Браун. Под видом сотрудников ведомства Шпеера рядом с шефом присутствовал личный водитель Эрих Кемпка. Два врача: доктор Хазе и доктор Тео Морелль. Завершал список избранных пилот Ганс Баур, но он уже числился в авиаполку Базы-211. Плюс, разумеется, начальник охраны СС обергруппенфюрер Зепп Дитрих.
Внушительный штат. Не мог не бросаться в глаза. Но комендант Нового Берлина барон Людвиг фон Риттен все обустроил так, что бывшего фюрера никто не узнал на Базе-211. Под видом различных специалистов и техников весь штат обслуги был рассеян по комплексу таким образом, что никому не приходило в голову, что их соседом является сам наци номер один, великий вождь третьего рейха. К примеру, секретарши Евы Браун были причислены к команде ухода за оранжереями и теплицами. Ганс Баур, личный пилот, был прикомандирован к ангарам с дисколетами, на которых учился летать. Водитель Эрих Кемпка вообще слонялся без дела, иногда вывозя фрау Кролль на прогулки, используя один из снегоходов. Лично при Гитлере неотлучно находился только доктор Морелль и его интендант Канненберг. Адъютанты вызывались по надобности.
Вот и сегодня, пока Ганс Баур изучал технические детали дисколетов, а Эрих Кемпка повез хозяйку куда-то во льды побережья, фюрер к себе в мастерскую вызвал доктора Морелля.
— Я здесь, мой господин, — подобострастно склонил тот голову.
— Чем вы меня пичкаете, любезный Морелль? Какие таблетки даете, что меня постоянно клонит ко сну?
— Простите, фюре… то есть, герр Кролль. Все предписано вашим состоянием.
— Я знаю свое состояние. От меня постоянно что-то скрывают. После принятия таблеток я чувствую себя опустошенным. Перестаю активно двигаться. Туманятся мысли. Меня оградили какой-то прозрачной стеной, сквозь которую я не могу общаться с окружающим миром.
— Это в целях вашей безопасности, — вырос за спиной доктора Морелля начальник охраны Зепп Дитрих. Он всегда вырастал за чьей-то спиной. Такова была его работа — внезапно появляться ниоткуда, исчезая затем в никуда.
— Моя безопасность коту под хвост, если Скорцени не прибудет сюда с новым караваном. Он должен привезти мне образцы новых архитектурных проектов. Застройки Новой Швабии, я имею в виду. Иначе мне придется покинуть это гнездо, которое называют «мастерской». Своими глазами увидеть инфраструктуру Базы-211. Тогда никакая безопасность не будет иметь значения. Когда Скорцени отбыл в Берлин? Есть от него шифровка?
— Так точно! — вытянулся по струнке личный охранник. — Утром получена. Заместитель коменданта Базы полковник Штраус лично передал мне в руки, чтобы я огласил ее вам.
— Читайте. А вы доктор, будьте любезны, составлять впредь список лекарств. Пусть Ева просматривает его, прежде чем давать мне пить эту гадость.
Тео Морелль удалился. Дитрих начал читать:
— Радиограмма от Гиммлера. Цитирую: «Удостоверяю, что оберштурмбанфюрер задерживается в городе Штутгарт по весомым причинам. Им была обнаружена группа подполья, в которую входил тот самый русский инженер-конструктор, за которым охотится наша разведка. К делу привлечены фельдмаршал фон Клейст и адмирал Канарис, поскольку тайный агент Советов попадает под юрисдикцию абвера…»
— И снова этот русский конструктор! — перебил Гитлер Дитриха. — Сколько можно гоняться за ним по всем фронтам? У Канариса с Гиммлером не люди, а остолопы. Куда смотрел Мюллер со своим гестапо, когда русский скрывался в Берлине? А вот Скорцени, мой мальчик, сразу напал на их след. При этом, даже не добравшись до Берлина.
— Смею заверить, что их встреча на вокзале Штутгарта была чистой случайностью, — вставил Дитрих.
— У диверсанта номер один не бывает случайностей, мой дорогой Зепп. Если Отто что-то нанюхал, он непременно возьмет в оборот. Вспомните Муссолини.
— Тут другой случай, если позволите. Оберштурмбаннфюрер собирался с вокзала в Берлин, а они как раз туда прибыли. Это называется случайной точкой соприкосновения.
Гитлер нахмурился. Бросил взгляд на часы. Подходило время выпить таблетки.
— Ладно. С русским конструктором все ясно. Раз он в руках моего мальчика — значит, скоро мы узнаем новые подробности. Что с караваном?
— Цитирую: 'Адмирал Дёниц занимается оснащением каравана в Суэцком канале. Ориентировочный маршрут — через Красное море, минуя Аденский залив, затем выход в Индийский океан…
— Это меня не касается. Я не корветтен-капитан субмарины. Что с оснащением? Какой будет груз?
— Планируется вывести в океан шесть субмарин. Друг за другом, обозом. В каждом трюме будут везти к Антарктиде уран, свинец, ртуть, тяжелую воду…
— Дальше.
— Генетический фонд новой нации…
— Дальше!
— Образцы семенных культур, ДНК животных…
— Дальше-дальше!
— Оборудование, агрегаты бурения, сегменты заводских цехов и верфей…
— О, дева Мария! Я не об этих чертовых верфях и цехах спрашиваю!
— Простите, мой господин?
— Мольберты! — едва не заорал Гитлер, пуская слюну. Приступ паранойи набирал силу. В дверях бесшумно возник Тео Морелль.
— Наброски! Эскизы! Чертежи и схемы будущей архитектуры Базы-211 — вот что мне надо узнать! Переправит ли Шпеер сюда, в Новый Берлин, образцы своих архитектурных проектов?
Он пришел в исступленную ярость.
— Мне нужны проекты! Я сам позабочусь о Новом Берлине! Возведу мосты и аквапарки. Создам новую инфраструктуру. Фон Риттен будет мне помогать. Я ведь в душе тоже архитектор, не забыли?
Зепп Дитрих поклонился в знак согласия. В припадке шефа лучше не трогать. Свернул листок шифрограммы:
— Позвольте мне удалиться?
— Идите, — вяло махнул рукой обессиленный фюрер. Такие приступы его крайне изматывали.
Обвел мутным взглядом салон мастерской. Сейчас он выглядел как встревоженный чем-то художник — простой обыватель подземного комплекса во льдах Антарктиды, которому не удался новый рисунок. Мольберты, кульманы, столы с чертежами. Все напоминало беспорядочный хлам. У стен стояли макеты будущих архитектурных проектов: Гитлер сам их мастерил по ночам, пока Ева спала. Стеллажи с книгами, альбомами, вырезками. Папки со схемами. Кресла, чайный столик, вентиляционные окна. И собака Блонди в ногах.
— Ваши таблетки, мой господин, — склонился над вялым фюрером доктор Морелль.
— Где мой водитель Кемпка? — поднял воспаленные глаза бывший фюрер, принимая из рук врача мензурку с лекарством. — Повез Еву на воздух? Как им там не холодно, в этих торосах…
Теперь он был похож на безвольного маленького человека с измененной внешностью: ни знаменитых всему миру усов, ни челки, ни взгляда, способного внушить что угодно. Просто больной, никому не известный художник. И все.
В салон вошла Ева Браун, вернувшись с прогулки. Собака Блонди метнулась навстречу. Очередной день в Новом Берлине подходил к концу.