Военный инженер Ермака. Книга 5

Глава 8

А потом он рассеялся, и я увидел, как телохранители подняли и понесли обмякшие тела Кучума и Карачи в ханский шатер, как забегали между юртами воины, как поскакали куда-то всадники.

— Кучум убит! — заорал кто-то из наших на стене. — Братцы, хан убит!

Радостный крик подхватили десятки глоток. Казаки размахивали саблями. некоторые даже сняли шапки и подбрасывали их вверх. А из татарского лагеря донеслись совсем другие крики — полные ужаса и отчаяния.

Тараны остановились. Крики «Хан мертв!» прокатились по рядам татар близ Кашлыка. Они сначала застыли в оцепенении, не зная, что делать, а потом повернули назад. Татары выскочили из таранов, и, петляя, как зайцы, чтобы не получить в спину арбалетный болт, побежали в лагерь. Командиры пытались остановить бегущих, но тщетно. Паника распространялась как степной пожар.

Я понял, что это наш шанс.

— Жечь тараны! — заорал я что есть мочи. — Живо, пока не опомнились!

Казаки не заставили себя ждать. Схватив факелы и горшки с кипящей смолой, они ринулись вниз по веревкам. Татары в растерянности даже не пытаясь защитить свои осадные машины. Мы подбежали к таранам с тыла и факелы полетели внутрь деревянных конструкций, следом полилась смола. Много смолы! Очень много!

Тараны были отлично защищены от огня снаружи, но поджог изнутри оказался для них уже чересчур. Языки пламени побежали стенам и потолку, черный дым повалил столбами. Первый таран запылал как исполинский костер, за ним второй, третий. Жар был такой, что пришлось поливать стену, чтобы не заполыхала еще и она.

Я достал подзорную трубу и направил ее на ханский шатер. Там творилось невообразимое. Мурзы и муллы сбегались со всех сторон, размахивая руками, что-то крича. Татары падали на колени, кто-то пытался навести порядок, но его мало кто слушал.

В татарском стане воцарился полный хаос. Отряды, только что яростно штурмовавшие стены, теперь стояли в отдалении, не понимая, что будет дальше.

Я опустил трубу и оглядел наши позиции. Казаки ликовали. Ермак стоял на стене, подняв бунчук. Штурм, который мог стать для нас последним, не состоялся.

Три тарана догорали у стен, извергая черные клубы дыма. Огонь трещал, перекрытия с грохотом обрушивались внутрь, искры фонтанами взлетали к небу. От жара стало трудно дышать. Внизу валялись брошенные татарами лестницы и щиты. Некоторые казаки уже поглядывали, чтоб спуститься и пособирать трофеи, но большинство просто стояли на стенах, не веря в случившееся.

— Эй, Максим! — окликнул меня Иван Кольцо. — Твои хитрые пищали сработали!

Я только кивнул, продолжая наблюдать за татарским лагерем. Татары топтались на месте, но было видно — боевого духа в них не осталось.

Солнце клонилось к закату, окрашивая дым от горящих таранов в багровые тона. Я расстегнул душный кафтан, пропитанный пороховой гарью и потом, и, глядя на полыхающие тараны, негромко произнес:

— Люблю запах напалма поутру.

…Свинцовая пуля из казачьей пищали пробила одежду хана Кучума, окрасив шёлк алой кровью. Хан широко раскрыл глаза, не веря, что это могло произойти, и повалился на землю. Другая пуля настигла Карачи. Он рухнул, как подрубленная берёза, и больше не поднялся. Мгновенная смерть.

— Хана ранили! Хан повержен! — закричали телохранители, бросаясь к телу властителя. Нукеры подхватили обмякшее тело Кучума. Другие кинулись к Карачи, но мурза уже не дышал — пуля попала точно в сердце.

Весть разлетелась по татарскому войску быстрее степного пожара.

— Хан пал! Карачи убит! — эти слова передавались от одного воина к другому, искажаясь и обрастая страшными подробностями. Для татарских воинов это было не просто ранение военачальника — это был знак свыше, дурное предзнаменование. Если сам хан, помазанник Аллаха, повержен неверными — значит, небеса отвернулись от правоверных.

Ряды осаждающих дрогнули, затем начали рассыпаться. Воины, ещё мгновение назад готовые идти на приступ Кашлыка, теперь в ужасе пятились назад.

— Аллах отвратил свой лик! — кричали они, бросая осадные лестницы и щиты.

В лагере воцарился полный хаос. Кто-то вопил, что хана убили русские колдуны заговорёнными пулями; другие клялись, что своими глазами видели, как душа Карачи вылетела из тела белой птицей; третьи призывали мулл начать молитву за упокой. Знамёна с полумесяцем опустились к земле, словно поникшие от горя. Барабаны, ещё недавно гремевшие боевым ритмом, смолкли. Вместо них теперь звучали только крики ужаса и причитания.

Татарское войско откатывалось от стен Кашлыка подобно отливу. Воины бежали, толкая друг друга, роняя оружие. Некоторые мурзы пытались остановить бегущих, но их голоса тонули в общем гаме. Осада, казавшаяся почти выигранной, в одночасье превратилась в беспорядочное бегство.

Телохранители внесли бездыханное тело хана в его большой походный шатёр. Находящегося без сознания Кучума бережно положили на драгоценные бухарские ковры, устилавшие пол. Рядом опустили тело Карачи, но мурза был уже мёртв — его лицо застыло в выражении удивления, словно он не успел понять, что с ним произошло.

Внутри шатра закипела лихорадочная деятельность. Старший лекарь-табиб острым ножом разрезал окровавленный халат хана, обнажая рану. Пуля вошла справа в грудь. Второй лекарь готовил снадобья — растирал в ступке травы, смешивал их с кумысом и мёдом. Муллы склонились над телом властителя, нараспев читая суры из Корана. Один из них окуривал шатёр травами, надеясь отогнать злых духов.

— Дышит… ещё дышит, — прошептал табиб, приложив ухо к груди хана. Дыхание было едва различимым, прерывистым, но оно было. Лекарь осторожно влил в приоткрытый рот Кучума настой из целебных трав, массируя горло, чтобы заставить проглотить.

В шатре собралось уже больше двадцати человек. Четверо телохранителей-нукеров встали у входа, скрестив сабли. Трое старших мулл не прекращали молитвы. Несколько мурз среднего ранга топтались поодаль, не решаясь подойти ближе. Двое табибов склонились над раненым. Слуги суетились, принося горячую воду, чистые ткани, новые снадобья.

Воздух в шатре стал тяжёлым, душным. Пахло кровью. К этому примешивался запах топлёного жира от множества свечей, дым ладана, острый аромат лекарственных трав. От жары и духоты у многих кружилась голова.

Полог шатра откинулся, и внутрь вошёл мурза Кутугай — седобородый воин, один из старейших сподвижников хана. За ним следовали двое его телохранителей. Следом появился молодой мурза Саид-Яр, потом Ураз со своей свитой. Каждый из знатных татар приводил с собой одного-двух воинов. Шатёр наполнялся людьми, становилось всё теснее.

Мурзы собрались в дальнем углу шатра, подальше от лежащего хана. Они говорили приглушённо, почти шёпотом, но в их голосах слышалась тревога.

— Кто теперь отдаст приказ войску?' — спросил Кутугай, поглаживая седую бороду.

— Войска уже нет, оно разбежалось, — мрачно ответил Саид-Яр.

— Нужно собрать воинов, восстановить порядок, — сказал Ураз.

— Но кто поведёт их? Карачи мёртв, хан… хан между жизнью и смертью, — возразил Саид-Яр. — Кто-то из сыновей Кучума, может быть, но справится ли он? И что будет потом?

Муллы и слуги перешёптывались:

— Хан не дышит… нет, дышит, но так слабо…

Время от времени грудь Кучума едва заметно приподнималась, давая надежду, но эти вдохи были такими редкими, что казалось — вот-вот случится последний.

Старший табиб выпрямился, утирая пот со лба. На его руках и одежде была кровь.

— Я сделал всё, что мог, — устало сказал он.

— Пуля глубоко, до неё не добраться. Если бы она прошла навылет, было бы проще, но она застряла внутри. Кровотечение остановлено, но что там повреждено внутри — знает только Всевышний.

— Значит, есть надежда? — спросил один из мурз.

Табиб покачал головой:

— Надежда всегда есть, пока человек дышит. Но она невелика. Я видел таких раненых — из десяти выживает один. Как решит Аллах, так и будет. Мы можем только молиться и ждать.

Люди в шатре переглядывались. В их глазах читался один и тот же вопрос: что делать дальше? Осада провалена, войско деморализовано, хан при смерти, главный военачальник убит. Сибирское ханство оказалось в мгновение ока на грани катастрофы.

— Нужно отвести войска подальше от Кашлыка, — наконец произнёс Кутугай. — А потом скажем людям, что будет дальше.

— А если хан умрёт? — тихо спросил кто-то из младших мурз. Воцарилось тяжёлое молчание. Все понимали, что смерть Кучума означает начало междоусобной войны за власть. У хана было несколько сыновей, каждый из которых мог претендовать на трон, и у каждого были свои сторонники среди знати.

— Хан жив, — твёрдо сказал Кутугай. — И пока он дышит, мы исполняем свой долг перед ним.

Муллы продолжали свои молитвы, их голоса сливались в монотонное бормотание. Свечи оплывали, роняя капли воска на драгоценные ковры. В шатре становилось всё душнее, но никто не решался первым выйти наружу — все ждали. Ждали чуда или смерти, победы жизни или победы тьмы.

Кучум лежал неподвижно, его лицо было бледным, как первый снег. Только едва заметное движение груди говорило о том, что душа ещё не покинула тело. Судьба Сибирского ханства висела на волоске — таком же тонком, как нить жизни раненого хана.

…Мурза Кутугай стоял у входа в свой шатер, наблюдая, как к нему неспешно приближаются три фигуры.

— Удивительные события случились сегодня! — первым заговорил Хаджи-Сарай, слегка улыбнувшись.

Кутугай кивнул, приглашая гостей войти. За Хаджи-Сараем следовали Баязит Кара-Тумян и Ходжа-Мурат Уржак со своим хищным взглядом.

Внутри шатра горели масляные светильники, отбрасывая колеблющиеся тени на ковры и оружие, развешанное по стенам. Кутугай жестом пригласил гостей сесть на разложенные подушки.

— Карачи мертв, — без предисловий начал Баязит. — Казачья пуля нашла его сердце. Наконец-то. А хан… — он покачал головой. — Лекари говорят, он может не очнуться.

— Или очнется, но уже не тем, кем был, — добавил Ходжа-Мурат, поглаживая редкую бородку. — Я видел, как его несли. Кровь текла, глаза закатились. Даже если Аллах сохранит ему жизнь, править он больше не сможет.

— Сыновья Кучума уже шепчутся по углам, — продолжил Хаджи-Сарай, отпивая из чаши. — Маметкул готов объявить себя наследником. Ишим собирает поддержку. Если не действовать сейчас, может случится все что угодно.

— Именно поэтому мы здесь, — Баязит наклонился вперед, его массивные руки сжались в кулаки. — Ханство нуждается в сильном правителе. Не в мальчишках, которые думают только о мести и славе предков. Нужен тот, кто понимает новые времена.

Кутугай встретил его взгляд, в шатре повисла тишина, нарушаемая только треском фитилей в светильниках.

— Вы готовы поддержать меня? — прямо спросил он.

— Мои люди — твои люди, — кивнул Хаджи-Сарай. — Но не спеши. Сейчас объявить тебя ханом — значит развязать войну между мурзами. Половина поддержит сыновей Кучума из верности роду.

— Ты прав, — согласился Ходжа-Мурат. — Нужно действовать осторожно. Сначала — совет мурз. Покажи себя мудрым человеком. А когда Кучум… — он сделал многозначительную паузу, — когда Аллах заберет его к себе, все станет проще.

— А если он очнется? — спросил Кутугай.

— Тогда будем служить законному хану, — усмехнувшись, пожал плечами Баязит. — Но ты видел его рану. Кучум не может победить смерть.

Кутугай поднялся, остальные последовали его примеру.

— Нужно видеть хана, — решительно сказал он. — Все вместе. Пусть воины видят, что мурзы едины в это тяжкое время. Но сначала… сначала я не против, если наследников хана станет меньше. Причем сделают это они сами.

— Мудрые слова, — одобрил Хаджи-Сарай, поправляя саблю на поясе. — Покажем единство. А там… будь что будет.

Они вышли из шатра и направились к шатру хана, у которого стояла усиленная стража. Воины расступились, узнав мурз.

Они зашли внутрь и направились к лежащему хану.

Но вдруг полог шатра резко откинулся, и внутрь ворвался Маметкул — старший сын хана Кучума. Ему было около тридцати лет, и он напоминал отца в молодости — крупный, широкоплечий, с чёрной окладистой бородой. Лицо его было резким, словно вырубленным топором, а тёмные глаза смотрели тяжело и властно. За ним в шатёр втиснулись десять тяжеловооружённых нукеров в кольчугах, с саблями наголо. Они грубо расталкивали тех, кто стоял у входа, прокладывая дорогу своему господину.

— Прочь с дороги! — рычал Маметкул, пробираясь к ложу отца. — Где муллы⁈ Где ханская печать⁈ Мой отец жив?

Его громовой голос заставил всех присутствующих вздрогнуть. Старший табиб поклонился:

— Хан жив, господин, но рана тяжела…

Не дослушав, Маметкул оттолкнул лекаря и склонился над отцом. В его глазах не было сыновней скорби — только холодный расчёт. Он искал признаки жизни не для того, чтобы облегчённо вздохнуть, а чтобы понять, как скоро освободится место повелителя Сибири.

А затем полог шатра вновь распахнулся. Вошёл Ишим — младший сын хана, двадцати семи лет от роду. Он был стройнее брата, лицо его — открытое, почти мягкое, но в глазах горел тот же огонь честолюбия. За ним следовали восемь телохранителей, тоже с обнажённым оружием.

И Маметкул, и Ишим уже забегали в шатер, когда только стало известно о случившимся, но тут же ушли. Вероятно, чтобы собрать верных людей и решить, как действовать дальше.

И, судя по всему, им в голову пришла одна и та же мысль.

— Брат, — произнёс Ишим, и в этом слове было больше яда, чем в укусе степной гадюки, — ты торопишься. Отец ещё дышит, а ты уже хочешь занять его место?

Маметкул медленно выпрямился и повернулся к брату.

— Я — старший сын. А ты что ты здесь делаешь?

— Отец хотел видеть меня своим наследником, — спокойно ответил Ишим. — Он знал, что ты слишком безрассуден. Ты погубишь ханство своей злобой, как погубил бы эту осаду, если б командовал вместо Карачи.

Шатёр был уже переполнен — внутри собралось более тридцати человек. Стало невыносимо тесно и душно. Воздух был спёртым, пропитанным запахом пота, крови и страха. Пыль поднималась от множества ног, оседая на лицах и одежде. Входные пологи не успевали закрываться — кто-то входил узнать новости, кто-то выходил передать их дальше.

— Ты смеешь оскорблять меня⁈ — взревел Маметкул, хватаясь за рукоять сабли. — Ты, который прятался за спиной отца, пока я водил отряды⁈

— Я не прятался, — холодно ответил Ишим, тоже положив руку на оружие. — Я учился мудрости, пока ты упивался кровью. Отец это ценил.

— Где печать⁈ — заорал Маметкул, обращаясь к муллам. — Покажите ханскую печать! Дайте ее мне!

— Печать при хане, — дрожащим голосом ответил один из мулл. — И пока он жив…

— Пока он жив⁈ — Маметкул рванулся вперёд. — Давай ее, и я решу, что будет, пока он жив или когда умрет!

— Он жив! — крикнул Ишим. — И ты уже рвёшься к престолу, будто Аллах успел благословить твою руку!

Это было последней каплей. Маметкул выхватил саблю. Ишим сделал то же самое. Их телохранители мгновенно обнажили оружие. И в следующее мгновение шатёр превратился в кровавую бойню.

Первый удар Маметкула разрубил воздух там, где секунду назад была голова Ишима. Младший брат увернулся и нанёс ответный выпад. Их клинки скрестились с оглушительным лязгом. Телохранители бросились друг на друга, и началась дикая, беспорядочная сеча.

В тесноте шатра невозможно было как следует размахнуться саблей. Люди рубили, кололи, душили друг друга. Кто-то опрокинул светильник, и он погас, погрузив шатер в полумрак. В этом хаосе уже невозможно было разобрать, кто свой, а кто чужой.

Один из мулл попытался остановить бойню, но получил удар саблей по плечу и рухнул, обливаясь кровью. Табибы прижались к стенке шатра. Многие мурзы пытались выбраться наружу, но выход был блокирован дерущимися.

Крики, стоны, лязг металла, хрип умирающих — всё смешалось в чудовищную какофонию. Драгоценные ковры пропитались кровью, превратившись в скользкое месиво. Тела падали одно за другим.

Маметкул и Ишим сошлись в центре шатра, у самого ложа отца. Старший брат был сильнее, но младший — проворнее. Они обменивались ударами, каждый из которых мог стать последним. Искры летели от скрещённых клинков.

Внезапно Ишим споткнулся. Этого мгновения хватило Маметкулу — его сабля вонзилась младшему брату прямо в грудь. Ишим выронил оружие, схватился за рану. Кровь хлынула между пальцев.

Но в тот же момент один из телохранителей Ишима, увидев гибель господина, с яростным криком бросился на Маметкула. Тот едва успел отклониться — клинок полоснул его по плечу, разрезая кольчугу и мышцы. Маметкул взревел от боли.

— Хватит! — вдруг раздался властный голос. В шатер вернулся мурза Кутугай, а с ним полтора десятка его воинов. — Хватит крови! Хан ещё жив, а вы губите род Шейбани!

Его слова (и присутствие его воинов) подействовали отрезвляюще. Оставшиеся в живых телохранители братьев замерли, тяжело дыша. Маметкул прижимал руку к раненому плечу, из которого струилась кровь. Он стоял, покачиваясь, но взгляд его оставался яростным и непреклонным.

— Убрать тела, — приказал Кутугай. — Все — вон из шатра, кроме лекарей и мулл.

— Я… я наследник… — прохрипел Маметкул.

— Хан жив, — отрезал Кутугай. — И даже если он умрёт, курултай решит, кому быть ханом.

Несколько уцелевших телохранителей подхватили Маметкула под руки и вывели из шатра. По дороге он оглядывался, тяжело дыша, с глазами, полными бессильной ярости. Он понимал, что старый мурза получил преимущество, а ему не надо было действовать так поспешно.

В шатер вернулись все выбежавшие во время схватки мурзы. Внутри вновь собралась вся татарская знать Сибирского ханства.

— Нужно решать, что делать дальше, — продолжил Кутугай, обращаясь к собравшимся мурзам. — Кучум при смерти, Карачи убит, теперь ещё и Ишим мёртв.

— Надо отводить войско, — сказал мурза Ураз. — Наши воины растеряны. Казаки уничтожили тараны, которыми мы пробили стены, и начали спешно восстанавливать их. Атаковать сейчас заново — будет так же, что и при первом штурме в прошлом году, а то и хуже.

— А кто поведёт войско? — спросил кто-то.

Кутугай поднял подбородок:

— Сын хана Канай. Ему тринадцать лет. А чтобы он действовал мудро, мы станем подсказывать ему. А когда доберемся до степи, может, великий хан выздоровеет и вновь поведет нас к победам.

Мурзы, сделав непроницаемые лица, согласно закивали. Да, лучше так, мысленно согласились они. Там у нас будет время решить, на чьей стороне выступить. В драке за ханскую печать под стенами Кашлыка могут пострадать все. А пока будем делать вид, что верим в выздоровление Кучума.

В шатре стонали раненые. Копоть от погасших ламп смешивалась с запахом крови, создавая тошнотворную смесь. Слуги начали выносить тела — Ишима, убитых телохранителей, раненого муллу. Кровь на коврах уже начинала запекаться, становясь бурой.

— Как везуч Ермак, — пробормотал Кутугай. — Удивительно.