Военный инженер Ермака. Книга 5

Глава 6

…Над землей поднимался дым от тлеющих кострищ, и по холодной степи медленно двинулись пять огромных осадных башен. Скрип деревянных катков разносился далеко в воздухе, смешиваясь с гортанными криками татарских воинов и хрипом сотен глоток. Каждую башню, обитую сырыми бычьими шкурами для дополнительной защиты от огня, толкали по тридцать-сорок человек, упираясь в специальные брусья-рычаги. Воины Кучума напрягались изо всех сил.

Башни представляли собой внушительное зрелище — каждая высотой почти в десяток сажень, с ярусами для лучников и площадкой, откуда можно было перекинуть мостки на стены Кашлыка.

Первый пушечный выстрел грянул, когда передняя башня приблизилась на двести саженей к городским стенам. Ядро с грохотом врезалось в верхний ярус, проломив настил и разметав несколько бревен. Татарские воины на мгновение остановились, но окрики десятников заставили их продолжить движение.

— Толкайте, собаки! — кричал татарин в кольчуге, размахивая кривой саблей. — Еще немного, и мы будем на стенах!

Вторая башня получила удар прямо в основание. Тяжелое ядро расщепило часть левой стены, и вся конструкция опасно накренилась. Воины, толкавшие ее, в панике разбежались, когда башня начала заваливаться на бок. С треском ломались перекрытия, сыпалась глина.

На невысоком холме, откуда открывался вид на всю равнину перед Кашлыком, хан Кучум восседал на персидском ковре, разложенном прямо на земле. Его узкие глаза внимательно следили за происходящим, а тонкие губы растянулись в довольной улыбке. Рядом с ним стоял мурза Карачи и Алексей.

— Смотри, о великий хан, как они тратят порох! — воскликнул инженер, потирая руки. — Каждый выстрел — это горсть пороха меньше у Ермака. Пусть стреляют!

Третья башня дошла ближе других — до стен оставалось не больше сотни саженей. Казаки сосредоточили на ней огонь двух пушек. Первое ядро снесло кусок правой стены, второе пробило низ башни по центру, однако башня продолжала двигаться. Толкавшие ее воины упорно шли вперед.

— Твоя хитрость работает, Алексей, — Карачи повернулся к инженеру, решив поддержать его перед глазами Кучума. — Эти башни — приманка для их пороха. Но ты говорил, что сегодня мы победим.

— Думаю, до ночи мы возьмем Кашлык, о великий хан. К тому же на каждый выстрел из пушки уходит фунт пороха. Посчитать — по несколько выстрелов на башню, пять башен… Это уже двадцать фунтов как минимум! После взрыва порохового склада у них скорее всего осталось только то, что было в пушках, и это если они держали их заряженными! А я в этом очень сомневаюсь! Ермак решил, что настал самый решительный момент, но как же он ошибается!

Четвертая башня получила роковой удар, когда до стен оставалось полторы сотни саженей. Ядро попало проломило две стены, и вся махина рухнула вперед, погребя под собой несколько воинов. Крики раненых смешались с треском ломающегося дерева. Уцелевшие татары бросились врассыпную.

— Неважно, — махнул рукой мурза, оглядываясь на Кучума. — Главное — заставить их стрелять. Каждая башня стоит нам только дерева и труда, а им — драгоценного пороха, который не пополнить.

Пятая, последняя башня двигалась медленнее всех — ее толкали уставшие воины, многие из которых перебежали к ней по приказу десятников от рухнувших конструкций. Казачьи пушкари выпустили по ней сразу три ядра. Первое снесло угол, второе пробило стену в самом низу, третье довершило разрушение, расколов башню почти пополам. Она еще некоторое время двигалась под уклоном по инерции, разваливаясь на ходу, пока окончательно не развалилась в груду бревен и досок.

— Великолепно! — с некоторой наигранностью хлопнул в ладоши Карачи. — Видели, сколько выстрелов? Пятнадцать, может, двадцать! Если не все, то большая часть пороха ушла!

Хан Кучум задумчиво почесал бороду, наблюдая, как остатки татарского войска отступают от стен Кашлыка, оставляя на снегу обломки башен. Ему явно не нравилось то, что происходит. Идея заставить Ермака тратить порох была для старого хана слишком необычна.

— А если у Ермака еще есть запас? — с некоторым недоверием спросил он.

— Ермак может хитрить и что-то приберечь, — сказал Алексей, стараясь показать свое правдолюбие. — Но все равно — потратить столько пороха на деревяшки… Это большая потеря для осажденных. А сейчас пойдут другие башни. Крепкие, настоящие.

Послышался протяжный боевой клич, вперед, словно исполинские черепахи, медленно двинулись пять новых осадных башен.

Они представляли собой уже более грозное зрелище, чем предыдущие.

Каждая была сколочена из могучих стволов лиственницы, скрепленных железными скобами и кожаными ремнями. Толстый слой глины, перемешанной с конским волосом и соломой, покрывал внешние стены, придавая сооружениям серо-бурый цвет засохшей земли. На верхних площадках виднелись бойницы для лучников, а спереди каждую башню защищал навес из сырых бычьих шкур, натянутых на деревянный каркас.

Под основанием каждой башни находилось по восемь массивных катков, вытесанных из цельных сосновых стволов. Десятки татарских воинов толкали в деревянные упоры, медленно продвигая громоздкие сооружения по уже утопанной земле. Лица блестели от пота. Десятники выкрикивали команды, задавая ритм движению. Люди тащили высокие деревянные щиты, прикрывавшие от стрел. Хотя, как уже стало понятно, задержать их они не могли — только сделать так, чтобы огонь стал вестись вслепую, сквозь доски.

На стенах Кашлыка виднелась суета. Пушкари разворачивали орудия в сторону приближающейся угрозы. Казаки понимали, что эти башни будут прочнее предыдущих, и это им явно не нравилось.

Первый пушечный выстрел прогремел, когда башни преодолели большую часть расстояния до городских стен. Ядро с глухим ударом врезалось во фронт башни, выбив фонтан глиняной крошки и щепок, но конструкция устояла.

Следом загрохотали остальные пушки. Воздух наполнился дымом и грохотом. Ядра попадали по целям, но толстые лиственничные бревна, укрепленные поперечными балками и железными стяжками, пока выдерживали удары. Глиняная обмазка осыпалась, обнажая потемневшую от времени древесину, однако башни продолжали неумолимо приближаться.

Самая левая башня двигалась быстрее остальных. Внутри, за толстыми стенами, укрывались лучники и пехотинцы, готовые ринуться на стены, как только башня приблизится вплотную. Сквозь щели в досках они видели, как приближаются городские укрепления, и сжимали оружие, предчувствуя не то победу, не то смерть, а может, и одно, и другое.

Внезапно одна из башен дрогнула. От ударов тяжелых ядер в воздух взметнулись щепки. Видимо, казаки увеличили число пороха, или сказались попадания в одно и то же место. Основание башни оказалось проломлено, конструкция покачнулась и начала медленно заваливаться набок. Татарские воины бросились врассыпную, когда многотонное сооружение с треском рухнуло на землю, подняв облако пыли.

Эта же судьба постигла еще две башни.

Но затем порох, видимо закончился, потому что выстрелы больше не слышались, и две оставшиеся башни беспрепятственно двигались к городу.

В бойницах мелькали татарские лучники, отвечавшие на обстрел защитников.

Поле перед Кашлыком представляло собой странное и завораживающее зрелище. Разрушенные башни лежали среди поля, как поверженные великаны, но две неуклонно приближались к городу, оставляя за собой след из тел татарских воинов, убитых прилетевшими со стен стрелами…

…Я стоял на деревянной стене Кашлыка, вцепившись побелевшими пальцами в грубо обтесанные бревна частокола. Солнце нещадно палило, заставляя щуриться от яркого света, отражавшегося от речной глади Иртыша. Пот струился по спине под кафтаном. Внизу, за стенами, кипела подготовка к штурму — татарские воины сновали в своем лагере, словно муравьи вокруг муравейника.

— Как я и думал, мы понапрасну потратили порох… — процедил я сквозь зубы, наблюдая за двумя уцелевшими башнями, которые медленно, но неумолимо приближались к стенам. — Первые пять башен были остановлены легко, а следующие оказались гораздо крепче. Говорил я Ермаку, что не надо это делать! Наверняка расчет Кучума и инженера-предателя был именно на то, чтоб лишить нас последнего… Но теперь ничего не изменишь.

Понял ли Ермак, что этот Алексей — будь он проклят — специально послал вперед более слабые конструкции, чтобы выманить наш огонь? Но что сейчас об этом говорить.

Башни приблизились вплотную. Я буквально кожей почувствовал, как татары внутри них готовились перекинуть штурмовые мостки. Сердце забилось чаще. Я повернулся к казакам:

— Готовьте огнеметы! Живо! Тащите больше их туда, куда упадут мостики! Должно быть несколько штук на месте! Закончилась смесь в одном, тут же начинает другой!

Казаки суетились вокруг огнеметов. Железные раструбы, похожие на огромные воронки, были направлены в сторону мест, где должны были падать мостки. К каждому раструбу тянулся кожаный шланг от деревянного бочонка с горючей смесью. От вражеских стрел огнеметы закрывались высокими деревянными щитами, обитыми войлоком и шкурами. Здесь это было универсальным средством против стрел.

— Все готово! — крикнул кто-то из казаков.

Но грохот упавших мостков заставил всех все-таки вздрогнуть. Деревянные настилы с глухим стуком легли на край стены. В тот же миг из башен хлынули татарские воины. Первые ряды были закрыты щитами и мокрыми войлочными накидками, промазанными глиной. Они знали о наших огнеметах. Хорошо знали! Оставшиеся в башнях татары выпускали стрелу за стрелой, но пока что раненых не было, хотя некоторые стрелы пролетели прямиком сквозь бойницы.

— Огонь! — заорал я во всю глотку.

Казаки навалились на кузнечные мехи. Воздух с шипением погнал горючую смесь — живицу, смешанную с жиром и маслом — по кожаным шлангам. Горящая смесь вырвалась из раструбов.

Ревущее пламя ударило по штурмующим. Несмотря на мокрый войлок и глину, огонь прилипал к телам, проникал в щели между щитами. Передние ряды татар превратились в живые факелы. Крики горящих людей смешались с треском пламени и грохотом оружия. Запах горелой плоти и смолы ударил в ноздри.

— Не останавливаться! Качайте! — кричал я, видя, как следующие ряды татар лезут по спинам упавших товарищей.

Тут же заработали тяжелые арбалеты. Болты, толщиной с добрый палец, пробивали татарские щиты насквозь, сшибая воинов с мостков. Но на место павших тут же вставали новые.

— Полиболы! — скомандовал я. — Стреляйте!

Стрелометные машины, сконструированные по древним рецептам, начали выпускать одну стрелу за другой, почти как автомат. Мощностью они уступали страшным арбалетам с немецким воротом, но в десятки раз превосходили их по скорострельности.

Татары на мостках падали один за другим, но остальные продолжали лезть с упорством обреченных.

От левой вражеской башни повалил дым. Огонь от наших огнеметов перекинулся на деревянную конструкцию. Несмотря на глиняную обмазку и мокрые шкуры, внутри разрастался пожар.

— Есть! — выкрикнул кто-то из казаков. — Горит, проклятая!

Однако оставшиеся в башне татары, понимая, что деваться некуда, бросились в последнюю отчаянную атаку. Они лезли уже без всякого порядка, просто пытаясь задавить нас числом.

Я выхватил саблю и рубанул татарина, который все-таки сумел проскочить через бревна. Лезвие вошло в шею, и враг рухнул к моим ногам, обливая доски кровью.

— Еще немного осталось! — крикнул я.

Правая башня тоже задымилась. Огонь, несмотря на все предосторожности врага, делал свое дело. Конструкции слишком долго находились под воздействием нашего пламени.

Враги больше не наступали. Желающих лезть в горящие башни, чтобы потом попасть еще и под наши огнеметы, не было. Есть вещи пострашнее гнева хана Кучума.

А затем раздался треск ломающегося дерева. Левая башня накренилась, мостки соскользнули со стены.

— Назад! Назад! — услышал я крики на татарском языке. Кое-какие слова я уже научился понимать.

Враги начали отступать развернулись и побежали обратно, спасаясь от огня и казачьих стрел.

Я опустил саблю и оперся на нее, тяжело дыша. Рубаха промокла насквозь. Руки дрожали от напряжения. Вокруг меня казаки тоже опускали оружие, глядя, как враг отступает от стен.

Обе башни горели теперь в полную силу. Огонь взвивался к небу черными клубами дыма. Конструкции трещали роняя горящие обломки. Татары бежали от них подальше, бросая убитых и раненых.

Мы выстояли и на этот раз. Но что будет завтра? Как будем отбиваться?

Палящее солнце медленно клонилось к закату, окрашивая дым над полем боя в багровые тона. Хан Кучум стоял в весте от стен Кашлыка, его губы дрожали от ярости. Рядом с ним застыли мурза Карачи и Алексей, и еще десяток телохранителей Кучума.

Перед их глазами разворачивалась картина полного провала. Восемь осадных башен, на которые возлагались надежды, лежали разбитыми и искореженными вдоль дороги к крепости. Некоторые были опрокинуты набок, другие развалились на части. Обломки досок, веревок и кожаных щитов усеивали подступы к стенам, словно останки поверженных великанов.

Но самое страшное зрелище представляли две башни, которым все же удалось достичь крепостных стен. Они пылали ярким пламенем, и черный дым от горящей смолы и дерева поднимался высоко в небо.

— Проклятые казачьи псы! — прорычал Кучум, его голос дрожал от бешенства. Он уже забыл про то, что главной целью атаки были заставить Ермака сжечь остатки пороха.

Хан резко повернулся к Алексею, и в его черных глазах плескалась такая злость, что русский инженер невольно отступил на шаг. Старый правитель Сибирского ханства выглядел в этот момент как разъяренный степной волк, готовый разорвать любого, кто попадется ему на пути.

— Ты обещал мне победу, русский! — Кучум ткнул пальцем в сторону горящих башен. — Ты говорил, что твои башни неприступны, что с их помощью мы возьмем Кашлык за один день! А теперь смотри — они горят, как сухая трава в степи!

Мурза Карачи молча наблюдал за этой сценой, его обычно улыбающееся лицо оставалось непроницаемым.

Алексей, однако, сохранял поразительное спокойствие. На его лице даже появилась легкая улыбка, что в данной ситуации выглядело почти безумием. Он поднял руку в примирительном жесте и заговорил ровным, уверенным голосом:

— Погоди гневаться, великий хан. Посмотри внимательнее на поле боя. Да, мы потеряли башни, но разве ты не заметил кое-что важное?

Кучум нахмурился, от ярости не понимая, к чему клонит русский. Инженер продолжил, указывая на крепостные стены:

— Первые башни казаки уничтожили пушечным огнем. Грохот стоял такой, что птицы на версту вокруг разлетелись. Но посмотри на две последние, те, что дошли до стен…

Хан прищурился, вглядываясь в дым и пламя. Карачи тоже повернул голову.

— Главное, что Ермак потратил последний порох! — воскликнул Алексей с торжеством в голосе. — Ты видел, хан, что по двум последним башням уже не стреляли? Все, пушки Ермака замолкли! И скоро в бой вступит наше самое сильное оружие!

Кучум медленно перевел взгляд с горящих башен на лицо инженера. Действительно, две последние башни казаки подожгли уже вручную. Никаких выстрелов, никакого грохота пушек — только огонь и стрелы.

— Ты уверен? — хрипло спросил хан.

— Абсолютно уверен, великий хан, — кивнул Алексей.

На лице Кучума медленно расцвела хищная улыбка. Старый хан выпрямился, расправил плечи.

— Может быть, ты и прав. — медленно произнес он. — Может быть.

Инженер поклонился, скрывая удовлетворение.

Солнце продолжало опускаться к горизонту, удлиняя тени. Дым от пожарищ смешивался с вечерней дымкой, создавая причудливые узоры в воздухе. Где-то вдали раздавались стоны раненых и крики командиров.

Кучум еще раз окинул взглядом поле неудавшегося штурма, затем ушел к своему шатру. За ним поспешили его телохранители.