Военный инженер Ермака. Книга 5

Глава 7

Я был в ярости. Мы израсходовали весь наш порох на эти чертовы осадные башни. Зачем — не знаю! Думаю, что таков и был план этого проклятого русского инженера, состоящего на службе у Кучума. У нас нет пороха ни на один артиллерийский выстрел теперь. Только то, что у казаков припрятано при себе было — у кого на десять выстрелов из пищали, у кого на двадцать, а у кого, считай, ни на сколько.

Какого черта было палить по осадным башням? Как показала схватка с двумя дошедшими до нас, особой угрозы они не представляли — наши огнеметы устроили сплошную зону поражения в районе мостиков, что вместе со стрельбой из арбалетов не дало татарам пройти. Так можно было поступить и с остальными башнями! Живица-то у нас в лесу растет, в отличии от пороха! Насобирали ее тьму!

Ермак был расстроен, чувствовал свою вину, понял, что неправ, хотя и молчал. Ничего высказывать я ему не стал. В принципе, это обычная картина на войне, когда ошибка командира приводит к невообразимым бедам. Это норма, хахаха! А как красиво падали осадные башни после ударов пушечных ядер! Кто бы еще понимал, что они в каком-то смысле падают не татарам на головы, а нам!

…Я не спросил у Ермака разрешения на строительство двух требушетов. Не спросил, и все. Так надо, я лучше знаю. И он не стал, как обычно, подходить ко мне, спрашивать, как происходит работа и что я задумал.

…Осточертело мне наблюдать, как нам на головы падают зажигательные бомбы. Вреда почти не наносят, но бегать-тушить приходится. К тому же, Кучум (или, вероятнее, предатель-инженер), решили, чтобы уменьшить чудовищный расход смолы, чередовать зажигательные снаряды с камнями. Здоровенные каменюки падали на нас, как метеориты. В ожидании такого практически над всеми крышами мы сделали из бревен настилы и покрыли толстым слоем земли, смягчавшим удар, но все равно.

….Вот они, голубчики. Два наших требушета. Массивная рама, скрепленная железными полосами и заклепками, держала на себе всю конструкцию. Метательная балка — огромное бревно лиственницы длиной в десять саженей — покоилась на мощной оси, укрепленной в верхней части рамы. На коротком конце балки висел противовес — плетеный короб, набитый камнями. На длинном конце — праща из толстой кожи, способная удержать и каменное ядро весом в несколько пудов, и глиняный горшок с горючей смесью. Вся эта махина поворачивалась на массивном основании, а само основание покоилось на толстых бревнах-катках.

Сейчас начнется контрбатарейная стрельба. Задача — сжечь вражеские требушеты. У нас преимущество — мы знаем, где они. Вот за теми насыпями. Пространство перед Кашлыком почти без холмов, мы все видим. А они нас — нет. Есть польза от крепости. Хотя враги увидят, откуда летят снаряды.

А теперь главное отличие требушетов наших — они стоят на платформе, на катках! С первого выстрела вражескую «артиллерию» нам не поразить, а в ответ в нас по тому месту, откуда возник снаряд, полетит незамедлительно, поэтому надо быть мобильными. Как говорится, движение — это жизнь!

Станем бить как «зажигалками», так и обычными камнями (натащили их с реки достаточно). После каждого выстрела будем смещаться, а перед выстрелом — вбивать в землю клинья, чтоб зафиксировать требушет. Точность, разумеется, в такой конструкции пострадает, но куда деваться.

…Первые наши камни полетели утром. Сразу с двух требушетов по одному вражескому, тому который слева. Промах. Бегом начали переезжать с позиции. На десятки метров — потому как разброс у вражеского требушета огого, может и случайно зацепить. В ответ незамедлительно прилетели пылающие горшки а потом и камни. Но все промахнулись.

Солнце поднималось все выше, и дуэль продолжалась. Мы стреляли, откатывались, снова заряжали. Казаки, не занятые в обслуживании требушетов, сновали туда-сюда, готовые тушить любой огонь. После каждого залпа я корректировал прицел, высчитывая в уме траекторию и учитывая ветер. Пятый залп — опять мимо, но уже ближе. Камень упал в десятке саженей от вражеского требушета, подняв фонтан земли. Татары в ответ усилили обстрел. Один из их камней угодил прямо в то место, где мы только что стояли. Земля содрогнулась.

Дальше мои расчеты стали работать лучше. Я научился предугадывать, как поведет себя снаряд при данной силе ветра и угле запуска. Восьмой залп — каменное ядро легло совсем рядом с целью. Девятый — и зажигательный снаряд грохнулся рядом с вражеским требушетом, разбрызгивая горящую смесь. Я увидел, как татары засуетились. Что, несладко? Привыкли к тому, что ответки нет?

Солнце уже клонилось к западу, когда удача наконец улыбнулась нам. Очередной зажигательный снаряд с левого требушета описал идеальную дугу и упал прямо на вражескую машину. Глиняный горшок разбился, горящая смесь растеклась прямо за насыпью. Высоко пламя поднялось! Татары бросились тушить, но тут подоспел второй снаряд с правого требушета. И попал точно в цель! Видимо, рядом с их требушетом хранились запасы зажигательной смеси — вспыхнуло шикарно! Столб черного дыма взметнулся в небо.

Не давая врагу опомниться, продолжили обстрел уже второго требушета. Теперь, когда один из них горел, ответный огонь по нам стал беспорядочным, неприцельным. Воспользовавшись замешательством и воодушевленные, мы усилили темп стрельбы. Седьмой снаряд по второму требушету — мимо. Восьмой — недолет. Девятый — перелет, но близко. Десятый…

Десятый зажигательный снаряд угодил прямо в цель, и уже второй вражеский требушет запылал как огромный костер.

Казаки на стенах закричали, забросали шапки вверх. Некоторые стали креститься, благодаря Бога за удачу. Я вытер пот со лба, чувствуя, как напряжение этого долгого дня отпускает плечи. Но оно того стоило. Два вражеских требушета горели в вечерних сумерках как огромные факелы, освещая татарский лагерь призрачным красноватым светом. Маленькая победа.

…Но, как выяснилось, праздновать было очень рано. Я все гадал, каков будет следующий ход татар, и теперь увидел его.

Тараны.

И не простые. Защищенные от нашего огня. Почти что танки, движущиеся на катках.

Они пошли к нам ночью.

В лунном свете я разглядел массивную конструкцию — толстые бревна, скрепленные железными полосами. Сверху короб был покрыт толстым слоем глины, поблескивающей от влаги. С боков свисали мокрые бычьи шкуры, с которых капала вода. Крыша была треугольной, чтобы сверху скатывались камни и все остальное, что защитники крепости захотят на таран бросить.

Тараны приближались медленно, неумолимо, словно огромные жуки-древоточцы, готовые вгрызться в наши укрепления.

Эта штуки скорее всего окажутся похуже осадных башен.

— Готовьте горшки со смолой! — сказал я казакам. — Будем кидать на пути таранов. По огненному полю они не пройдут.

…Первый таран подполз к стене на расстояние в полсотни саженей.

Горшки разбивались о крышу тарана, растекаясь огненными ручьями. Пламя охватило весь короб, но он продолжал двигаться. На пути тарана возникло настоящее огненное озеро, но татары оказались к этому готовы и из занавешенного бычьими шкурами отверстия, через которое должно было бить окованное железом бревно, полетела земля, засыпающая пламя.

Похоже, защиту от огня сделали основательной. Использовали все, что только могли. И глину, и пропитку дерева, и даже «средства пожаротушения».

Второй и третий тараны тоже приблизились к стенам с других сторон, хотя и немного медленнее. Их остановить мы тоже не могли.

Первый таран скоро достиг стены. Я услышал скрежет — наверное, открывались внутренние створки короба, и показалось массивное бревно с железным наконечником. Татарские и пехотинцы лучники подступили ближе к городу, чтобы прикрыть тараны от возможной нашей вылазки.

…Удар потряс всю стену. Бревна задрожали, посыпалась глина из щелей. Затем еще один, еще… Очередной удар выбил одно из нижних бревен. Третий пробил брешь размером с человеческую голову.

Мы перенесли огнемет вниз и направили струю пламени прямо в пробоину. Раздались крики — кого-то из татар обожгло. Но таран продолжал свою разрушительную работу. С каждым ударом дыра становилась больше.

— Полибол сюда! — приказал я.

Четверо казаков притащили тяжелое орудие. Мы развернули его напротив растущего пролома. Как только дыра стала достаточно большой, я дернул спусковой рычаг. Два десятка болтов со свистом влетели внутрь короба, но таран не остановился. Возможно, стрелам мешали внутренние защитные перегородки тарана.

Внезапно бревно-таран втянулось внутрь короба. Мы с Ермаком переглянулись.

— Что они задумали? — пробормотал атаман.

Ответ пришел через несколько мгновений. Короб начал потихоньку смещаться вправо. Он остановился в двух саженях от первого пролома, и снова начал бить — теперь уже в новое место стены.

— Хитрые черти! — выругался кто-то из казаков. — Всю стену разнести хотят!

Я понял замысел врага с ужасающей ясностью. Они не собирались штурмовать один-два пролома, где мы сосредоточим всю огневую мощь. Они планировали пробить множество дыр по всему периметру, растянув наши силы до предела. Или даже просто выбить огромные куски стены, а не узкие проходы, столь уязвимые для нашего огня.

Интересно, как они поворачивают катки. Приподнимают всю конструкцию, что ли.

Я побежал проверить, что происходит у других таранов. Картина была та же — пробив брешь, они смещались и начинали долбить стену в новом месте. Наши огнеметы и полиболы ничего не могли сделать.

Второй таран уже пробил три бреши подряд. Стена там держалась на честном слове. Еще пара ударов — и целый участок ограждения прекратит существование. Наверное, стены надо было раньше дополнительно укрепить. Хотя это бы не слишком помогло — остроносый наконечник почти что разрезал бревна, а не толкал их.

Стрелы и болты сыпались на тараны градом, но толстые бревна и мокрые шкуры надежно защищали татар внутри. Огонь лизал деревянные короба, но глиняная обмазка не давала им разгореться. А пороха у нас не было. Мы кидали камни и бревна, чтобы не дать таранам перемещаться вбок, но татары сталкивали их шестами, просунутыми через боковые бойницы.

К рассвету картина стала совсем безрадостной. Стены зияли дырами и проломами, кое-где достигавшими нескольких метров в ширину. Мы начали строить за ними вторую стену и баррикады, но особой пользы это нам принести не могло.

Солнце поднялось над Иртышом, и в лагере Кучума забили барабаны. Войско хана готовилось к штурму. Я посмотрел на изрешеченные стены Кашлыка. Некогда неприступная твердыня превращалась в руины.

Затем обернулся к Ермаку. Атаман стоял неподвижно, глядя на разрушающиеся укрепления. В его глазах читалась та же мысль, что терзала меня — мы недооценили противника. Инженер Кучума оказался умнее. Он учел наши огнеметы, подготовился к зажигательной смеси, и теперь методично разбирал нашу оборону по бревнышку.

В татарском лагере радостно ревели трубы.

…На небольшой возвышенности на расстоянии версты от городских стен стояли трое мужчин, внимательно наблюдавших за разворачивающимся действом. Хан Кучум, облаченный в богатый халат из бархата, расшитый золотыми нитями, неподвижно застыл, положив руку на рукоять своей сабли. Его взгляд был прикован к городским укреплениям, где медленно, но неумолимо двигались осадные машины.

Справа от хана стоял мурза Карачи, слева — Алексей, чье лицо в этот момент буквально светилось от гордости и удовлетворения.

Внизу, у стен Кашлыка, работали три массивных тарана. Эти конструкции, созданные Алексеем, представляли собой настоящее чудо инженерной мысли. Каждый короб был сбит из толстенных бревен, способных выдержать любой удар. Поверх дерева был нанесен толстый слой глины. А сверху вся конструкция была обильно пропитана специальным зольным раствором, который делал дерево практически негорючим.

Первый таран с глухим, размеренным стуком бил в одну точку стены. Раз за разом тяжелое бревно, окованное железом, врезалось в деревянные стены. Когда пролом становился достаточно большим, вся конструкция на катках смещалась вбок на пару аршин, и таран начинал долбить стену рядом с уже пробитым местом.

Со стен Кашлыка раздавались крики казаков. Защитники крепости отчаянно пытались помешать работе таранов. Сверху летели горящие стрелы, горшки с кипящей смолой. Но все было тщетно. Огонь лизал поверхность коробов, оставляя лишь черные следы копоти, но не причиняя существенного вреда. Глина трескалась от жара, но держалась, а пропитанное зольным раствором дерево упорно отказывалось загораться.

— Смотри-ка, как они стараются! — воскликнул Алексей, не в силах сдержать торжествующую улыбку. — Но все их усилия напрасны! Я же говорил вам, великий хан, что мои тараны выдержат любой огонь!

Инженер буквально сиял от гордости. Его творения работали безупречно.

— Видишь, великий хан, у нас все получилось! — продолжал Алексей, повернувшись к Кучуму. — Скоро стены Кашлыка рухнут, будто их и не было! Но если бы мы не заставили Ермака потратить весь порох, ничего бы не вышло.

Хан Кучум медленно кивнул, не отрывая взгляда от осажденного города. В его темных глазах мелькнуло удовлетворение. Атака осадными башнями заставила казаков израсходовать драгоценный порох. А без пушек они не могли уничтожить тараны.

— Ты прав, урус, — произнес хан своим низким, властным голосом. — Твоя хитрость с порохом решила исход дела. Казаки теперь беззубые волки.

Мурза Карачи закивал, соглашаясь с ханом.

— Алексей говорит правду, мой хан. Без пороха их пушки — просто железо. Против наших таранов у них теперь нет оружия. Стрелы и сабли не остановят осадные машины.

В этот момент раздался особенно громкий треск — это обрушился большой кусок стены там, где работал один из таранов таран.

— О великий хан, при нынешней скорости создание широких проломов займет еще несколько часов. Скоро твои воины смогут тысячами ворваться в город.

Кучум перевел взгляд на Алексея. Полезен ты, русский, очень полезен, читалось в глазах хана.

— Ты хорошо послужил мне, Алексей, — произнес хан. — Когда Кашлык падет, ты получишь достойную награду. Золото, меха, лучших коней из моих табунов — если кони тебе нужны.

Алексей низко поклонился:

— Благодарю тебя, великий хан! Твоя щедрость не знает границ! Я и дальше буду верно служить тебе своими знаниями.

…У стен Кашлыка работа продвигалась успешно. Второй таран уже тоже пробил брешь в стене и теперь расширял ее, методично долбя соседние участки. Третий от него не отставал.

Из города доносились звуки колокола — то ли набат, то ли призыв к молитве. Казаки метались по стенам, пытаясь организовать оборону. Некоторые пытались сбрасывать на тараны тяжелые камни, но бревна выдерживали эти удары, а камни скатывались вниз.

В татарском стане тем временем шла активная подготовка к решающему штурму. Знаменосцы разворачивали боевые стяги.

Хан Кучум молча наблюдал за приготовлениями, изредка кивая в знак одобрения. Его мысли были уже там, в Кашлыке, который вот-вот должен был снова стать его столицей. Годы унижения, бегства, скитаний по степям подходили к концу. Казачья вольница Ермака будет сметена, и Сибирское ханство возродится в прежнем величии.

Солнце поднималось все выше, и тени становились короче. Удары таранов не прекращались ни на мгновение. Все три машины работали в своем мерном ритме, и с каждым ударом стены Кашлыка становились все слабее. Проломы росли, деревянные укрепления трещали и ломались.

Алексей не сводил восхищенного взгляда со своих творений. В этот момент он чувствовал себя подобным древним полководцам, бравшим неприступные крепости. Его инженерный гений торжествовал над казачьей доблестью. Пусть теперь попробуют остановить татар без пороха, с одними саблями да пищалями без зарядов!

В воздухе витало предчувствие близкой развязки. Все понимали — еще немного, и начнется последний акт этой кровавой драмы.

…Очередной мощный удар тарана проломил значительную брешь в северной стене. Воины хана закричали от восторга, подняв вверх сабли. Защитники Кашлыка метались по стенам, но было очевидно, что город доживает последние часы.

— Смотрите, как они бегают! — воскликнул Кучум, его голос звенел от предвкушения победы. — Как крысы в горящем амбаре! Скоро этот город снова станет моим, как и должно быть.

Хан провел рукой по седой бороде, затем решительно махнул в сторону выступающей из леса группы деревьев, росших ближе к стенам города.

— Давайте подойдем поближе, вон до тех деревьев, — сказал он, указывая на небольшую рощицу берез в двухстах шагах от их позиции. — Я хочу видеть, как все будет происходить. Хочу видеть страх в глазах тех, кто посмел захватить мой город.

Алексей нервно поправил ворот и покачал головой:

— О великий хан, лучше не надо. Это слишком опасно. Ермак хитер.

Кучум презрительно фыркнул, его глаза сузились.

— У Ермака нет пороха. И даже если он выстрелит из пушки, ядра и картечь пролетят мимо. А тем более пуля из пищали и стрелы.

Мурза Карачи, сменив свою вечную улыбку на серьезное выражение, тоже попытался остановить хана:

— Повелитель, русский прав. Лучше не надо рисковать. Победа уже близка, зачем подвергать себя даже малейшей опасности? Пусть воины закончат дело, а мы будем наблюдать отсюда.

Кучум повернулся к своим спутникам, и на его губах заиграла насмешливая улыбка:

— Что, испугались? Сам мурза Карачи боится подойти к стенам полуразрушенного городка?

Карачи выпрямился, его лицо покраснело.

— Нет, ни в коем случае, мой хан. Я просто забочусь о вашей безопасности. Но если вы приказываете, я пойду с вами хоть в самое пекло.

Алексей засуетился, его лицо покрылось испариной:

— Мне… мне нужно срочно что-то проверить в лагере. Конструкция таранов требует постоянного присмотра. Я не могу пойти с вами, простите.

Кучум расхохотался.

— Ты не воин, русский. Твое место среди инструментов, а не на поле битвы.

Алексей кивнул, стараясь придать голосу твердость:

— Да, это правда. Но я умею делать оружие, которое приносит победу. Мое мастерство служит вам лучше любой сабли.

— Ну хорошо, — махнул рукой хан, уже теряя интерес к разговору. — Каждый пусть занимается своим делом. Иди и дожидайся, пока стены падут окончательно.

Алексей поклонился и поспешно направился обратно к лагерю, его фигура быстро уменьшалась среди палаток и повозок.

Кучум кивнул своим телохранителям — четверым рослым воинам в кольчугах, чьи лица были скрыты под шлемами. Карачи тяжело вздохнул, но последовал за ханом. Небольшая процессия двинулась к окраине леса. Трава под их ногами была еще влажной, а в воздухе чувствовался запах дыма.

Я стоял на разбитой стене Кашлыка, и сердце моё сжималось от понимания того, что конец близок. Вдали расстилалось море вражеских воинов — тысячи татар Кучума были готовы идти на штурм. Когда Ермак в свое время взял с боем Кашлык, все думали — навсегда. Но ошибались.

Грохот таранов сотрясал землю под ногами. Три исполинские машины, не обращая внимания на то, что они горят, методично били в наши стены.

Я поднёс к глазам подзорную трубу и вдруг замер.

Невдалеке появилась люди. Богатые халаты, расшитые золотом, сверкали на солнце. Кучум! Рядом с ним — мурза Карачи. С ними было ещё несколько телохранителей в полном вооружении.

Они шли пешком, медленно приближаясь к Кашлыку, очевидно желая лучше насладиться зрелищем падения нашей твердыни. Остановились они шагах в шестистах от стены — далеко, но не настолько, чтобы совсем не разглядеть происходящее.

Меня словно молнией ударило. Это был шанс! Единственный шанс если не спастись, то хотя бы дорого продать свои жизни.

— Фёдор! Степан! Григорий! — заорал я что есть мочи. — Быстро ко мне! И остальных стрелков тащите!

Через полминуты вокруг меня собрались десять человек — лучшие стрелки нашего отряда, созданная мной снайперская команда. За спинами у них были длинные ружья с нарезными стволами — моя гордость, выстроганная и выкованная за долгие зимние месяцы. На каждом — прицел из линз, позволявший целиться куда точнее обычного.

— Братцы, — говорил я торопливо, пока они заряжали ружья. — Видите вон ту группу на холме? Это Кучум с Карачи. Если положим их — может, татары дрогнут, может, начнётся смута в их стане. Это наш единственный шанс.

Степан, седой казак, ветеран многих походов, прищурился.

— Далековато будет, Максим. Шестьсот шагов — это не шутка даже для этих ружей. Но попробовать надо.

— Знаю, — кивнул я. — На пределе дальности, а то и за ним. Но другого случая не будет. Пороху у нас всего ничего. Давайте, занимайте позиции! Только чтоб вас татары не заметили!

Казаки полезли на стену. Наконец все заняли позицию. Я встал крайним справа, тоже вскинув ружьё.

— Целиться в двоих в центре — это Кучум и Карачи, — скомандовал я, глядя в прицел. — Кто в красном бешмете — это Карачи, кто рядом — Кучум. Половина — в одного, половина — в другого. Карачи нам нужен мертвым, потому что если погибнет Кучум, он возглавит татар, и будет еще хуже. Учитывайте ветер — дует справа налево, снесёт пулю. Берите упреждение, как мы тренировались.

Руки у меня дрожали от напряжения. В прицеле я видел расплывчатые фигуры — на такой дальности даже оптика не давала чёткой картинки.

— Приготовились, — прошептал я, хотя на таком расстоянии враги всё равно не услышали бы.

Тишина повисла над стеной. Даже грохот таранов словно отступил на второй план. Слышно было только, как бьются сердца да свистит в ушах кровь.

Я сделал глубокий вдох, медленно выпустил воздух. Палец лёг на спусковой крючок.

— Огонь!

Грянул залп. Десять ружей выстрелили почти одновременно, извергнув клубы белого дыма. Дым тут же понесло ветром, застилая обзор.