Водяной

Глава 24. Вот кто во всём виноват!

Пистолет я забрал. Стёр отпечатки (чтобы там не было следов от Тамары), приложил неоднократно разными частями, в том числе и магазином, и патронами, к безвольной руке Шарпея. Понятно, лишь чтобы всё криминальное вернуть к истокам, завернул в чистую тряпку, сунул в почтовую сумку.

Подумав некоторое время, я подошёл и положив ему руку на плечо, обратился к мегалиту: «Восстановить потерю, восстановить справедливость?».

Я не знал точно какие нужны слова и что вообще хочу, меня трогало сообщение про «потерю силы». Это было словно мегалит жаловался мне на кражу.

Может быть, краденное у Шарпея? Откуда-то этот ублюдок стал так талантлив в преступном бизнесе?

И…

Я угадал. Угадывание похоже на «понял», «догадался», даже словесный корень один угадал-догадался.

Мегалит оживился и стал тянуть что-то из Шарпея. Мне было трудно понять, что происходит, но Мегалит что-то забирал, отнимал.

Тамара смотрела на меня с полным непониманием. Она чувствовала, что происходит нечто важное, существенное, но это было выше её понимания и жизненного опыта.

Я ничего не объяснял.

Информация — штука ценная, делиться ей я не спешил.

Как мне кажется, Шарпей, когда осквернил Мегалит убийством и изнасилованием, принёс кровавую жертву, неосознанно провёл ритуал. Возможно, поэтому ещё и откачал у осквернённого мегалита его силу и талант. Это объясняло, почему он из простого убийцы, без особенного образования, продвинулся до финансового воротилы.

Краденная сила — вот что это было. И теперь эта магия, чуждая простому человеку, покидала его. Он становился бледным и потерянным, словно из него выкачивали его власть и силу.

«Синхронизация требует времени», — сообщил мне мегалит и отключился от меня.

Последним штрихом мы заставили его забыть про этот разговор и наше вмешательство. Это было как у хакеров, нужно ещё и «потереть логи», замести следы.

Меня мутило, но я всё ещё твёрдо держался на ногах:

— Одевайся, Шарпей. Нам пора идти.

— Сейчас? — удивилась Тамара. — В ночь?

— Ты собралась меня чаем поить?

— Нет, но… Ночь же на дворе.

— Там, куда мы идём, принимают круглосуточно.

— Слушай, добренький Водяной, а давай утром? Он не сбежит, обещаю.

— Да он бы и не смог, он безвольный, даже если ты его оставишь в покое, от такого в себя приходят дня за три.

— Ну и хорошо! Я его чутка попью, не сильно. Мне молодость нужна, ну ты понимаешь? И он мне расскажет про номера счетов и способ снять с них деньги удалённо.

Я слегка охренел от её наглости:

— Хочешь его обокрасть напоследок?

— А ты против, Водяной? Ты мне должен за работу. Есть чем заплатить?

Я вздохнул:

— Да хрен с ним, воруй, но подчисти его память, чтобы он про эти счета в ФСБ не рассказал. Но не вздумай ему побег устроить или хуже того, казнь. Я за счёт колдун-камня всё в Колдухине чувствую.

Я оставил их до утра, ушёл, не прощаясь. Последнее, что я увидел, что Тамара поманила дочек. Понятно, твою мать, волчица учит волчат охотиться. От мысли этой меня передёрнуло.

Выйдя от Тамары, я немедленно набрал номер Дениса инквизитора.

— Вызывай своего босса, как там его, Яковлевича. Есть Шарпей и он горит желанием дать признательные показания.

— Чемоданчик?

— Тоже будет. И пистолет. Хранение и применение оружия.

— Вадим, — вздохнул он. — Что значит «будет»?

— Я утром его приведу пред твои ясные очи.

— Ну что за театральщина, нагнетание? Давай, я его арестую и он себе тихо-мирно посидит в камере?

— Не могу, ситуация иная. Завтра утром мы у тебя…

Закрыв глаза, я чувствовал, что сейчас мой собеседник инквизитор находится возле опорника, смотрит на Камколь-озеро, совершенно один.

Одиночество — это вообще какое-то его проклятие или стиль жизни.

Стряхнул наваждение.

— Так вот, — вернулся к разговору я. — Завтра утром мы к тебе в опорник придём, показания дадим. Вещдоки принесём. Оба-два. Нам обоим есть в чём признаться.

Денис сделал долгий-долгий выдох на грани трагического стона:

— Ладно… Подведёшь меня перед боссом, я тебя пристрелю. Без шуток, без муток. Ты ставишь на карту свою жизнь, Вадим Иванович, и отдаёшь себе отчёт в том, что моё оружие способно убить двоедушника.

— Любое может, лишь стрелять надо побольше… Короче, я согласен, а моя жизнь и так всегда на кону.

Утром следующего дня Колдухин потрясло новое, невиданное зрелище.

Я, новый почтальон, вёл под ручку, как заплутавшего детсадовца, опрятно одетого, но совершенно потерянного мужчину. Мы шли по улице Краснопартизанской по направлению к почте, администрации и опорнику. Само собой, нашей целью был именно опорник. Второй рукой я катил велосипед, через раму которого был небрежно переброшен дорогущий и слегка уже пострадавший от использования бронежилет. Пистолет был в кармане моего спутника, магазин от которого — в другом кармане. Мало ли, вдруг наваждение спадёт, а так ему всё-таки потребуются пару секунд, чтобы зарядить оружие. Кстати, это был дорогущий Glock 19.

По Колдухину брёл Шарпей, собственной персоной, живой, целый, всё ещё румяный, несмотря на то, что выступил донором жизненных сил. Тамара поработала на славу. Она не только загипнотизировала его. Она одела Шарпея в его же приведённый в идеальное состояние костюм, начистила ему ботинки и причесала. Он выглядел как жених, идущий на собственную свадьбу, только вместо радости на его лице было написано полное, всеобъемлющее недоумение.

Он шёл, куда я его вёл, послушный, как овечка на заклание.

В некотором роде так и было. Только он был вовсе не агнец, а тот ещё козлище.

На середине улицы над головами пронёсся квадрокоптер. Я дёрнулся, а Шарпей даже не моргнул.

Дрон несколько секунд висел над нами, потом улетел.

Мы направлялись к опорному пункту. Денис уже ждал меня и беспилотник был, скорее всего, его.

Когда мы подошли, молодой Инквизитор и Светлана уже стояли на крыльце. Увидев нашу странную процессию, Светлана недоумённо вскинула брови и посмотрела на следователя, но Денис лишь коротко кивнул.

— Морковский Олег Васильевич, кличка Шарпей, — представил я своего спутника. — Человек решил совершить явку с повинной, а на правах местного я ему дорогу показывал.

Денис сурово прищурился, смерил нас обоих взглядами, потом достал наручники (но только один комплект). Его лицо было непроницаемым, но я видел, как в глубине его глаз пляшут маленькие, хищные огоньки. Он получил то, чего хотел.

В этот момент, как будто по сценарию, из-за угла вывернула Мария Антоновна. Она шла на почту, но, увидев, как около её нового работника орудуют наручниками, замерла.

— Вадик! — возмущённо воскликнула она, уперев руки в бока. — Это ещё что за новости, твою дивизию?! Арестован?!

— Нет, я просто… — попытался оправдаться я.

— Вот же ж… Ирод! Что только не придумают, лишь бы не работать! Чтобы завтра на работе был как штык! Слышишь? Ничего не знаю! Ты моя последняя кадровая надежда, кто ж ещё почту развозить будет?!

Она погрозила мне пальцем и, гордо вскинув голову, прошествовала дальше, оставив ошеломлённых инквизитора и участковую приходить в себя от мощи её голоса.

Шарпея профессионально обыскали в четыре руки, завели в небольшую камеру и посадили под замок. Снаружи решётки поставили стул и на него усадили для усиления недовольную таким разворотом событий Василису. Видимо, караулить, чтобы он никуда не испарился. Глаз не сводить.

Девушка бросила на меня сердитый взгляд. Её не радовало, что она использована как живая камера наблюдения или охранник в магазине, который караулит дорогой коньяк.

Меня же завели в допросную. Видимо, решили для начала поговорить со мной. Несмотря на то, что Светлана тоже хотела участвовать, Денис выставил её вон.

Внутри, в переговорной, как паук в центре паутины, был Шпренгер.

Начальство.

Если Денис был похож на молодого волка, то этот был старым, матёрым медведем. Огромный, седовласый, с лицом, изрезанным морщинами и глазами, которые видели слишком много, чтобы чему-то удивляться.

За окном, несмотря на сентябрь, ярко светило солнце и надрывно пела какая-то мелкая, но громкая птица. Шпренгер и Денис сидели напротив меня.

Начался допрос.

— Итак, Купалов Вадим Игоревич, — начал Шпренгер, его голос был глухим, спокойным, как у удава, который наверняка знает, что сегодня точно пообедает. — Рассказывай. Мы тебя с коллегой очень внимательно слушаем. Ты же не против, если я в силу возраста буду обращаться к тебе на «ты»?

Я сделал глубокий вдох. Спектакль начинался.

— Не против… О чём я? Ах да. Вот… Я… я решил признаться, — сказал я, стараясь, чтобы мой голос дрожал. — Дело было так. Я приехал сюда, на свою, в Колдухин, на новую работу. Некий гражданин из местных дал мне велосипед, чтобы я довёз его до почты. Я поехал.

— Мы это уже проверили. По какой улице ты поехал? — перебил меня Шпренгер.

— Названий я тогда не знал. По Озёрной.

— Но по улице Краснопартизанской ближе ехать, — не согласился со мной Шпренгер и достал сигарету из пачки с надписью «Memphis» на красном фоне. Он протянул в мою сторону пачку, я отрицательно покачал головой.

— Во-первых, если это не очевидно, сообщаю уважаемому следствия, что я двоедушник.

— Да, коллега мне говорил. А почему сразу не сказал?

— Ну, к делу это отношения не имеет, а по древнему правилу мы не можем болтать всем подряд, за такое можно и на костёр угодить.

— Мы давно уже никого не сжигаем, времена не те. И да, мы уполномочены, если уж на то пошло, — отмахнулся Яков Лаврович. — Ладно, пропустим пока что. Так почему не по центральной, не по Краснопартизанской, а?

— Я двоедушник, а конкретно — водяной, меня тянет в воде, это что-то вроде инстинкта. Да и дороги я не знал. В общем, я катился себе, катился, красотами любовался, никого не трогал. И тут меня в этой сельской идиллии подрезал джип. Из него выскочил этот ублюдок… ну, новый русский, Шарпей ваш. Начал орать, что я ему дорогу не уступил, хотел протаранить меня, переехать своим тарантасом марки Лэнд Крузер. Урод, короче. А потом… потом, достал пистолет! И выстрелил.

— И что же Вы сделали, гражданин Купалов? — с лёгкой иронией спросил Денис.

— А что я, рыжий? Или что я, лысый?

— Успокойся, Вадим Иванович, мы видим, что ты с дредами, — мирно ответил Шпренгер, — Не лысый, не рыжий, и если у тебя проблемы с наркотиками, подскажем отличный рехаб.

— Я не наркоман! Короче, я выстрелил в него.

— А Вы умеете, гражданин Купалов? — спросил Денис.

— Да. Я же в армии служил, а в Великую Отечественную Войну — воевал.

— Этого в Вашем досье нет, там данные только по текущей судьбе и жизни. Не хотите рассказать про прошлое?

— Там я был кристально чист. Да это и не важно. В общем, я выстрелил и даже вроде бы попал в него. Хорошо хоть, по счастью, у него бронежилет был, как потом выяснилось. Но от удара, этот пижон упал и башкой ударился. Наверное, тогда он сознание и потерял.

— Очень интересно, — включился Шпренгер. — А давай мы с тобой на полшажка назад вернёмся в твоём преисполненном трагизма повествовании. И откуда же, позволь полюбопытствовать, у будущего (на тот момент) простого почтальона, пистолет? И где он сейчас?

— Пистолет я потом в озеро бросил, на берегу около своего дома.

— Координаты давай.

— Просто в конце огорода.

— Не увиливайте от ответа, гражданин Купалов, — настаивал Денис. — Изначально он откуда?

— Я его нашёл. Представляете, чудо какое? Просто нашёл на дорожке в Колдухине, как раз перед этим и как раз вёз его сдавать в полицию. Вот! — я достал из кармана сложенный вчетверо листок бумаги. — Заявление о добровольной сдаче оружия. В тот момент написал.

Шпренгер взял заявление, без интереса пробежал его глазами и усмехнулся.

— Про заявление о пистолете, как и про сам пистолет — это, конечно, брехня чистой воды. Но давай замнём для того, чтобы твоя история продвинулась, а то мы застряли. Все вы, хитрожопые румыны, покупаете пистолет на чёрном рынке, а потом таскаете заявление о добровольной сдаче. Что за волына там была, хотя бы?

— АПС, Стечкин, — отчеканил я.

— У кого брал, сколько стоил? — тут же спросил Шпренгер.

— Нашёл на дороге, на обочине, — не моргнув глазом, соврал я.

— Ладно, ладно, не даёшь себя поймать. Сейчас проверим, а ты подумай пока над своим поведением, — прокомментировал старший инквизитор.

Шпренгер встал и подошёл к двери, открыл её и высунулся из допросной в кабинет, где участковая делала вид, что заполняет протокол, но на деле как могла подслушивала наш разговор. Фанерные двери очень этому способствовали.

— Товарищ старший лейтенант Беккер, съезди, не сочти за труд, к дому нашего почтальона и у берега в воде поищи пистолет. Не думаю, что его раки утащили. Возьми, пожалуйста, удочку и магнит. Всё, что найдёшь — привези сюда.

— Слушаюсь, товарищ полковник, — Светлана, вздохнув с горестью всего немецкого народа, всё-таки она «Беккер», встала и уехала.

— Ну, хорошо, — саркастически протянул Шпренгер. — Допустим. И где же всё это время скрывался раненый бандит Шарпей, а, герой?

— Полагаю, что в одном из заброшенных домов, — пожал я плечами. — Либо у какой-нибудь бабушки, выжившей из ума. Они тут очень сердобольные, приняла за внука или там, за партизана какого.

— Ты, конкретно ты, где его нашёл?

— У дома бабки Агафьи, это на краю Краснопартизанской, на лавочке сидел. Ну, после нашего с вами разговора, товарищ следователь, я, как честный гражданин и почтальон, который знает каждую улицу, решил помочь следствию. Ездил, смотрел. А как увидел, сразу же повёл его к вам. Он сейчас в камере, Ваш коллега его арестовал.

— Знаю.

Шпренгер повернулся к Денису:

— Второй пистолет, Шарпея?

— Уже изъял, перед тем, как в камеру посадил, но ещё не оформлял. В сейфе лежит. Глок-19, австрийский, думаю, что с пальчиками. Заявления о добровольной сдаче у нашего бизнесмена нет, если что.

— Ладно.

Шпренгер посмотрел на меня с большим сомнением. Он прекрасно понимал, что Денис лично обшарил каждый заброшенный сарай в этом посёлке и Шарпея там не было. Но оба моих собеседника по этому поводу молчали.

Разговор заглох.

Шпренгер неспешно курил, Денис что-то записывал, а меня пересадили на лавочку у стены.

Через пятнадцать минут участковая позвонила и доложила, что пистолет найден, и в обойме действительно не хватает одного патрона.

— Оформлять? — спросила она по телефону.

— Не надо, просто привези, — по-отечески попросил Шпренгер.

Легенда работала, обрастая деталями.

…

Денис привёл Шарпея. Тот был бледен, словно до его затуманенного сознания постепенно доходила серьёзность ситуации. Однако его мозги были крепко настроены на признательные показания, а взгляд всё ещё был немного потерянным.

Тамарины чары крепко впитались ему в мозги.

— Олег Васильевич, — осторожно, словно ступая по трясине, начал Шпренгер. — Расскажите нам пожалуйста, что произошло?

— Я… я решил съездить в Колдухин, — монотонно заговорил Шарпей, глядя в одну точку. — Кое-какие дела с сектантами, знаете ли.

— Нет, не знаем, но с удовольствием узнаем. Это те, которые химией занимались?

— Да, хи-хи, химией, алхимией, варщики… — с лёгким взвизгом хохотнул Шарпей, но потом сделался серьёзным. — Но теперь меня замучила совесть. Я хочу во всём признаться. В трёх убийствах, включая убийство девушки, Татьяны, тридцать лет назад. В участии в ОПГ. В том, что я занимаюсь «отмывом» криминальных денег для преступников.

Денис, не веря своим ушам, протянул ему ручку и лист бумаги.

— Потребуется много листов, — саркастически бросил я из своего угла.

— Не гунди, — тихо одёрнул меня Денис. — Большой путь начинается с первого шага.

Инквизитор был доволен. Светлана, вернувшаяся с «рыбалки», тоже. Даже Василиса, заглянувшая в кабинет, выглядела удовлетворённой. Казалось бы, полный триумф. Но Шпренгер оставался мрачным.

— Где его чемоданчик? — спросил он, глядя на меня в упор, как стрелок зенитки на посторонний самолёт в зоне его досягаемости.

— Чемоданчик у меня, — спокойно ответил я. — Но это — моя часть сделки.

— Ну рассказывай, бизнесмен юный, чего ты хочешь от дяди Якова? — не мигая, спросил Шпренгер.

— Вы оформляете всё как необходимую самооборону. Я по делу прохожу как свидетель, не более. Иначе Вы меня за этого чмошника посадите, а мне это ни к чему. Сделка?

— Без проблем, юноша. Гони чемодан, ковбой велосипедный, — прорычал Шпренгер. — И будешь не просто свидетелем. Будешь нашим секретным информатором. Тебя никто никогда не тронет.

— Он у меня дома, — сказал я.

— Я не таксист, по посёлку колесить! — мгновенно сориентировалась и тут же возмутилась Светлана. — Я там только что была! Почему сразу не сказали?!

— Было рано, мы до этой части нашего марлезонского балета ещё не добрались.

— Я сгоняю мигом, — миролюбиво предложил Денис и тут же поднялся со стула.

Он съездил и вернулся буквально через десять минут. Посёлок был небольшим, пробок ввиду заброшенности большей части домов, не было.

Чемоданчик я, конечно же, предусмотрительно выловил из озера и поставил прямо посреди зала.

Шпренгер открыл его, увидел деньги, увидел папки, открыл, проверил. Его лицо наконец-то расслабилось.

— Ну, что сказать, ну, что сказать… Устроены так люди, желают знать, желают знать… Желают знать, кто сядет, — немузыкально пропел старый крокодил Шпренгер и повернулся ко мне.

— Товарищ Купалов, ты будешь оформлен как информатор Дениса Зимоградова. Понятно тебе? Протоколы он составит, приедет и так далее. А мы пока что… А что, Денис Иванович, у микроавтобуса же рессоры хорошие?

— Вполне, — не совсем понял Денис.

— Вот и отлично, — сказал он, поднимая Шарпея. — Будешь писать свои бесценные мемуары уже в пути. А то мало ли… Кто стрелял, где прятался, кого убил и так далее. Дорога до Москвы длинная, торчать тут смысла я не вижу, да и риск, что дружки нарисуются. Или кто-то хочет терпеть компанию старого гэбиста подольше?

Он обвёл всех присутствующих долгим взглядом, ему никто не ответил.

…

Все закончилось быстро, скомкано, словно из документа вырвали несколько страниц и финал этой истории нам не покажут.

Денис и Шпренгер собрались и уехали, забрав с собой убийцу, компромат и мою головную боль. Меня отпустили. Я вышел на крыльцо опорного пункта.

На улице начался тёплый, мелкий дождик. Пахло южной осенью, озоном и свободой. Я остался один. Но, едва я собрался уходить, из опорника вышла Василиса. Брови её были сдвинуты, глаза горели огнём.

— Водяной, что ты наделал?! — сердито прошептала она, её глаза горели. — Ты взял под контроль мегалит, да?

— Да, так было надо.

— Это должна была быть я! Или, на худой конец, Лихо Одноглазое! Чтобы защитить мир! Ты хоть знаешь, что это за мегалит?!

В этот момент у меня в кармане зазвонил телефон. Незнакомый номер. Я удивился. Я его, вроде бы, никому не давал. Явно попахивало магией. Я нажал на «приём».

— Это Макс Бобр, — раздался в трубке спокойный, уверенный голос. — Ты Водяной?

— Допустим.

— У тебя листы с данными по нашим проводкам, наших компаний. Кое-какие ритуалы показывают, что ты изъял их из общего объёма документов этого ублюдка Шарпея.

— И снова скажу лишь, допустим.

— Немногословный, да?

— Не люблю по телефону болтать.

— Ладно. Мы хотим договориться. Готовы платить. Разумно большую сумму. Ну, или убить тебя, если будешь себя неправильно вести.

Я усмехнулся:

— Ближайшие лет восемьдесят убить меня у вас вряд ли получится. Но я уверен, мы договоримся. Присылайте представителя. Важные дела нужно решать лично.

— Ты адекватный? — это был вопрос, а не оскорбление. Бобры народ резкий и даже злой, но они связаны со стихией воды.

— Да.

— Ладно. Я тоже адекватный…. Вроде бы. Я сам приеду, — ответил голос. — Жди. И про документы — никому ни слова.

Он сбросил вызов.

Я стоял под тёплым дождем. Василиса смотрела на меня с ужасом. А я… я смотрел на озеро Камколь. Я тут всего неделю, но уже вошёл в местную жизнь, ворвался как с ударом ноги.

Влип в проблемы Колдухина. Но теперь это были мои проблемы. На моей земле. Я — Водяной и я Хозяин земли.