— Возможно. Чего ты хочешь, Вадим?
— Мне нужен доступ на территорию завода. Беспрепятственный. Сектанты, которые там засели, меня не пускают. А мне нужно знать, что там происходит. Я прошу вашей помощи.
— Ну, я могу запросить данные по этой их «космообщине», — задумался Денис. — Пробить их лидера. Могу даже дать тебе доступ к материалам по пропаже Котлярова, владельца завода. Но какой в этом смысл? Официально они там на птичьих правах, но по факту это их крепость. Для меня важнее всего, что они не имеют отношения к перестрелке.
— Совпадение?
— Они физически отделены от места событий. И уж точно я не могу послать туда ОМОН без веского повода. А его у меня нет. Но я подумаю, что можно сделать.
— Хорошо, а то вдруг твой дядька там?
— Не там, — вздохнул он. — Но где, мы не понимаем.
— Что, даже ваши магические средства поиска не дают результата? — предположил я.
Денис не стал отвечать, так что мои предположения о том, что Инквизиция сама использует магию, остались просто мыслями.
— Ладно, — продолжил я после паузы. — Взамен я помогу тебе искать твоего Шарпея и его чемоданчик. Не обещаю, что сделаю это бесплатно, но помогу. Я почтальон, много где бываю. К тому же как водяной, чувствую это место. Я чувствую воду. Если он здесь, я его найду.
— А ты, Василиса? — спросил Денис.
— Я буду помогать вам обоим, — спокойно ответила она. — Ваши цели так или иначе пересекаются с моей. Шум, который поднял этот Шарпей, мешает моим поискам. А то, что происходит на заводе, может напрямую влиять на место нахождения мегалита.
Я слушал её и понимал, что она лукавит. Ее интересовал только мегалит. Мы с Денисом были для неё лишь временными инструментами, полезными союзниками.
— Вы уж простите мою неосведомлённость, — прервал молчание Денис, переводя взгляд то на меня, то на Василису. — Но что, чёрт возьми, такое этот «мегалит»? В моих инструкциях это слово не встречается, либо проходит только по разряду «местные суеверия».
Пришло время для лекции:
— Мегалит не байка. Если уж на то пошло, то и Водяной байка, и Инквизиция, — проворчал я.
— А что это?
— Мегалит — это сердце земли, — начал я. — Средоточие. Особое место. Мегалитов много, ну как много, то есть, штук двести на планету — это, считай, что очень мало. Причём информацией про мегалиты никто ни с кем не делится. Чаще всего это камень, огромный валун, иногда целое строение или геологическое сооружение. Место, где концентрируется, а иногда и генерируется невероятная по мощности и качеству магическая сила. Свойств у мегалита может быть несколько. Во-первых, тот, кто его контролирует, автоматически контролирует и всю местность вокруг. Чёткого радиуса нет, но обычно это территория в пределах четверти среднего муниципального района. Этот контроль может сделать людей здоровее, удачливее, богаче. Или, наоборот, несчастными, больными и бедными, если мегалит осквернён или находится в злых руках. Почва начинает плодоносить или умирает. Вода становится живой или превращается в яд.
Я сделал паузу, давая ему переварить информацию.
Василиса слушала молча, однако не поправляла, такое означало, что либо я всё говорю правильно, либо местами ошибаюсь, но не в её интересах наша излишняя осведомлённость. В конце концов, я просто долго живу, мегалиты я никогда не искал.
— Во-вторых, у каждого мегалита есть свои, особые свойства. Есть мегалиты богатства — у их владельца деньги буквально из воздуха появляются. Есть мегалиты проклятий, которые творят зло. Есть те, что способны исцелять любые раны. Некоторые позволяют заглядывать в будущее, менять нити судьбы, влиять на саму природу человека. По древним легендам, существует даже мегалит под названием «Эдем», который был использован при сотворении первого человека.
Денис молчал, барабаня пальцами коленке. Мои слова, особенно про Эдем, произвели на него огромное впечатление. Однако он не обладал слишком большой фантазией, которая дала бы ему возможность замечтаться. Он был практиком, человеком действия. Вся эта высшая магия, космогония, была для него лишь набором факторов, которые нужно учитывать при поимке преступника.
Но также он понимал, что мегалит вблизи его поисков — это более чем странное совпадение.
Я смотрел на Василису. Она хранила непроницаемое выражение лица. Но я был почти уверен, она не просто ищет мегалит. Она точно знает, какой именно артефакт находится здесь, в Колдухине. И она скрывает это. Её цель была куда масштабнее, чем просто «найти камушек».
А моя цель от этого становилась всё яснее. Я был частью этого места. Я был его водой, его кровью. И эта кровь была отравлена. Если я хотел исцелить эту землю, если я хотел сделать её снова живой, мне нужно было отыскать её больное сердце.
Мне нужно было найти мегалит и взять его под свой контроль.
Звучит так же просто, как заняться бизнесом и заработать миллиард.
Но сделать это нужно, я уже стал частью этой воды. Иначе мы все: и я, и люди, и сама эта земля, были обречены на медленное, мучительное угасание. Наш хрупкий, вынужденный союз был единственным шансом. И я собирался использовать его на все сто процентов.
— Ладно, — подвела черту Василиса. — Давайте этот отличный разговор по душам закончим как любой другой…
— Это как? — не понял я.
— На полуслове.
— Расходимся? — спросил Денис, который как раз-таки никуда идти не собирался.
Он открыл дверь, и мы вышли обратно в Колдухин. Дядя Толя всё так же сидел на колесе и курил. А Светлана ушла, у неё был свой кофе. Не такой крепкий, зато в кружке с занятной надписью.
После такого трудного дня я без сил отправился домой. Я настолько плохо себя ощущал, что даже не ехал на велосипеде, а катил его рядом с собой.
Наскоро поев, я лёг спать.
Новое утро — новые правила. Вчерашняя битва, наш странный союз с инквизитором и магом, трупы бесов в моей будущей машине — всё это казалось каким-то лихорадочным сном.
Но реальность быстро вернула меня на землю. А реальностью была зоркая баба Маша и очередная порция почтовых заданий.
— Не знаешь, что там за пальба была в районе опорника? — прищурилась она без предисловий, едва я переступил порог.
— Нет, я же на Пескосклад ездил, потом домой…
— Опять дом в порядок приводил? Ты и правда там ремонт затеял? Видела, забор покрасил.
— Да, — я облегчённо вздохнул, поскольку разговор повернул в более безопасное русло, где не водились бесы, мутные ФСБшники и мегалиты с сектантами.
— Ладно. Давай к делу. Так, Купалов, слушай сюда. Сегодня ты в город едешь. Аж в райцентр!
— Зачем? — удивился я.
— Зачем, зачем… Без свадьбы только мухи женятся! Понятен тебе сей эпитет?
— Не совсем.
— Темнота, классики не смотрел, — вздохнула Мария Антоновна. — Это я про документальное оформление говорю. Ехать тебе затем, что ты у нас теперь официально трудоустроен! А приказ надо подписать. И на свою развалюху документы оформить, купчую. Нечего казённое имущество, если на него нашёлся такой заботливый покупатель, без присмотра оставлять. Скорее купишь, скорее приступишь к стройке века, ремонту гордого образца отечественного автопрома.
— Мне на автобусе ехать? — тут же озадачился транспортным вопросом я.
— Не волновайся, Вадик. Я договорилась, тебя Хан отвезет, он всё равно по делам едет. Так что давай, шевелись.
Не успел я осознать случившееся, как к почте подкатил знакомый потрепанный пикап. Из кабины выглянул хмурый Марат Марсович.
Похоже, всё уже было решено за меня.
Дорога до райцентра прошла в молчании. Хан вёл машину уверенно, объезжая колдобины с мастерством раллийного гонщика. Я сидел рядом, смотрел на проносящиеся мимо поля и думал о своём.
Вчерашний день перевернул всё с ног на голову. Я больше не был одиночкой в Колдухине. У меня появились… союзники? Конкуренты? Пока было неясно. Ясно было одно, игра стала сложнее. Даже если не брать в расчёт кикимору и психически больного домового, всё стало очень сложно.
Интересно, а почему у Дениса не получается найти этого таинственного Шарпея поисковой магией Инквизиции, которую те, по слухам, активно используют? Ладно, если Шарпей двоедушник, мы умеем скрываться, а если нет? И какое ему вообще дело до Шарпея, если он просто человек? Просто преступник? Тогда дело в его «чёрном чемоданчике». Проще всего предположить, что там деньги, но никто не пошлёт инквизитора искать просто деньги. Наркотики? Тоже мимо? Чертежи секретной американской подводной лодки? Откуда бы им взяться у бандита, к тому же о каких инженерных достижениях можно говорить, если заокеанские коллеги выставляют как чудо техники «Абрамс», которые воевал в Ираке или F-16, самолёт, который воевал во Вьетнаме? Ерунда, таким вопросом занималась бы контрразведка и эти бравые парни меня из застенков бы не выпустили.
Раз Инквизиция, то это что-то, связанное с двоедушниками или магией. Может, это артефакт? Тогда сектанты с их дебильным поиском тайных знаний первые подозреваемые. Эти и украли бы, и убили, спрятали и ходили с надменными рожами. Тогда почему Денис их не подозревает?
На полпути Хан свернул на заправку. Пока он ушёл к кассам, я бросил взгляд на пол под водительским сиденьем.
Что-то маленькое и яркое привлекло мое внимание. Я наклонился. Это была крохотная пластиковая фигурка. Человечек в синем комбинезоне и с непропорционально большой головой. Фиксик из детского мультика. Я быстро, пока Хан не вернулся, поднял игрушку и сунул в карман. Почему-то мне эта мелочь показалась важной. В моём деле мелочей не бывает.
Хан высадил меня у здания районной почты. Серого, унылого, как и все казённые учреждения, но зато с рекламным плакатом на фасаде, голубенького с самолётом и проникновенным: «Меняемся, чтобы быть ближе».
Хан буркнул:
— Буду через час…
И укатил по своим делам. Внутри, в отделе кадров, сонная женщина в массивных очках долго шуршала бумагами, дала мне на подпись кипу документов и с таким же безразличием забрала их обратно. Теперь я был не просто водяным в чужом теле, а официально трудоустроенным почтальоном с окладом, отпуском и обязательствами, записанными в должностной инструкции.
Кроме того, меня здорово погоняли по кабинетам при оформлении машины, так что этот час пролетел в суете и холодном поту.
Через два часа (то есть, ещё спустя час после отведённого) подъехал Хан.
— Ну что, почтальон, трудоустроился? — спросил он, когда я сел в машину. И не дожидаясь ответа, продолжил. — Слушай, есть у меня одна идея насчёт твоей «буханки». Специфическая, сразу говорю.
— Какая? — сразу же заинтересовался я.
— На авторазбор привезли «японца», внедорожника. Хозяин его разбил в хлам. Перевёртыш. Кузов вдрабадан, всмятку. Восстановлению не подлежит, оттого и продают. Кстати, к плюсам, хозяин жив и в Бога уверовал. Но! Движок, коробка, ходовая — целые. Можно выкупить его по цене металлолома и перекинуть всё на твой УАЗ. Будет не машина, а Франкенштейн. Но есть минус. Продать ты её потом легально не сможешь. Номер двигателя в документах не совпадёт уже никогда. За границу нельзя и техосмотр честно не пройдёшь никогда.
— Я не собираюсь её продавать, — не раздумывая, согласился я. — Мне ездить надо, а не покупать-продавать. В общем, я согласен полностью.
Хан одобрительно хмыкнул. Мы поехали в ГАИ. Там он, явно по старой дружбе, выцепил из какого-то кабинета чиновника с лицом, навсегда отмеченным печатью многолетнего пьянства. Буквально через пятнадцать минут я, миновав все мыслимые очереди и промежуточные процедуры, внеся вне кассы одну оранжевую купюру, стал счастливым обладателем свидетельства о регистрации на ржавый УАЗ-452. Пока я получал документы, Хан, используя телефон и много специфической терминологии, в том числе татарский, матерный, блатной жаргон и ругательства на армянском уже договаривался о приобретении «японца». За сто сорок тысяч само железо и о доставке донора-«японца» в Колдухин за счёт продавца.
Деловой человек.
Он отвёз меня домой, прямо к дому и тут же уехал. У меня родилось чувство незавершённости, ведь я не заплатил ему за выкупленное авто, за работу и так далее. Словом, ситуация делает меня «должным», а я такую расстановку сил не люблю.
Поэтому я скинул одежду, залез в воду и вытащил из своих скромных запасов из прошлой жизни триста тысяч. Деньги на выкуп разбитой машины и на будущую работу Хана. Это была немалая сумма, но я мог себе такой расход позволить и понимал, что мобильность в моей жизни — ключевой фактор.
Пешком, не трогая велосипед, я пошёл к нему домой, чтобы расплатиться, но не обнаружил хозяина дома в собственных владениях. Только зато во дворе возились его сыновья, Данил и Артем.
Я подошёл к ним:
— Здорова, мужики!
Они посмотрели на меня настороженно, но с достоинством. Старший, Данил, был копией отца, такой же серьёзный и хмурый. Младший, Артём, был любопытнее и доброжелательнее.
Я достал из кармана фигурку фиксика:
— Мне кажется, кто-то из вас потерял.
Глаза Артёма вспыхнули:
— Это же Нолик! Мой Нолик!
Он уже потянулся за игрушкой, но старший брат остановил его:
— Бизнес есть бизнес, братец. Что ты хочешь за неё, почтальон? — спросил Данил по-взрослому, с подозрением.
— Ничего, — я протянул игрушку младшему. — Просто хочу кое-что спросить. Я нашел её… там, где вчера стреляли. На Озёрной улице. Признавайтесь, вы там были?
Их лица мгновенно изменились. На них отразился страх. Страх не перед полицией, а перед отцом.
— Вы что, машину его брали? — мягко надавил я. — Не бойтесь, я ему не расскажу. Слово почтальона.
Они переглянулись. И младший, не выдержав, закивал.
— Мы только покататься хотели… чуть-чуть, — прошептал он. — И покатались. А там приехал дядька на машине, начал ругаться, стрелять… Мы ничего не видели, никого не видели, не ругайте нас.
— Не буду, я же обещал. А сколько стрелков было?
Они переглянулись и пожали плечами:
— Мы испугались, спрятались в машине, под сиденья. Ничего не видели. А потом все затихло, и мы уехали.
— Кто куда там уехал? — раздался из-за ворот грозный голос Хана.
Он стоял в районе ворот, держа в руках какой-то коробок с надписью «Ozon» и смотрел на нас с великим подозрением. Однако расстояние было значительным, я решил рискнуть и предположил, что он ничего толком не слышал.
Пацаны сжались. Я понял, что нужно спасать ситуацию:
— Как кто?! Соколиный глаз, конечно, ну и Наташа Романофф.
— Правильно говорить: «Чёрная Вдова!» — поправил меня Артём.
Хан вздохнул.
— Да вот, Марат Марсович, обсуждаем с парнями новинки кино, — бодро сказал я, незаметно подмигивая им. — Рассказывают мне про новых «Мстителей». Говорят, крутой фильм. А я немного отстал от новинок кино, пока служил. Ну ничего, ещё наверстаю. Уехали, говорят, Железный человек и Халк. На разборки с плохими парнями.
Данил быстро сориентировался:
— Да, пап! Там такой замес был!
Хан смерил нас подозрительным взглядом, но, видимо, решил не углубляться.
— Некогда мне, глупости всё это, — он махнул рукой, и пацаны, как мыши, шмыгнули в дом.
Я протянул Хану деньги. Он молча пересчитал их и убрал в карман.
— Деньги приняты. Тебе расписка нужна или доверяешь?
В реальности я не особенно доверчивый человек, но конкретно Хан мне показался, во-первых, не тем, кто обманет, а во-вторых, тем, кого недоверие несколько, если не обидит, то покоробит.
— Нет, не нужны ни расписка, ни договор. А можно вопрос, раз уж я зашёл. Хотел спросить. Вы Котлярова хорошо знали?
Хан помрачнел:
— Знал? Я всё ещё надеюсь, что «знаю», что он живой, просто запропал куда-то. Хотя я ему раз сто звонил.
— И как?
— Абонент не абонент. С общем, Котляров моим деловым партнёром был. Человек серьёзный. И временами странный, со своими тараканами. Ну, на то у него есть причины. Куда он пропал — ума не приложу. Он незадолго до исчезновения всё говорил, что хочет кирпичный завод восстановить. Он там в юности работал, место это для него что-то значило. Скупил все акции, что-то там переоформил, планы строил… а потом — как в воду канул. Появились эти… сектанты. Но они с нами не пересекаются, сидят у себя за озером, и ладно. Так что, по большому счету, всем на них плевать. А вот что с Витькой стало, жив ли он, кто ж его знает?
— Понятно, — я уже собирался уходить, когда он добавил:
— Ты, я смотрю, парень любопытный. Сердобольный. Если так хочется порядок навести и с учётом твоего наркоманского прошлого, лучше бы цыгана этого погонял. Велосипедиста.
— Пф… Я не наркоман. Какого ещё велосипедиста?
— Приезжает тут один, вроде бы Баро зовут.
— Когда приезжает, куда?
— А каждую пятницу, рано утром к Желанной улице подъезжает. Молодёжи нашей отраву свою продаёт. Я пробовал Светке жаловаться, да толку…
— А что она?
— А что она… Ловила его пару раз. А он малолетка, чуть что — всё бросает, кричит «не моё». В психушке на учёте состоит. Никто с ним связываться не хочет. Короче, отпускает.
— Я, вообще-то, не ангел мщения, — сказал я. — Но попробую поговорить.
Он подал мне руку, и я пожал её. На этом мы и расстались.