Владыка Пустоты 4

Глава 25

— Твою ж… — ругнулся я и, сглотнув кровавую слюну, выжал газ на максимум. Мотоцикл с рёвом дикого зверя рвал по трассе, проглатывая километры и без труда обгоняя имперские «славянки», «фаэтоны» и даже скоростные «итаки».

Я гнал что есть мочи. И дело было не в погоне. Адреналин боя отступил, тело снова стало тяжелым, а боль от ран вернулась с новой силой. Липкая сонливость начала застилать глаза, убаюкивать гулом мотора. Дам слабину — свалюсь с байка, или вмажусь в кого-нибудь. И тогда поминай как звали.

Обогнав неистово загудевшую фуру, я вильнул перед ней, разминувшись с массивным кузовом буквально на несколько сантиметров. Страх от близкого прохода подстегнул меня, сердце снова заколотилось как бешеное.

Я пригнулся сильнее, укрывшись за ветровым стеклом от встречного потока воздуха и едва не ложась на бензобак.

Впереди мелькнула табличка — до Москвы оставалось каких-то пятьдесят километров.

В большом городе будет проще затеряться.

Сзади ярко вспыхнул воздух, и мимо меня пролетела знакомая серо-фиолетовая фигурка с белоснежными волосами. Поравнявшись со мной, она пристроилась рядом.

— А ты себя не бережёшь! — Лиливайсс ухмыльнулась мне. — Решил разбиться, человек? Ты еле держишься!

Я зло глянул на неё — и прижался к краю дороги, плавно сбрасывая скорость. Тут же возникло ощущение, что меня вот-вот нагонят преследователи, а впереди в засаде притаились опричники, или еще кто похуже.

Куснув губу, я свернул с трассы на узенькую дорожку, терявшуюся в глубине леса, и остановил мотоцикл у покосившегося пня на самом краю дороги.

— Вот так, — заглушив мотор, я тяжело выдохнул. Руки дрожали от напряжения, а тело пробрал холодок от набежавшего ветра.

— И что дальше? — Лили догнала меня и, неуклюже опустившись на землю, привалилась к деревцу напротив. — Пустимся в бега?

— Вот ещё, — фыркнул я и тут же поморщился от боли. — У них моя сестра.

— И жена, — ехидно ухмыльнулась Лили.

— И жена, — кивнул я, пробуя на вкус непривычную фразу. — Этот лысый упырь Темников заикнулся, что они увезли Карину куда-то. Уверен, туда же они потащат и Есеню.

— Думаешь, они догадались о частях ядра в вас с сестрой? — нахмурилась девушка. Её белоснежные волосы трепал ветер, добавляя взгляду оранжевых глаз суровости.

— Наверняка, — согласился я. — Думаю, Император всё выбил из Карины, больше ведь никто не знал. А раз так, он решит вырвать осколок из Есени. Без Карины ему никак не обойтись. Надо узнать, где их держат, и вытащить.

— Предположим, ты узнаешь, и что потом? — усмехнулась Лили. — Куда бы их не увезли, это место должно охраняться покруче имперского дворца. И на твоем месте я бы десять раз подумала, прежде чем совать голову в этот улей. Будешь штурмовать в одиночку?

— Не в одиночку, — устало улыбнулся я. — С тобой вдвоём.

Лили приоткрыла рот для ответа, да так и замерла. В её янтарных глазах читалось согласие и что-то ещё, сложно поддающееся словам.

Несмотря на раны и усталость, я ощущал, как альва мощно и ровно пульсирует во мне. Прежнего жжения в стигматах уже не было, словно организм наконец-то принял силу, с которой боролся всё это время.

Может, дело было в осколке ядра владыки, скрытом во мне. Пусть так.

— Теперь у меня есть только ты, Лили.

Лиливайсс вскинула брови и, помедлив, широко улыбнулась. В её оранжевых глазах заиграли лучики света.

— Ты сейчас серьёзно, да? Ты готов броситься в самое пекло со мной? Только ты и я, вместе против всех?

Я с готовностью кивнул.

— Вот теперь мне нравится твой настрой, хозяин!

Девушка подошла ко мне и коснулась саднящего плеча.

— Я тебя никогда не предам, Слава. Можешь быть уверен.

Её спокойный и уверенный голос не вызывал сомнений. И теперь я ощущал связь между нами, невидимые узы контракта, словно сотканные из самой альвы. Прикосновение её прохладных пальцев успокоило раны, ноющая боль начала отступать.

— Так у тебя есть идеи, куда их увезли? — спросила она.

— Пока нет. Но у меняя есть идея, у кого узнать это, — с хитрым прищуром я посмотрел на кодекс. — Садись-ка со мной. Едем в Москву, пора навестить одного старого друга.

— Выходи.

Красный от злости и стыда, Егор выбрался из машины. Всю дорогу от изолятора опричнины до дома отец не проронил ни слова. Но Кирсанов-младший физически ощущал, как разгневан глава семейства. На все его оправдания, рассказы и уговоры ответ был один — зловещая тишина.

— В дом, быстро, — тем же непререкаемым тоном велел отец и кивнул на широкие двери особняка.

— Я тебе сопляк малолетний что ли, чтобы так меня шпынять? — огрызнулся тот, поднимаясь по ступеням.

— Именно, — в голосе отца зазвенела сталь.

Он вошел вслед за сыном и гулко захлопнул тяжеленную дверь так, что эхо раскатилось по особняку. Слуги, хлопотавшие с тряпками вокруг картин и статуй, глянули на главу рода — и, уловив настрой, быстро ретировались.

— Слушай, я понимаю, что сплоховал, — Егор обернулся к отцу. — Но черт возьми, мы должны ему помочь! Ты же сам говорил, что Вайнеры — люди чести! Он мой друг, жизнь мне спас!

— И что с того? — холодно бросил он.

Тяжёлый, как стальная плита, взгляд Петра Кирсанова пригвождал к месту. На сухом костистом лице играли желваки, брови гневно изогнулись, и черт возьми, это не сулило ничего хорошего.

Только Егор уже решил, что не отступит. Кулаки рефлекторно стиснулись, отдаваясь жжением в расцарапанных ладонях.

— Ты не понимаешь, во что ввязался, сын? — холодно бросил тот. — Друг или нет, за ним пришли императорские опричники! Это тебе не шутки, и не война, где всякое спишут. Ты знаешь историю с его отцом.

— Именно! — выпалил Егор. — И поэтому…

— И поэтому ты должен быть вдвойне осторожным, — перебил отец. — Откуда тебе знать, что он не предал Империю?

— Потому что я его знаю, в отличие от тебя!

— Знает он! — впервые Пётр Кирсанов повысил голос, его брови гневно взметнулись. — Год назад ты не подозревал о его существовании, нашелся мне знаток!

— Мы вместе воевали! Учились! Черт, да я ему чуть рожу не набил, и все равно мы потом подружились! Я не могу вот так просто бросить его с сестрой!

— Вайнер тебя использовал, а ты даже не заметил, — хмыкнул Пётр. — Не будь дураком, Егор!

— А ты не будь трусом! — огрызнулся он, распаляясь еще больше. В ушах застучала прилившая от гнева кровь. — Какая разница, опричники или нет? Мы должны ему помочь! Разве ты не можешь задействовать свои связи, подключить юристов, чтобы они вытащили Вайнера?

— Разница? Разница в том, что ты тянешь весь наш род в игру на порядок сложнее, чем ты можешь представить, — глава рода стиснул кулак, и в его взгляде мелькнула злая искра. — После свадьбы с Лендой Вайнер стал претендентом на престол, Егор. Он бросил в лицо императору перчатку! А властью, сын, никто не делится просто так. Его прожуют и выплюнут, не заметив, а ты тянешь всех нас в эту мясорубку, причем на стороне заведомо проигравшей! Тут никакие связи не помогут!

Егор горько усмехнулся.

— Ну конечно. Поверить не могу, что когда-то именно ты говорил мне между дракой и бесчестьем выбирать драку! Хотя откуда тебе знать о чести? Ты даже мать предал, когда был нужен ей сильнее всего! Слабак и!..

Он не успел договорить, как отец двинул пальцем — и мощная каменная глыба возникла в воздухе и со свистом врезалась в него, отшвыривая назад как игрушку.

В стороны разлетелись куски дорогущего паркета и облицовок, привезенных из Японии. Егора приложило об пол так, что воздух со свистом вылетел из легких. В глазах потемнело и пошли радужные круги.

Хватая ртом воздух, Егор посмотрел на крутившийся перед глазами потолок, и медленно приподнялся.

— Успокоился? — отец зыркнул на него так строго, что волна гнева, поднявшаяся внутри, быстро опала. От этого взгляда всегда было не по себе. Так он смотрел, когда был максимально серьёзен.

Егор уставился на него исподлобья, всем видом показывая неприязнь. Внутри клокотал гнев, порываясь наружу, но усилием воли он подавил в себе эмоции.

— А теперь думай головой, — заговорил отец. — Ты уже привлек внимание опричников. Сунешься дальше — и разделишь судьбу Вайнера. Честь здесь ни при чем, ты не обязан спасать чужой род, ставя под удар свой.

Немного оклемавшись, Егор поднялся на ноги. Его тяжелый взгляд уперся в непробиваемый взор отца. Такой же упёртый, как Ярослав. Недаром его называют стальной крепостью…

— Ты думаешь, я не понимаю твоей боли? — голос отца внезапно стал тише и мягче. — Но ставить под удар себя, сестру и нас всех не могу позволить. Когда-нибудь ты возглавишь род Кирсановых. И должен будешь мыслить стратегически, прочитывать ходы, чтобы каждый твой шаг шел на пользу роду. Иди к себе и подумай как следует. А до тех пор…

В его взгляд, едва смягчившийся, вернулась жесткость. Он снова двинул пальцами — и громадная глыба полетела в Егора.

Но на этот раз он был готов.

Стены содрогнулись от грохота глыбы, разлетевшейся в куски от удара каменного кулака. Окутанный серой пылью, Егор стряхнул с себя камешки и смерил отца тяжелым взглядом.

— Дважды этот номер не пройдет.

— Гляжу, ты усвоил урок, — кивнул тот, и в его голосе почудилась еле уловимая нотка гордости.

— Шел бы ты со своими уроками…

Раздраженно фыркнув, он пошел к лестнице на второй этаж, чуть не врезавшись в испуганных служанок, подсматривавших из прохода на учиненный в зале разгром.

Отец был прав, и умом он это понимал. Но сердцем принять это не мог. Перед глазами вставали все разы, когда Ярослав рисковал собой, и всё внутри него тут же вставало на дыбы.

— Уберите здесь всё, — послышался голос князя.

Поднявшись наверх, Егор скинул с себя изорванную, грязную куртку, подхватил альвафон и пошел в ванную. Подошел к зеркалу и, нажав кнопку вызова избранного номера, коснулся разбитой губы.

— Вот дерьмо…

— Да блин, Кирсанов, ты всю свадьбу мне настроение портил, а теперь решил и по альвафону доставать? — раздался недовольный голос Софьи из альвафона. — Кстати, я до Есени дозвониться не могу… ты же отвёз её, как обещал?

— Здорово, староста, — он ухмыльнулся и тут же зашипел от боли. — Да тут кое-что случилось…

— Рассказывай.

Егор вкратце описал всё, что приключилось с ним в имении Вайнера и после, пока его не забрал отец. Софья внимательно слушала, порой уточняя что-нибудь, и к концу рассказа издала протяжное многозначительное «хмм».

— Такие дела, Аксеньева, — хмыкнул он и, смочив полотенце, принялся вытирать исцарапанное, грязное лицо. — На помощь бати можно не рассчитывать.

— Оно и понятно, — вздохнула девушка. — На его месте я бы тебя тоже послала. Но ты все равно хочешь вытащить Ярика?

— Само собой, — фыркнул он. — Даже если пойду в одиночку. Ну… или вдвоём.

Он с надеждой посмотрел на экран с горящей фотографией Софьи. Сердце в груди заколотилось быстрее. Он ждал её ответа, но девушка не торопилась.

Она молчала минуту. И вторую.

— Софья? — не выдержав, спросил он.

— Втроём, — наконец, донеслось из трубки.

— Втроём?

— Ну да. Руи тоже идёт с нами. Я спросила, и она сразу же согласилась.

— Да блин…

— Чего? — недовольно заворчала девушка. — Кирсанов, ты там себе выдумал, что со мной на свидание собрался, или всерьёз решил Славу спасать? Вдвоём мы ничего не сделаем, тут даже троих будет мало! Нам нужны помощники, хоть кто-то, кто думает головой, а не каменными своими кулаками! А против опричников…

— Да знаю я! — перебил он. — И вообще, такие вещи лучше обсуждать лично.

— Тогда жду тебя через два часа в кафе, адрес скину. Точнее, вас, — из трубки раздался тихий скрип карандаша, будто Софья что-то писала на бумаге. — Если Славе удалось сбежать, он наверняка сейчас скрывается. Нам нужен кто-то, кто хорошо знает его. И я знаю, кто нам поможет.

За окном сверкали огни ночной столицы. Хошино подошла к окну и, открыв пальцем зашипевшую банку пива, сделала несколько глотков.

Внизу, под окном, виднелся тихий дворик, окруженный корпусами роскошных многоэтажек элитного района. Если приглядеться, в просвете между домами виднелась одна из башен Красной Площади.

Со вздохом она отошла от окна и, запнувшись по пути о гантелю, спрятавшуюся в темноте под мятой майкой, села на диван. Скользнула взглядом по расстеленному, мятому футону со своей родины, по горам скопившегося мусора, и остановила взгляд на темной рамке с фотографией в шкафу.

Даже с выключенным светом она чувствовала взгляды тех, кто смотрит на неё с этой фотографии. Большинства из них уже нет в живых.

— Вы бы удивились, как я шикарно устроилась, — она с усмешкой отпила ещё и закашлялась. Во рту снова появился привкус крови.

— Я знаю. Жалкое зрелище, — Хошино вздохнула и прижала к щеке холодную, запотевшую банку. — Вы бы не оценили как я распорядилась временем, оплаченным вашими жизнями. Вы бы…

Её прервала трель дверного звонка, за которой последовали три гулких удара. А за ними — еще два.

Очень знакомый сигнал.

— Да ладно… — прошептала она и, отложив пиво, поспешила к двери. Задрожавшие руки открыли два замка, майор толкнула дверь и замерла.

— Прости, что внезапно, пустишь к себе на ночь?

— А…

Я улыбнулся хлопавшей глазами Хошино, явно не ожидавшей меня увидеть к полуночи в своей квартире. На ней были лишь коротенькие домашние шорты с расстегнутой верхней пуговкой да мятая черная майка, обтянувшая её высокую грудь. В училище она носила такие же, когда мы оставались в её комнате. Но чаще вообще без них.

Скользнув по мне внимательным взглядом, Аями моментально втянула меня в квартиру, гулко закрыла дверь и заперла её на обе вертушки.

— Ты ранен, — снова глянув на меня, наконец произнесла она. — Когда ты успел? что произошло?

— Долгая история, — отмахнулся я. — Слушай, мне нужна твоя помощь…

— Это я и сама вижу, — едко усмехнулась она. — Слава, куда ты опять умудрился встряпаться? И где Карина? На твоем месте я бы неделю не выпускала её из своей постели и…

— Её арестовали опричники, — перебил я. — И мою сестру тоже.

Хошино помрачнела, улыбка быстро сошла с её лица.

— Что вы натворили?

— Позже рассажу, — я скривился от пронзившей тело боли. — Давай сперва раны обработаю…

— Ох черт! — она хлопнула себя по лбу и, щелкнув выключателем, махнула мне. — Проходи в гостиную, сейчас принесу аптечку. И это, не обращай внимания на беспорядок…

— Ага, — я скинул обувь и, держась за бок, вошел в гостиную и включил свет.

Тусклая лампа осветила просторную комнату, наполовину занятую шкафами и широким диваном, а наполовину — заваленную ношеной одеждой, упаковками от еды и прочим мусором. Здесь царил настоящий бардак. И посреди него — расстеленный на полу футон со смятой подушкой.

В воздухе витал запах её духов и пива, крепко смешавшийся с тонким ароматом женщины. Его бы не учуял другой, но я знал его. Вдыхал сотни раз раньше, оттого и безошибочно уловил среди прочих запахов.

— Смотрю, кое-что в тебе не меняется, — издав смешок, я пробрался к окну сквозь завал из одежды и плотно задернул шторы.

— Что? — донеслось с кухни. — Садись на диван, я сейчас!

Последовав её совету, я с трудом стянул с себя изорванную куртку и рубашку, насквозь пропитавшуюся кровью. Одного взгляда на себя хватило понять, что мне сказочно повезло: ни одного жизненно важного органа опричники не задели, даже раны оказались не столь глубокими.

— Знатно тебя потрепали.

Я встрепенулся: Аями вошла в зал с большим кофром с красным крестом в руках. Поставив его рядом на диван, открыла и принялась деловито возиться с содержимым.

— Угораздило же тебя, — хмыкнула она, косясь на кровоточащий порез на моем боку, и протянула антисептик. — Чего сразу не обработал?

— Были дела поважнее, — отшутился я, принимая баллон. Сорвал крышку и густо набрызгал пенящуюся жижу поверх запекшейся крови. Средство зашипело, а все тело пронзила такая боль, что искры из глаз полетели.

— Ух твою же… — я стиснул зубы.

— Забыл, каково это, да? — хихикнула Аями и глянула на окровавленную кучу, бывшую моей рубашкой. — Скажи спасибо, что до сих пор не истёк кровью. Зато загадил мне весь пол.

— Ну прости, — натужно фыркнул я и, взяв салфетку, принялся стирать кроваво-розовую пену с кожи. Средство убивало заразу в ранах и закупоривало сосуды, не давая человеку истечь кровью. Но моим ранам нужно было лекарство посерьёзнее.

— Пластицитрон есть?

Аями недобро заулыбалась.

— Может тебе сразу водки и порошков веселящих насыпать? — развеселилась она.

— Я серьёзно.

— Найду, — вздохнула она и откопала на самом дне аптечки тюбик с белым порошком. — Только всё за раз не грохни.

— Спасибо.

Скрутив крышку, я примерился и сыпанул в рану порошка. Половина просыпалась мимо, но половина попала точно на рану. Раздалось шипение, по комнате разнесся едкий химический запах ржавчины.

В тот же миг тело прострелила такая волна боли, что потемнело в глазах. Я выгнул спину, едва не выронив тюбик с лекарством.

— Сказала же, экономнее! — заворчала она и отняла тюбик. — Откинься назад, сама сделаю!

Стиснув челюсти, — а боль от средства была просто невыносимая, — я засопел и послушно оперся спиной на диван. Аями села напротив, между моих разведенных ног, стянула пальцами края раны на правом боку и посыпала сверху порошком.

— Угхх! — я зажмурился от боли, пронзившей всё тело до самых костей.

— Терпи, князь, это тебе не служанок соблазнять, тут терпение нужно, — Аями перешла к следующей ране и повторила экзекуцию. Я стиснул кулаки так, что ногти впились в кожу, и застонал. Боль была просто адская.

За десять минут она обработала каждую мою рану, заставив вдобавок еще и стянуть штаны — я даже не заметил довольно глубокого пореза на бедре.

— Всё, пластырь сам наложишь, — закрыв банку, она кинула её в аптечку и потянулась за банкой с пивом, стоящей рядом.

— Спасибо, — я скосил глаза на первую рану — порошок уже превратился в полупрозрачную эластичную массу, не дававшую ране разойтись. Пройдет несколько часов, и ускоренная регенерация срастит ткани, а через сутки не останется даже рубца. Но порошок, входивший далеко не в каждую боевую аптечку, брал свою цену.

— Так что с вами стряслось? — Аями села на пол напротив меня и, привычно сложив ноги по-турецки, отхлебнула из банки. — Рассказывай.

— Всё началось с утра после свадьбы, — начал я и прилепил первый пластырь.

Аями внимательно слушала, прикладываясь к напитку. Прикончив одну банку, открыла вторую. А за ней и третью. Весь мой рассказ женщина не проронила ни слова, лишь следила за тем, как я накладываю бинты и пластыри на раны, порой поправляя мою самодеятельность.

К концу рассказа я обработал последнюю рану и устало выдохнул.

— Выходит, всё вернулось к началу, — заметила она, открывая зашипевшую четвертую банку, и улыбнулась. — И чем тебе помочь, милый? Учти, в моей постели нет места для женатых мужчин.

Я с усмешкой проследил, как капельки влаги скатились по боку банки, которую она прижала к щеке, и капнули на декольте, укатываясь в ложбинку между грудями.

— У тебя ведь остались связи в армии? — спросил я. — Воспользуйся, пожалуйста, своей сетью информаторов. Я должен узнать, куда именно увезли моих сестру и жену.

— О как, — она улыбнулась. — Ни много, ни мало. И что дальше, Слава? Пойдешь спасать их? В одиночку?

— С кодексом, — поправил я. — Слушай, я не прошу идти со мной. Ты и так сделала для меня много. Но я прошу сделать еще одно, последнее одолжение.

Она молча посмотрела на меня, легонько раскачиваясь из стороны в сторону.

— Ты поможешь мне, Аями? — я пристально посмотрел на неё.

Она отпила из банки и провела кончиком языка по влажным губам.

— Не такое должен просить мужчина, сидя в одних трусах напротив красивой женщины, — хихикнула она. — Прости, я вспомнила деньки в училище. Когда все было так просто, и все были живы.

Её взгляд дернулся в сторону шкафа, где за стеклом стояла фотография. Я знал её, видел раньше. Наш выпуск, восемнадцать ребят, окружившие нашу дерзкую и смелую наставницу. Все в форме, с боевым задором в глазах.

— Прекрасное было время, — кивнул я.

— Мы жили одним днем, — она мечтательно подняла взгляд к потолку и, раскинув руки, легла на спину. — Казалось, завтра нас убьют на задании, и терять было нечего. Мне до сих пор стыдно, как вспомню, что мы творили тогда! У меня были вы, настоящая команда, лучшие ребята и девчонки на свете. Вы были моей семьёй. Жаль, что так недолго.

— Ты уже пьяна, — тихо заметил я, косясь на ее бесстыдно задравшуюся майку. Красивое, тренированное и гибкое тело не потеряло форму даже спустя полгода размеренной жизни в Москве.

На миг воспоминания нахлынули на меня. Как Аями муштровала нас на полигоне, всегда заставляя меня выполнять упражнения сложнее, чем другие ребята. Как её руки стаскивали с меня одежду, пока мы страстно целовались где-нибудь в душевой посреди ночи. Как мои руки скользили по изгибам её тела, впитывая каждый её вздох и стон.

Это всё было в прошлом.

— Слава, тебе лучше залечь на дно, — прошептала она. — Скройся где-нибудь в одном из наших убежищ. Поживи полгодика…

— Ты же знаешь, я не могу.

— Опричники это не армия, — она села и посмотрела на меня, её голос стал строже. — Сколько бы раз я с ними не сталкивалась, они все равно добивались своего! Ты не понимаешь? Если решишься вытаскивать свою сестру и жену, они тебя просто убьют. Я не хочу в один прекрасный день увидеть на надгробье ещё и твой потрет. Я не выдержу, если умрешь ещё и ты, понимаешь?

— Аями…

— Мне хватило и того, что мы расстались, зачем ты снова?.. — она осеклась и зашлась тяжелым хриплым кашлем. Банка выпала из ее рук и звякнула об пол.

— Тебе плохо? — я встал с дивана, но майор помотала головой.

— Всё хорошо…

Она отняла руку ото рта и украдкой глянула на пальцы. На коже остались багровые кляксы крови. Женщина усмехнулась и, вытерев руку, осушила четвертую банку в три глотка.

— Тебе становится хуже, — заметил я.

— Приступы стали чаще, — она пожала плечами. — Но тут не о чем беспокоиться, так всегда. Лекарства работают…

— Только не надо врать, — я строго посмотрел на её. — Ответь честно, что говорят врачи?

Она посмотрела на меня захмелевшим взглядом — и тяжело вздохнула.

— Говорят, изменения необратимы. Порча разрастается по телу и уже поразила семнадцать процентов тканей.

Я покачал головой. С таким уровнем порчи люди долго не живут.

— Так из-за этого ты ушла в Университет? Потому что больше не можешь вести боевые операции?

Она молча кивнула.

— Какой прогноз, сколько осталось?

— Семь лет, — с обреченной улыбкой ответила она. — Максимум восемь, если не пользоваться магией, не брать в руки меч и сидеть под наблюдением на больничных кашках. Если буду пользоваться, то сгорю за три-четыре месяца.

Я тяжело вздохнул и посмотрел на стойку с громадным двуручным мечом, стоявшую в углу. Её оружие, её гордость… сейчас на нем висела постиранная рубашка и пара лифчиков.

— Карина говорила, что работает над лекарством от порчи, — вспомнил я. — Мол, есть средство, которое позволит спасти даже умирающих на последней стадии.

— Чушь, — усмехнулась Аями. — И ты в это веришь?

— Не очень, — согласился я. — Но если есть хоть один шанс, я бы им воспользовался. Аями, я прошу тебя. Помоги мне найти их. Остальное я сделаю сам.

Пожевав губу, она тихо, смиренно вздохнула и поднялась на ноги.

— А я ведь поначалу всерьёз думала, что ты здесь ради нас. Вспомнил прошлое, и… — Аями тихо рассмеялась. — Наверное, каждая женщина втайне мечтает, что любимый примчится к ней посреди ночи и не даст ей заснуть до утра, м?

Заметив мой взгляд, она торжествующе уперла руки в бока.

— Забудь. Я помогу тебе, но не ради лекарства этой мелкой злюки. А ради них всех.

Она глянула на фотографию и, подхватив телефон, направилась в коридор.

— Это, — Аями оглянулась. — Пока лекарство действует, поспи здесь. На диване, или на футоне, если хочешь. Утром я скажу тебе всё, что удалось узнать.

— Спасибо, наставница, — с благодарностью кивнул я.

— Мне больше нравилось, когда ты называл меня «солнышко», — высунув язык, она хитро улыбнулась. В тот же миг её альвафон завибрировал от звонка. Прижав к себе трубку, она махнула рукой. — Отдыхай, я всё сделаю.

Аями ушла на кухню и, прикрыв дверь, взяла трубку. От одного взгляда на экран её прошиб холодный пот.

— Алло.

— Хошино, ситуация изменилась, — раздался в трубке голос великого князя Пожарского. — Ты ведь помнишь наш договор?

— Помню, — сухо ответила она. В горле мгновенно пересохло от волнения. Женщина стиснула трубку побелевшими пальцами.

— Вайнер сбежал от нас, он в розыске по всей Империи. Но далеко он уйти не мог, мы уже перекрыли дороги. У него один путь — затеряться в городе и притаиться у кого-нибудь. Он может попытаться скрыться у тебя или у других знакомых. Я просто напомню, что Император велел нам казнить любого за содействие преступнику.

— Поняла, — кивнула она.

— Он пытался с тобой связаться, Хошино? — насторожился голос в трубке. — Или может, он у тебя сейчас?

— Он… — она закусила губу и, помедлив, тихо ответила. — Его здесь не было.

— Хорошо. Если объявится, немедленно сообщи.

— Поняла вас, — ответила она коротким гудкам. Сжав дрожащими пальцами альвафон, Аями вздохнула и прислонилась спиной к стене.

На душе было паршиво настолько, что хотелось застрелиться.

— Ненавижу быть загнанной в угол, — сглотнув вставший в горле комок, она улыбнулась. — Но похоже, другого пути нет.