Как и предлагал Дамиан, они начали с малого.
Сломанные карандаши, треснувшие деревянные линейки, порванные листы бумаги — всё, что годами копилось в глубине ящиков и на дне сумок, теперь перекочевало на парту в секретном классе.
Мара долго сидела над этой кучей канцелярского мусора, соединив пальцы домиком, и не знала, с чего ей начать.
Вдруг Дамиан подскочил, порылся в своей сумке, и с победным видом вытащил две половинки деревянной линейки.
— Вот, — сказал он и положил обломки перед ней, как некий дар. — Сломал в Битве На Линейках с Весперисом пару лет назад.
Мара повертела половинки в руках. На одной из них, в уголке, были аккуратно выжжены инициалы: «Д. С.».
— Почему ты не купил новую?
— А зачем? — Дамиан пожал плечами. — Во-первых, она исполняет свои функции в большинстве случаев. Во-вторых — я к ней за столько лет прикипел.
Она попыталась сложить половинки так, чтобы сколы совпали.
— Подумал, что тебе будет проще захотеть починить что-то, что принадлежит мне, — добавил он.
— Я не принадлежу тебе, — ворчливо вмешался Весперис, не поднимая головы. Он сидел за соседней партой, склонившись над домашней работой по алхимии.
Из-за этих экспериментов Мара и Дамиан стали пренебрегать учёбой, и ему приходилось отдуваться за них тоже, чтобы поддерживать приличные оценки.
— Ещё как принадлежишь, — усмехнулся Дамиан. — У меня даже квитанция есть — за моральный ущерб и хроническое занудство.
Весперис закатил глаза, но ничего не ответил, и вернулся к своей алхимии.
— Ладно…— Мара поставила локти на стол разместив соединённую линейку перед лицом и закрыла глаза.
Как это должно работать?
Нужно хотеть и не бояться.
И она действительно хотела.
И почти не боялась.
Она продолжала применять эфирную магию по мелочам с тех самых пор, как создала сахар на Рождество. С каждым разом всё получалось чуть увереннее. И главное — ничего подобного тому, что случилось тогда, с деревом, больше не повторялось.
«Это произошло с тобой всего один раз,» уверял её Дамиан. «И тогда всё было как-то… наперекосяк. Да и я вёл себя как болван… Слушай, может это всё-таки из-за меня. Мара, ну ты сама посуди: как только мы помирились, у тебя сразу всё начало получаться…»
Мара тогда отмахнулась. Сказала, что он переоценивает свою значимость, как всегда.
Но внутри себя она не могла не задуматься: а вдруг он прав?
Что, если это и правда из-за него?
Дамиан был рядом, когда эфирная магия пробудилась. Это Дамиан сказал ей, что она — эфирная заклинательница. Это он предложил ей сделать мел, и у неё получилось. И она утратила контроль, когда их отношения не ладились. Что, если каким-то образом дело действительно было в нём?
Мара тряхнула головой. Ей была неприятна мысль, что её магия зависит от кого-то другого, даже от Дамиана. Но если это и правда так…
Если это и правда так, то всё должно получится. Ведь он рядом и смотрит на неё с дурашливой улыбкой, а его галстук выглядит так, будто кто-то совсем недавно наматывал его на руку.
Мара снова сосредоточилась на линейке, постаравшись отогнать все ненужные мысли.
Ещё раз: хотеть, не бояться.
Бояться было, в сущности, нечего. Даже если она испортит линейку. Даже если дерево вспыхнет или рассыплется в пыль — это ведь всего лишь линейка.
Она сделала глубокий вдох и выдох, пытаясь настроиться на что-то неуловимое, но интуитивно понятное, что исходило от предмета в её руках.
Тонкое дерево потеплело, воздух едва ощутимо дрогнул.
— Получилось… — благоговейно прошептал Дамиан.
Мара открыла глаза.
Линейка была как новая.
Даже затупившиеся углы стали острыми, словно только из канцелярской лавки. Но инициалы «Д. С.» всё же остались.
Она протянула линейку Дамиану. Он взял её бережно, осторожно, и поднёс к глазам, внимательно рассматривая место былого слома. Постучал ею по парте, а затем вскочил и сделал эффектный выпад в сторону Веспериса.
— Я требую реванш! — провозгласил он, тыча в друга линейкой на манер шпаги.
Весперис, не моргнув, молниеносно выхватил «оружие» у него из рук.
— Эй! — возмутился Спэрроу, отшатнувшись с таким видом, будто его только что ограбили. — Это было подло! Отдай!
Но теперь была очередь Мора изучать линейку. Он даже достал из кармана маленькое серебряное увеличительное стекло.
Дамиан раздосадованно рухнул обратно на стул.
— Действительно, — наконец проговорил Весперис, отложив стекло и протягивая линейку. — Ни следа. Даже шва нет. Поверхность ровная, структура волокон восстановлена. Возможно, даже лучше, чем была раньше.
Вдохновлённая результатом, Мара взялась за порванный тетрадный лист.
Весь следующий час она чувствовала себя больше чувствовала себя ремесленником, чем магом. Она вправляла графит, словно хирург кости, и сшивала бумажные волокна, словно портниха.
— Ты вообще понимаешь, что делаешь? — поинтересовался Дамиан, наблюдая за ней с живым любопытством. — В смысле… Ты понимаешь, как это работает?
— Не совсем, — честно призналась Мара. — Я просто… Стараюсь представить, как оно должно быть, но не в голове, а… Почувствовать. Понимаешь?
— Нет, — он мотнул головой. — Но главное, чтобы ты понимала. Что ты при этом ощущаешь?
Мара устало откинулась на спинку стула и помассировала виски.
— Странное покалывание в теле и лёгкую головную боль.
— Значит, ты на верном пути.
— Головная боль — не индикатор магического прогресса, — возразил Весперис. Он подсел к ней с другой стороны. — Это индикатор того, что ты игнорируешь отдых.
— Спасибо, доктор Мор, — буркнула Мара.
— Правда, отдохни, — его голос смягчился, и он погладил её по спине. — Ты не сможешь мне помочь, если умрёшь от магического истощения.
Подперев голову одной рукой, другой Дамиан коснулся её плеча.
— Доктор Мор прав, — сказал он. — Другого эфирного заклинателя у нас нет. Мы должны тебя беречь.
Мара потёрла уставшие глаза.
— Ладно. Но завтра я хочу попробовать что-то посерьёзнее.
Мара вертелась на скамье уже с добрых пятнадцать минут. Лекции профессора Рэнсома были невыносимо затянуты, особенно после обеда. А самое ужасное — ей действительно нужно было в туалет.
Она пыталась терпеть, но в какой-то момент просто больше не могла сосредоточиться и подняла руку. Профессор, не отрываясь от своего рассказа, указал подбородком в сторону двери: иди, только не мешай.
Она почти выбежала в коридор, на ходу приглаживая волосы.
В туалете было прохладно и тихо. Зеркало с трещинами в углу, скрип двери кабинки, холодный фарфор. Всё как обычно.
Но когда она, вымыв руки, вышла обратно в коридор, то чуть не врезалась в Веспериса.
— Ты так вылетела из класса… Я подумал, может, ты плохо себя почувствовала, — он говорил тихо, почти шёпотом, но в голосе была какая-то нетипичная поспешность.
— Со мной всё в порядке, — Мара растерянно улыбнулась. — Просто… слишком много чая выпила за завтраком.
Он воровато оглянулся — сначала налево, потом направо — а затем одним уверенным движением подтолкнул её обратно в туалет.
— Весперис? — она хихикнула, спотыкаясь на входе. — Что ты… ты что, с ума сошёл?
Он не ответил. Закрыл дверь кабинки на щеколду, развернулся, взял её лицо в ладони и поцеловал.
Сначала Мара оцепенела от неожиданности и от того, что вообще можно вот так, без предупреждения, в школьном туалете, посреди урока.
Но через несколько секунд её руки сами потянулись к нему, и всё вокруг замерло.
Поцелуй был другим. Будоражащим. Не из тех, что случаются на прогулке под луной или у камина. Он был диким, жадным, и от этого пугающе захватывающим. Всё в этой тесной кабинке кричало о запрете. Запах мыла, холодный кафель, близость его тела, приглушённые шаги в коридоре — всё это смешивалось в голове Мары в какое-то тревожное, головокружительное чувство.
Весперис отстранился.
— Прости, — выдохнул он. — Я просто… Я скучал. Очень. А при Дамиане я не могу. Не могу целовать тебя при нём.
Мара сглотнула, сердце грохотало в ушах.
— Я тоже скучала, — прошептала она. — И… Я тоже не могу.
Он кивнул. И только потом, кажется, осознал, где они находятся.
— Чёрт… я в женском туалете.
— Да, — Мара хихикнула, прикрывая рот рукой. — И если тебя здесь кто-то увидит…
— Всё, я ухожу.
— Подожди.
Она выскользнула наружу и наклонилась, чтобы проверить, нет ли чьих-то ног в других кабинках. Затем — коридор.
— Чисто, — доложила она Весперису.
— Хорошо. Не иди сразу за мной, пару минут подожди.
Мара кивнула, а он быстро поцеловал её ещё раз, прежде чем покинуть туалет.
Она осталась, прислонившись к раковине. Несколько секунд просто дышала. Затем посмотрела на своё отражение в зеркале. На щеках — румянец, на припухших губах — лукавая ухмылка, на лице выражение, будто она впервые что-то украла, и теперь с трудом могла удержаться, чтобы не попробовать снова.
Внутри что-то дрогнуло. Возбуждение, трепет… Но вместе с ними — нарастающее беспокойство.
У нас не получается.
Она не знала, откуда взялись эти слова, но они прозвучали отчётливо, словно кто-то прошептал их прямо ей в ухо.
У нас не получается быть втроём.