Мара проснулась от того, что Весперис гладил её по волосам. Он сидел на краю кровати полностью одетый. За окнами было ещё темно, и свет исходил только от тусклого ночного светильника над спинкой.
— Привет, — прошептал он. Голос его звучал как-то непривычно мягко. — Я уезжаю. Пойдём проводишь меня. Нет, не буди его. Мне нужно поговорить с тобой.
Мара отпустила руку Дамиана, в обнимку с которой уснула, стараясь не потревожить его. Он едва заметно вздохнул и чуть повернулся на бок, но не проснулся. Наскоро пригладив волосы, она вышла следом за Весперисом в общую комнату.
Мор уже ждал её у камина, одетый в длинное тёмное пальто, застёгнутое на все пуговицы, с небольшой дорожной сумкой.
Несмотря на то, что он собирался с ней поговорить, путь до ворот академии, где ждали несколько извозчиков, они провели в полной тишине. Солнце только начало вставать на горизонте. Академия и окрестности стояли совершенно пустые, и, как будто спали, закутанные в утреннюю дымку.
Единороги нетерпеливо рыли копытами землю, пока немногочисленные ученики, не уехавшие вчера, загружались в кареты. Весперис поместил свою сумку в багажное отделение и замер у двери. Казалось, он старался до последнего оттянуть разговор.
В конце концов, он обнял её, и она обхватила его руками за талию. Ей вдруг стало невыносимо тоскливо. Мара так привыкла к нему за эти несколько месяцев, что две недели каникул казались пугающими.
— Присмотри за ним, — серьезно сказал Весперис. — Не своди с него глаз и не отходи ни на шаг. Мне кажется, что я должен остаться, но есть кое-что, чем я действительно могу помочь. Или хотя бы попробовать.
— Хорошо, — кивнула она в ответ.
Они простояли так ещё пару минут, прежде чем Мара набралась смелости сказать:
— Я буду скучать.
— Я тоже буду скучать.
Кучер недовольно позвонил в колокольчик. Весперис разомкнул объятия и поцеловал её в лоб.
— Счастливого Рождества.
— Счастливого Рождества.
Чем меньше становилась карета, удаляясь от академии и теряясь в тумане, тем больше у Мары щемило в груди. Кажется, она и правда до этого момента не осознавала, как сильно привязалась к нему, и теперь чувствовала невероятную пустоту внутри.
Она несколько раз глубоко вздохнула, пытаясь взять себя в руки.
«Ничего страшного, это всего лишь две недели», убеждала она себя. «К тому же, мы можем переписываться. И впереди Рождество! Надо будет выбрать подарок… Интересно, что он подарит мне?»
Мысли о празднике немного отвлекли её от тоскливых размышлений. Погружённая в выбор возможного подарка, Мара медленно направилась обратно к академии.
Внутри было тихо. Неестественно тихо. Окна в коридорах отбрасывали на пол холодные блики зимнего солнца, а её шаги эхом разносились между каменных стен. Общая комната, обычно наполненная болтовнёй, смехом и звуками шагов, теперь казалась пустынной и гулкой. Мара остановилась на мгновение, чтобы стряхнуть с себя это странное ощущение, а затем отправилась в спальню — разбудить Дамиана и вместе пойти на завтрак.
Но кровать, в которой они уснули, была пуста.
Мара нахмурилась. Где он? Она ещё раз проверила общую комнату и даже заглянула в туалет, но Дамиана не было ни там, ни там. Лёгкое беспокойство кольнуло её где-то в груди. Возможно, он уже пошёл завтракать?
Спускаясь вниз по широкой лестнице, она всё чаще оглядывалась по сторонам, надеясь заметить его в каком-нибудь из коридоров, но всё было безлюдно. Когда она вошла в зал, длинный общий стол был уже накрыт, но из-за раннего времени там не оказалось ни души.
Теперь она нервничала не на шутку.
В класс магии крови Мара уже бежала со всех ног, но и там было пусто. Её охватила тревога, стало тяжело дышать. Её сердце стучало так громко, что каждый удар отдавался в ушах. Что, если Дамиан решил завершить начатое, но теперь так, чтобы его никто не нашел и не остановил?
Эта мысль вызвала новую волну паники.
Мара снова вернулась в холл, села на ступеньки и обхватила голову руками, пытаясь успокоиться и подумать, куда ещё он мог пойти, но мысли сами собой наполнялись страшными картинами его бездыханного тела где-нибудь в одном ему известном уголке академии.
— Мара? Что ты делаешь?
Она подняла голову, и полные слёз глаза встретились с растерянным взглядом Дамиана. Его лицо раскраснелось от холода, а в волосах застряли мелкие снежинки. На мгновение её охватила такая буря эмоций, что она вскочила на ноги и, не сдержавшись, со всей силы толкнула его в грудь.
— Где ты был⁈ — крикнула она, и голос её сорвался.
Дамиан отшатнулся, ошарашенный её неожиданной реакцией.
— Я… я ходил к почтовому ящику, чтобы отправить Весперису письмо, — объяснил он, всё ещё растерянный, и попытался заглянуть ей в лицо. — Прости. Я, наверное, должен был оставить записку…
Но Мара отвернулась, сердито сложив руки на груди. Она не хотела, чтобы он видел её заплаканное лицо. В груди всё ещё клокотали остатки злости, смешанные с облегчением. Она была невероятно рада, что он жив и невредим, но гораздо сильнее сейчас злилась за то, что он заставил её почувствовать этот ужас.
— Прости, пожалуйста, — снова повторил Дамиан, уже тише, виновато. — Я правда не подумал… Пойдём… пойдём завтракать?
Он осторожно протянул руку, пытаясь взять её за локоть, но Мара вывернулась и шагнула в сторону, не сказав ни слова.
Они отправились к Общему Залу в молчании. Дамиан плёлся немного позади, словно старался незаметно сократить дистанцию, но при этом опасался приближаться.
Бушевавшие эмоции постепенно успокоились. Возможно, это было связано с чувством приятного насыщения в желудке после вкусного завтрака. Но окончательно её раздражение испарилось в тот момент, когда Дамиан протянул ей маленькую булочку, намазанную маслом и вареньем — так, как она любила. В его лице читалась осторожная надежда на примирение.
Мара уже собиралась принять его подношение, когда к ней вдруг снова подошёл школьный почтальон. И теперь выглядел он так, будто сейчас взорвётся от волнения.
— Ты… Ты — Мара Сейр? — дежурно уточнил он, слегка запинаясь.
Мара растерянно кивнула, булочка зависла у её губ.
— Прости… Я мне очень жаль… Прости меня пожалуйста… — лепетал он.
— За что?.. — опешила Мара.
Почтальон вместо ответа сделал несколько неловких шагов назад, кашлянул и вдруг, совершенно внезапно, крикнул во весь голос:
— ТЫ ЗА ЭТО ОТВЕТИШЬ, ДРЯНЬ!
Эти слова эхом разнеслись по залу, заставив всех немногих учеников и преподавателей за столами замереть и уставиться на них.
— Что происходит? — выдавил из себя Дамиан, чуть не подавившись своим чаем.
Мара таращилась на почтальона, поражённая не меньше остальных. Тот мгновенно побагровел и, заикаясь, начал лихорадочно извиняться, чуть не плача:
— Прости! Прости-прости-прости, это моя обязанность! Это… это голосовое сообщение! Я не могу отказаться… Прости пожалуйста! — он заткнулся, сунул Маре газету и письмо, которые сжимал в трясущихся руках, и, всё ещё красный как помидор, бросился прочь из зала с такой скоростью, будто за ним гнались гончие.
За его спиной осталась гробовая тишина.
— Слушай, я такого даже не видел ни разу, — нервно усмехнулся Дамиан, потирая затылок. — Далеко не каждому статус позволяет отправить голосовое сообщение, тем более, кхм… такое. Ты знаешь, от кого оно?
— От папы, — невозмутимо ответила Мара, стараясь согнать краску с лица, возникшую от избыточного внимания к её персоне.
— От… кого? — Дамиан растерянно принял газету, которую она ему протянула.
На первой странице красовалась фотография с того злосчастного визита, где её приобнимает за плечо Кай Ардонис, а она натянуто улыбается.
«Мара снова Дьюар!» гласили огромные буквы над фото, а под ним чуть меньшим шрифтом:
«Жертва прошлогоднего громкого отравления в академии Эльфеннау оказалась наследницей одной из древнейших волшебных семей с огненной доминантой. Родители вернули титул, которого лишили свою дочь, когда она не проявила магические способности вовремя (подробности на странице 3).»
Дамиан прочитал текст дважды и поднял взгляд к Маре, моргая так часто, будто пытался проснуться.
— Чего⁈ — только и смог выдавить он.
Дамиан несколько секунд молчал, переваривая информацию, потом хрипло выдохнул:
— Так твои родители живы? Но я думал… И они… Дьюары? Как… Почему… Что…
— Да, Дьюары. И да, живы. — Она вытерла испачканные в варенье пальцы о салфетку. — Они выгнали меня из семьи, когда мне было восемь лет. Дьюары — фанатики чистоты стихий. Как и говорил Весперис. У них вся родословная из огненных магов, и они считают позором рождение ребёнка с другой доминантой. А ещё большим — ребёнка вообще без магических способностей.
Она замолчала, но Дамиан внимательно смотрел на неё, и было понятно, что он ждёт продолжения. Мара повела плечами и слабо усмехнулась:
— Ну, раз я проявила способности, да ещё и с огненной доминантой, видимо, я снова стала для них желанным членом семьи. С чисто практической точки зрения, конечно. Никто не хочет лишаться «наследственного актива». Вчера мне пришло письмо с новыми документами. Они изменили мою фамилию на Дьюар даже не предупредив, и тем более не спросив, хочу ли я этого. Думали сделать это по-тихому…
— … но ты написала в газету, — закончил за неё Дамиан, не скрывая восхищения. — Значит… Ты тоже аристократ? Получается, такой же, как Весперис?
Мара усмехнулась шире, горько и нервно.
— Аристократом я была до восьми лет, Дамиан. До тех самых вступительных экзаменов, которые с треском провалила. И с тех пор, если ты вдруг забыл, жила с бабушкой. Честно говоря, я даже почти ничего не помню…
Кто-то кашлянул над их головами. Мара повернулась, и увидела директора Дьюара.
— Мисс Сейр… Точнее, мисс Дьюар, — начал он излишне торжественным тоном. — Должен сказать, что ваши родители совершили большую ошибку, поступив так с вами. Надеюсь, вы не забудете, что я всегда был к вам добр, не зависимо от вашего статуса.
— Конечно, господин директор, — учтиво ответила она. — Большое спасибо.
Он слегка поклонился и направился к своему месту.
Глаза Дамиана грозили вылезти из орбит.
— Подожди, получается директор твой…
— Четырёхюродный дядя, или что-то вроде того, — она, наконец, рассмеялась по-настоящему. — Никогда раньше с ним не виделась.
Дамиан смотрел со смесью сострадания и жалости, и это раздражало.
— Что ж, — сказала Мара, вставая из-за стола. — Полагаю, теперь я могу все покупки оплачивать с семейного счёта. Пойдём в город, разорим как следует моих родителей!
Они вернулись, когда уже стемнело. Смеялись, несли охапки покупок — бумажные пакеты, обёрточная бумага, ленточки и коробочки разного размера. Мара сразу же пошла разводить камин и подтянула диван ближе к огню.
— Всё, я больше никуда не пойду, — простонал Дамиан, плюхаясь рядом и обнимая подушку. — С меня достаточно покупок на ближайшие десять лет. Не думал, что разорять чужую семью может быть так утомительно.
— Это не разорение, а восстановление справедливости, — заметила Мара, вытаскивая ноги из сапог и укрываясь пледом.
Они замолчали. Огонь трещал в камине. В общей комнате не было никого, кроме них. Эта тишина сначала казалась уютной, но чем дольше они сидели, не глядя друг на друга, тем отчётливее Мара понимала: Весперис уехал, и вся ответственность за Дамиана теперь на ней. Они должны поговорить о том, что произошло вчера. И до этого на алхимии. О том, что происходило с ним всё это время.
Судя по тому, как Дамиан сутулился и прятал глаза, пытаясь быть незаметным, он тоже понимал, что этот разговор неизбежен.
— Дамиан… — сказала она наконец, мягко.
Он дёрнулся, но не ответил.
— Нам нужно поговорить.
— Я догадывался, — хрипло произнёс он, продолжая смотреть в огонь.
Мара замолчала. Она не знала, с чего начать. Не хотела прижимать его к стене. Не хотела, чтобы он чувствовал, будто его допрашивают.
— Я хочу понять, — сказала она. — Что с тобой происходит?
— Со мной всё в порядке, — слишком быстро ответил он.
Мара покачала головой.
— Нет. Ты едва не умер на уроке. Ты пытался провести ритуал, который тебя убил бы. И ты говоришь, что всё в порядке?
Он стиснул челюсть.
— Что бы я ни делал… — начал он глухо. — Ничего не вышло. Только хуже стало. Всё хуже. Я… Я разрушаю всё, к чему прикасаюсь.
Он провёл рукой по лицу.
— Я не справился, Мара. Я не хочу смотреть, как Весперис умирает. Я… Я этого не вынесу. Я этого не переживу.
Мара не смогла сдержать слёз. Опять. Она не плакала так долго, а теперь вода хлынула из её глаз третий раз за сутки.
— Ты чуть не оставил меня одну, — всхлипнула она. — Как насчёт меня, Дамиан?
Он вздрогнул и повернулся к ней.
— Я бы смотрела, как сначала умираешь ты. А потом он.
Дамиан не отвечал. Просто смотрел, как она утирает слёзы рукавом. Наверное, он должен был что-то сделать — обнять её, утешить, хотя бы протянуть руку, предложить платок. Но он не мог даже пошевелиться.
Что-то неуловимо изменилось в выражении его лица, потому что вдруг он понял.
Слёзы ещё блестели на её щеках, но голос прозвучал ровно:
— Весперис был прав, — сказала она. — Тёмная магия не спасает. Она только разрушает. Даже в хороших руках. Даже с хорошими намерениями. Это всё равно оружие. Дело не в тебе, Дамиан. Это не ты всё разрушаешь, а она.
Мара замолчала, а потом тихо добавила:
— Давай пообещаем друг другу, что мы больше не будем туда лезть. Мне кажется, мы не найдём там ответов.
Он долго молчал, а затем спросил тихо, почти беспомощно:
— А если мы не найдём Ллиурэн?
— Тогда будем искать ответы сами. Может, с самого начала нужно было так поступить. Не надеяться на кого-то — на Аэлларда, на Ллиурэн… А просто сесть и разобраться. Сначала.
Дамиан кивнул, медленно и глубоко.
— Хорошо, — сказал он. — Больше никакой тёмной магии.
Мара протянула руку, согнув мизинец. Он посмотрел на неё в полуусмешке, в полузамешательстве, но тоже протянул руку и сцепил свой мизинец с её.
— Клятва на мизинчиках, — прошептала она. — Самая страшная.
— Самая крепкая, — отозвался он. — Поверить не могу, что Мор заставил нас поклясться на крови.
Она тихо засмеялась.
— Мы это заслужили, — признала Мара. — Но согласись… он умеет бывать королём драмы.
— О да, — хмыкнул Дамиан. — Ещё как умеет.