Темный феникс. Возрожденный. Том 4

Глава 4

Я смотрел на Одинцова около минуты. В моей голове мелькали разные мысли, но большинство из них сводились к тому, что куратор Особого Корпуса не просто так задал эти вопросы. Ему нужна Юлия Сергеевна. А если бабушку снова призовут на службу, Виктория не сможет остаться дома — её заберут в этот демонов Корпус.

Вот почему Кольцов устроил ритуал именно сейчас — он знал, что бабушка будет под защитой его величества как только вернётся на службу. Кто бы ни стоял за деканом, эти люди были в курсе планов Одинцова, и они явно спешили.

— В Особом Корпусе императорского пансиона обучают одарённых, чья направленность дара считается очень редкой и полезной для империи, — сказал я наконец, чувствуя, что пауза слишком затянулась. — Ну а что касается инструкторов… думаю, что пенсия им не положена. Вы их списываете только когда они становятся бесполезными.

— Ваша бабушка рассказывала вам о своей работе? — нахмурился Одинцов.

— Нет, к сожалению, она не может говорить о работе, — сказал я, пожав плечами. — Впрочем, вы и сами об этом знаете получше меня.

— Вам говорит о чём-нибудь позывной «Волна»? — Максим Фёдорович покосился на канцлера, который не вмешивался в разговор, но внимательно слушал.

— Да, это позывной моей бабушки, — я усмехнулся, увидев удивлённые взгляды мужчин. — Она его не называла. Я узнал о Волне от Жнеца.

Одинцов вздрогнул и отшатнулся, а вот канцлер выпрямился и посмотрел на меня с интересом.

— Вы… как вы познакомились со Жнецом? — спросил Одинцов, сжав пальцами подлокотники кресла.

— Он заходил в гости, — моя усмешка стала шире. — Решил, что нам пора познакомиться. Всё-таки не чужие люди.

— Жнец не знакомится с бесполезными людьми, — ровно сказал канцлер Лутковский. — Чем-то вы его заинтересовали.

— Тем, что убил князя Давыдова, — я вздохнул. — Давайте мы перейдём к сути разговора. Время позднее, а у меня по расписанию скоро отбой.

— Так не терпится вернуться в камеру? — хмыкнул Одинцов.

— Я жду наёмных убийц, а они обычно приходят по ночам, — я с безразличным видом поправил парадный пиджак и смахнул с плеча невидимую пылинку.

— Почему вы считаете, что к вам придут наёмные убийцы? — канцлер поднялся с кресла и шагнул ко мне. — Тайная Канцелярия обеспечивает полную безопасность для всех, кто находится в её стенах.

— Ну да, конечно, — я махнул рукой и закатил глаза. — Вы свою-то безопасность обеспечить не можете. Не знаю, в курсе ли вы, но среди ваших людей затесались шпионы или, как говорят истребители, крысы. Прямо здесь, у вас под носом, Пётр Григорьевич.

— Максим, — сквозь зубы процедил канцлер, обернувшись к Одинцову. — О чём он говорит?

— О тех крысах, что слили информацию о задании отряда истребителей под командованием Грача, — спокойно ответил тот. — Или о других крысах, которые сорвали тайную операцию в соседнем государстве. А может быть граф говорит о крысах, что напичкали все лечебные артефакты, артефакты связи и мобильные телефоны магическими маячками. Вы бы уточнили, о ком идёт речь, ваше сиятельство.

— С чего бы графу знать такие подробности о внутренних делах Тайной Канцелярии? — недоверчиво прищурился канцлер.

— Последний сигнал от истребителей исходил из родового поместья Шаховских, после чего все артефакты были уничтожены, — со смешком проговорил Одинцов. — Затем сам граф отправился в рейд с выжившими истребителями. Следом за ним в очаг вошли Феликс и Эдвард Рейнеке. Наши системы зафиксировали выброс магической энергии в сибирском очаге, — он закинул ногу на ногу и покачал головой. — Думаю, что граф знает гораздо больше, чем показывает. Ну и мой опыт говорит, что Константин Шаховский далеко не так прост, каким хочет показаться окружающим.

— Что скажете, ваше сиятельство? — канцлер остановил на мне свой тяжёлый взгляд.

А ведь совсем недавно, в московском очаге, он изображал добродушного человека. Как быстро слетают маски, когда дело доходит до личных целей. Хотя не таких уж личных, если подумать.

Я смотрел на Лутковского и пытался понять, могу ли довериться ему. Император не поверит в голословные обвинения близких ему людей, а вот канцлер может поверить. Да и вообще, если не доверять главе Тайной Канцелярии и главе особого крыла разведки, то кому тогда можно доверять в этой стране?

— Скажу, что мы отклонились от темы разговора, — я спокойно встретил его взгляд. — Мне известно всё, что перечислил Максим Фёдорович. Но я могу рассказать вам то, чего он не знает.

Канцлер подался вперёд, а взгляд Одинцова чуть не пронзил меня насквозь — таким он был острым и цепким.

— Истребители завершили задание, не без моей помощи, конечно, — сказал я. — Мы обнаружили заброшенную лабораторию, где остались следы пыток. Все документы были уничтожены, но мне удалось найти клочок бумаги, где можно было разобрать фамилию куратора проекта «Возрождение».

— Ну же, не тяните! — не выдержал Одинцов, раздув ноздри.

— Бартенев, — я назвал фамилию троюродного брата императора и полюбовался вытянувшимися физиономиями двух самых влиятельных людей в империи после его величества. — Но это не всё. На нас напали гвардейцы Бартенева и Миронова, у которых были боевые артефакты света, изготовленные по спецзаказу.

— Твою мать! — ругнулся Одинцов. — Мы это не потянем, Петя.

— Знаю, — канцлер помрачнел и посмотрел на меня так, будто я только что уничтожил его. — Император и так во мне сомневается, я просто не могу санкционировать подобное расследование.

— Нам нужна Волна, — хмуро сказал Одинцов, покосившись на меня.

— Вы не можете забрать её просто так, верно? — спросил я. — Вам нужно моё разрешение?

— Да, нужна ваша подпись на возвращение Юлии Сергеевны в ряды особого крыла разведки, — канцлер вернулся к своему столу и взял несколько листов бумаги. — Распишитесь вот здесь и здесь. И не забудьте поставить личную печать главы рода.

— Нет, — я не сдвинулся с места и не стал брать бумаги. — Я не дам своего разрешения. Старейшина рода нужна мне в поместье.

— Тогда мы будем вынуждены отдать ей приказ, игнорировать который она не сможет, — Одинцов сжал кулаки. Аура воздуха вокруг него стала видимой и закрутилась по спирали.

— Попробуйте, — я встал с кресла и посмотрел на мужчин по очереди. Да, они были теми людьми, с которыми лучше не ссориться. Но моя семья больше не будет играть в их игры. — Думаю, что мне пора вернуться в камеру.

— Я вас не отпускал. Вы должны понимать, что стоит на кону, ваше сиятельство, — поджал губы Лутковский. — И мы ещё не обсудили статус моих истребителей, которые до сих пор не вернулись с задания.

— Боюсь, что не могу ничего сказать о них, — я развёл руками. — Не имею ни малейшего представления, где они сейчас находятся.

— Но когда вы уезжали из дома, вы знали, где они, не так ли? — канцлер сразу же раскусил мой манёвр.

Лгать ему я не собирался, но ведь могли же истребители пойти на полигон, в очаг, просто прогуляться, в конце концов? А значит я не могу знать, где они и что делают.

— Только примерно, — я шумно вздохнул.

— Заседание по вашему делу состоится завтра во второй половине дня, — сказал наконец канцлер. — В качестве свидетелей приглашены ваши родственники по матери, ваша невеста и ваша бабушка. Проблема в том, что Юлия Сергеевна отказывается покидать поместье без вашего разрешения. Позвоните ей.

Лутковский дал мне свой телефон. На экране было написано всего одно слово. Волна. Отказываться я не стал. Без свидетелей мне на суде точно делать нечего. Конечно, я переживал за безопасность невесты и бабушки, но не сидеть же им в особняке неизвестно сколько.

— Ещё кое-что, ваше сиятельство, — Одинцов отозвал ауру и сделал глубокий вдох. Скажите, вы можете отпустить Волну на одно единственное задание? Без её помощи мы не справимся. На кону война между двумя империями, и нам нужны способности Волны.

— Только если она сама этого захочет, — ровно ответил я.

— Вот и славно, — расплылся в улыбке он. — Оказывается, с вами можно договориться.

— Можно, если не угрожать моей семье и говорить открыто, — абсолютно серьёзно сказал я и набрал номер бабушки. — Бабушка, это я.

— Костик? — раздался её голос на весь кабинет. Ну да, ещё бы нам позволили говорить не на громкой связи. Ни о какой приватности беседы речь не шла. — С чего это канцлер дал тебе свой телефон?

— Хочет, чтобы я разрешил тебе и Юлиане приехать на суд, — усмехнулся я. — В общем, разрешаю. И если вдруг ты захочешь повидаться со старыми друзьями и коллегами, то можешь это сделать. Я не возражаю. Только будьте осторожны в пути.

— Сделаем всё возможное, — коротко ответила бабушка. — Не переживай. У нас всё хорошо, прорывов не было, дети волнуются, но они в порядке. Увидимся завтра в суде.

Она сбросила звонок, и я передал телефон Лутковскому.

— Доброй ночи, ваше сиятельство, — сказал он и шагнул к двери. — Я прослежу, чтобы этой ночью вас никто не побеспокоил.

— Доброй ночи, — я кивнул и вышел из кабинета.

Охранники проводили меня в камеру всё тем же безумным маршрутом. Я умылся и лёг в постель, размышляя об этом странном разговоре. Вроде бы сказано было много, а по сути — ничего конкретного и важного.

Ещё и пригласили меня сразу после визита Кольцова. Или это был такой своеобразный способ убедиться, что я не пошёл на договор с деканом? Не верил я в совпадения, особенно в такие, когда сам куратор Особого Корпуса и глава разведки лично просит разрешение на участие завербованного агента в военной операции у восемнадцатилетнего графа.

Я резко сел на кровати, найдя объяснение. Эта военная операция настолько тайная, что о ней не знает даже император. Причём запланирована она была ещё до нашего разговора и до того, как я рассказал о лаборатории.

И что это означает? Что Одинцов и Лутковский хотят провернуть что-то в обход его величества. И наверняка они не поставят в курс дела того же Бартенева, который курирует военные операции.

Я усмехнулся. Это уже интересно. Похоже, канцлер решил вычислить крыс в своём ведомстве. Раз уж он знает о них и ничего не предпринимает, то причины для этого должны быть очень вескими.

Найдя наконец логичное оправдание странного поведения Лутковского и Одинцова, я смог уснуть и проспать до самого завтрака. Меня никто не побеспокоил, не было наёмных убийц или тайных визитов. Неужели канцлер всё же постарался?

Время до обеда тянулось еле-еле, а после него пришёл Берг. Мы обсудили нашу стратегию ещё раз, я переоделся в принесённый им костюм, который передала бабушка, и в сопровождении охранников вышел из камеры. Сам суд должен был проходить в здании Тайной Канцелярии, на самом верхнем этаже, предназначенном для разрешения споров аристократов.

Внутри я увидел длинные ряды мягких стульев, среди которых не было ни одного свободного. Юлиана сидела на справа от небольшой трибуны, рядом с которой стояло кресло, очень похожее на трон.

Бабушку я в зале не увидел, из чего сделал вывод, что Одинцов сумел уговорить её принять задание. Только вот почему она решилась? Да ещё и прямо во время моего суда. Разве не логичнее было бы сначала выступить в качестве свидетеля, а потом уже решать свои дела?

При моём появлении по залу прокатилась волна шепотков, не унимавшаяся несколько минут. Я не слушал пересуды и не смотрел по сторонам. Меня усадили слева от трибуны, а Берг сел рядом со мной.

Рейнеке зашли в зал последними. Я кивнул Феликсу и Эдварду, а вот на третьем мужчине мой взгляд невольно задержался. Судя по всему, это наследник рода Рейнеке — Александр Феликсович.

Этот мужчина выглядел лет на сорок пять, подтянутый и высокомерный на вид. Но интересен мне он был лишь потому, что даже слепец увидел бы наше с ним сходство. Он выглядел в точности, как я, даже мимика у нас была схожей.

Кажется, я понял, почему Эдвард недолюбливал Константина с самого его рождения. Он, ну или теперь уже я, был полной копией своего дяди Александра, к которому Эдвард испытывал не самые приятные чувства.

— Его императорское величество Михаил Алексеевич Романов, — прокричал секретарь, оборвав шёпот собравшихся в зале аристократов.

Все взгляды обратились к резной двери за пустой трибуной. Я почувствовал, как напрягся рядом со мной Берг, поправляя галстук. Остальные замерли в почтительном поклоне, который мы с юристом повторили, едва дверь отворилась.

Император прошёл к своему трону не спеша, как и полагается монарху. Он был одет в парадный мундир без орденов. Взгляд его величества скользнул по залу, на мгновение задержался на мне и переместился на дальние ряды.

Он сел, откинулся на спинку и кивнул Лутковскому, который тут же занял трибуну.

— Прошу всех садиться, — голос канцлера разнёсся под сводами зала. — Сегодня мы рассматриваем дело по обвинению графа Константина Валерьевича Шаховского в государственной измене и убийстве графа Мирослава Орлова. Обвинение поддерживает декан магической академии Аркадий Всеволодович Кольцов. Слово предоставляется обвинителю.

— Ваше императорское величество, уважаемые члены аристократического совета, — начал Кольцов с таким пафосом, будто объявлял о начале крестового похода. — Мы собрались здесь сегодня, чтобы раскрыть одну из самых гнусных измен в истории империи!

Я перевёл взгляд на Берга. Натан Соломонович сидел с каменным лицом, но я видел, как пальцы его левой руки слегка постукивают по кожаной папке. Он ловил каждое слово Кольцова, не обращая внимания ни на что вокруг.

— … и именно поэтому, — бубнил Кольцов. — Я настаиваю на том, что граф Константин Шаховский, сознательно и преднамеренно участвовал в тёмном ритуале, целью которого было создание Вестника Тьмы для подрыва устоев нашего государства!

По залу пронёсся сдержанный гул. Берг не шелохнулся, а вот император слегка выгнул бровь, выражая своё удивление.

— Ваше величество, — Кольцов сделал паузу для драматического эффекта. — Я требую признать графа Шаховского виновным в государственной измене и приговорить его к высшей мере наказания!

В зале воцарилась тишина. Все взгляды обратились на меня и Берга, который медленно поднялся, поправил манжеты и вежливо улыбнулся.

— Слово предоставляется защите, — объявил Лутковский.

— Прежде чем перейти к защите графа Шаховского, я хотел бы обратиться к вам, Аркадий Всеволодович, — спокойно сказал Натан Соломонович. — Откуда вам стало известно о планах графа? Ни за что не поверю, что он рассказал вам о них по-дружески.

— Я работаю деканом целительского факультета в магической академии его величества вот уже сорок лет, — произнёс Кольцов с пренебрежительным видом. — Я знаю всё о тёмных ритуалах и о том, на что способны одарённые стихии тьмы.

— То есть вы утверждаете, что узнали ритуал по созданию Вестника Тьмы и сейчас готовы открыто заявить, что такой ритуал вообще существует? — спросил Берг, медленно растягивая слова, чтобы их смысл дошёл до каждого. — Более того, вы хотите обвинить всех тёмных магов на основании… чего?

— Я не говорил такого…

— Вы сказали, цитирую: «Я знаю на что способны одарённые стихии тьмы», — перебил его юрист. — У вас есть личные предубеждения против тёмных магов?

— Но я же…

— Вы ссылаетесь на некий тёмный ритуал, но не предоставляете его описания, не указываете источник ваших знаний и не прилагаете заключения экспертов по магии тьмы, — Берг буквально растаптывал Кольцова, не давая ему вставить ни слова. — Как мы можем судить о чём-то, что даже не описано? И опять же, я бы хотел увидеть источник с описанием ритуала по «созданию Тёмных Вестников».

— Хватит, — резко сказал император. Я заметил, как от него отшагнул Лутковский, который при этом ещё и подмигнул мне. — Вы тратите моё время, которого и так не хватает. У меня накопилось слишком много важных дел, чтобы выслушивать всё это. Заседание состоится по упрощённому протоколу. Я отзываю свидетелей и их показания.

Берг почтительно склонил голову и бросил на меня короткий взгляд. Я пожал плечами. Мы не ожидали, что нам не дадут довести линию защиты и вызвать свидетелей, поэтому оказались не готовы к такому исходу. А это означало, что у нас остался лишь один вариант.

— Переходите к защите или я вынесу вердикт, продолжил его величество. — У вас есть последнее слово, чтобы убедить меня в невиновности графа Шаховского.

— Ваше величество, — Берг не испугался тяжёлого взгляда императора и остался стоять. — Обвинение строится на зыбком фундаменте слухов и предположений. У них нет материальных доказательств, нет описания ритуала, нет заключения экспертов. Нет даже вменяемых свидетелей. У них есть только голословные утверждения и паника.

Он сделал паузу и оглядел зал.

— Но я понимаю страх господина Кольцова, — сказал он. — Страх перед тем, чего он не понимает. Страх перед силой, которая не вписывается в его узкие рамки. Все мы знаем историю и так же знаем о том, что настоящие Вестники Тьмы сами являются в этот мир. Их нельзя создать или призвать. Мы знаем, что Вестник может быть только один, и пока он жив, других не будет…

— Вы испытываете моё терпение, — ледяной голос императора заставил юриста замолчать на полуслове. — Я готов вынести вердикт. Граф Константин Валерьевич Шаховский признаётся виновным в…

Я медленно поднялся с места, перебив его величество. Тьма отозвалась на мой призыв, заструилась по венам и окутала меня своей аурой. В зале послышались испуганные возгласы, но я лишь усмехнулся.

— Вы хотите знать о тёмных ритуалах? О Вестниках Тьмы? — я обвёл взглядом зал. Император сидел не двигаясь, его лицо не выражало никаких эмоций, даже недовольства моим самоволием, но я заметил в его глазах интерес. — Я отвечу вам. Я не участвовал в ритуале, которого не существует. Ведь невозможно создать того, кто уже явился в этот мир.

Тьма заполнила меня до краёв, выплёскиваясь наружу. Померк свет от люстр, тени в углах зала стали чернее и гуще. За моей спиной развернулись теневые крылья, взбив воздух, перемешанный с тьмой.

— Мне не нужно совершать измену ради призыва Вестника. Ведь он уже здесь, перед вами. И это я. Я — Вестник Тьмы.