чистильщик видел пару коллег, а они его. Плюс парни не оставляли непросматриваемых секторов. Полный контроль.
Десантный корабль сел не на бывшем космодроме, а на открытой площадке среди модульных строений, почти в центре базы. Чуть в стороне виднелся купол полевого лагеря, а вокруг элементы защитного периметра: сигнализация, проекторы силовых щитов, защитные лучевые и гаусс турели.
У трапа нас уже ожидают. Четверо планетарных десантников и пара следопытов. У одного из первопроходцев поднято забрало шлема, и я отлично вижу его глаза с вертикальным зрачком. Видимо, это и есть знаменитый Честер.
— Добрый день, — улыбается парень с кошачьими глазами, протягивая мне руку, — но это всё лишнее. Периметр базы в безопасности, а сюда излучение не добивает. Даже в период повышенной активности.
Этот парень улыбается так задорно, что я невольно лыблюсь в ответ и пожимаю протянутую руку. Хоть скафандр у него и высшей защиты, но не десантный, а скорее облегчённый разведывательный вариант. Усилителей в перчатке нет, так что это у него самого такое крепкое рукопожатие. Пусть я и был настроен скептически по отношению к нему, да и репутация у него балагура и бешеной белки с шилом в известном месте, но парень непростой. Надёжный парень и по-своему харизматичный лидер. Раз его послушался этот суровый парень из планетарного десанта.
Крепкий, косая сажень в плечах, цепкий взгляд и короткий ёжик каштановых волос — это Андрей с позывным Берц. Некогда прикомандированный к следопытам на первом мире, где нашли высокоразвитую кремниевую жизнь, он служил под началом парня с кошачьими глазами. Понимаю, почему Дима запросил их обоих сюда. Честер имеет чутьё, а Берц в случае чего может организовать силовую поддержку.
Отмечаю, что невольно стал мыслить военными категориями. Ну, тут специфика Инспекционного Отдела, для которого Последняя Война всегда будет вчера, а не год или более лет назад. Сколько же гадости накопило человечество, понастроило лабораторий, накопило арсеналов и сделало закладок Судного дня! И мы, чистильщики, их обезвреживаем. А ещё следим за опасными исследованиями и кое-чем ещё занимаемся: инспектируем системы безопасности, обучаем специалистов по безопасности, расследуем причины аварий и несчастных случаев во избежание повторения.
Поэтому из всех управлений Департамента приоритет в этом деле отдан нам. Мы можем как выяснить причину произошедшего здесь, так и принять решение о судьбе находки. Любое, вплоть до атомной бомбардировки. Потому я и приказал вывести с планеты как можно больше людей.
— Наш устав написан кровью, а порой и огнём, — отвечаю я Чесу. — И, если где-то запахнет серой, мы на всякий случай заготовим несколько цистерн святой воды, а потом посмеёмся, что где-то яйца стухли. Я уже сталкивался с мелкими недосмотрами, которые губили корабли, колонии и станции.
— Понимаю, — хмурится Чес. — У нас в колонии, как вы знаете, впервые применили нанитный щит, но однажды прибывшая погостить родственница одного из поселенцев смогла его пробить. Случайно.
— Это как? — интересуюсь я. Очень перспективная это технология, которая смогла сдержать хтонических монстров, что порождала планета с кремниевой жизнью.
— Она высадила у его дома розы, а потом брызгала их дихлофосом от вредителей. Местным букашкам на это было вроде плевать, а вот наниты, к удивлению нашего штатного гения, эту встречу не пережили.
Вот уж воистину крайне неожиданный побочный эффект. Мы ещё обсудили кое-что с Чесом и Берцем, а потом вошли в купол.
— Тут дезинфекция, следом жилые блоки, рабочая зона. Обед прошёл, но для вас оставили, — улыбается Чес.
— Спасибо, нас на спас крейсере покормили. Давайте к делу. Корабль побудет здесь. Там на борту инспектор Пахомов. В силу обстоятельств он не может спуститься на поверхность.
— Понимаю, — балагур Чес становится серьёзным, — Слышал о нём и его истории. С ним по слухам ещё и сам Феникс прибыл.
— Да как меня это прозвище бесит! — говорю я под смех своих парней, а местные смотрят на меня удивлённо. Мы уже прошли шлюз, но идём по базе, не снимая скафандры. Привычка.
— На той станции вы спасли пару моих друзей, — заметил Берц. — Понятно, чего вы так серьёзно настроены. Тогда, как понимаю, перейдём ближе к телу.
— Тут дело покруче будет, — вздыхает Чес. — Если вкратце, то что-то десятилетия, а то и столетия назад начало уродовать биосферу планеты, но потом процесс неожиданно прекратился. Будто что-то выключили. Или скорее нечто сломалось, а сейчас некое устройство словно периодически включается, но не может нормально запуститься. Это мнение Тайвина по результатам замеров излучения. С его слов модуляция или что-то там очень тонкое, но на нервную систему действует сильно. Сейчас он работает над защитой
— И это здесь искал Сентком, — больше утвердительно говорю я. — Но даже они не стали бы ставить все эти жилые и рабочие модули в зоне риска. Поиск или раскопки — всё это должно быть где-то рядом.
— Шахты, — кивает следопыт с кошачьими глазами. — Там работали роботизированные горные роботы. Обслуживала их небольшая группа специалистов. Если верить вашим людям, — из-за поворота как раз появился Костик, один из моих аналитиков, — То контроль над этой технической секцией имел кто-то из высших руководителей Сенткома. Он вам лучше всё расскажет.
— Командир, — Костик тяжело дышит. Бежал откуда-то. — Берц, Честер, у нас ЧП. Твои парни, которых накрыло излучением.
Мне вдруг поплохело и в горле сжалось. Похоже, началось. Твою…
— Кос, кратко, — резко командую я, возвращая беседу в рабочее русло.
— Они очнулись, вырубили доктора и угнали флаер.
— Отключить им ручник. Вернуть на базу на дистанционном управлении.
— Пробовали, — Костя зажигает голограмму на браслете. Зелёная точка удаляется от отметки базы в сторону гор. — Они замкнули пульт и оставили лишь ручное управление.
— Узнаю своих ребят, — вздохнул Чес. — Инспектор, они летят в горы, откуда идёт сигнал. Мы сняли его параметры, но гарантированной защиты пока нет.
— Неважно, — говорю я, делая знак рукой своим парням. — Мы их перехватим. Игорь, запускай «ершей». Догоним их. Если они уйдут в шахты, ищем их там. Полная защита, и полевая тоже. То есть связи не будет.
— Я иду с вами, — говорит Честер. — Это мои люди.
— Добро. Но полная защита. Погнали.
Далее линия воспоминания переносится немного вперёд. «Ерши», скоростные атмосферные катера, не смогли догнать скрывшийся с радаров флаер. Мы только нашли место посадки у входа в тоннель. По пути Честер объяснил мне принцип работы нового блока, который изолировал скафандр от самых разных типов излучений. В том числе и тех, которые испускал неизвестный объект в глубине планеты. Прибор представлял собой овал, который крепился в паз на задней части защитного шлема. Минус — радио тоже не работает. Значит, связь осуществляем силами вестовых и связными дронами.
— Это разработка Тайвина. Нашего штатного гения. Он главный среди научников нашей колонии. Увы, но блок фильтрации сигналов пока в разработке. Очень сжатые сроки разработки, Феникс.
— Чес, зови меня просто Ник.
— Вы как один мой знакомый. Он Александр, но просит звать его просто Лексом.
— Потом расскажешь, Чес. Сейчас нужно найти твоих ребят. Игольники снаряжаем парализующими иглами. Это наши парни. Ушли без скафандров, так что парализует, пакуем, везём на базу. После карантина эвакуируем на «Геродот».
— Ник? Вам бы скорее подошло имя Нико.
— Потом поговорим, Чес. На базе.
Отдаю команды по общему радиоканалу. Наконец «ёрш» сел, а с ним и ещё пара катеров. Чистильщики, несколько следопытов и десантников разбились на группы и ушли в шахты. Увы, из-за неких местных испарений нам не могли помочь нюхачи. Следов на камнях нет, значит ножками идём, смотрим глазками, ручками ловим.
Полчаса поисков ничего не дали. Однако вскоре я заметил в том штреке, что мы исследовали, свежий завал от обрушения. Используя электромышцы наших костюмов, мы раскидали камни, открыв узкую щель. Тут же пискнул нюхач, уловив запахи тел сбежавших следопытов. Проём узкий, но можно пролезть по одному. Я иду первым, держа наготове игольник. Пищит сигнализатор нового блокиратора — неизвестный излучатель опять заработал.
Я пробрался первым, поводя игольником — никого. Следом Чес и Генри, один из моих чистильщиков. Десантники не могли пролезть из-за размеров скафов. Общаемся мы жестами и через внешние микрофоны. Даже рации ближнего радиуса отказали.
Тут это и произошло. ВИДы на забралах шлемов пошли помехами, внешние динамики взвыли, мы ослепли и оглохли. В этот момент на нас и напали. Удары сыпались на скаф со всех сторон, но вдруг самый сильный прилетел мне в затылок. Помехи прояснились, а шлем спас от потери сознания. Кувырок, занимаю стойку для стрельбы с колена, замечаю две фигуры в синей пижаме пациентов медблока. В руках одного из них здоровенный камень. Им он меня и фигачил.
Голова кружится, но я чётко всаживаю в каждого по усыпляющему дротику. Чес и Генри пока ничего не видят и не слышат. Помехи. Только следопыт уже крутит тумблер на панели с внутренней стороны предплечья. Глушит микрофоны и ВИД отключает.
Стоп, а я почему всё вижу и слышу? Ведь это случилось после того удара. Мне что-то повредили в скафандре. Рука щупает затылок — блокиратора излучений как не бывало. Это значит…
Сам не знаю почему, но я встаю и делаю шаг за поворот. Вот и тоннель, из его глубины идёт этот зов. Как в той песне пелось, мне не пред ним не устоять. Стены постепенно зарастают какими-то наростами, что напоминают перекрученные щупальца и хитин насекомых.
Вот и круглый зал диаметром метров шестьдесят. Высота потолков — метра четыре. Чёрно-серая бахрома покрывает потолок, а по стенам от него до пола идут неровные столбы. Будто костяные рёбра, которые соединяет серая ткань. Каменный пол покрывают трубки, что идут к центральному возвышению в виде неровного кома бугристой плоти. Здесь всё живое, из мяса и костей.
Всё пространство зала усеяно каталками, столбами, к которым были прикованы люди. Вернее, их останки. Их истлевшие кости лежат на полу, металлической поверхности тележек, прикованы цепями к столбам. Я нашёл тех пропавших сотрудников Сенткома. Тех, кого, судя по найденным записям, принесли в жертву.
Над комом плоти в центре висит нечто невероятное. Больше всего это похоже на хрустальный шар, усеянный шипами. Он сверкает пульсирующим бело-голубым светом. В голову и позвоночник словно вонзаются когти. Больно, но я парализован и не могу пошевелиться.
— Ник, держись, мы идём.
Крик усилен внешним динамиком. Это Чес, который вскоре и сам показался. Вместе с ним Генри. Они бегут ко мне. Не надо, глупцы. Глаза закрываются, падаю на усеянный останками пол.
Тут я вижу себя словно со стороны. Парни подхватили моё тело и волокут на выход. А меня самого уносит от них всё дальше, вглубь светящегося шара. Тэй ведь так и сказала, что последнее воспоминание всех, кто попал в Танат — шар света. Танат? А что с ним.
С Танатом всё по-прежнему. Мир подземелий, что освещают биолюминесцентные лампы, всё сделано из мяса и костей, а население состоит из биороботов-разов, разных хищных мобов и их мутировавших сородичей. Я здесь, на последнем уровне шпиля перерождения в зале, что напоминает тот, из воспоминания. Только тут нет бахромы щупалец на потолке, а как и по полу вьются перекрученные трубки.
За спиной слышится цоканье — у нас гости, точнее парочка четвероногих тварей. Очень похоже, что стражи в виде тех химер проснулись. Хоть меня и шатает, что немудрено, но приобретённые здесь рефлексы работают быстро. Мои мозги словно через мясорубку пропустили. Через голову перекинуто кольцо, нечто вроде шарфа, а потом затылок накрывает капюшон, а из ленты «шарфа» вырастает передняя часть маски. Димортул снова запечатан, а из предплечий вылетают усиленные клинки, которые занимают положение параллельно полу.
Занимаю стойку, готовясь к бою. Левая рука поднята на уровень груди и согнута в локте, прикрывая сердце, а правая выставлена вперёд. Один прыгнет вперёд, я уйду в присед и пропорю ему брюхо. Второй атакует снизу и после того, как я увернусь, получит укол клинком в подключичную впадину. Но всё пошло по-другому.
Химеры идут ко мне, но вдруг позади них раздаётся грозный рык. Хищники остановились и съёжились, будто от страха. Не замечая меня, они развернулись ко мне спиной и завиляли хвостами. Притом передние лапы они опустили, припав к земле. Я вдруг понимаю, что это не химероиды, а именно химеры. Встреченные мной муты были самцами, а здесь особи, скажем так, с отличиями в анатомии.
В зал вальяжной походкой входит знакомый химероид с покоцанной мордой. Макс осматривает самок, что-то по-хозяйски рыкает, и химеры поворачивают головы, подставляя ему горло. Мой новый приятель обходит ближайшую химеру сзади, запрыгивает на неё, поворачивает ко мне голову. При этом он так выразительно поднимает бровь и кивает куда-то в сторону, что я понимаю — мне надо идти и заняться делом.
— Понял, ухожу. И спасибо, Макс.
Мут лишь отмахивается лапой, кусает довольно взвизгнувшую самку за загривок и…
Я отворачиваюсь и иду до открывшейся в углу кабины кильма, что должна вести на крышу. Меня преследует довольное повизгивание самки. Попутно почему-то вспоминаю обнажённое тело Тэй, что сейчас плавает в оламе. И если подумать, то здесь даже у мутов есть время на личную жизнь, но у меня лишь на битвы.
К сражению я и готовлюсь, когда кабина поднимается наверх. Запускаю акустическую волну. Шепелявый не имеет здесь органов зрения. Да, я могу себя демаскировать, но это лучше, чем с ходу попасть в ловушку. Поэтому, подпрыгнув, я зацепился за потолок кабины живого лифта. Но картину снаружи я успел запечатлеть. Атакуем всем, что есть. Ощущаю мысленный отклик, когда в потолке, ощутив моё присутствие, открылась щель, плюс должна опуститься транспортная капсула. Ну конечно, как же иначе.
Теперь мне понятен план Даргула, почему он ушёл, а Тшир предпринял такой манёвр, забравшись тихо по стене на крышу. Лидер Знающих по описанию понял, кто я такой. Потому и предположил, что перед местной управляющей системой я не скомпрометирован, как он. Значит, я смогу открыть закрытый путь наверх. Туда, где расположен один из путей в центр, а также путь выше…
Их четверо, они лучшие, раз смогли повязать Стрелка. Но и я уже не тот, кого наёмник метелил, как грушу для битья. Потому, когда открылась мембрана и внутрь влетели диски из метателя, мы с димортулом снова единое целое. В руке доспеха иглы и диски, которые мы, свесившись с потолка, метаем в ящеров, разрядивших оружие. Диск не отравленный. Может это и глупо, но такой у меня, вестника Нико, принцип — убей разумного, но не окончательно.
Игла вонзается в плечо одного из ящеров, а второму сносит полголовы диском. В подранка летит тойль, что притягивает к нам противника. Тот летит так медленно, потому что слияние на редкость глубокое. В реальности бой происходит на диких скоростях.
Ловим притянутое тело, порвав ему предварительно жилы на руках и ногах. Потом хватаем противника за загривок и поднимаем перед собой, как живой щит. Бежим к парню, точнее ящеру, с ульмомётами в лапах, кидая из-за спины пленника диски. Раненого ящера в моей руке разрывают знакомые хлысты и ульмы с кислотой. Тшир любит то же оружие, что и Майра. Вот только его техника не изящная, а скорее грубая.
Один из последних дисков попадает стрелку в голень и перерубает её. Меткое попадание, так как ящер не стоял на месте, стреляя по мне с двух рук, а грамотно передвигался по крыше. Но вот он падает, мы рядом, рубящий удар по шее, однако противник закрывается предплечьем. Клинок рикошетит защитной пластины, но колющий другой рукой, нанесённый снизу вверх, пробивает ящеру голову.
Тшир же уходим кувырком в сторону и в место, где мы стояли, бьют хлёсткие удары щупалец с острыми лезвиями. Куски расчленённого тела разлетаются во все стороны.
Хоть Тшир не так хорош, как Майра, но и здесь нет кусков камня, которые эти хлысты не могут рассечь. Диски кончились, иглы для шипомёта Тшир отбивает с ухмылкой на лице. А ещё он стал наносить более частые удары, тесня меня к краю крыши. Клинок, столкнувшись с кристаллическими зубьями щупальца, не перебил его, а лишь отбросил. Если он обовьётся вокруг конечности, то лёгким движением Тшир оторвёт димортулу, руку, ногу или даже голову. Нужен другой план, и он у нас есть.
Замираю на краю обрыва и балансирую руками. Словно боюсь упасть. Да, я вышел из слияния специально. Так, я могу говорить.
— Что, шавка Алар, силёнок не хватает? — скалится Тшир, крутящий прикреплёнными к рукам хлыстами. Он всё ближе.
— Путь в Центр должен быть закрыт, — говорю я монотонным голосом, будто биоробот.
— Нико, или как там тебя зовут? Ты уже проиграл, так что если открыл дверь, то подгони кильм. Тогда я тебя пощажу. Правда, с учётом того, что ты сделал с нашими бойцами, лучше бы тебе сдохнуть самому, но наставнику ты нужен живым.
— И что во мне такого особенного? Кроме права открыть дверь в сектора Творцов. Да и то не все.
— Поверь, он найдёт о чём тебя спросить. Ну так что решил, маленький вестник? Или мне отрубить тебе что-нибудь?
— Да держи.
Из отверстия в потолке, подчиняясь команде, появилась транспортная капсула, которую сжимало знакомое щупальце.
— Кстати, а Даргул далеко?
— Летит сюда, через несколько микроциклов будет.
Вот тут мне поплохело. С учётом скорости этого монстра во плоти, мне не жить.
— Тогда передай ему от меня пламенный привет.
— Что? А ну, стой!
Но я, а вернее, снова мы, делаем шаг назад и летим вниз. Правая рука вытянута в сторону, и тойль, зацепившийся за край, не даёт нам упасть. Ноги димортула пробегают по закругляющейся внешней стене, мы исчезаем из вида Тшира, который, грязно ругаясь, подбежал к краю. Поднимаем по внешней поверхности шпиля и невидимыми замираем у края. Мысленная команда — кабина начинает медленно подниматься обратно.
— Стой. Нет! — истошно вопит ящер, кидаясь к единственному пути наверх.
Вот тут и я подтянулся, бросаясь за Тширом. Новая мысленная команда меняет траекторию движения кабины. Щупальце вдруг резко ударяет ею в бегущего ящера. Тот не успевает увернуться и летит в мою сторону. Вживлённые клинки летят ему навстречу. На чешуйчатой морде отображается крайнее удивление, когда костяные лезвия пробивают ему грудь.
— Что? — Тшир опускает глаза вниз, а потом поднимает их обратно. — Ты как это сделал, говноед аларский?
Вместо ответа выдёргиваю один клинок и сношу ящеру голову. Кабина рядом, прыгаю в неё и у меня лишь одна команда — наверх. Туда щупальце и уносит меня с дикой скоростью.
Подъём недолгий. Мембрана открывается, вижу каменный зал с потолком, который теряется где-то в вышине. Тут что-то вроде привычного кресла, но без столбов для чагсов и щупальца вирала. Падаю в него и отдаю лишь один мысленный приказ — снова закрыть сектор. После этого моё сознание подключается к некоему зрительному органу. Я вижу громадный каменный тоннель, что ведёт к сектору со шпилем. По нему летит знакомый жукообразный кильм — Даргул возвращается.
Вдруг снизу вырастает кожистая стена, что перекрывает тоннель. Всё, дверь, которую некогда открыл приказ Трагаса, что послужило началом всей этой возни вокруг местного шпиля, закрыта. Открывал он её для меня, если я выберу первый путь просто уйти. Спасибо, найдём обходной путь. Да и не пойду я по первому пути.
В стенах есть закрытые мембраны — пути, что ведут в другие важные сектора и в Центр — мозг Таната, как описал его Трагас. Открываю их взмахом руки и понимаю…
Всё бесполезно. Проходы заделаны камнями и той субстанцией, которую выделяют тела Дриса, Каракала и других копателей. Прикладываю руки и проверяю эхолокацией — там сотни метров. Даргул здесь не смог бы проникнуть ни в центр, ни в другие сектора. И я не смогу. Да как так? Зачем Трагас предложил мне пройти здесь?
На последний опрос я получаю ответ. В хитиновом полу сдвигаются пластины и наверх выползает что-то вроде небольшого жука — одноместный летающий кильм. И он ждёт меня. Когда я сажусь в кресло в раскрывшейся голове-кабине, он сразу взлетает и летит вверх.
Примерно четверть цикла длится подъём. Мы явно пролетели многие километры. Если по описанию на церебрале тут путь к поверхности, то я, похоже, её достиг. Да, Дим, пока мало поводов для радости, но сейчас я узнаю, в чём заключается второй вариант — всё прекратить.
Мы приземлились на некой платформе, что крепится к потолку. Внизу не бездна, а провал метров семьсот. Стены тоннеля испещрены отверстиями. Видимо, в одно из них мы и влетели. Наверх тянутся знакомые питающие трубки. Плюс есть огибающий центральный столб костяной пандус. По нему мы и пойдём.
Подъём был недолгим, поднялся я примерно на три этажа и попал в зал, который напоминал помещение с точкой фокуса, где я увидел много всего странного. И узнал, как я попал в Танат. Сломанный из-за случайности во время стычки прибор привёл меня к вратам в другой мир. Но, может, там, где вход, есть и выход.
Только в том помещении куполообразный потолок. И ещё я понимаю, что между рёбрами находятся раскрываемые перепонки. Подхожу к одной из них, кладу на неё руки и применяю эхолот. Ничего. Примерно метр некоего плотного вещества и пустота. Не понимаю, что происходит? Мысленно командую раскрытие барьера.
Со скрипом перепонки расходятся, и я вижу за ними некий прозрачный материал. Стучу по нему и определяю, что это хрусталь, притом толстый и монолитный. Ещё чистый и абсолютно прозрачный. Такое могли создать только хозяева Таната с помощью своих непонятных псионических сил. Они вырастили этот уходящий в грунт купол также, как эотулы и точки перехода между мирами. Но зачем?
Когда перепонки, наконец, расходятся в стороны, я всё понимаю. Там темно, но я вижу бескрайнюю серую пустыню и понимаю, что это пепел. Его не колышет ветер и уже многие века. Смотрю вверх и вижу яркое сияние — местное солнце. Если его видно в вечной ночи, значит, оно не подсвечивает воздух в атмосфере. Её тут просто нет. Купол из хрусталя закрывает доступ в колоссальное подземное убежище, где спрятались все, кто пережил планетарную катастрофу.
Вот он какой, второй вариант. Как-то я понимаю, что могу отдать команду, и живая структура вокруг меня отстрелит купол вверх. И тогда воздух будет высосан из подземелья. Все внизу умрут. Теперь мне понятно, почему Город Творцов был скрыт в глубине. Хозяева Таната пытались спрятаться подальше от мёртвой поверхности.
Мой взгляд скользит по небу, я вижу звёзды. Точнее, моё внимание привлекает лишь одно созвездие. То самое, что я видел на голофото в руках Дмитрия и с орбиты Тау-137. То, где в центре была Земля. Вот оно сияет. Значит, я нахожусь на поверхности…
Падаю на колени, обхватываю голову руками и начинаю истерично ржать. Этот мир сгорел, поэтому даже это слово, огонь прошито на уровне безусловного запрета в оболочках разов. Но, кажется, я знаю почему. Мог ли я проспать в хранилище века? Вполне, если вспомнить, что мне известно об этом мире, о недостатке ресурсов. Поэтому разов воскрешают не сразу. Неужели Джером Маркус, видя развитие событий на поверхности, а с ним и другие капитаны, следуя моим инструкциям, сожгли угрозу до пепла? Выполнили свой вариант нулевого протокола, так как поняли, что такое угроза уровня вермильон? Неведомая сила, что похищает души — чем не угроза.
Надеялся, что я на Тау, что поднимусь наверх, найду наших и всё им расскажу. Идиот! Конченый идиот, что обречён жить в агонизирующем подземелье. Пока тут не кончатся ресурсы и не умрут все биоструктуры. Понятно, чего Творцы так рвались в другие миры. Мы сожгли их собственный.
— Льстишь ты себе, рыцарь крови. Кстати, а напомни основные качества такого существа.
Вскакиваю с колен и привожу в боевое положение клинки. Я не один, рядом с хрустальной сферой стоит фигура некоего существа. Оно прозрачное, мерцает. Иллюзия?
— Нет, — говорит светящаяся фигурка в плаще ростом полметра, скидывая капюшон. Зелёная кожа, острые уши и красные глаза — некто Дрок, которого я видел в видениях.
— Кто ты?
— Я? Как тебе сказать. Дух, запись на квантовом носителе вселенной, энергоинформационная сущность — всё это теперь я. А так я был шаманом в моём мире. Одним из тех, кто знал, что предки закрыли к нам путь для дрегов.
— Кого? — не понимаю я то, что мне говорит эта иллюзия. Или дух?
— Так звался народ тех, кого ты знаешь, как хозяев Таната, рыцарь крови.
— Почему ты так меня зовёшь?
— А ты он и есть. Дерёшься просто потому, что надо драться. Когда другие не могут. И ты только что отверг второй путь. Ведь ты не бросишь тех, кто остался внизу, спасатель. Красивое слово — рисконавт. Даже если нет надежды в этом мире — ты будешь за него драться. И поверь мне, там есть ещё кого спасти.
— Дрок, или как там тебя, зачем ты здесь? Чего ты хочешь от меня?
— Не от тебя, а для тебя? — поднимает зелёный карлик палец вверх. — Я живу в тонком мире, куда дреги пробовали прорваться. Хотели и его завоевать. Поэтому мы, жители изнанок разных вселенных, и заперли их в родном мире. Их сущности точнее. И в этом проблема. Появился ты.
— Что? — удивился я.
— Да уже не так важно. Придёт время — всё узнаешь. Моё дело — по возможности предупредить и кое-что показать. Чтобы ты дров не наломал. Это тело у тебя может вразнос пойти.
— Ты о чём?
— Рыцарь, а не кажется ли тебе, что это созвездие слишком маленькое. Меньше, чем ты его запомнил.
Дёргаюсь, смотрю на небо, приглядываюсь, вспоминаю картинку с орбиты и грязно матерюсь. Этот гоблин прав. Если созвездие меньше в разы, то Танат не Тау-137. Облегчённо выдыхаю.
— Да, мы можем общаться только у этих проколов изнанки пространства. Так что, пока есть время. Покажу тебе кое-что ещё, странник Нико. Хватайся за нить.
С неба падает светящаяся нить, которую я машинально беру. Меня тут же уносит к звёздам. Не меня, мой разум.
Вот орбита планеты, над которой зависли корабли. Лечу к поверхности. Вижу модуль, где сидит мрачный Дима, изучающий документы. Точнее, запись с камер скафандров. Там медики у катера пытаются меня откачать. Знакомые слова: сатурация, нитевидный пульс, а потом странная команда Димы нести меня обратно. Все недоумевают, но Чес схватывает на лету.
Меня на записи уносят в шахты, а мой лучший друг продолжает изучать некий журнал с пластиковыми листами. Судя по записи на корешке, это журнал исследований некоего алтаря неизвестной расы, что нашли учёные Сенткома. Теперь мне ясно, о чём идёт речь — точка перехода.
Тут меня переносит в комнату отдыха. Чес, Костя, Игорь, Вайсман, другие чистильщики и следопыты сидят вокруг стола. Налитые рюмки у каждого в руке.
— За Феникса! — поднимает стопку Чес. — За того, кто уже воскресал из мёртвых. Он справится.
— За Феникса! — вторят ему парни, а потом все дружно выпивают. Что происходит. Не похоже на поминки.
Тут меня переносит в медблок. Знакомые медики сидят у монитора и изучают показатели. Они о чём-то спорят, но я не понимаю их термины. Жалеют, что нельзя применить некоторые приборы для анализа. Да и пациент далеко.
— Запись в историю болезни, — говорит один из медиков, поднеся к лицу личный браслет. — Пациент — старший инспектор Суханов Никита Алексеевич, 2224 года рождения. Полных лет тридцать четыре. Сотрудник Инспекционного Отдела Департамента Чрезвычайных Ситуаций Содружества. Пациент уже неделю находится в коме, которая была вызвана воздействием неизвестного объекта неземного происхождения. В силу того, что, если убрать пациента от объекта, происходит падение жизненных показателей, он размещён в карантинной зоне. Отчасти воздействие артефакта снижено экранирующим полем. Но никакие применённые методы так и не позволили вывести его из этого состояния. На данный момент мы ждём результатов работы аналитиков, что изучают записи исследовательского отдела корпорации Сентком о данном артефакте.
Что? Что он сказал? Смотрю на экран, где виднеется изображение зала перехода. И тут меня переносит в него. В нескольких метрах от сферы, окружённой странной сеткой, стоит нечто напоминающее стеклянный гроб. Нет, это капсула жизнеобеспечения. И внутри тело, подключённое к аппаратуре. Вон на боковом дисплее бегает полоска кардиограммы.
Ведь Ворчун говорил, что с моим камнем души что-то не так. Что он скорее кертул, а не эотул. Будто я бездушное существо. Теперь мне понятно, почему он это увидел. Перед моими глазами тонкая нить, что связывает два мира, разделённых расстоянием во многие световые годы.
— Я… Я… Я всё ещё жив!
В это сложно поверить. Неужели это правда, не обман зрения, не иллюзия, не шутка глюка по имени Дрок? Не знаю, но что-то мне подсказывает, что нет.
Тут я вновь ощущаю затылком знакомый взгляд. Но теперь ещё слышится крик или плач. Меня уносит от саркофага с моим телом назад, к выжженной до пепла планете. Лечу вглубь и наконец-то вижу таинственного преследователя.
Нет, он не похож на одного из Творцов. Скорее это человеческий ребёнок. Голый, истощённый, лысый, кожа в струпьях и язвах, глаза слезятся.
— Помоги мне. Пожалуйста, — хрипит несчастное создание. — Ты можешь. Я знаю.
Я могу произнести лишь одно:
— Кто ты?