Танат 2

Глава 21

Выход из слияния с доспехом был мимолётным. Как потеря контроля и последовавшая за этим вспышка ярости. Даже было скорее ощущение лютой злобы, которая овладела мной, выжигая дикую боль, что овладела телом. Это было как тогда, когда я разорвал талков и чуть не забил пого. Тогда это пугало, но сейчас…

Пусть боятся они. Сейчас мной владеет холодный гнев и ярость вестника. Состояние — амок, как в очередной раз подсказала моя заблокированная память. Истончается преграда, всё чаще моё прошлое прорывается. Как образ улыбчивого парня с глазами чайного цвета, которые имели врождённую аномалию — вертикальный зрачок. Чес — странное имя, как и парень. Будто не от мира сего.

Образ человека с необычными глазами меркнет, мы с димортулом снова на восемьдесят третьем уровне шпиля перерождения. Зубы живого доспеха вонзаются в тонкую шею долговязого раза и начинаю её пережёвывать. Нет, поедать мы это не будем, но разорвём в клочья лежащего под нами противника. И орал он очень громко. Правда, совсем недолго.

— Киран, нет! — раздался за нашей спиной крик. Женский при этом. Хм, а горло мы точно самцу перегрызли. Вот оно что.

Левая рука димортула поднимается, преодолевая сопротивление от спазма в спине, и указывает на стену коридора на высоте пояса. Больно, мышцы на спине немеют. В поверхность стены почти мгновенно вонзается шип тойля. Тело тянет в ту сторону.

Голова дёргается и из пасти вылетает кусок кадыка и сгусток белёсой крови. Ну и гадость. Мобы и муты вкуснее будут. Только где-то в глубине шевельнулась мысль, что это финиш. Уже раздумываю о вкусовых качествах разов. Ну и кто здесь клялся, что не озвереет?

Левую руку сводит, но мы хватаемся за ребро, что составляет каркас коридора, помогая себе подняться. Поворот головы вправо — долговязый Киран уже почти не дёргается, кровь сочится из рваной раны тонкой струйкой, а в полу между нами торчат костяные диски. Кто-то явно пытался нас достать, пока живая лебёдка уносила нас из зоны атаки.

Кромка дисков поблёскивает, намекая на кристаллическую кость. Понятно, что смогло пробить усиленную защиту димортула. Метательные снаряды ещё и ядом обильно смазали. Об этом говорит растущее ощущение тепла в теле. Хорошо, что живой доспех этим не проймёшь, но кому-то сейчас поплохеет.

Зрительные узлы есть по всей поверхности костяной маски. Если бы не концентрация на том, что перед собой, ещё бы одна из долговязых не подобралась ко мне сзади. В руках у беловолосой девицы с диким лицом знакомые сабли, что она удерживает обратным хватом. К предплечьям с внутренней стороны, где чагсы, крепится что-то вроде толстой пластины с прорезью — метатель дисков. Вокруг её талии пояс с кармашками, откуда торчат знакомые костяные снаряды.

Сейчас, в состоянии сверх концентрации, осматриваем поле боя. Одновременно максимально сводим плечи вместе, расслабляя спину, и тянемся рукой под левую лопатку. С внутренней стороны кисти нет сильной защиты, а потому, пока выдёргивал первый диск, слегка порезался. Ладонь слегка горит от яда, но это лишь бодрит.

Первый диск падает на пол, второй выдёргиваем резко, с мясом. Вспышка боли, но отпустило. Димортул в бешеном темпе бросился затягивать собственные раны и повреждения носителя. Перед нами будто застывшая воительница с дискомётами, за её левым плечом ещё один человек. Этот беловолосый парень, обладатель той же оболочки, что ранее была у Кева, только волосы длиннее. В правой руке веерник, а в левой шипомёт.

Левее меня кошак, что врукопашную дерётся с химерой, в центре напарник Кирана, сдерживающий ещё одного из последних мутов. У дальней стены ещё один раз целился в раненого зверя, который на миг привлёк моё внимание. Этого парня мы в гнезде точно не видели, такое зрелище не забудешь. Вся шкура монстра в боевых отметинах, а кошачью морду, между виском и правым глазом пересекал уродливый вертикальный шрам. Вся правая сторона у зверя была порвана и сочилась серой кровью.

Один на один, с порванным боком, против одного из головорезов Даргула вышел не просто зверь, а матёрый боец. Но больше всего из равновесия выбивал взгляд мута, полный разума и понимания. Такой спокойный, сосредоточенный, полный безразличия к тому, что прямоходящий кошак через пару битов снесёт ему выстрелом голову. Но химероид лишь оскалился. Он дрался просто потому, что дрался. Как и я.

Дальнейшее было не результатом слияния, а моим выбором. Диск переброшен левую руку, бросок без замаха — острая костяная пластина вонзается в спину дальнего от меня кошака, разрубая грудной от дел позвоночника. Раз вскрикнул и стал оседать. Раненый мут, бросив на меня мимолётный взгляд, не растерялся. Зверь набросился на корчащегося и частично обездвиженного противника, который дёрнул рукой и промазал. Но последний рывок умирающего хищника был более точен, о чём возвестил крик боли и предсмертный хрип. Ещё один минус. И того пять, четверо из тех, кто на виду, остались.

Это мы замечаем краем глаза, пока несёмся к девице с дискомётами. С их тыльной стороны появилось несколько тонких щупалец, которые подхватили с пояса пару дисков и потянули к «казённой» части биооружия. Узкие прорези уже смотрели в нашем направлении. Поднимаем руки и готовимся выпустить клинки.

Всё описанное, от момента падения после ранения до поражения диском одного из разов кошаков, заняло битов пятнадцать-двадцать. Результат — ещё два трупа у противника, но теперь меня видят. Долговязый с саблей и кошак добивают оставшихся мутов. Ещё один человек с веерником и ранившая меня девчонка из неизвестной гуманоидной расы, собираются разобраться со мной.

Человек, который нас внимательно рассмотрел, вдруг застыл на месте с выпученными глазами. Рука с веерником опустилось, а лицо бойца клана Знающих объял ужас.

— Вестник, — прохрипел парень, делая шаг назад. — Тила, задержи его.

Услышав слова парня, на миг замерла даже сражающиеся с мутами парочка, а руки той, кого назвали Тилой, дрогнули. Но лишь на мгновение. Вскоре девица вновь наводила на меня прикреплённые к предплечьям дискомёты. Вооружённый веерником боец стал отступать, в сторону стойбища, что-то крича через плечо. В километре наверняка есть средства связи, как телепатический кимбар. Значит, атакуем в том направлении.

Кидаемся на девицу, подняв кулаки на уровень челюсти. Из предплечий показались клинки, но полностью их не раскрываем. Тила стреляет, но в состоянии концентрации отлично видны диски, летящие с дикой скоростью в грудь и голову димортула. Быстро меняем положение рук — костяные снаряды с прочной режущей кромкой встречаются с лезвиями димортула и с визгом отлетают в стороны. Раунд сближения выигран.

Тила не теряется и наносит нам удар саблями, что зажаты в её руках. Блокируем полураскрытыми клинками из предплечий. Девушка давит, живой доспех не уступает. На первый взгляд, это патовая ситуация, но только на первый. Выкидываем вперёд правую ногу и голенью бьём противника в живот.

Долговязая мечница устояла, но выросшие из прикрывающего голень щитка когти сцепились с плотью. С усилием тянем ногу обратно, а с ней и Тилу, что падает на колени. Пытаясь балансировать, она разводит руки в стороны, освобождая наши клинки. Руки димортула в мгновение ока обхватывают её голову за подбородок и затылок. Захват, наклон, резкий поворот — шея ломается с неприятным хрустом. Так как присоски-гидо ещё и кислоту выпустили, то вкупе с давлением мускулистых кистей голова лопается, обдав броню ошмётками костей, кожи и плоти.

— Танат, — вскрикнул человек, наводя веерник на маску димортула. Он испуган. Менее чем за микроцикл была перебита большая часть подготовленного отряда.

Пригибаемся и бежим вперёд. Над головой проносится сноп кислотной шрапнели. Вот мы пробегаем мимо стрелка справа, распрямившись и вскинув вверх руку с полураскрытым клинком. Результат радует — конечность врага отсечена по локоть, он орёт от боли. Не добиваем пока.

По пути подхватываем винтовку со штыком и метаем её внутрь стойбища. Импровизированное копьё пробивает голову ещё одного кошака, что пристраивал к вралу знакомый кимбар. На костяной пол оседает труп возницы кольца. Второй, который ранее был контужен потерей своего живого транспорта и ещё шатается, поднимает в мою сторону руку. К предплечью прикреплена пластина дискомёта, но тойли, вылетевшие из предплечий димортула, пронзают его грудь. Рывок на себя, втягивание жгутов обратно — навстречу клинкам живого доспеха летит перепуганный человек.

Оставшегося пилота встречают кулаки с выросшими из костяшек шипами. Серия ударов, глаза человека закатываются, ещё один труп оседает на пластины пола. Осталось трое.

Разворот вокруг своей оси, присед — над головой проносится шип из пистолета. Даже став одноруким, боец Даргула остался опасен. Бросок в его сторону и снова серия ударов кулаками: в торс, шею, под челюсть. Голова пробита последним апперкотом насквозь — из темени торчат пробившие кость острия клинков.

Позволяем телу, сброшенному с клинков, упасть и бежим к обезглавленному трупу Тилы. Наклоняемся и подхватываем сабли, которые удобно ложатся в руки. Баланс у изогнутых костяных клинков хороший, сами они довольно лёгкие и хорошо управляемые.

Тем временем оставшаяся парочка разов закончила с мутами. Долговязый снёс последнюю голову, и теперь всё внимание было сосредоточено на мне. Кошак поднимает ульмомёт, а мы широко разводим руки в стороны. Выстрел и в грудь прилетает капсула с кислотой, которая шипит и растекается по поверхности панциря димортула.

Кроме шипения, ничего не происходит, что неудивительно. Доспех для защиты и питания сам производит такую же едкую дрянь, так что иммунитет у живого доспеха к этой дряни, можно сказать, врождённый. Знающие, что ещё были на ногах, быстро переглянулись и бросились в мою сторону. Долговязый подхватил саблю Кирана и теперь выписывает дикие восьмёрки двумя клинками, а кошак обходит нас в приседе. Ясно, эти ребята знают, как работать в паре. Тощак блокирует в клинче клинки, а его напарник располосует нам лезвиями ульмомётов ноги и живот. Потом они добьют раненого противника.

Нет времени на долгие танцы. Когда враги подбегают достаточно близко, пасть димортула открывается и громкий крик разносится по коридору. Тощак от звукового удара на миг замирает, будто наткнулся на стену, его глаза расширяются. Антропоморфный кошак, прижав к ушам руки с зажатыми ульмомётами, с воплем катается по полу.

Минус десять — брошенная сабля, вращаясь в полёте, вонзается в лоб тощака. Хоть она для рук димортула легковата, но масса у клинка есть. Он прорубает кость черепа сверху вниз почти до рта. Из разреза вверх бьют струи крови. Тело падает на колени и заваливается набок.

Прыжок в сторону вертящегося кошака, вниз опускается клинок второй сабли. Тело перестаёт трепыхаться, отсечённые руки остаются лежать на месте, голова откатывается в сторону. Лужа бело-серой крови растекается вокруг. Одиннадцать.

Выныриваю из слияния и припадаю на одно колено. Меня трясёт. Одно дело, когда ты сражаешься в трансе, с объединением разумов в одно целое. Только тогда, когда ты видишь дело рук своих, да ещё и вспышка гнева проходит, трудно поверить, что эта резня — дело рук твоих.

— Они бы тебя не пощадили. Они тебя узнали, как и предупреждала Тэй. Ты всё сделал правильно. Ты просто вывел из строя их оболочки, но… Ипутся кандибобрики, что это было?

Тут подаёт голос насмешливый Дим и понимаю, что угрюмой и циничной машиной смерти он мне больше нравился. Что я этой насмешливой ехидне сделал? Вот научился бы он чему хорошему от меня лучше, а не своеобразному юмору. Последний явно был некой защитной реакцией на стресс.

Короче, этот надетый на мою бренную тушку приколист стал анализировать мои слова. Всю эту тираду я сказал на родном языке. Короче, по его мнению, если димортул состоит из димор и тул, то кандибобрик из бобрика и созвучного ему канделябра. Если два этих обращения соединить в одно существо…

Меня вдруг начинает разбирать смех от нарисованной напарником сцены половых отношений бобров, скрещенных с тем самым осветительным прибором. Можете себе такое представить? Лучше и не пытайтесь. Я дико ржал, согнувшись в три погибели и колотя ладонью по полу.

— Кандибобрик. Да чтобы я ещё чего при тебе ляпнул, Димыч! — кричу сквозь истеричный смех. Однако меня отпускает и как-то уже не обращаю внимание на горы трупов вокруг. Если к мутам и мобам я привык, то от смерти разумных существ меня пока ещё трясёт. Но привыкать к такому не хочется.

Тут чуткие уши димортула улавливают шум рядом. Среди кучи мёртвых тел, да. В мгновение ока я оказываюсь на ногах, принимаю боевую стойку и выставляю перед собой клинки, которые снова выскочили из предплечий живого доспеха.

Один из мутов, тот, что с порванным боком и шрамом поперёк морды, ещё дышал. Его хриплое дыхание я и услышал. Тот самый, что смотрел на меня, прищурив глаза. Умный хищник, которого я не припомню в гнезде. Он словно жил вдалеке от стаи, так как другой. Вполне возможно.

Тут затылок и виски начинает покалывать, а перед глазами появляется картина. В некоем помещении, стены которого сделаны из обработанной древесины, на ворохе соломы лежит четвероногий зверь и дышит также тяжело, как этот мут. Зверь с серой шерстью и острой мордой не дикий, а домашний. Об этом говорит ошейник, что он носит. Рядом с умирающим псом на корточках сидит гигантский мужчина и гладит его по голове.

Нет, это не он гигант, а у меня маленький рост. Даже когда он сидит, моя макушка еле достаёт до его плеча.

— Папа, — задаю я вопрос, — а что с Максом? Он поправится.

Мужчина поворачивается ко мне и грустно улыбается. Его обычно весёлые глаза полны грусти, как и улыбка, что на миг посетила его лицо. Теперь он гладит меня.

— Нет, сынок. Макс стар и болен.

— И что это значит, папа?

— Он должен уйти и не может остаться. Его время пришло, и мы не можем его удержать. Мы обязаны его отпустить, понимаешь?

Киваю с самым серьёзным, как мне кажется, видом. Мне грустно. Я знал Макса с рождения, а теперь он должен уйти.

— Папа, а он вернётся?

Мужчина замялся, будто не знал, что мне ответить.

— Сложно сказать, сынок. Но, может, вы где-нибудь встретитесь вновь.

Мощная грудь пса перестала вздыматься. Глаза были закрыты, а правую сторону морды пересекал вертикальный шрам между глазом и виском. Тогда я впервые столкнулся со смертью.

Шрам был похож на тот, что изуродовал морду химероида с умным взглядом. Такой же был у пса, что когда-то жил в моей семье. Какое странное слово. Меня вырывает из омута воспоминаний. Я снова в Танате. В месте, где воскресают те, кто умер в других мирах.

На ватных ногах подходу к зверю и опускаюсь на колени. Глажу жёсткую шкуру мута и смотрю в его умные глаза.

— Макс, — мой голос дрожит, — Ты куда собрался, а? Мы же встретились вновь. Ну ты чего?

Хищник странно смотрит на меня. Будто всё понимает, но не может меня вспомнить. Но я ощущаю, что этот боевой зверь мне не враг.

Разум понимает, что это не мой пёс, который ну никак не мог попасть в этот мир. Лежащего передо мной монстра вырастили в оламе как сторожевого хищника, гончую, но не как друга семьи. Некие умершие вивисекторы взяли местного хищника и подвергли его мутации задолго до того, как Макс родился. Но вот сердце…

Глупый орган — это сердце, конечно. Насос для крови, что не даёт умереть. Однако он искренен. Потому я тяну руку к поясу ближайшего кошака и достаю из кармашка его поясной сумки виднеющиеся ульмы с лекарствами. Биология у тварей Таната, если верить изученным церебральный, схожая. Что вылечит раза, то спасёт и моба.

Укол регенератора, ещё один, общеукрепляющее, скрепляю рану изолирующей плёнкой, что выдавил из ульма. Местный аналог бинта закрывает рану, кровь сворачивается. Из другого подсумка на поясе трупа достаю куски рациона в виде знакомых белых пластин. Ломаю их на части и протягиваю зверю.

Макс, а теперь я зову его только так, съедает предложенные кусочки. Из фляги он пить не может, потому я наливаю воду в ладонь, сложенную ковшиком, давая ему возможность напиться. Тот вылакал две порции, а потом отрубился. Дыхание его было ровным, это был лечебный сон. Местные лекарства начали работать. Дим молчалив, но я ощущаю его внимание.

И не только он наблюдает за мной. Снова это ощущение чужого присутствия. Однако ощущение взгляда за спиной вдруг пропадает.

Тут меня мысленно окликают. Шепелявому что-то надо. Не понравилось, что я решил не добивать последнего мута? Поручение не выполнил?

— Жук ты потолочный, да отстань от него. Не оставлю я его в шпиле. С собой заберу. Остальные мертвы, так что успокойся.

Однако причина паники Хранителя верхних уровней шпиля была другой. Когда я понял, что он имеет в виду, то молча выругался про себя, а Дим меня поддержал. Мой план не сработал до конца.