Связана с Мараком

Глава 30

Она всё ещё дрожала в его руках — легко, почти незаметно, но он чувствовал каждую волну, каждый остаточный разряд удовольствия, который прокатывался по её телу. Её вкус всё ещё был на его языке — тёплый, глубокий, многослойный, опьяняющий. Он не знал, что подобное может существовать.

Он не знал… что способен на такое.

Не как Марак.

Не как существо, рождённое для власти, а не для желания.

Но сейчас — он был разрушен.

Каждый инстинкт в нём рвался вперёд, требовал взять её. Не как собственность. Не как добычу.

А как свою.

И она ещё не осознавала, кем стала для него. Она думала, что это она — та, что сдалась, он видел это в её взгляде, в том, как её тело дрожало, подвешенное в его нежной, но неумолимой хватке. Но истина была куда темнее. Глубже. Опаснее.

Сдался — он. Он принадлежал ей теперь.

Осознание ударило в него как молния, наполняя его грудь огнём. Прекрасное. Ужасное. Неотвратимое.

Он никогда не отпустит её.

Её тепло. Её запах. Её дух — она прорвалась сквозь каждую ледяную стену, которую он строил веками. И впервые за всю свою долгую, возвышенную жизнь, он почувствовал, что жив.

Одной мыслью он растворил нижние одеяния, позволяя им стать ничем.

И медленно, с почти благоговейной осторожностью, опустил её, пока её обнажённая кожа не зависла в дыхании от его собственной. Его щупальца подхватили её, выверяя позицию до совершенства, будто создавали из них двоих единый контур.

Он посмотрел ей в глаза. Она не отвела взгляд. Не дрогнула.

Это едва не сломало его окончательно.

Он наклонился и прижал свой лоб к её — жест, известный лишь Маджаринам.

Интимность.

Признание.

Священное прикосновение.

Никто — никто — никогда не получал его от него.

И в ту секунду, что была между дыханием и движением… он вошёл в неё. Полностью. Наконец-то. Как в жар, в бездну, в то место, где всё кончается и всё начинается заново.

Её тихий вдох стал частью его тела.

Последняя нить сдержанности оборвалась.

Она обвилась вокруг него, как будто создана именно для него — и он утонул в этом. В её голосе. В её коже. В её доверии.

Каждое движение поднимало со дна то, что он считал давно похороненным — древний голод, стремление, требовательное, яростное пламя внутри. Она была такой маленькой, такой нежной под силой его тела, но она принимала его — приняла — с такой страстью, что это выжигало его изнутри.

Это не было завоеванием.

Это было слиянием.

И когда она прошептала его имя — его настоящее имя, то самое, которое знали не звёзды и не войска, а только он сам… он уткнулся лицом в изгиб её шеи, полностью разрушенный.

Его человек.

Его слабость.

Его навсегда.