Связана с Мараком

Глава 20

— Удовольствие… — повторила она наконец. Слово звучало странно на ее языке. Как будто оно не принадлежало её словарю. Как будто его должна была произносить другая женщина — смелее, дерзее, безрассуднее.

В тесной, роскошной кабине шаттла её голос прозвучал слишком ясно, слишком громко.

Она позволила этому слову зависнуть в воздухе, будто пробуя на вкус. Смотрела на Кариана, пытаясь осознать всё, что он только что сказал. Он не двигался. Сидел так неподвижно, словно не нуждался в дыхании.

Удовольствие.

Мысль невольно вернулась к Земле. К мужчинам, что были в её жизни прежде. Джулиан. Потом Марк. Бурное начало отношений. И слишком холодный конец. Схема, повторяющаяся снова и снова — жаркие ночи, скомканные простыни, обещания, растворяющиеся на рассвете. Они говорили правильные слова. Пока не перестали.

Всё сводилось к одному.

Секс. Отвлечение. Игра.

И теперь — это? Инопланетянин, желающий того же?

Леони сжала кулаки на коленях.

Неужели это всё, на что она способна?

Желание.

Обладание.

Клетка — только роскошнее?

Ярость поднялась волной — резкая, жгучая. Но, когда она подняла взгляд на него — на высокую фигуру, на чёрно-серебряные доспехи, на плавное движение щупалец под тканью — злость треснула, расколовшись.

И в зияющую трещину просочилось другое.

Любопытство.

Даже сейчас, когда её сердце колотилось, а здравый смысл умолял держаться на расстоянии — часть её не могла перестать думать… Каково это — когда он касается? Не только руками. А теми другими конечностями — сильными, чуждыми, живыми. Больно ли? Опьяняюще? Пугающе сладко?

Горячий румянец вспыхнул на щеках. Она не отвела взгляда.

Кариан чуть наклонил голову — почти неуловимое движение. Будто уловил её мысли. Или… почувствовал. Его голос разнёсся по кабине — глубокий, бархатный, обволакивающий, хоть и переданный через переводчик:

— Я вижу, как стремительно работает твой разум. Ты пытаешься понять, что я имею в виду. Чего хочу. На что способен.

Она молчала.

— Я изучал ваш вид. Подробно. Долго, — продолжил он. — Человеческую физиологию. Нервные пути. Порог чувствительности. Вы — хрупкие… но безмерно отзывчивые. Тонко настроенные. Созданные для наслаждения.

Его слова — научные и соблазнительные одновременно — осели в её животе тяжёлым, медленным жаром.

— И я сделаю всё, что в моих силах, — тихо завершил он, — чтобы ты узнала такие удовольствия, какие даже не способна вообразить. Всё. До последнего.

Леони замерла, дыхание сорвалось в губ.

Его голос был низким, насыщенным скрытым огнём. Каждая интонация будто ласкала её изнутри. Это был голос существа, которое знает власть над телом — не только физическую, но интуитивную. Чувственную.

И самое опасное… Он не пытался соблазнять. Он просто говорил — а её уже тянуло к нему, как к источнику тепла в холодной пустыне.

Часть её хотела верить. Что кто-то способен захотеть её так жадно, так полно. Что кто-то способен отдать себя её удовольствию. Выучить её тело лучше, чем она сама. Но другая часть — дрожала.

— Так это всё, чем я для тебя являюсь? — прошептала она. — Содержанка? Игрушка? Источник удовольствия?

Он не вздрогнул. Не отвернулся. Просто смотрел.

И тишина между ними стала тяжёлой, как туман перед грозой.

Она отвела взгляд, закусила губу:

— Хотя… есть судьбы и хуже, — выдохнула она тихо.

Она не собиралась говорить это вслух. Но правда врезалась в неё слишком резко. Хуже — было.

Боль. Унижения. Страх, что причинят ей вред.

Кариан ничего подобного не сделал. Он давал мягкость там, где она ждала жестокости. Заботу — там, где она жала удар. Он говорил об удовольствии… как будто это была священная клятва.

Но всё же.

Она не знала, чего хочет.

Не знала границ.

Не знала, где находится — или где закончится её свобода.

— Я не понимаю, как могу говорить с тобой так, — сказала она почти шёпотом. — Так… дерзко.

Он был огромен. Опасен. И всё же она бросала ему вызов. И он позволял.

Кариан не отвечал сразу. Но его молчание было не холодным.

Не угрожающим. Оно было внимательным. Как будто он ждал, когда она сама поймёт… Что её страх — не единственное, что движет ею сейчас. Что в ней просыпается нечто — сильное, будоражащее, опасное.

И, возможно… он чувствовал это не хуже неё.