Я проснулся от лучика солнца, бьющего прямо в глаз. Между шторами — тонкая щель, в которую вклинилось утреннее солнце, по какому-то подлому совпадению попав на подушку.
— Гадство… — проворчал, вставая с кровати на прохладный пол.
В полосе света лениво падали пылинки. Осмотревшись, понял, что пыль не только в воздухе. Похоже, я всерьез заработался: на полках и столе валяется ворох свитков, на столешнице масса отпечатков от кружек, глубоко под кроватью — та самая пара портянок, которую я обещал себе убрать еще неделю назад.
Похоже, пора взяться за уборку — комната маленькая, дел на час. И шторы бы слугам отдать — за мелкую монету их и выстирают, и высушат.
Зевая, подхожу к окну и раздвигаю шторы.
Большинство практиков еще спят, зато слуги уже встали: сонные люди снуют по двору с ведрами и метлами. Кто-то зевает на ходу, кто-то уже взбодрился и споро таскает мешки с крупами к кухне. Оттуда, кстати, уже тянет рисовой кашей.
Тяну на себя оконную ручку, впуская свежий воздух. Окно жалобно скрипит (еще и петли смазать нужно), в комнату тут же влетает легкий ветерок. Пахнет мокрой от росы травой, хлебом и рисом. Неподалеку щебечут птицы.
Запрыгиваю в штаны, затягиваю пояс и иду умываться. Воду включаю самую ледяную, чтобы взбодриться после ночи. Зачесываю пятерней волосы — пряди отросли настолько, что их можно собрать в короткий хвост. Пожалуй, нужно навестить местного цирюльника и подстричься как можно короче. Не по местной моде (в моде как раз хвосты), зато у партнеров в спаррингах не будет лишнего соблазна схватить за волосы и познакомить мой нос со своим коленом. Не то чтобы такие ситуации встречались, просто у меня иной раз проскакивает такая идея, когда я вижу парня или мужчину с достаточно длинными волосами.
Одевшись, шагаю на площадку. Сяо Фэн уже тут — медленными, текучими движениями перемещается с мечом по площадке, исполняя разминочные ката.
Здороваюсь, наставница кивает в ответ и приглашающе указывает ладонью на стойку с тренировочным оружием.
— К демонам спарринги, Бронсон. Давай пройдемся по основам.
Пожимаю плечами. Не спорю, хотя в понимании основ дал бы фору и мечнице.
Отрабатываем стойки, тренировочные связки, правильность ударов и защиты. Какой удар стоит отражать, от какого лучше уклониться, отвести. Перекаты с копьем и выходы из них с ударом, обезоруживание противника, связка: копье — кинжал (силы практика хватает, чтобы управляться и с тем, и с другим, но с непривычки сложновато). Мечница постоянно командует: «Еще!». Не знал бы ее достаточно, заподозрил бы в попытке самоутвердиться.
— Еще раз!
На каждом «еще» у меня внутри растет недовольство. Меня гоняют по плацу до потери пульса — мечница хочет найти, к чему придраться, но не находит. Приемы, поглощенные из памяти воинов заклинанием, сложились в опыт, который равняет меня с Сяо Фэн. Интересно даже: если бы наставница была равна мне по уровню силы, смогла бы она одолеть меня?
Вряд ли. Когда она была на предыдущем ранге, я почти сравнялся с ней в скорости и технике.
— Хватит, — наконец недовольно командует наставница. Интересно, чем ее не устроил отличный результат?
Плетусь до лавки, падаю на нее и разминаю мышцы, гоняя по телу духовную энергию. Закончив с массажем, иду на завтрак, а потом телепортируюсь в пещеру на острове.
Сажусь в позу лотоса (не слишком удобно, надо в следующий раз принести с собой стул) и начинаю тянуть Ци из накопителя — до полного ядра, а потом еще, насколько могу. Ядро распирает изнутри, меридианы тоже полны энергии, но я останавливаюсь лишь когда не могу поглотить ни капли энергии.
Снова пытаюсь рассмотреть свое ядро. Выискиваю те же огрехи и тонкие шрамы, какие видел у Сяо Фэн, но поверхность ядра гладкая и ровная. Ни трещин, ни шрамов, никаких иных следов от алхимии. Либо работает накопительный эффект от самомассажа, тонких кропотливых воздействий на ядро и растираний с энергонасыщенными маслами, либо мой талант регенерации проявляет себя, незаметно латая организм. А может, тут замешано и то, и другое.
Еще вдох, еще выдох, еще одна долгая минута в центре формации. Увы, больше втянуть в себя Ци не получается — чувствую себя переполненным воздушным шариком.
Кстати, скоро придется перейти на ступень пробуждения чувств, а значит, надо подготовить необходимый эликсир. Среди слуха, зрения и осязания я лучше выберу улучшить осязание: чувствительный слух мне не нужен, зрение у меня и так в порядке, и в темноте я вижу без всяких улучшений. Наименее бесполезным будет осязание. Не выбирать ничего попросту нельзя — без этого не перейти на следующий этап.
Собственно, дальше всего два пути — с соответствующим эликсиром и без него. Если не воспользоваться эликсиром, придется несколько лет развивать соответствующие органы чувств, чтобы потом плавно перейти на следующую ступень и кратно усилить выбранное, так что я лучше воспользуюсь зельем.
После медитации в пещере перемещаюсь в секту и шагаю на почту, куда давненько не заглядывал. Ради разнообразия иду к почте не прямым путем, а окружными тихими улочками Циншуя, мимо цветущих палисадников и деревянных заборов с низенькими лавками.
У переулка рядом с почтой я встретил соседа матери: маленького, жилистого дедулю, с которым мы пару раз перекидывались словами. Кивнул ему приветливо и шагнул дальше, но старичок обеими руками ухватился за возможность поговорить:
— Китт, — тараторит, догоняя, — Мать говорила, ты рыбачил как-то, верно? А удочки-то у тебя справные? Може это, вместе сходим?
И не остановить. Завел речь про рыбалку, о том, как хорошо клюет рыба у старого моста, как кто-то сломал его лучшую вершу, про наживки, про поплавки: что лучше — гусиное перо, или пробка. И все говорит о том, как здорово было бы сходить на рыбалку вместе.
Я бы отшутился и пошел дальше — голова забита, да и свои дела есть, но подкупила тоска и одиночество старика, замаскированные натужной бодростью, весельем и словоохотливостью. Если он зовет порыбачить даже человека, которого видел за жизнь раз пять, то дела действительно печальны. Соглашаюсь:
— На днях загляну. Если погода хорошей будет — выберемся всей семьей. Самиру тоже скажу, чтобы снасти взял.
Дедуля сияет, как натертый медяк, благодарит и уходит. Я же захожу на почту.
С порога киваю мужчине, стоящему за прилавком:
— Приветствую. На мое имя было что?
Я бываю тут достаточно часто, чтобы меня помнили: мужчина без лишних вопросов заходит в каморку, шуршит бумагой и выносит три листа бумаги. Забираю их, но не остаюсь у стойки — на улице достаточно свежо, солнечно и не воняет птичьим пометом. Там можно спокойно прочесть письма и составить ответ.
Сажусь на скамейку, стоящую в тени под высокой липой и разворачиваю письмо от Пирия.
В глаза сразу бросается нарочито-дружелюбное: «Здравствуй, внук!» Хмыкаю, вспомнив, как старик обошелся со мной при первой встрече, и как на протяжении предыдущих лет третировал семью. А стоило показать свою пользу и продемонстрировать зубы, сразу пошло доброжелательное отношение.
Ну да ладно, это все в прошлом.
'Здравствуй, внук!
Так получилось, что у меня есть свои люди в Циншуе. Я наблюдал за тобой и Самиром, и мне приятно знать, что вы объединились и создали дело, которое только развивается и растет. Поздравляю вас обоих! Рад, что таланты помогают вам в жизни.
Ходить вокруг и около не буду, скажу сразу: я могу помочь вам, как родственникам. Пишите, если нужны деньги, люди или связи. Если потребуется, помогу с проблемами, если нужно — достану что угодно.
За все прошлые поступки, за все сказанное — прошу прощения у всех вас. Я утонул в своей гордыне и не видел реальности, пока жизнь не расставила все по местам.
Дедушка Пирий'.
Фразу с извинениями я просмотрел без интереса, предложение о помощи запомнил. Правда, пока не знаю, как старик может помочь, и стоит ли вообще обращаться к нему: не сомневаюсь, что за помощь мы Пирию еще и должны останемся, вопрос только в том, насколько высока будет цена. Интересно даже, это было искреннее предложение и радость за нас, или Пирий желает присосаться еще и к финансовым потокам Циншуя.
Разворачиваю второй бумажный лист. Почерк тот же, а тон уже другой, более подходящий склочному старику.
'Китт, здравствуй. Пишу тебе насчет нашего маленького договора. Омолаживающие эликсиры, кои я уже оплатил полновесным золотом, напоминаю, надо бы выслать поскорее. Не люблю дела, которые находятся в подвешенном состоянии — вроде бы и деньги уплачены, а товара все еще нет.
И имей в виду: если там у тебя вдруг найдутся лишние пузырьки, то можешь выслать вместе с моими — я им найду, кому их передать. Твои эликсиры действуют прекрасно, чувствую себя гораздо моложе. Глядя на меня, многие развалины готовы отдать куда больше золота, чтобы выглядеть так же бодро, но даже столичные зельевары не продают таких отличных зелий. Да, некоторые Крайслеры могут их изготавливать, но лучшее они используют для своего же Дома.
И если надумаешь, не тяни, мои знакомые не смогут ждать вечно.
Пирий'.
Вот это письмо уже более полезно — без просьб о прощении и туманного обещания помощи, четко по делу. Надо будет на днях сварить и отправить старику обещанное и на всякий случай вложить записку, где указать о перерывах между приемами.
Третье письмо — от Роя.
'Китт, приветствую.
Я уже трижды начинаю писать письмо, но не знаю, как лучше сказать о произошедшем. Я нашел Элиаса в столице, в том месте, о котором ты говорил. Постоял, дождался, когда он выйдет из цеха. И он вышел. Уже не мальчишка, которого я помню: высокий, плечистый юноша. Глаза у него от матери. Я знал, что нужно заговорить с ним, но не смог заставить себя.
(Две строки зачеркнуты)
Только на третий день я смог преодолеть ступор и обратиться к нему по имени. Он посмотрел на меня, как на постороннего, кивнул, сказал «отец» и ушел. А я стоял там и не знал, что мне делать дальше.
Я помню, ты писал, что Элиас в обиде на меня, но я думал, что нужно встретиться с ним и рассказать, как все было с моей стороны, и наши отношения наладятся. Может, после истерик и ругани, но обязательно наладятся. Потому как если не делать ничего, ничего и не произойдет. Но к чему я не был готов, так это к ледяному равнодушию.
На четвертый и пятый день в тот цех Элиас не приходил.
Я не знаю, что мне делать дальше, Китт. Мне очень хочется как убить всех ответственных за похищение сына Крайслеров, но я понимаю безрассудство и последствия такого желания. Чтобы не натворить лишнего, пока вернусь в лавку, займусь привычными делами.
Адрес для отправки тот же — присылай письма в мою лавку в Вейдаде. И я рад, что выговорился тебе.
Рой'.
На это письмо уже стоит ответить.
Я продумал, что написать, потом вернулся на почту и перенес мысли на бумагу, вкладывая в письмо столько поддержки и сочувствия, сколько мог вложить без опасения переборщить. Сказал, что отношения обязательно можно вернуть, как и найти тех, кто должен держать ответ за произошедшее. Отметил, что у Роя есть Асура и я, и мы уж точно будем благодарны ему за все, что он сделал. Предложил ему приехать в Циншуй, если не сможет усидеть на месте, и сообщил, что сам скоро наведаюсь в Вейдаде.
Отправив письмо, я вернулся в секту. Попал как раз в перерыв между занятиями: по дорожкам, переговариваясь, шагали и ученики, и взрослые практики. В последнее время я стал часто прогуливать лекции и занятия, и даже не считаю это проблемой. Не понимаю, какой смысл сидеть и слушать то, что мне уже давно знакомо, или вовсе не цепляет?
У дома учеников столкнулся с Фаэлиной. В руках девушки пухлая тетрадь, волосы перехвачены лентой, на щеке — едва заметный след от чернил. Увидев меня, она светло и радостно улыбнулась.
— Привет, — сказал я, притормаживая.
— Китт! — Фаэлина бросилась ко мне, обняла, обдав приятным цветочным ароматом. Я погладил ее по спине.
Девушка отстранилась почти нехотя, и сразу спросила:
— Как дела?
— Нормально, — ответил машинально, как всегда отвечаю на подобные вопросы, когда их задают Самир или мама. Но девушка фыркнула и рассмеялась, качнула лентой.
— Ну Ки-итт! Мне правда интересно! Почему на занятиях не бываешь? Что у тебя нового? Как настроение? Если ты сейчас второй раз скажешь «все нормально», это будет почти оскорблением.
Я вздохнул и неожиданно для себя ответил:
— Если честно, я устал. Но я бы с удовольствием просто посидел с тобой где-нибудь и поговорил о настроении, о делах. О чем угодно.
Девушка прищурилась и кивнула:
— У меня еще два занятия, по часу, а потом можно и встретиться. Знаешь, где находится старый деревянный причал? Верх по речке, слева от Циншуя. Можем встретиться там.
— Договорились.
Фаэлина ушла, я вернулся в комнату.
Час потратил на уборку. Собрал все грязные вещи, поменял белье на кровати, подмел и вымыл пол. Разобрал бардак на столе: убрал все старые бумаги с расчетами, оттер пятна. В последний месяц было не до уборки: я чаще всего приходил сюда без сил и сразу валился на кровать. Теперь же в комнате посвежело, даже дышать стало легче.
Наведя порядок, я направился в зельеварную лавку: хотел застать Сталевара за работой, но того в мастерской не было. Зато там был вымотанный Альф, попросивший помочь ему разобрать и рассортировать травы, принесенные сборщиками.
Работа не затянулась надолго, и к речке я пришел чуть раньше, чем планировал. Прошагал километр вдоль спокойной водной глади, дойдя до старого рыбацкого причала.
Фаэлина уже сидела на краю, свесив ноги с края. Рядом с девушкой стояла прикрытая от солнца корзинка. А вот я как-то не подумал взять что-то на наш маленький пикник.
Услышав скрип досок, девушка обернулась.
— Давно тут сидишь?
— Минут десять. Ну что, теперь расскажешь, как у тебя с работой?
Я покачал головой и сел на скрипнувшие доски, так же свесив ноги вниз.
— Давай сегодня без работы. Я хочу просто отдохнуть. Можем поговорить о чем-нибудь отвлеченном.
— Хорошо, — улыбнулась она. — Знаешь, что в городе появилась новая таверна?
— Нет. И как там?
Спустя полчаса разговоров я лег на причал, умостив голову на колени девушки. Фаэлина не возражала: запустила пальцы в мои волосы и принялась перебирать отросшие пряди.
Я смотрел на безоблачно синее небо и наслаждался прикосновениями. Весь мир сузился до неба и мягких ладоней. Мы беседовали о всяком: о планах девушки на свой домик с садом и на спокойную жизнь до старости. Шутили и тихо смеялись. Пружина внутри, которую я закручивал безостановочной работой без единого дня отдыха, наконец-то слегка ослабла. Я поймал себя на том, что хочу бесконечно лежать так, как сейчас — спокойно и счастливо. Чтобы этот день тянулся, чтобы в мире были только мы, причал и безоблачное небо.
Жаль, что растянуть этот день нельзя. К вечеру налетели надоедливые комары, и нам пришлось собираться. Я поднялся, протянул девушке ладонь и помог встать. Дошли до ворот секты, и там уже я предложил:
— Пойдем ко мне? Сделаю тебе массаж.
Девушка уже не раз отказывалась. Вот и сейчас подняла голову, посмотрела на меня серьезным взглядом и тихо сказала:
— Я не хочу быть романом на одну ночь. И не хочу быть одной из многих. С тобой хорошо, но…
В груди шевельнулось что-то теплое.
— Я хочу того же, — ответил я так же просто. — Фаэлина, я ни с кем не встречаюсь. С тобой приятно, спокойно, и я хочу провести с тобой куда больше, чем один-единственный вечер.
Девушка посмотрела на меня с пытливым прищуром. Я же смотрел в ответ честно и открыто, и она смягчилась:
— Хорошо… Честно говоря, скучала по твоему массажу.
Минуту спустя я отпер дверь комнаты. Пока я включал магический светильник и закрывал шторы, девушка дошла до кровати и несмело замерла, ничем не напоминая ту бойкую девушку, которая пыталась перетянуть внимание с Лиссы на себя. Фаэлина волновалась. Я видел, как на шее у неё бьется венка, слышал неровное дыхание. Для меня такой момент был более привычен, разве что сердце билось чуть быстрее.
Я встал рядом, аккуратно положил ладони на талию и наклонился к девушке — не торопясь, давая ей отступить, если захочет.
Она не отступила. Наши губы встретились в осторожном, кратком касании.
— Надо погасить свет, — пробормотала Фаэлина.
— Еще успеем.
Дальше все случилось само собой, и я чувствовал себя счастливым, как самый настоящий подросток.