Следующие дни я жил, наслаждаясь всеми чувствами и способностями, которые давало мне тело высокорангового практика. Я с удовольствием выходил утром на луга и вдыхал полной грудью свежий, чистый воздух. Я ступал босыми ногами по мягкой траве. Наслаждался видами рассвета и заката — они казались мне безумно яркими.
Я бегал с сумасшедшей скоростью, соревнуясь с ветром. Плавал и нырял так глубоко, как только мог, в самые ледяные глубины реки Цин. Упражнялся в ледяном доспехе с ледяным же копьем.
Осознание, что я могу этого лишиться спустя неделю, не пугало меня. Страх был — самый первый, самый яркий его приступ. Но теперь он угас, зато жизнь стала куда ярче.
Сейчас я наслаждался каждым мгновением. Каждой минутой на лугу, ощущая росу и мягкий пырей под ногами. Чувством полнейшей свободы. Схватками с екаями в лесу Туманов. Даже мгновением черноты при телепортации.
Я начал забывать, что это моя вторая жизнь, и я могу просто наслаждаться ею, а настоятель меня встряхнул. Половником сыпанул в мою жизнь усилителя вкуса.
Не то чтобы я был благодарен ему за это.
Разумеется, я не только наслаждался последними деньками в статусе практика, но и параллельно вынашивал планы, как избавиться от проклятия. Правда, сперва у меня возникла мысль: а не позволить ли событиям идти своим чередом? Может, это именно то, что мне нужно? Потерять все, а потом заново пройти пробуждение, выбрав другой путь? Но звучало это не слишком надежно — в описании проклятия было сказано, что я потеряю все. Я не пройду по обоим путям, не пробужу одновременно живучесть и скорость, и когда я встретился с Крайслером, алхимик это подтвердил.
К Квейту я отправился вечером того же дня. Прошел по коридорам следом за слугой, и завалился в кабинет, где до этого массажировал алхимика.
Крайслер встретил меня настороженно — возможно, сказалась моя последняя выходка, а может, алхимик думал, что я просканирую его тело при контакте. В общем, при встрече я не протянул ладонь, дабы лишний раз не смущать человека, а тот и не настаивал: слегка повеселел и жестом указал на свободное кресло.
— Чай?
— Нет, спасибо.
— И все же я предложу, — Квейт показал слуге знак, и тот торопливо удалился. — С чем пришел? Разумеется я рад тебя видеть, просто мне казалось, ты понял, что массажи мне больше не нужны. Ты и так сделал много.
— Да, но я не по поводу массажа. Мне нужно твоё мнение, как практика, столкнувшегося с карательным эликсиром. Я слышал про неприятное проклятие, которое низводит практика до состояния обычного человека. Слышал о таком?
— Зачем тебе? — полюбопытствовал Квейт.
— Для общего образования.
Крайслер не показал своего недовольства, не дождавшись ответа на вопрос. Квейт почесал висок и задумчиво протянул:
— Проклятия — это больше магия, чем техники. И уж точно не эликсиры. Я не специалист в подобных вопросах.
— Ладно, — через силу улыбнулся я. — А если бы можно было с помощью проклятия потерять все силы, а потом — заново пройти путь культивации, ты бы согласился на такое? Я просто хочу понять, к чему подобное приведет обычного практика, и что будет с его способностями.
Алхимик задумчиво потер подбородок и вздохнул:
— Слушай, Китт. Проклятия редки, я слышал только сказки о них. Но не думаю, что проклятия назвали бы так, если бы они не калечили человека, а использовались как способ стать сильнее. Карательный эликсир, например, не просто откатывает тебя назад — он буквально выжигает энергетические каналы и духовные органы — ты сам видел результат. Думаю, что проклятие, каким бы оно ни было, будет действовать похожим образом. Все, что ты приобрёл благодаря энергии и духовной силе, будет уничтожено безвозвратно. Возможно, ты вернёшься на исходную точку, а может — упадешь даже ниже неё.
Я немного поколебался, затем осторожно спросил:
— А если я попробую использовать эту ситуацию себе на пользу? Может быть, после отката я смогу пробудиться снова и одновременно получить ловкость, силу и выносливость?
Крайслер покачал головой:
— Нет. Не думаю, что это сработает. Проклятие разрушит всё, что было взращено тобой на протяжении долгих лет. Твои мышцы, кости, внутренние органы — всё это сейчас пропитано духовной энергией. Когда проклятье вступит в силу, твоё тело будет буквально перекорёжено, как и от карательного эликсира. Ты потеряешь все, чего добился ранее. Твое тело станет едва ли не слабее, чем у обычного человека. Это будет не просто откат — это будет катастрофа для организма. Я слышал, у владельцев табличек есть некие особые способности — так вот, ты потеряешь и их.
Я почувствовал, как по телу расходится неприятный холодок.
— То есть никакого преимущества из этой ситуации не извлечь?
Квейт пожал плечами:
— После карательного эликсира люди сохраняют только опыт и знания, но становятся инвалидами. Однако рассчитывать, что после такого отката кто-то сможет развиваться сразу по нескольким путям или получить особые бонусы — бессмысленно и опасно. Это иллюзия. А если и не иллюзия, то я на твоем месте не стал бы ставить первые опыты на себе.
— Благодарю за честность.
— Обращайся.
Я улыбнулся и сразу же воспользовался его приглашением:
— С удовольствием. Кстати, помнишь, мы с тобой как-то сидели в чайной? — Я дождался кивка и спросил. — Почему на тебя не подействовало зелье подчинения?
Квейт посмотрел на меня с полуулыбкой, как на ребенка.
— Ты, видимо, недооценил, с кем имеешь дело. У каждого из нас…
Тут он осекся, будто вспомнил о чем-то. Взгляд на мгновение опустел (работала ли клятва Квейта в этот момент, или он просто решил не раскрывать мне секреты Дома?)
— Каждого из чистокровных Крайслеров ещё с юности начинают пичкать всякими гадостями, — продолжил он через пару секунд. — В мире слишком много сильных ядов, от которых сложно защититься, так что нас тренируют бороться с ними. Нас учат быть стойкими к внушениям, ядам, к некоторым магическим воздействиям — особенно к таким, что влияют на сознание. Нас буквально прививают — годами, а кого и десятилетиями — к десяткам подчиняющих эликсиров. Небольшими дозами, через кожу, через дыхание, через пищу. Это часть подготовки, без которой высокопоставленный алхимик может не выжить во дворце или в кругах высокородных. Когда ты распылил зелье подчинения, оно и вправду почти сработало. Но я знал, на что обращать внимание, и почувствовал, как изменились мои мысли. Ещё чуть-чуть — и, быть может, ты добился бы своего. Но не хватило концентрации, вдобавок я был подготовлен.
Эта информация была и полезной, и тревожной. Если Квейт умеет отслеживать свои мысли, то и настоятель, возможно, тоже.
— Если бы на моём месте оказался кто-то другой, возможно, и зелье бы сработало, — продолжал Квейт. — Оно у тебя получилось удивительно мощным… Может, потому я и обратил внимание на изменения своих мыслей — слишком уж резкими они были, а мое тело — тело сильного практика, на которое не так-то просто воздействовать. Я удивлён, что ты рискнул использовать распыленное зелье в закрытом помещении. Если бы там оказался кто-то еще, уверяю, нас ожидал бы большой сюрприз.
Некоторое время мы сидели молча. Разлитый по кружкам чай давно остыл.
— Спасибо, Квейт, — наконец чуть поклонился я. — Благодарю тебя за информацию, за прямоту, и за то, что не выкинул меня тогда из чайной.
— Обращайся, — повторил он с той же полуулыбкой.
Я кивнул, встал и направился к выходу.
Дверь за мной захлопнулась мягко, без щелчка. Я кивнул ожидающему слуге и направляясь за ним на выход, вдруг задумался:
А может, зелье тогда все-таки сработало? Не полностью, но достаточно, чтобы расположить Крайслера ко мне? Отследить ход своих мыслей — это одно. Но не будешь же следить за ними постоянно? Да и как определить, откуда возникла мысль или чувство — от благодарности после массажа, от радости после выправленного энергоканала, или от не до конца покинувшего организм зелья?
Мысли гудели в голове. Я вспомнил тот вечер — расположенность Крайслера, который предложил общаться на «ты», его расположенность ко мне, желание рассказать свою историю, и уверялся, что это могло быть не манипуляцией, а действием эликсира.
Однако когда я отошел дальше от усадьбы алхимика, мысли вернулись к моим проблемам.
Вариантов, как мне избавиться от проклятия, было настолько много, что я мог расставить их по градации важности и пробовать, пока что-нибудь не сработает. Чего среди вариантов точно не было, так это «идти на поводу у настоятеля». Я давно определил для себя принцип — ни в коем случае не поддаваться на шантаж.
Первое, что шло в голову — сварить зелье, которое избавит меня от проклятия. Но как раз этого я сделать и не мог! Мне придется все семь дней потратить на этот вариант, и получится ли — одним только ками известно. Я больше специализировался на бомбах, чем на таких тонких зельях, способных решить одну-единственную задачу.
Другой вариант — сварить зелий становления практиком, потом — пробуждения, и заново прокачаться с помощью медитации на острове. Но это половинчатый вариант, и после беседы с Крайслером я не вижу в нем никаких плюсов. Если не получатся остальные варианты, придется вспомнить и об этом. Но не раньше.
Третий вариант — сварить зелье подчинения и споить его настоятелю. Как раз для этого мне нужны были ингредиенты из духовного зверя ранга Вожака.
Четвертое, до чего я додумался — забрать у настоятеля навык с помощью кражи памяти и с его помощью отменить свое проклятие.
Ну и последний вариант, если не сработают предыдущие — убить мастера проклятий. Для этого всего лишь нужно будет навестить принца и рассказать, как прошла передача его приказов. Если и это не сработает, то у королевской особы должна быть защита от проклятий или методы их снятия. Иначе секта Тьмы — это уже не забавные аборигены на периферии, а потенциальная угроза короне, которую надо бы выжечь во избежание.
В общем, начал я с зелья подчинения. Собрал весь наемный сброд, который с недавних пор обитал в секте, и организовал им прогулку в лес, за лисом ранга Вожака.
Я подошел уже под конец битвы, и даже тогда не вмешивался, чтобы потом меня не обвинили в краже победы. В памяти все еще была жива история с моими приятелями и тем, как я «не дал им спасти драконницу». Я минуту подождал, пока не закончится битва, а потом применил «Удар дракона», полученный за сороковой ранг «владения древковым оружием».
Жестоко? Разве?
Десяти человек с лихвой хватило бы, чтобы разобраться с лисом, и действуй они сообща, у них бы вышло. Принесли бы тушу в секту, забрали бы себе монеты и разделили. Но если они оказались недостаточно подготовленными и умелыми — разве это моя вина?
Нет.
Обязан ли я помогать каждому, кого вижу, и вытаскивать каждого из задницы, куда он добровольно залез?
Не думаю.
Спасли бы меня эти люди, если бы я дрался с лисом? Восемь из них, те самые наемники — точно нет. Они бы подождали, пока я выдохнусь, а потом — либо напали на меня, либо — отняли бы добычу и оставили в лесу Туманов.
Окажись на месте этого отряда обычные люди, я бы, вероятно, вытащил их. Но наемники, честно говоря, были не самыми лучшими людьми.
С тех пор, как секта начала зазывать этот сброд, в Циншуе стало куда неспокойнее. И за большинством из собранной группы стояли преступления, которых было достаточно, чтобы я не чувствовал по поводу их смертей никаких угрызений совести. Эти ублюдки выгоняли из набирающейся десятки нормальных людей, которые желали поохотиться за лисом — мне пришлось вмешаться всего дважды. Разве что за девушкой из секты и выжившим мужчиной я не приметил никаких особых грехов, но они сами согласились на поход, это первое. А второе — мужчину я вылечил. Практик выжил и даже самостоятельно добрался до секты, где его ждали пятьдесят золотых в качестве награды за поход. К слову, пятьдесят золотых анонимно отправил родне погибшей девушки из секты.
Она бы не погибла, если бы я вмешался. Но я намекал и ей, и тому почти убитому мужчине, что им в этом походе не место. Кто бы меня еще слушал.
Оправдывает ли это меня? Не думаю. Но и заламывать руки, жалея о своем поступке, не буду. Я предупреждал практиков, и даже поставил условие по рангу пробуждения, чтобы адепты ранга закалки не самоубивались об лиса. Не помогло.
Я телепортировался в ангар и направился к бочкам с травами. Сейчас нужно было хорошенько поработать, но мысли по прежнему не отпускали меня.
Настоятель. Странная фигура, неожиданно раскрывшаяся передо мной с новой стороны. «Seven days later» — если не ошибаюсь, с английского это переводится как «Семь дней спустя». «Great bright blessing and removal of curse» (великое светлое благословение и снятие проклятия) здесь не сработало, хотя я постарался сказать как можно правильнее. Полторы сотни иных фраз тоже не вызвали никакого эффекта. Значит, я просто не отыскал нужную комбинацию слов, либо (во что верится куда больше) английский язык — просто язык.
С самого попадания в этот мир я не допускал мысли, что могу быть не единственным, кому повезло. С чего я так решил? Да ни с чего, просто почувствовал себя главным героем обыкновенного ранобэ.
Притом, что здесь есть разные культуры (преимущественно азиатские), намешано и японской, и китайской, есть другие народы — не все сплошь с узкими глазами, и даже есть старик со вполне русским именем Игнат. Так что выходит, я не уникален, и сюда попадали и англичане, и вполне возможно, азиаты. Может, Свен Дэй англичанин (это бы объяснило его странное имя, схожее по произношению с услышанным проклятием), а может, кто-то научил его английскому, или даже всего одной фразе. А может, кто-то столетия назад принес сюда этот язык, и с тех пор его используют в качестве тайного.
Я, конечно, могу попытаться узнать у Свен Дэя «ду ю спик инглиш», но если он действительно говорит на английском, то придется объяснять, почему и я его знаю. А тайну моего появления в этом мире пока не знает никто, и я заинтересован, чтобы так и оставалось.
Мысли перекинулись от Свен Дэя на Эдвина. Я размышлял о произошедшем, вертел и пытался осмыслить произошедшую ситуацию и эти размышления убили во мне некоторые заблуждения.
Если раньше я, обманувшись дружелюбием принца, наивно думал, будто в этом мире королевские особы не занимаются шантажом и резней своих подданных, все конфликты решают дипломатией (а за Дикими землями наверняка есть земли розовых пони, где люди и звери не трогают друг друга), то после последней беседы с принцем Эдвином понял — на самом деле и шантажируют, и режут. И у меня не возникало мысли «а что, если я не так понял принца, и его слова про карателей?». Тренированная память легко выдавала земные исторические сводки для сравнения:
После гибели Тогачара (зятя Чингисхана) и его жены, весь город Нишапур за исключением четырехсот ремесленников, был вырезан. А жило в нем несколько сотен человек.
За бегство с поля боя карали смертью не только виновного, но и десятки его соратников. За бегство десятка — сотню. И память подкидывала новые и новые факты, показывая, что вся человеческая история — это винегрет из ошибок и чрезмерной жестокости.
Принудительная стерилизация и евгеника в отношении «неполноценных» граждан были и в двадцатом веке.
Принудительные мобилизации — на всем протяжении истории.
Подавления восстаний (в частности — восстания тайпинов, когда гибли десятки миллионов). Голод, репрессии, пытки, массовые казни, концлагеря.
И я думал, что средневековый принц, не знающий слова «гуманизм», не сделает из двух маленьких обществ, забывших, кому они служат, показательную кровавую историю, чтобы такого больше не повторялось? Как же я был наивен…
Кстати, принц мог бы отправить со мной своего представителя, чтобы мое послание выглядело внушительнее и меня точно послушали, но он этого не сделал только потому, что я изъявил желание самостоятельно разрешить этот конфликт, чтобы не превратить секту Тьмы и школу Небесного гнева в поучительную историю для иных культов, школ и сект. На момент, когда он прочел мой доклад, у него уже не было мысли пощадить воюющих (или, как минимум, верхушку секты и школы), и беспокоиться и заламывать руки, задаваясь вопросом «а вдруг и в этот раз меня не послушают?» он бы точно не стал. Два предупреждения, а потом виновных карает гвардия. И думать, что гвардия покарает только виновных, что ограничится сектой и не зайдет в Циншуй, чтобы поживиться чем-нибудь, что не будет насиловать горожанок, что не будет убивать или избивать людей за косые взгляды — это потрясающий уровень наивности.
И теперь я метался по лаборатории, по локоть испачкавшись в тёплой, быстро застывающей крови лиса. В ангаре пахло смолой (испачкал рукав, когда ходил по лесу), жженными духовными травами и почему-то пряностями, но я это подмечал лишь краем сознания.
Я работал с полной самоотдачей. Быстро, почти на автомате раскладывал ингредиенты по чашам и ступкам, взвешивал, ставил выпариваться, ненужное — отрезал и бросал в мусор.
Мне нужно сварить зелье — убедительное и настолько сильное, чтобы настоятель не смог его не выпить.
Самый сложный рецепт, самые ценные ингредиенты. Я должен сварить такое зелье, чтобы жадность Свен Дэя пересилила его опасения.