Глава 86 — об особенностях актёрского выгорания

Лида смотрела на Льюлию и ощущала к ней всё большую и большую неприязнь. Она чудесная актриса, вот только свой актёрский талант использует для тёмных делишек. Сначала изображала бессловесную робкую тень “мужа”, теперь смиренную покаявшуюся грешницу и всё ради чего?

— Госпожа Льюлия, мне известно, что вы лжёте, — Лида решила, что пришло время говорить на чистоту. — Вы не являетесь матерью Лео.

На её щеке дёрнулась мимическая мышца, но она попыталась остаться в образе.

— Что вы, госпожа советница, конечно же Леонардо — мой сын. Я действительно большая лгунья. Но лгала я лишь мужу, заставляя его верить, что он отец Лео. Разве ваш артефакт, для которого вы взяли наши с Гренаттером волосы и волосок Леонардо, не показал родственную связь между двумя из нас?

— Ваша уловка не сработала, — Лида говорила жёстко. — Мне известно, что Гренаттер — это ваш брат, а не муж. И вы немедленно расскажете мне, зачем разыграли этот спектакль, а после исчезнете из замка навсегда, или мне придётся отдать вас под стражу за попытку обманом забрать ребёнка у его законного отца.

— Законного отца?! — неожиданно взвинтилась Льюлия. Вот теперь маска смиренной тихони окончательно слетела с её лица и стало видно сущность истинной проходимки. — Это вы про бездельника с кистью, у которого ещё молоко на губах не просохло, а он уже вознамерился переиграть меня, чего только не повидавшую на своём веку!

— Не советую говорить дурные слова о королевском художнике, — сказала Лида с ледяным спокойствием, хотя Льюлия её уже изрядно разозлила.

— Он только строит из себя благородного благодетеля. Ему на мальчишку наплевать! На самом деле он так же, как и я, охотится за его наследством.

У Лиды уже готовы были вырваться новые слова в защиту Феликса, который без всяких сомнений любит Лео самой искренней отцовской любовью, но она сдержалась, потому что видела — в порыве негодования Льюлия готова раскрыть свои мерзкие намерения по отношению к ребёнку.

— Удивлены?! — язвительно скривилась она. — Да, Леонардо — наследник огромного состояния. Весь этот замок — вряд ли стоит хотя бы десятой доли того, что вскорости получит мальчишка, а вернее, его опекуны. Родители Леонардо пропали без вести и, когда с того дня пройдёт пять лет, а это случится уже через несколько дней — их признают погибшими и всё их состояние перейдёт ему. Думаете, художник об этом не знал? Поэтому и торопился сделаться его отцом.

Лида была ошеломлена. Выходит, парочка проходимцев — это охотники за наследством. Естественно, она не поверила ни единому дурному слову в адрес Феликса. Он не мог знать о погибших родителях Лео и их состоянии, а вот откуда это известно Льюлии? Спрашивать не пришлось — под действием стресса от разоблачения она продолжала откровенничать.

— Художник не имеет никаких прав на Леонардо! — нервно заявила Льюлия. — Я и то их имею больше! Я знала родителей Лео. Я была его няней.

Дальше она пересказала историю, которую однажды уже поведал Гренаттер. Как оказалось, в его словах было много правдивого, но кое-что он, разумеется, исказил. Гренаттер повествовал от первого лица, как отец Лео, а на самом деле он не был участником событий и знал обо всём только из рассказа Льюлии.

Лео от рождения был немым, как и его мама. Отчаявшись вылечить малыша у местных врачей, родители отправились на Чунайский полуостров к шаманам. Льюлию, как няню Лео, тоже взяли в дорогу.

Чунайские шаманы смогли вылечить ребёнка, но на обратном пути, едва корабль отплыл от берега, случилось кораблекрушение — внезапно взбунтовавшееся море бросило судно на скалы. Льюлия спаслась, но родители Лео погибли. Она собственными глазами видела, что их ударило тяжёлой балкой. А вот что случилось с Лео. никто не знал. Многие считали его пропавшим без вести, то есть, скорее всего, погибшим. Но Льюлия полагала, что он мог чудесным образом спастись, ведь она не нашла его в колыбели, когда начался шторм.

Желая заполучить наследство, Льюлия пыталась найти Лео. Привлекла к этому своего брата. Но их усилия не увенчались успехом. И только по прошествии нескольких лет, она случайно наткнулась на старый выпуск “Королевского вестника”, в котором была статья о неожиданно найденном ребёнке. Она поняла, что малыш жив. Вот тогда у них с братом и родился план.

Льюлия с досадой и желчью утверждала, что их план сработал бы безотказно, если бы их не опередил художник. Ведь у неё были кое-какие “вещественные доказательства”. Перед тем, как спастись с тонущего корабля в спасательной шлюпке, она прихватила шкатулку с фамильными драгоценностями родителей Лео. Там были не только их родовые медальоны, но и рисунки малыша. И то, и другое Льюлия и Гренаттер предъявили, как доказательства своего родства с Лео.

Лида слушала и поражалась цинизму Льюлии. В этот раз она, несомненно, говорила правду, ведь госпожа Фьюить время от времени подавала голос из кустов, и слова её песен совпадали со словами Льюлии. Однако в какой-то момент певунья пропела кое-что сильно отличавшееся от потока гнусных откровений, вырывавшихся из уст бывшей няни Лео.

— Фьюить-фьюить, хватит говорииииить… фьюииить… пора уходииииить… фьюиииить… брат должен был уже успеть похитиииииить… фьюиииить…

Похитить? Это она про Лео? Пока тут Льюлия Лиде зубы заговаривает, Гренаттер собрался выкрасть малыша?! Эти два проходимца так жаждут богатства, что готовы напугать ребёнка, забрать его у любящего отца, поломать ему жизнь?!

В Лиде поднялась дикая волна гнева. Сразу вспомнилось, что, вообще-то, она, возможно, обладает магией Тёмных. И руки зачесались поэкспериментировать на Льюлии. Лида может заставить её делать всё что угодно! Ведь так? Не зря же Тёмных боятся до ужаса, не зря же дрожат от страха при одном упоминании? Надо заставить Льюлию пойти к замковой охране и сознаться в преступлении. Пусть расскажет, где её братец и что задумал, чтобы королевские гвардейцы помешали ему, а заодно отправили обоих за решётку. Лида же на такое способна? Как это сделать?

Память услужливо подбросила воспоминание из юности:

…Лида в студии актёрского мастерства — в малом зале, где проходят занятия любительской группы. Преподаватель, всеми обожаемый известный актёр Барон, уже закончил очередной урок и отпустил подопечных, но Лиду попросил задержаться.

— Мне понравилось, как сосредоточенно и упорно ты выполняла сегодня мои задания, — говорит он с улыбкой. — Ты полностью отдавалась актёрской игре, как я и просил. Настолько вживалась в образ, что терялась грань между тем, что чувствуешь ты, а что твой персонаж, что хочешь ты, а что он. Но это отнимает много сил, ты заметила?

Заметила ли Лида? Да она просто выжатый лимон. Устала настолько, что, кажется, будто заснёт прямо тут, в кресле.

— Запомни, магия перевоплощения, из которой рождается магия навязывания своей воли другим, отнимает много сил. Так много, что делает тебя на какое-то время безвольной. Мы называем это “откат”...

Тогда Лида подумала, что он говорит об актёрских штучках. Всем известно, что если выложишься на спектакле по полной, то на какое-то время выгораешь. Теперь она догадывалась, что речь шла в прямом смысле о магии — о магии Тёмных. И ведь действительно, когда Лида остановила взбрыкнувшую лошадь, на неё накатила какая-то необъяснимая всепоглощающая усталость. Это был он? Откат?

Лида не знала, почему ей вспомнился именно этот фрагмент — одно понятно, что вспомнился не зря. Если она попытается сейчас применить к Льюлии магию Тёмных, ещё не понятно, получится ли, но от затраченных усилий она на некоторое время превратиться в безвольную, засыпающую на ходу куклу, и будет не в состоянии проконтролировать, подействовала её магия или нет. А в это время Льюлия и Гренаттер успеют натворить бед.

Нет, действовать нужно по-другому.

Загрузка...