Сердце потерянное в горах (СИ)

Глава 7

Лилит

Сегодня сестра почти не кашляет и это радует меня больше всего на свете. Позавтракав, я даю Самаре лекарство и мы принимаемся за уборку. Мытье посуды отвлекает меня от мыслей о сегодняшней ночи. Сестра пытается отчистить въевшиеся пятна крови на полу. Стоя на коленях, Самара трет щеткой половицы и непрерывно ворчит.

— Почему ты не можешь просто игнорировать стражников?

— У него было плохое настроение, — отзываюсь я, у меня начинает ныть разбитая губа при одном воспоминании.

— О смирении ты не слышала?

Я делаю вид, что раздумываю над ответом.

— Ты хочешь, чтобы я покорно подставляла вторую щеку после удара? — задаю встречный вопрос.

— Нет, я хочу, чтобы ты держала язык за зубами, общаясь со стражниками, — глубокомысленно изрекает Самара, иногда она ведет себя так, будто из нас двоих младшая именно я.

— Хорошо, — улыбаясь, обещаю я, — Кстати, — как можно беспечнее продолжаю я, — Сегодня, тебе придется переночевать у Гриф.

Я знаю, она не слишком удивится, вернувшись со смены и обнаружив Самару у себя. Подруга поймет, что у меня не было выхода. Но для очистки совести, я напишу ей записку со словами сожаления и уверениями, что вернусь, как только смогу.

Сестра поднимает голову и в упор смотрит на меня.

— Одна?

— Ты ведь этого хотела, — поворачиваюсь к ней.

Вместо радости, я вижу, как лицо Самары принимает озабоченное выражение.

— Можно мне пойти с тобой?

— Нет, — моя спина напрягается.

— Почему?

— Я не хочу рисковать тобой.

— Просто скажи, что я для тебя обуза! — сестра швыряет тряпку в ведро, расплескав грязную воду.

— Неправда, — я с силой сжимаю края раковины, вены натягиваются под кожей, — Это для твоего же блага.

«В случае допроса, ты ничего им не расскажешь, а значит, они не смогут тебя казнить», — кричит мое сердце.

— Ты всегда делаешь все, что захочешь, — из горла сестры вырывается смешок, злобный и резкий, не похожий на ее обычный заливистый смех, — Иногда я думаю, что мне будет лучше в приюте, чем с тобой…

У меня внутри все сжимается, когда я понимаю, что она только что сказала. И Самара понимает. Ее лицо бледнеет. Она вскакивает на ноги и выбегает из дома. Несколько секунд я смотрю на разводы на полу.

Были бы живы родители, они бы знали, как достучаться до неё.

В одиннадцать лет, мне пришлось взять ответственность за сестру. Из-за моих светящихся в темноте глаз, стражники и другие измененные боялись меня сильнее, чем остальных, мне приходилось буквально выгрызать каждую возможность заработать. Но у меня и мысли не возникало отдать Самару в приют, и что там, среди чужих людей, ей будет лучше, чем со мной…

Я сосредотачиваюсь на мытье, на том, чтобы не закричать и не заплакать. От времени в раковине появились трещины и желтый налёт. Удалить его обычной щеткой у меня не выходит и я засыпаю всё песком. Холодная вода жжет ссадины, как кислота, но я не сдаюсь.

— Прости, — тонкие, как стебли кипариса, руки Самары обнимают меня за талию и я замираю на месте, — Я боюсь, что однажды ты не вернешься домой, — ее дыхание шевелит волосы на моей шее.

На меня накатывает теплая волна любви. Я освобождаюсь из объятий и поворачиваюсь к сестре. От слез лицо Самары похоже на сморщенное яблоко, еще секунда и она опять разразится рыданиями.

— Никто и ничто на свете не заставит меня тебя бросить, — вытираю мокрые дорожки слез с ее покрасневших щек.

— Обещаешь? — Самара шмыгает носом.

— Да, — я достаю из кармана конфету и протягиваю ее сестре, — Обещаю.

— Гриф утверждает, что от сахара портятся зубы, — она разворачивает шуршащий фантик и с восторгом смотрит на шоколад.

— В синтетике нет сахара, — успокаиваю я сестру.

— Ты веришь, что за стеной существует волшебство? — Самара засовывает шоколад в рот, и слизывает остатки с пальцев.

— Купол их магия, — грубо отрезаю я, и уголки губ сестры ползут вниз, — Небеса не похожи на твой любимый Хогвартс, — спохватившись, добавляю я, чтобы хоть как-то сгладить свою резкость.

Сестра обожает Гарри Поттера.

У нас в доме целая библиотека. Я нахожу старые книги в заброшенных домах. Свалках. Меняю товар на толстые энциклопедии. Видимо, до катастрофы, люди жили в поистине райских условиях, у них не было нужды вести борьбу за пропитание и свою жизнь, поэтому они писали такие потрясающие истории…

— А на что он похож? — не унимается Самара.

— Бетонные джунгли, — не раздумывая, отвечаю я, где за каждым углом поджидает опасность.

Ближе к вечеру, я напоминаю себе оголенный провод под напряжением. С каждой секундой стрелкой моя тревога растет. Я складываю в сумку зубную щетку Самары, пачку арахиса, бутерброд, и кое-что из одежды.

Если что-то пойдет не так, у Гриф будет время решить, что делать дальше.

Последней я кладу записку и застегиваю молнию.

Опускаются сумерки. Я поворачиваюсь к Самаре, после уборки, я отправила ее отдыхать. Она рисует, склонившись над тетрадью. Несколько минут я просто смотрю на нее. Стараюсь запомнить каждую черточку ее красивого лица.

— Пора идти.

Самара вскидывает на меня глаза, ярко блеснувшие солнечным зайчиком на поверхности глубокой темной воды.

— Уже?

— Да.

На этот раз она не спорит. Убирает тетрадь с рисунками в ящик и покорно бредет к верхней одежде. Я наблюдаю, как она надевает куртку и ботинки. Беру с кресла свою кофту и спешно накидываю на себя.

— Прихвати с собой пару книг, — я наклоняюсь, чтобы зашнуровывать кеды.

— Зачем? — опять этот настороженный тон голоса.

Я выпрямляюсь и натыкаюсь на внимательный взгляд сестры.

— Чтобы тебе было чем заняться, — терпеливо поясняю я, поглядывая на часы.

— С тобой ведь ничего не случится?

Я хочу сказать, что с нами ничего плохого не случится. Что мы в безопасности. Но я не могу ей ничего обещать. Внутри меня падает еще одна стена. Не знаю, сколько еще я смогу сдерживать себя, чтобы не зарыдать в голос.

Подхожу к ней.

— Со мной все будет хорошо, — ласково взъерошиваю ей волосы, — К тому же, рядом будет Данте.

— Вы вместе?! — восклицает Самара, мигом забыв о своей тревоге.

— Не совсем…

— Я так и знала! — обрадованная, сестра берет меня за руку и у меня не хватает смелости сказать правду.

Мы выходим на улицу.

Серые тучи низко висят над карантинной зоной. Вокруг черная земля. Перекошенные дома. Никакого цветного пятна. Дорога пуста, но расслабляться нельзя. Из-за затяжной болезни, моя сестра слишком слаба и в случае опасности, не сможет постоять за себя.

Я должна защищать нас обоих.

Мы пересекаем разбитое дорожное полотно и оставляем позади засохшие, без единой ветки стволы деревьев. Сегодня на удивление тепло и на весь путь у нас уходит не больше двадцати минут. Я нахожу запасной ключ в горшке с засохшим фикусе и открываю дверь, пропуская Самару вперед.

В доме чисто и пахнет чем-то родным, как мамины руки или отцовский свитер.

— Проголодаешься, съешь бутерброд, — наказываю я Самаре, пока она устраивается на диване. Я вынимаю из сумки черствый хлеб с тонким ломтиком застарелого сыра и пачку арахиса. Все это добро я кладу на стол, — Когда я уйду, запри все засовы, — это самое важное, — Ты поняла меня, все до одного, — я дожидаюсь, пока сестра не кивнет, — И никому не открывай дверь, — я прохожусь по комнате и проверяю окна.

— Напомню, если ты забыла, у меня болезнь легких, а не слабоумие, — обиженно бормочет Самара и нажимает на пульте красную кнопку, — Не волнуйся за меня.

Начинают транслировать «Ходячих мертвецов». Я задерживаю взгляд на экране, где люди в очередной серии сражаются со злом, и по идее, должна за них переживать, но я сочувствую зомби, ведь они не виноваты, что их заразили, как и мы не виноваты, что выглядим не так, как остальные…

— Дэрила нет в комиксах, — замечаю я.

— Он самый крутой из группы, — протестует Самара.

— И старый, — фыркаю я.

Зелёные глаза сестры опасно вспыхивают.

— Дело не в возрасте, а в его харизме.

— Или в арбалете, — улыбаюсь я.

— Ты просто зануда.

— Так и есть, — я обнимаю сестру, и шепчу, — Но куртка с крыльями мне нравится.

— Да ты издеваешься, — она отталкивает меня.

— Ничуть, — становлюсь серьезной, — Я скоро вернусь.

— Ладно, — Самара отворачивается к телевизору.

Атмосфера меняется, становится напряженной.

— Запри дверь.

Я выхожу на улицу и терпеливо жду. В тишине раздается глухой звук засова и тогда, я возвращаюсь обратно. Сегодня мне везет и меня никто не останавливает, даже стражников не видно. Наверное, из-за хорошей погоды. Мне это на руку. Я надеюсь, что не исчерпала всю свою удачу разом.

Дома я достаю эмалированную ванную, в которой обычно моют детей и ставлю ее посередине кухни. Она слишком маленькая, но во мне всего 155 см роста. Много времени уходит на то, чтобы принести воды. Я проклинаю себя, что сразу это не сделала и теперь мне приходится тратить драгоценные минуты.

Я мою волосы и все тело, не пропуская ни одного участка, тру жесткой мочалкой до красноты. Ведь от совершенных не несет потом и грязью. Ссадины щиплет, но я не обращаю на это внимания. Я всегда уделяю тщательное внимание деталям. Иногда именно они могут нас выдать. Вычищаю ногти, обрезаю сломанные.

Закончив, я переодеваюсь в легкие брюки и толстовку с капюшоном, их будет легче всего сменить на одежду совершенных. Достаю из тайника свою сумку и раскладываю необходимое на столе. Я молюсь, чтобы никто не постучал в мою дверь или не дай Бог, не выбил ее. Тогда мне точно конец, все улики, как на ладони.

Перед тем, как наносить грим, я туго заплетаю косу и вынимаю колечко из носа. Ставлю перед собой осколок зеркала и начинаю создавать себе новое лицо.

«Латекс 2039» новинка совершенных, созданная специально для тех, кто хочет изменить имидж, не прибегая к услугам пластического хирурга.

Как же он мне тяжело достался! А теперь еще приходится наносить его плотным слоем, чтобы перекрыть синяки.

Я беру кисть и наношу его на лицо, шею и даже уши, тщательно всё растушевывая, скрывая свои цифры и тату. Когда латекс застынет, его сложно будет отличить от настоящей кожи. Подкрашиваю брови огрызком карандаша, и достаю из контейнера линзы темно-карего цвета.

Они отлично скрывают мой необычный сине-фиолетовый цвет глаз.

Надев короткий черный парик, я любуюсь проделанной работой.

Теперь меня сложно узнать, я выгляжу, как житель Высшего мира, принадлежащий к фракции совершенных. В темноте, никто не будет приглядываться.

Я на это очень надеюсь.

В последнюю очередь, я приклеиваю на запястье поддельный идентификатор. Небольшой золотистый кружок. Мне сделали его на заказ и я очень берегла его.

Ночь лучшее время для вылазки, совершенные спят в своих уютных и теплых домах. А те, кто ходит по улицам, настолько обдолбанные, что не заметят и слона. Остерегаться нужно только патруля.

Стражники.

Вот кто не спит.

Но стена слишком большая, чтобы можно было уследить за ней. Надо быть хитрее и умнее, чем они. Действовать осторожнее и никогда ни с кем не делиться, как тебе удается проникать под купол.

— На Небеса лезут только дураки. Глупо так рисковать своей жизнью и жизнью своей семьи, — говорила мама.

Конечно, папа соглашался с ней, он не любил спорить, поэтому меня очень удивило, когда однажды, отец разбудил меня и, приложив палец к губам, заставил подняться с теплой постели.

— Куда мы идем? — спросила я.

— Увидишь, — он вручил мне фонарь, — Это станет нашим секретом.

Мы вышли из дома, потонув в темноте. Я представляла себя шпионом Сопротивления, который направляется на задание. Мне было шесть. В мечтах я сражалась со стражниками, у меня даже был самодельный меч. Гриф смастерила его из досок и я никогда с ним не расставалась.

Я посмотрела на отца.

Одежда висела на его высокой костлявой фигуре. Короткие серебристые волосы поредели. Работа в шахте отнимала у него последние силы, он часто кашлял и сильно похудел. Мама бросала на отца озабоченные взгляды, точно так же она смотрела на тяжелобольных.

Мое сердце сжалось.

Я торопливо догнала отца и взяла его за мозолистую ладонь, папа взглянул на меня и улыбнулся.

У него была самая красивая в двух мирах улыбка.

Все здания в нашей зоне были построены еще до «Изменения». Некоторые сооружения имели странную форму. Если верить рассказам, то раньше здесь протекала река и стоял укрепленный форт. Мы прошли мимо развалин и папа остановился перед уцелевшей отвесной плитой.

— Нам наверх? — мой голос дрогнул.

— Да, — ответил он, — Боишься? — в карих глазах плясали искорки смеха.

Я обиженно фыркнула, шпионы ничего не бояться и попыталась допрыгнуть до первого выступа. Сильные руки отца подхватили меня и прижали к себе.

— Полегче, герой, — прошептал он мне в макушку, — Я не хочу, чтобы ты переломала себе все кости.

Мы забрались наверх и уселись на выступ. Над головой тускло поблескивали звезды. Пыль летала в воздухе и от нее першило в горле. Мои ноги болтались над пустотой.

— Запомни, бог внутри твоего сердца, — в голосе отца было столько силы. Никогда еще не слышала, чтобы он говорил о чем-то так эмоционально.

— Как он там помещается? — удивилась я, прижимая ладошку к груди и страшась того, что он может обо мне узнать.

Иногда я желала соседским мальчикам, которые меня задирали, исчезнуть.

— Ему не нужно много места, — улыбнулся папа, — Аристократы могут забрать у нас все, но только не веру, дочка.

Я прижимаю руку к сердцу, ощущая пальцами его сильные удары.

— Надеюсь, ты присмотришь за сестрой, пока меня не будет рядом, — прошу я отца, и прячу всё в сумку, но теперь несу ее на улицу, мой пульс стучит где-то в ушах. Открываю тайник и запихиваю ее под землю. Мне кажется, что за мной следят сотни глаз и сейчас один из стражников потребует меня поднять руки. Но это просто плод моего больного воображения, на самом деле улица пустынна.

Я встаю с колен и подошвой стираю все следы. Теперь все выглядит как обычно. С собой я беру только белоснежный костюм совершенных. Я аккуратно складываю его в рюкзак. Меня бьет крупная дрожь и чем ближе стрелка часов подходит к девяти, тем реальнее все становится.

Заявиться в клуб, где так много совершенных, сущий идиотизм. Мне хочется надеяться, что они будут настолько пьяны и накачены наркотиками, что не заметят меня.

От заброшенного форта остались только несколько зданий и те полностью заросли травой. Но меня интересуют не они, а канализационный люк, спрятанный в одном из них.

Наверное, сами совершенные уже позабыли, что под ними целый город, состоящий из лабиринтов, соединяющийся между собой водопроводными каналами и канализационными колодцами.

Я скрываю лицо под капюшоном, если и встречу кого из знакомых, никто не будет заглядывать в лицо. Но я почти уверена, что сюда никто не заходит. Я взбираюсь на небольшой пригорок и оглядываю местность. Долина покрыта бесплотной безжизненной землей и сухими деревьями. Я осторожно спускаюсь вниз, подозрительно прислушиваясь к каждому звуку. Но слышу только свое дыхание и шум от своих подошв.

— Почему так долго? — совсем близко раздается мужской голос, я подпрыгиваю на месте и закрываю рот рукой, боясь, что мое сердце выпрыгнет наружу.

Данте включает фонарик и свет прыгает по земле холодными бликами.

— Какого черта ты делаешь?! — шиплю я и вырываю фонарик из его рук, — Совсем обалдел, — возмущаюсь я тихим голосом, хотя от желания закричать, у меня сводит челюсть, — А если нас увидят стражники, что тогда?!

— Нас сразу убьют и даже спрашивать не будут, что мы здесь забыли, — с серьезным видом отвечает Данте.

Меня передергивает от ужаса.

— Раз сам всё знаешь, зачем так рисковать, — я скидываю с головы капюшон, так мне легче смерить его уничтожающим взглядом.

— Мне нравится тебя дразнить.

Он просто не выносим!

Я возобновляю шаг.

— Могу я без вреда для своего здоровья, сделать тебе комплимент? — Данте догоняет меня, — Ни одна живая душа не усомнится, что перед ним совершенная.

— Я все еще злюсь на тебя, ясно?

Но его слова немного усмиряют мою тревогу. Я осматриваю его внешний вид.

Данте не удосужился даже сменить наряд, но его серебристые волосы приобрели цвет пшеницы, так же как и брови. На лице точно такой же грим, как и на моем.

— Где взял краску? — я показываю глазами на его волосы.

— Иногда я бываю очень обаятельным, — соблазнительный взгляд из-под полуопущенных густых ресниц заставляет мои губы дернуться в улыбке.

Я знаю, что все это поставляет Сопротивление.

— Особенно, когда не открываешь рот, — фыркаю я. — Она смывается?

— Обижаешь.

Дорога становится неровной и я сосредотачиваюсь на том, чтобы не упасть. Через несколько поворотов, мы оказываемся перед отвесной плитой. Я проворно цепляясь за выступы, и первая оказываюсь наверху.

— Тебе нужно больше заниматься, — я протягиваю руку Данте и он хватается за нее, как за спасательный круг, — Ты теряешь форму.

— Мне просто нравится держать тебя за руку, — с усмешкой отвечает он.

Я стараюсь не обращать внимание на тепло, которое исходит от его тела и впитывается в мое. Разжимаю пальцы.

— Поторопись, — направляюсь к стоящему в стороне зданию.

Крыша полностью развалилась, так же, как и половина стен, но оно не потеряло своей величественной стати. Я вхожу в образовавшийся проход, теплый ветер шевелит выросшую внутри высокую трав.

— Не поможешь? — оборачиваюсь к Данте.

— Да я только ради этого берег свои силы, — он нарочито потирает руки, и сдвигает люк в сторону, — Дамы вперед, — Данте галантно отступает и делает что-то похожее на реверанс.

Я шутя толкаю его в плечо и спускаюсь вниз.

Внизу я включаю фонарик, и ищу отметки на стене. Они напоминают мне об отце. О наших ночных вылазках. Он оставил их много лет назад, чтобы мы не потерялись. Сейчас они мне не нужны, я могу и с закрытыми глазами пройти весь этот путь, но отметины на камнях своего рода напоминание того, что я не сдалась.

Касаюсь выцветших полосок и мне кажется, что папа рядом со мной.

— Как-то они помогли мне выбраться, — Данте встает рядом со мной, я не спешу убирать свои пальцы, и ощущаю кожей шероховатую поверхность стены, — Поверь, я не использую твой проход, это было один единственный раз, — оправдывается он и я сжимаю руку в кулак.

— Значит, дорогу ты найдешь и без меня, — мой гневный голос разносится эхом по бесконечному подземному коридору.

Я размашистым шагом направляюсь к первому повороту. Свет от фонарика пробивает бесконечную тьму. Он дрожит в моей руке и я еще крепче сжимаю пластмассовую ручку.

— Что опять не так? — Данте нагоняет меня и хватает за плечо, — Что я сделал не так? — я оборачиваюсь к нему, его пшеничные волосы кажутся черными, такими же, как и глаза.

— Ты не меняешься, — я тыкаю пальцем в его грудь, — Что если в следующий раз тебя схватят? Департамент применит пытки, пока ты не расскажешь им всё! Ты хоть понимаешь, что это будет значит для меня и Самары? Смерть.

— Я никогда не расскажу им о тебе, — интенсивность его взгляда не дает мне отвести от него глаз.

Конечно, расскажет, у него не будет выбора. Я уже собираюсь высказать ему все, что думаю, но грохот за спиной выкачивает из меня весь воздух. Обвиняющие слова застревают в горле, как рыбья кость и я медленно оборачиваюсь на звук.