Сердце потерянное в горах (СИ)

Глава 12

Макс

Я неподвижно лежу на асфальте и не могу встать. Перед глазами всё еще стоит лицо девушки.

С ней что-то было не так. Определенно не так.

И когда она всадила обычную пилочку в шею стражника, я понял, что именно.

Она отступница.

Измененная.

— С вами всё в порядке? — надо мной склоняется швейцар, его бледное лицо похоже на луну. Оно заполняет собой всё пространство.

Я поворачиваю голову и вижу мертвого стражника.

По крайней мере, теперь он не кричит.

Кто-то накрывает его своим пиджаком.

— Вызовете, наконец, врача! — истерично вскрикивает женский голос и тут же пропадает. Лицо швейцара тоже исчезает и я смотрю на плывущие по куполу искусственные тучи. Капли дождя падают мне на лицо.

Я чувствую, как боль разливается в голове, но знаю, причина не только в ушибе.

— Макс, ты в порядке? — тата опускается ко мне, не заботясь о своем шикарном платье. Я валяюсь в грязи и, наверняка, выгляжу отвратительно, — Макс? — она со страхом произносит мое имя и я хочу ответить, что всё хорошо, но язык словно примерз к нёбу.

Я пробую приподняться и замечаю рассыпанные вокруг фиолетовые шарики.

Твою мать.

Я встречаюсь с татой глазами.

— Всё будет хорошо, — она скрывает разочарование за улыбкой и начинает собирать их в ладонь. Ее ухоженные ногти шарят по мокрому асфальту. Капельки воды стекают по густым каштановым волосам.

И как только я думаю, что хуже уже быть не может, я слышу голос отца.

— Что произошло? — вопросы сыпятся из него, как из автомата, собравшаяся толпа зевак расступается перед ним, пропуская вперед. Тата успевает высыпать мою «грязную тайну» в свою сумочку, прежде, чем его фигура появляется передо мной, — Надеюсь это не ты? — отец убирает пиджак с трупа, — Кто-нибудь мне объяснит, какого черта здесь происходит? — он выпрямляется и убирает со лба влажные волосы.

— Отступники, — не скрывая ненависти отвечает стражник по рангу выше, чем остальные. На его черной форме нашиты несколько звезд.

«Капитан», — решаю я.

— Одна из них убила моего парня, — он нервно машет рукой, показывая на труп, — Думаю, она посчитала, что расправилась и с ним, — тата вздрагивает, услышав последние слова, — Наши камеры засняли гибридов.

Я поджимаю губы и сажусь.

— Ясно, — наверное, отец жалеет, что ей не удалось меня прикончить, — Это что, твоя кровь? — суровое выражение на его лице сменяется отвращением.

Я осторожно касаюсь макушки и чувствую что-то влажное и липкое.

— Я о нем позабочусь, — быстро произносит тата, поддерживая мою спину в прямом положении, — Мой беспилотник уже здесь.

— Будь добра, убери его отсюда. Не пускайте сюда дронов, — он больше не тратит на меня свое время, отдавая приказы, — Где тебя носит?! — орет отец в трубку и отходит прочь.

— Вставай сынок, — тата сгибается под тяжестью моего веса и осторожно ведет меня к сверкающему черному беспилотнику. Дверь автоматически открывается, она помогает мне забраться в салон и садится рядом, — Дай я посмотрю, — тата уверенно прижимает платок к моей голове, где не перестает сочиться кровь.

— Не самая удачная идея таким способом сбегать с вечера, — ворчит она, глядя на меня своими серыми глазами. Она выглядит уставшей, дождь смыл с ее лица всю косметику.

— Но ты не можешь отрицать, что это было эффектно, — я пытаюсь улыбнуться, но тата метает в меня суровый взгляд, — Напомни мне в следующий раз отрезать себе язык, — виновато говорю я.

Несколько минут мы сидим в полной тишине. Беспилотник плавно трогается с места и я слышу, как ровно работает мотор.

— Расскажи, что случилось, — нежные пальцы таты перебирают мои волосы и я расслабляюсь.

— Не знаю, — задумчиво отвечаю я, вспоминая горящие ненавистью глаза, — Измененная напала на меня, убегая от стражников, — я пожимаю плечами и это простое движение вызывает боль, — Меня отправят на карантин?

— Нет, — тата убирает платок, складывает его в несколько слоев и убирает в карман пальто, — Гибриды способны инфицировать наши клетки только через биологические жидкости: кровь, сперму…

— Понятно, дальше не продолжай, — кривлюсь я.

— Почему ты не сообщил мне о ритуале лично?

Я устало вздыхаю.

— Прости, — меня начинает мутить и я закрываю глаза, — Я сам узнал об этом не так давно, — откидываюсь на мягкое кресло, не заботясь, что на кремовой коже останутся следы моей крови.

— Что за средневековье. Перворожденные уже ничего не решают? — я удивленно приоткрываю один глаз, — Я против таких союзов.

— Ты поэтому спорила с отцом?

Тата подкрашивает губы, глядя в пудреницу.

— Не поэтому, — закончив, она кидает помаду в сумочку, — Поговорим об этом, когда тебя починят, — тата приказывает беспилотнику остановится.

Я осторожно выбираюсь из салона, головокружение усиливается и я хватаюсь за дверцу, пока тата не подбегает ко мне.

— Скоро всё пройдет, — я знаю, что она имеет в виду, но в ее голосе мне мерещится скрытый смысл.

Мы направляемся к приветливо светящимся окнам.

Медицинские пункты располагаются в каждом секторе. Небольшие здания оборудованы всем необходимым. Хорошая материально-техническая база, позволяет получить экстренную амбулаторную помощь прямо здесь. Это позволяет не тратить кредиты на беспилотники. Дежурный врач может добраться до происшествия пешком, захватив всё необходимое в чемоданчик.

Тата нажимает на звонок и к нам тут же спускается медсестра в сопровождении медбрата.

Я не привык к боли. Из-за того, что любую проблему можно уладить, приняв лекарство, я остро реагирую на слабость. Меня это раздражает. Медбрат заводит меня внутрь и помогает присесть на мягкую кушетку.

Белая мраморная плитка слепит глаза, так же, как и хирургические инструменты. Тату попросили подождать в приемном покое, угостив чашкой кофе и мне даже не с кем перекинуться парой слов.

— Скоро к вам подойдут, — говорит медбрат и я остаюсь один.

Я оглядываю стерильное помещение. Почти всю стену занимают холодильники с лекарствами. За стеклом стоит продукция корпорации. Всевозможной формы баночки, тюбики и блистеры. Я отворачиваюсь к окну. Серый утренний свет пробивается сквозь дождь полосами.

— Что тут у нас? — в операционную входит немолодой мужчина с шапкой тронутых сединой темных волос. Я выпрямляюсь, не смотря на боль в шее и голове, — Давайте посмотрим, так ли всё страшно, — я чувствую себя неуютно, когда он начинает светить мне в глаза.

— Головокружение? — сухо спрашивает врач, мне не нравится медицинский запах, исходящий от его халата, и воспоминания, что он вызывает, но я заставляю себя сидеть смирно.

— Да.

Врач кивает и включает лампу, яркий свет отражается от белых стен. Его пальцы пробегают по волосам, не причиняя дискомфорта.

— У вас крепкая голова, — он подходит к холодильнику и возвращается обратно, — Немного пощиплет, — брызгает что-то на рассеченную кожу и я чувствую легкий зуд, — Держите, — доктор протягивает мне стакан и какой-то пакетик, — Это избавит вас от действия алкоголя и наркотиков.

— Спасибо, — я разрываю бумагу и высыпаю содержимое в воду. На вкус жидкость похожа на горький сироп.

Врач пододвигает стул и садится напротив.

— Это ваша кровь? — он внимательно смотрит на мой костюм, я опускаю глаза и вижу засохшие пятна.

— Нет, — я качаю головой, продолжая смотреть на небольшие следы пальцев незнакомки. Там, где она судорожно цеплялась за мою рубашку, они похожи на две запятые.

Она была ранена? Или убила еще кого-то?

Я сглатываю.

— Измененной.

— Хорошо, что на вашем теле нет ран, иначе все могло окончиться вашей смертью, — доктор не высказывает удивления, будто проникновение под купол отступников обычное дело, — По правилам, я должен сообщить о злоупотреблении «Пылью».

Я вскидываю голову.

— И?

— По просьбе вашей прабабушки, я не буду этого делать, — всем своим видом, он показывает, как ему этого не хочется.

— Премного благодарен, — я ставлю недопитый стакан на чемоданчик рядом с собой и встаю на ноги, — Выход я найду сам, — выхожу за дверь.

Увидев меня в коридоре, тата вскакивает на ноги. Мое сердце заливает нежность.

— Всё хорошо? — она берет меня под руку и я просто киваю. Она облегченно вздыхает, но чувство вины заставляет меня избегать ее взгляда.

Мы выходим на улицу. Дождь принес запах свежести. На небе ни следа туч, только рваные облака. Я открываю дверцу беспилотника и пропускаю тату вперед.

— И что ты пообещала ему за молчание? — спрашиваю я, как только мы оказываемся в теплом салоне. Отпираться, что «Пыль», лежащая на дне ее сумки, не моя, бесполезно.

— Переспать с ним, — серьезно отвечает тата, но увидев ошарашенное выражение на моем лице, начинает смеяться, — Поужинать на выходных, Макс, — ее смех замирает, но я вижу, ее что-то беспокоит.

— Так почему ты спорила с отцом? — я скрещиваю руки на груди, действие порошка чудесным образом сказывается на моей голове: я начинаю лучше соображать.

— Ты знаешь о чем мы всегда спорим.

Я прикрываю глаза, разговор всегда начинается с одного и того же. Не надо было спрашивать.

— Я ошиблась, когда поддержала решение совета скрыть от общественности, что Стелла выжила, но я считала, что так защищаю вас обоих, — тата выдерживает паузу, словно не уверена, стоит ли продолжать, — Сегодня утром я была у нее… Врачи говорят, никакой надежды. Она живет только благодаря аппаратам жизнеобеспечения.

Чувствую, как сжимается горло.

— Ученые ещё не придумали, как вырастить искусственный мозг, — тата неуверенно кладет свои дрожащие пальцы на мою ладонь, — Мы должны оплакать потерю… Может быть тогда, ты перестанешь себя наказывать.

Я выдергиваю руку, словно ее прикосновение меня обжигает.

— Ты же не серьезно? — ко мне возвращается желание забыться. Реальность обрушивается с новой силой.

И я просто не знаю, как со всем этим жить.

— С чего бы? — она приподнимает тонкую бровь, — Я в здравом уме, — мрачное выражение ее лица меня пугает, — И я не хочу, чтобы ты опять довел себя до такого состояния.

— Не начинай, — я стираю пот со лба.

— Ты не ел, Макс. Совсем. Ты загонял себя в могилу, целыми днями…

— Со мной всё в порядке, — как можно быстрее выталкиваю слова, будто они способны меня задушить.

— А так и не скажешь. Ты подсел на эти чертовы таблетки! — тата раздраженно стучит по своей сумке и мне кажется, что я слышу, как они перекатываются на дне, будто драгоценные жемчужины.

Мои ладони становятся влажными и я прячу их между коленями.

— И сейчас опять возвращаешься к ним, словно они единственное, что у тебя осталось.

У меня возникает дикое желание сделать ей больно, чтобы ей тоже стало больно. Грудь распирает от злости.

— Так и есть! — выкрикиваю я, — Просто оставьте меня все в покое!

Я роняю голову на руки и прячу лицо в ладонях.

— Все старые люди действуют на нервы своей гиперопекой и желанием быть рядом с любимыми людьми.

Острое чувство вины охватывает меня.

— Прости, я…

Чувствую легкое прикосновение к своему запястью, заставляющее меня замолчать.

— Ты навсегда останешься для меня ребенком.

Поднимаю на нее глаза.

— Я больше не притронусь к таблеткам, — клятвенно обещаю я, не смотря на скачущие в грудной клетке сердце.

Тата тепло улыбается и мне становится немного легче.

— Поговори со своей мамой.

Внутренности скручивает в тугой узел. Я отворачиваюсь к окну, на серое небо, серых людей и серые здания. Все вокруг приобретает этот неживой цвет.

— Макс?

— Хорошо.

Меня охватывает оцепенение. Никто из нас не произносит ни слова. Беспилотник въезжает в сектор Наследия. Уютные одинаковые коттеджи утопают в настоящей зелени. Садовникам приходится следить за уровнем влажности и солнечного цвета, но оно того стоит.

Беспилотник останавливается около ухоженного дома.

— Ты придешь сегодня?

— Да, — улыбаюсь через силу.

— Я приготовлю что-нибудь на обед, — лицо таты светлеет и она открывает пассажирскую дверь, — Из выращенных продуктов моего сада.

— Отличная идея.

Тата выбирается на улицу. Выглянувшее солнце разгорается ржавчиной в ее волосах. Она захлопывает дверь и я слежу, как тата скрывается за воротами.

Квартира встречает меня тишиной, я снимаю заляпанные грязью ботинки и прохожу в гостиную. Привычно кидаю телефон на диван и подхожу к столу. Все осталось на своих местах: мой недопитый кофе, недоеденные вафли, с вытекшей наружу начинкой, грязная скомканная салфетка, похожая на карикатуру лебедя.

Я смотрю на нее, не мигая, пока не остается только она и я.

— Да пошло всё к черту! — одним движением сгребаю всё со стола.

Осколки разлетаются по полу. Неистовая ярость клокочет внутри меня и я ураганом проношусь по комнате, круша об стены всё, до чего могу дотянуться. Тяжело дыша, я без сил опускаюсь на пол, склоняя голову к коленям.

Не знаю, сколько я так просидел. Час. Два. Или все пять. Очнувшись, я поднимаюсь на ноги и на автопилоте стягиваю с себя окровавленную одежду. Я швыряю ее к разбитой лампе и направляюсь прямиком в ванную. Перешагивая через поломанную мебель, я продолжаю ничего не чувствовать. Это ощущение не проходит, когда я выхожу из душа. Не отпускает, когда я переодеваюсь в темно-синий костюм для бега.

Из ступора меня выводит звонок мобильника. На дисплее незнакомый номер. Пульс начинает биться, как сумасшедший.

— Да, — отрывисто произношу я в трубку, но слышу только рыдания.

Первая мысль — мама.

Вдруг они уже сделали это?

Нет. Невозможно.

Я качаю головой, прогоняя вспыхивающие в мозгу картинки.

— Слушаю, — повторяю я.

— Москвин… — из-за всхлипываний, я ничего не могу разобрать, — Прошу тебя, приезжай…

Вэй?

— Давай не сейчас, — меньше всего на свете, я хочу выслушивать ее жалобы, — Поговорим потом, ладно? — но следующие ее слова заставляют меня похолодеть.

— Он ранен, — голос Вэй звучит громко и четко, но я все равно думаю, что ослышался, — Но тебя это не волнует, как я посмотрю.

— Что? — с силой сжимаю телефон, — Кто ранен? — с другой стороны не спешат отвечать, — Вэй? — я оглядываю комнату в поиске ключей.

— Мой брат.

Джен?!

— Зря я тебе позвонила, — она отключается, прежде чем я успеваю спросить, насколько серьезно.

Я срываюсь с места, под ногами хрустят осколки и я сердито стряхиваю их с носков, прежде чем обуть кроссовки.

— Скажите, пожалуйста, несколько слов о сегодняшнем происшествии, — набрасываются на меня репортеры, как только стеклянные двери выпускают меня на улицу, — Правда, что один из стражников был убит?

Не отвечая, я накидываю на голову капюшон своей спортивной куртки. Журналисты следуют за мной по пятам, крича моё имя. Вспышки папарацци ослепляют меня и я закрываюсь от них рукой.

— Что вы можете сказать о своей зависимости? — я открываю припаркованный рядом блестящий беспилотник и скрываюсь внутри тонированных стекол.

У меня дрожат руки и я делаю несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться.

Я не знаю, что меня ждет у Вэй и насколько всё может стать еще хуже.