Сердце потерянное в горах (СИ)

Глава 22

Макс

Служитель проводит меня в первую из трех полукруглых комнат. Свет от настенных бра тянется до ритуального кубка. Он стоит на пьедестале в окружении зажженных свечей. Его хрустальные грани ловят пламя и рисуют вокруг себя разноцветные блики. Я с трудом отрываю от него взгляд и смотрю на Эмму.

В золотистом платье из парчи, усыпанном кристаллами и золотой вышивкой, она похожа на богиню. Ее голову украшает бриллиантовая диадема, длинная вуаль спадает по спине шлейфом.

Она очень красива. Но я ничего к ней не чувствую.

— Снимите обувь, — просит служитель, прежде чем я успеваю вступить на ковер цвета паленого жемчуга, — И носки тоже оставьте здесь, вам потом все вернут, — позади меня появляется мальчик, он выхватывает из рук мои ботинки и тут же исчезает.

Я медленно двигаюсь к алтарю, мои босые ступни ласкает шелк. Всё вокруг переливается золотом. «Золотая кровь» не только внутри. Она здесь. Снаружи. В этих стенах. Всё кричит о нашей исключительности.

— Прекрасно выглядишь, — тихо говорю я, вставая рядом с Эммой, — Не смотря на обстоятельства.

— Ты тоже, — она медленно окидывает меня взглядом, — И я не понимаю, о каких обстоятельствах ты говоришь, — в ее льдисто-голубых глазах мелькает озорной огонек.

— Напомнить? — я наклоняюсь к ней, от ее волос пахнет дорогим парфюмом, — Мы не знаем друг друга и собираемся пожениться по настоянию наших родителей.

— Я не говорила, что не знаю тебя, — Эмма награждает меня улыбкой, — Мой отец наверняка тебе что-то об этом сказал, иначе ты бы не завел этот разговор. Да и мама не могла смолчать, в этом я тоже уверена.

— Не припомню, чтобы мы встречались, — наверное, я таращусь на нее с глупым видом, потому что Эмма смеется.

— Макс, неужели ты не помнишь с кем спишь?

Для меня девушки существовали только ради удовлетворения моего сексуального голода. Я не запоминал их лиц или имен. Исключение — Вэй. Но и с ней у меня не возникало желания ввязываться в серьезные отношения.

— Видимо тебе очень понравился секс со мной, — усмехаюсь я.

Эмма пододвигается ближе, ее платье издает едва слышный шорох.

— Было неплохо.

Я касаюсь губами ее уха.

— Какую бы ты игру не затеяла, я не собираюсь в ней участвовать.

— Ты уже в ней, — загадочно отвечает Эмма, — Просто еще не осознаешь этого.

Неприятное чувство ползет по позвоночнику.

— Обрученные, — раздается недовольный голос служителя и мне приходится отвернуться, — Подойдите к алтарю, — он нетерпеливо постукивает по кубку пальцами.

Смотрит так, словно знает, что мы отличаемся от обычных пар. Его немигающий взгляд заставляет меня психовать.

Лжецы. Притворщики. Вот что я в нём вижу.

Все православные церкви перестали существовать сразу после «Изменения». После случившегося мало кто верил в Господа и Спасение. Христианство переквалифицировалось в движение, прославляющее избранность, полностью контролирующее советом.

Служитель раскрывает черную бархатную ткань и протирает острую сталь скальпеля.

— Сними с руки все кольца, — деловым тоном обращается ко мне.

Мальчик бесшумно появляется рядом со мной и протягивает обтянутую золотом плоскую коробочку без крышки. Я стягиваю фамильный перстень и избавляюсь от рубинового кольца, бросив их на дно.

— Что дальше? — я наблюдаю, как одетый в черное мальчуган исчезает за бледно-желтой шторой.

— Не терпится присягнуть верности? — служитель поднимает кустистую бровь.

— Только об этом и мечтаю, — фыркаю я.

— Нам не терпится скорее стать мужем и женой, — вмешивается Эмма, будто боится, что я передумаю.

Служитель берет скальпель, пламя свечей пробегает по сверкающему лезвию и меня прошибает холодный пот.

— Протяните над кубком ваши левые руки, — блёклые глаза пытливо всматриваются в наши застывшие лица, — Сегодня каждый из вас поклянется служить друг другу и корпорации.

Я смотрю на руку Эммы, с выступающими из под светлой кожи, рисунками вен. На ее длинные пальцы с продолговатыми розовыми ногтями. Моя ладонь кажется чересчур большой. Темной. Как падающая на солнце тень.

Эмма улыбается мне, замечая мой взгляд и я растягиваю губы в ответной улыбке.

Служитель берет меня за руку и отводит в сторону мизинец. Он делает небольшой надрез и я чувствую холодную сталь на коже. Ощущаю, как мое сердце распухает внутри и меня охватывает абсолютная беспомощность.

— Твоя кровь будет течь в ней, связывая вас вместе.

Мой пульс учащается.

Служитель выдавливает несколько капель в кубок и поворачивается к Эмме.

— Палец Венеры, — он берет ее за безымянный палец и она шумно сглатывает, — У него ключ к вашей совместной жизни, — служитель проделывает с ней тоже самое, что и с мной. Скальпель касается тонкой кожи и Эмма морщится.

Я чувствую легкую пульсацию в порезе и больше ничего. Наверное, всё дело в адреналине. Или во всей этой атмосфере. Служитель перемешивает в кубке нашу кровь и протягивает мне.

— А теперь соедините ваши сердца, — его глаза мрачно блестят, он поджимает губы, словно боится сказать что-то еще.

Я осторожно беру в руки кубок и делаю большой глоток. Вино обжигает сладостью язык, смешавшись с горькой слюной. Я проталкиваю его дальше, к горлу и позволяю стечь в желудок. Дороги назад нет. Я стараюсь, чтобы мышцы лица не выдали моего отвращения. Осушив его до половины, я передаю кубок Эмме.

Она медлит.

— Я всё еще жив, — с язвительным смешком говорю я.

Эмма отвечает мне вызывающей улыбкой и выпивает всё до дна. Я хмыкаю, когда она с грохотом ставит кубок на место. Но изнутри я чувствую беспокойство. Всё здесь мне кажется неправильным. Даже я сам, словно вырезанный из бумаги.

— Пойдемте со мной, — служитель поворачивается к нам спиной и рукой приказывает следовать за ним. Я переставляю босые ноги. Мне нужно пространство побольше. Я хочу оказаться на улице, где смогу нормально дышать.

Он ждёт нас около бледно-желтой шторы.

— Вы знаете слова клятвы?

Я сжимаю руку в кулак, и мышцы моих рук напрягаются, из пореза сочится кровь, я чувствую ее теплую влагу.

— С самого детства, — фыркает Эмма, — Правда, Макс? — она поднимает глаза и ловит мой блуждающий взгляд. По моему телу ползут мурашки и возникает странное ощущение.

Я оказываюсь в своей детской комнате и смотрю на брошюру, что выдали нам в школе. Несколько фраз напечатанных золотистыми чернилами. Но я думаю не о клятвах, что мы должны запомнить, а о Вэй. Мне десять и мы впервые поцеловались на заднем дворе школы.

— Макс? — зовет меня Эмма.

— Да, конечно, — разомкнув сухие губы, отвечаю я и служитель медленно кивает, пропуская нас вперед.

После полумрака, яркий электрический свет бьет по глазным яблокам. Магия ночи исчезает. Теперь Эмма выглядит иначе. При свете всегда всё выглядит бледнее. Комната, в которой мы оказались, меньше и скромнее. Стены выкрашены в перламутровый цвет. Два больших окна задернуты тяжелыми портьерами. Между ними массивное зеркало в позолоченной раме. Меня выворачивает от вида самого себя и я отворачиваюсь.

— Долго я вас мучить не буду, — служитель подзывает нас к себе, он стоит за высоким столом, — Уже поздно и наверняка, вы уже устали, — его тяжелый бесчувственный взгляд проходится по мне, — Произнесите клятву и будьте свободны.

Мне с трудом удается взять с бархатной подушечки своё рубиновое кольцо. Я не расставался с ним с самого рождения. Не знаю, что я должен чувствовать. Я всегда хотел от него избавиться. Но сейчас меня охватывает волнение и неуверенность. Мы стоим напротив друг друга, и наши лица разделяют всего несколько сантиметров.

— Ты готов? — шепчет Эмма, я в состоянии только кивнуть, — Я не откажусь от нас, — одновременно произносим мы, глядя друг другу в глаза, от этих слов внутри меня что-то замирает. Страх. Он затвердевает в моем теле, подчиняя себе все мои мысли, — Я отдаю себя тебе всю без остатка, — Эмма нежно касается моей руки и надевает фамильный перстень на мой безымянный палец. От его холода у меня по телу пробегает мороз, вверх по спине и шее.

Я не двигаюсь.

— Москвин? — на лицо Эммы набегает легкая тень.

Молчание затягивается.

Что я делаю? Что, я мать твою, делаю?!

— Мои руки станут для тебя новым домом, — наконец, произношу я, игнорируя свой внутренний голос и быстро надеваю рубиновое кольцо ей на палец.

Дело сделано.

— Теперь вы официально муж и жена, — служитель выходит из-за стола и уверенно направляется к тяжелым портьерам, которые я ошибочно принял за окна, — Ваша спальня на сегодня здесь, — он отодвигает одну из них и открывает дверь, — Наслаждайтесь друг другом.

Я пропускаю Эмму вперед и захожу следом. Мы остаемся одни. Впервые за всё время. Третья комната самая роскошная из всех. Видно, что старались. Очень старались сделать из нее райский уголок для молодоженов, но не вышло. От обилия позолоты, изогнутых вензелей и фарфоровых ваз, распиханных по углам у меня начинается мигрень и я думаю только об одном: когда наступит рассвет и можно будет отсюда уйти, наплевав на устав.

Центр комнаты занимает массивная кровать с шелковым балдахином. Эмма проводит рукой по блестящей ткани и оборачивается ко мне. В камине уютно потрескивает огонь и его пламя придает ее волосам оранжевый оттенок. Я проверяю телефон на наличие текстового сообщения или пропущенного звонка.

Ничего.

Я убираю мобильник обратно в карман.

— Начнем? — Эмма неторопливо снимает с головы диадему, осторожно кладет ее на прикроватную тумбочку.

— После тебя, — я стягиваю с шеи галстук и швыряю его на пол.

— В прошлом ты не был так терпелив, — она вынимает из волос шпильки и избавляется от длинной вуали, мешающей ей быстро передвигаться.

— Наверное, я был пьян, — лениво наблюдаю, как она берет из ведерка бутылку дорогого шампанского.

— Тогда нам лучше напиться, — Эмма разливает его по хрустальным фужерам и протягивает один мне, — Мне нравится, когда ты ведешь себя, как урод.

В моей душе поднимается волна раздражения. Я залпом выпиваю шампанское и ставлю бокал на каминную полку рядом со старинными часами.

— Не поможешь? — Эмма подходит ко мне и поворачивается спиной, убирая волосы.

Я смотрю на ее узкую спину и соблазнительную шею.

— У тебя совсем нет стыда, — быстро расстегиваю молнию, стараясь не касаться ее кожи.

— Я не скрываю, что хочу тебя, — просто отвечает Эмма и скрывается в ванной, — Я знаю, у нас не самое романтичное знакомство, — доносится из-за двери, — Но мы можем наверстать.

Я снимаю пиджак и кидаю его в кресло. Проблема в том, что я не собираюсь с ней сближаться. Не могу ей доверять. Я расстегиваю несколько пуговиц, подхожу к мини-бару и наливаю себе полный стакан виски, делаю несколько жадных глотков.

— Ты не против поцелуя на первом свидании? — хрипло спрашивает Эмма.

— Предпочитаю кое-что более неприличное, — я оборачиваюсь к ней.

Она успела переодеться в полупрозрачную комбинацию, обрисовывавшую мягкие полушария ее груди и соски.

— Ты до одури сексуален, Макс, даже когда просто смотришь на кого-то, — Эмма подходит ко мне, — Красив и опасен, — как бы невзначай, касается ворота моей рубашки, ее пальцы опускаются ниже, — Я тебе не нравлюсь? — она кидает на меня соблазнительный взгляд.

Дерьмо.

— Дело не в этом, — я делаю один жадный глоток за другим, пока не выпиваю всё без остатка и ставлю стакан на подоконник.

— А в чем? — Эмма проворно расстегивает маленькие пуговки на моей рубашке и проводит пальцами по моей голой груди. Моё тело отзывается на ее ласки и внизу живота пробуждается животная страсть.

Она запускает руки в мои волосы и тянет к себе. Я смотрю на ее влажные губы и накрываю рот жестким поцелуем. Эмма отвечает мне тем же, она атакует меня с той же беспощадностью, что и я. Наше дыхание перемешивается, я чувствую вкус мятного ополаскивателя для рта и шампанского. Провожу языком по ее верхней губе, заставляя ее стонать от удовольствия.

— Ты правда меня хочешь? — рывком притягиваю ее к себе. Эмма удивленно вскрикивает. Моя рука двигается вверх по ее бедру и касается влажных трусиков, — Я знаю, что хочешь, — вместо ответа, она издает еще один протяжный стон.

Я поднимаю ее и Эмма крепко обхватывает мою талию лодыжками, ее ногти царапают мою спину и я впиваюсь в покрасневшие губы еще сильнее.

— Теперь ты мой, — шепчет она, прижимаясь ко мне, — Только мой, — ее слова как ушат ледяной воды.

— Я не помню, чтобы ты меня покупала, — я заставляю Эмму слезть с меня.

Вряд ли отец захочет прочитать в утренних газетах, что я бросил ее в первую брачную ночь, но мне плевать.

— Весь город знает, что мы женаты… — она растерянно наблюдает, как я застегиваю рубашку и заправляю ее в брюки, — Что ты делаешь?.

— Трахать тебя я не обязан, — я нахожу свои ботинки рядом с кроватью и надеваю носки.

— Вспомни устав, — Эмма скрещивает руки на груди, — До завтрашнего утра тебе нельзя покидать эту комнату.

— Разумеется, — я хочу поскорее убраться отсюда и чем быстрее, тем лучше, — Уже рассвет, — я вызываю беспилотник и одновременно открываю шторы на окне, — Убедилась? — я прохожу мимо нее, и хватаю с кресла помятый пиджак.

— Макс, я не останусь здесь одна, — упрямо повторяет Эмма, — Ты не посмеешь опять меня бросить! — она срывается на крик.

— Я веду себя как настоящий урод?

Она оставляет мой вопрос без ответа. Теперь ее покрасневшее лицо пылает гневом, а не страстью. Я беру полную бутылку виски с собой и направляюсь к выходу.

— Если ты представляла нашу супружескую жизнь по-другому, мне тебя искренне жаль.