Лилит
Я огибаю пушистый куст папоротника и спешу вниз. Моё сердце испуганно стучит в груди. Я едва не спотыкаюсь, но удерживаюсь на ногах и продолжаю бежать. Нельзя надолго оставлять Макса одного. Он беспомощен и не сможет самостоятельно даже выпить воды.
Ветер свистит в ушах, глаза выхватывают знакомые очертания.
Не знаю, сколько проходит времени, солнце почти село за горизонт, и я добираюсь до места засветло. Сгибаюсь пополам, переводя дыхание. От усталости, я едва могу стоять. Все мои ноги исколоты и кровоточат. Достаю первую таблетку и выдавливаю содержимое в рот, проталкивая вязкую жидкость вперед. Желудок протестующее сжимается, но я зажимаю рот рукой, боясь, что меня вырвет.
Сцепив зубы, я подхожу к горе, в полумраке, она кажется мне еще более зловещей. Судорожно сглотнув, я заставляю себя опуститься на живот и заглянуть в шахту. Лифт стоит на том же самом месте. Я нахожу металлические скобы, холодно подмигивающие мне в темноте. Вытираю вспотевшие ладони о брюки и спускаюсь вниз, удерживая свой вес руками, я слепо нащупываю первую опору и опускаюсь еще ниже. В нос ударяет тяжелый запах сырости.
На спуск уходит больше времени, чем я готова отдать. Босые ноги скользят по металлу и мне приходится еще крепче цепляться за скобы. Крепления расшатались сильнее и я слышу неприятный звук. Я смотрю вниз и холодный пот выступает на лбу. Делаю несколько жадных вдохов и разжимаю пальцы, напрягая всё тело, но всё равно больно ударяюсь коленями о пол. Меня отбрасывает назад и лифт угрожающе раскачивается. Адреналин заполняет мои вены.
Пошатываясь, я выпрямляюсь, пульс стучит где-то в горле, но я стараюсь дышать ровно. Мне страшно. Но я подхожу к кнопке и несколько раз нажимаю на неё. Бесполезно. Глупо было надеяться. Нужно искать другой выход, я оценивающе смотрю на дощатый пол. От времени и влаги, он местами прогнил. Хватаюсь рукой за трос и ударяю по иссохшей древесине ногой.
Боль поднимается от голени к колену и я истошно кричу, не переставая стучать по ней, пока она не проваливается вниз. Лифт раскачивается, как сумасшедший, но я сосредоточено расправляюсь с остальными.
Ободрав все руки и сломав несколько ногтей, я освобождаю для себя достаточно места и оказываюсь под лифтом. Если он вдруг рухнет, меня потащит вниз вместе с ним. Мне хочется бежать отсюда, но я заставляю себя спуститься еще ниже и забираюсь в комнату.
Несколько минут я прихожу в себя. Из моего рта вырываются всхлипы, вперемешку с рыданиями. Всё моё тело протестует и мускулы рук перестают слушаться. Не могу представить, как я смогу подняться наверх. Но я вспоминаю, ради кого я здесь и все мысли, ощущения и страхи, разом исчезают. Я подрываюсь с места и бегу к холодильнику.
Я не знаю, что мне нужно, поэтому выбираю по названиям.
«Жаропонижающее». «Противовирусное». «Антибиотики».
Трясущимися руками, я распихиваю шприцы с содержимым по карманам. Я стараюсь не смотреть на криокапсулы, но они притягивают мой взгляд помимо моей воли. Проходя мимо, я неосознанно замедляю шаг и мне кажется, что за мной наблюдают.
Поежившись, я спешу к шахте и начинаю подниматься наверх. Сжимая челюсти до хруста, я стараюсь не обращать внимание на боль в мышцах и ногах. Внезапно, лифт издает металлический лязг и сверху доносится звук работавшего электромотора.
Он начинает устрашающе быстро надвигаться на меня.
От ужаса, я едва дышу и прижимаюсь к стене скалы. Меня бьет крупная дрожь и во рту появляется сладковатый привкус газа. Наверное, я слишком много вдохнула яда, но времени вытащить вторую таблетку нет. Меня мутит и глаза застилает туман. Лифт превращается в небольшую точку и я трясу головой. Жду, когда он приблизится ко мне ещё ближе и решаюсь на отчаянный прыжок. Цепляюсь за тросы, ладони скользят, сдирая кожу, но я не разжимаю пальцев. Мои ноги болтаются в воздухе, подо мной зияет черная бездна шахты. Обливаясь потом, мне кое-как удается вскарабкаться в кабинку, балансируя на остатках пола.
Я нажимаю на кнопку и лифт замирает. Мои легкие сжимаются и я кашляю, сгибаясь пополам. Нарастающий гул в голове заставляет меня действовать быстрее. Я достаю пластиковую коробочку и едва не роняю ее. Режущая боль в груди просто невыносимая, непослушными пальцами, я выдавливаю нейтрализатор. По щекам текут слезы. Две секунды я трачу на то, чтобы просто нормально дышать.
Выбравшись наружу, я падаю на колени, меня всю трясет и я жадно глотаю чистый воздух. Уже ночь, небо усыпано крупными звездами. Это заставляет меня подняться и начать бежать. Мимо мелькают тени животных, испуганно скрывающихся в кустах. Но у меня нет сил даже испытывать страх. Я спотыкаюсь и скольжу по грязи, хватаясь за мокрые кусты, я пытаюсь задержать своё падение, но всё равно, больно приземляюсь в неглубокую яму.
Вдруг, кто-то прыгает на меня, мягкие лапы ложатся на мои плечи, и заставляют лежать на месте. Огромное туловище волка закрывает собой небо. Я встречаюсь с его ярко-синими глазами, он не мигая смотрит на меня.
«Ты ему уже не поможешь»
Он озвучивает мысль, которую я к себе не подпускаю и меня злит, что ее произносит кто-то другой.
— Заткнись, — яростно шиплю я и впервые касаюсь его густой белоснежной шерсти, — Отпусти меня, — мои пальцы погружаются в мех глубже и я старалась оторвать его от себя, — Я сказала «фу»!
Неохотно, волк отпрыгивает от меня, присаживаясь на задние лапы.
«Тебе будет больно»
Мне уже больно!
Где-то глубоко внутри меня включается сигнал тревоги, я прижимаю руки к груди, словно пытаюсь выключить его и несусь дальше. Я добегаю до озера и останавливаюсь, не в силах дышать. Большая луна отражается в зеркальной глади и подсвечивает перламутром лежащего на земле Макса.
— Макс!
Я падаю перед ним на колени и касаюсь его груди. Дышит, боже, он дышит. Не медля ни секунды, достаю шприцы, разрываю упаковку зубами и делаю ему несколько уколов.
— Макс! Вернись ко мне. Открой глаза. Очнись!
Проходят бесконечные минуты. Господи прошу, позволь ему жить. Его веки дрожат. Макс с усилием открывает глаза, устремляя на меня чистый взгляд.
— Привет, — выдыхаю я через губы, — Скоро тебе станет лучше.
— Было бы здорово, — от звука его голоса у меня судорожно дрожит сердце, — Где ты это взяла? — Макс хмурится, замечая пустые шприцы.
— Уже неважно, — от облегчения мои глаза наполняются слезами.
Он весь мой, теплый, живой.
— Для меня важно.
— Это было не так уж и трудно.
— Врёшь, — улыбаясь отвечает Макс, разглядывая моё лицо, — Не хочу, чтобы ты рисковала собой ради меня.
— Это моя жизнь.
— Ты невыносима, как всегда, — он не сводит с меня своих удивительных глаз и вдруг делает судорожный вдох.
Его кожа становится совершенно белой. По телу проходит судорога. Кровь скапливается в уголках губ и начинает стекать тонкой струйкой по подбородку.
— Макс… — с ужасом я выпрямляюсь, во рту мигом пересыхает, может быть я сделала что-то не так? — Где болит? — я ощупываю его грудь, обмякшие плечи, лицо.
Стираю кровь, будто это может как-то заставить её исчезнуть.
Макс пытается сделать ещё один вдох и тянется рукой ко мне. Я хватаюсь за его ладонь. Я хочу, чтобы здесь волшебным образом появились стражники.
Кто-нибудь, кто сможет избавить его от этой боли.
С каждым вздохом ему в легкие попадает все меньше кислорода и он начинает задыхаться. Его рука бессильно опускается вниз и я прижимаю Макса к себе, его голова падает мне на плечо.
— Я здесь, Макс, — я укачиваю его в своих объятиях, — Я с тобой, — постепенно, он успокаивается и я решаю, что кризис позади.
Ему непременно станет лучше, лекарства совершенных творят чудеса. Я знаю. Нужно только подождать.
Но что-то не так.
Его слабое прерывистое дыхание становится всё тише, пока не остается только моё.
Макс не дышит.
— Нет, — я отстраняюсь от него и заглядываю ему в лицо, — Не смей… Не смей, не смей, — не верю, что всё это правда, — Пожалуйста. Не надо.
Горло сдавливает и мышцы живота сводит.
— Ты мне обещал, — зло выкрикиваю я, — Ты мне обещал! — ударяю его в грудь. Еще раз и еще, — Вставай, — перехожу на едва слышный шепот, — Вставай же черт возьми! — в его застывших глазах отражаются звезды и я с ужасом понимаю, он мне больше никогда ничего не ответит.
Не улыбнется.
Не поцелует…
Я ложусь рядом с ним и целую его в лоб, потом касаюсь губ, ощущая металлический вкус его крови во рту и прижимаюсь к нему. Его кожа всё еще тёплая и я глажу его по волосам.
Мне нужно закрыть ему глаза, но я не могу. Долго всматриваюсь в них, запоминая узор, пока он не отпечатывается в моих зрачках. Делаю над собой усилие и касаюсь его ресниц, провожу ладонью по векам и он исчезает.
Его нет. Макса больше нет.
Я переплетаю вместе наши пальцы и хочу заплакать, но глаза остаются сухими. Откуда-то издалека донесся неестественный гул, он слишком громкий для этого леса и моих натянутых нервов.
«Они уже близко»
Мне всё равно.
Волк семенит ко мне, понурив морду и ложится рядом. Его влажный мокрый нос сочувственно утыкается мне в бок. С неба льется лунный свет, создавая вокруг нас призрачный круг. Но я хочу, чтобы все исчезло.
Я. Мы. Моя боль.
Я не чувствую ничего, кроме пустоты, только чернота внутри, холодная и пугающая. Мое тело цепенеет и когда я слышу голоса, мне кажется, что они звучат у меня в голове. Волк поднимает свою морду, обреченно смотрит на меня и переводит взгляд в сторону выхода. Он рычит, обнажая в оскале острые зубы.
Сначала я вижу двигающие длинные тени, а потом яркий слепящий свет бьет по глазам, и я прикрываю веки.
Волк вскакивает на ноги, выгибая спину и его загривок приподнимается. Он встает между нами и стражниками, не позволяя тем приблизиться ближе.
Таким мы увидели его впервые. Там. На горе.
Это воспоминания озаряют черноту вспышкой боли и я сжимаю руку Макса.
Не хочу ничего чувствовать. Видеть. Дышать.
— Они здесь, — говорит один из них в коммуникатор, — Да, зверь тоже, — подтверждает он, в его руках что-то блестит и через мгновение, волк издает отчаянный стон. Он падает на бок, тяжело дыша.
«Прости»
Это заставляет меня приподняться, реальность не сразу доходит до моего заторможенного мозга. Стражник пинает его ботинком, приказывая другим оттащить волка в сторону и приближается ко мне. В его взгляде столько ненависти, что я ещё крепче сжимаю ладонь Макса.
Глаза стражника за стеклами прозрачных очков полыхают презрением и злобой. Я сглатываю комок тошноты. За это время, я забыла, каково это быть измененной. Меня рывком поднимают на ноги и мне приходится разжать пальцы.
— Нет! — истошно кричу, отбиваясь, — Не трогай меня! — ему приходится прижать меня к себе, и зажать рот рукой, — Нет, оставь меня! — я брыкаюсь и бью его локтями, пока мои слабые попытки не пресекаются, перекрывая доступ кислорода.
— Тише, — шипит он мне в ухо, — Иначе до шоу ты так и не доживешь, — стражник убирает руку и я жадно глотаю кислород, не смотря на моё нежелание жить, легкие думают иначе.
Передо мной появляется женщина. Половину ее лица закрывает респиратор. На ней темно-синий костюм аристократки. На мгновение ее глаза останавливаются на волке и она с отвращением передергивает узкими плечами, обращая своё внимание на Макса.
— Живо к нему, — властно приказывает она, трое врачей мужчин семенят мимо, их белоснежные комбинезоны едва слышно шуршат. Они суетятся вокруг него, шустро присоединяя к его телу медицинский сканер.
Пожалуйста. Пожалуйста. Пожалуйста.
Я не могу отвести взгляда от красной полоски, двигающейся от его лица, груди, ногам.
— Процесс реконструкции завершен, — звучит сигнал и один из врачей нервно дергается.
— Что-то не так? — спрашивает аристократка.
— Программа лечения невозможна, — помедлив, отвечает врач, — Он мёртв.
— Тогда используйте саркофаг и немедленно, — яростно произносит она, поворачиваясь ко мне, ее серые глаза свирепо сужаются, — Как долго вы пробыли снаружи? — женщина стремительно подходит ко мне и я физически ощущаю исходящую от неё жгучую ненависть, — Я тебя спрашиваю, как долго? — я едва стою на ногах и смотрю только на Макса.
Его помещают внутрь саркофага. Все приборы жизнеобеспечения молчат, но может быть он всё еще там.
Где-то там.
— У него лихорадка, — выдыхаю я, наконец и она с силой ударяет меня по лицу, голова взрывается от боли и перед глазами вспыхивают разноцветные звёздочки.
— Ты его убила, — рявкает аристократка и я перевожу на неё озадаченный взгляд. Жуткое предчувствие охватывает меня, на самом деле, я не хочу больше ничего знать.
— Что… — разлепляю сухие губы помимо воли, — Я не…
— Ты. Его. Убила, — выговаривает аристократка, — Несанкционированный контакт с измененными влечет за собой смерть, ты должна знать регламент.
— Неправда…
На меня наваливается темнота и я падаю на колени. В груди всё болезненно сжимается. Мои ладони становятся холодными и липкими. В памяти всплывают слова Призрака:
«Если я скажу тебе, что мы на грани выживания, ты мне поверишь»?
Я потеряла его.
Нет. Не так.
Я убила его.
— Уберите ее отсюда, — с отвращением бросает аристократка и я не сопротивляюсь, когда меня ведут в сторону «Икаруса». Его посадочные огни подсвечивают переднюю часть фюзеляжа оранжевым цветом и насекомые облепляют его со всех сторон.
Я с трудом переставляю ноги, спотыкаясь на каждом шагу. Меня подводят к грузовому отсеку и толкают вперед. Я поднимаюсь по железному трапу. Внутри целый ряд из стеклянных контейнеров, они стоят на платформе, удерживающих их на месте. Через небольшие отверстия поступает воздух.
Здесь холодно и моя кожа сразу покрывается мурашками.
Мы проходим дальше и я замечаю в одном из контейнеров волка, он неподвижно лежит на месте, наблюдая за мной помутневшими глазами. Из его разбитого носа течет кровь, окрашивая шерсть в грязно-бордовый цвет.
Боль в груди нарастает, она давит и размазывает меня под своей тяжестью. Ноги словно наливаются свинцом.
— Через несколько минут взлетаем, — раздается мужской голос из коммуникатора, — Поторопитесь, — меня бесцеремонно швыряют в следующий контейнер и я отползаю в самый дальний угол, как раненое животное.
Датчик герметичности из красного загорается зеленым. Я чувствую, как «Икарус» бесшумно поднимается в воздух и набирает скорость. Уши закладывает. Я достаю из кармана перстень Макса и прижимаю его к груди.
Это всё, что осталось у меня от него и от этого времени, что мы были вдвоем.
Холодное золото касается моей обнаженной кожи, и начинает впитывать моё тепло.
«Ты не виновата»
Я сворачиваюсь в калачик, подтягивая колени к лицу. Во мне всё перегорело и звук собственного сердцебиения кажется неестественным.
«Она лжет»
Всё сужается до одной единственной мысли. Я и вправду опасна и меня нужно изолировать от других. Голос в моей голове становился всё тише, а потом и вовсе исчезает.
Вместе с ним, исчезаю и я.
Конец первой книги