Сердце потерянное в горах (СИ)

Глава 2

Макс

В беспилотнике работает климат-контроль, но мне все равно становится жарко и я расстегиваю пальто. Тихая музыка начинает действовать на нервы, но я не хочу просить убавить звук, иначе придется разговаривать с Клаусом. Я рассеянно смотрю в окно, откинувшись на кожаное сидение.

Купол Небес разделен на три сектора, которые объединяют торговые, жилые, коммерческие и гражданские кварталы. В деловом секторе находится резиденция правительства, включая корпорацию «Возрождение» и Национальный архив. В секторе Наследия восстановлены традиционные дома с внутренними двориками, где живут перворожденные и семьи консулов из других стран. Последний отдан под развлечения. В двенадцати башнях размещаются рынки, магазины, гостиницы, бордели, клубы, кафе и рестораны.

У меня урчит в животе. Я проголодался, но знаю, Клаус не будет тратить время на перекусы. Даже если я скажу, что умираю с голода. Он магистрат отца, но почему-то всегда сопровождает меня. С самого раннего детства, он выполняет его приказы и передает мне.

Что надеть. Куда поступить. И что говорить.

Сейчас Клаус сидит напротив меня и что-то записывает в своем ежедневнике. Он не пользуется электронными девайсами, но это не распространяется на его навороченный телефон, нашпигованный самыми модными приложениями.

В кармане моих брюк пищит мобильник, отвлекая меня от дороги. Клаус недовольно смотрит на меня из-под тонкой металлической оправы своих очков, которые носит исключительно для имиджа. Я не обращаю на него внимания, молча открываю сообщение:

«Сегодня вечером в «Соло», не опаздывай».

По моему телу проходит дрожь.

— Что-то важное? — сухо спрашивает Клаус, резко захлопывая блокнот, он убирает его в сумку вместе со старинной ручкой «Omas», подарком моего отца. Алмазный колпачок подмигивает мне, прежде чем исчезнуть в кипах бумаг.

— Нет, — лаконичный ответ самый лучший вариант для тех, кто не расположен к диалогу, но только не для Клауса.

— Опять она?

Я втягиваю воздух.

Почему просто не оставить меня в покое. Моя личная жизнь только моя, не хватало, чтобы мне указывали, с кем встречаться.

— Если даже так, ты против? — в упор смотрю на Клауса.

Ему слегка за шестьдесят, в его черных волосах начинает проглядывать седина, вокруг глаз собираются морщинки, когда Клаус улыбается, а улыбается он редко.

— Нет, если это просто секс, — его серые глаза пытаются проникнуть в мой мозг и прочесть там правду. Я убираю телефон обратно в карман, не думая отвечать, — Еще одно выступление твоего отца, на котором ты должен присутствовать и можешь быть свободным.

— Это обязательно? — не могу скрыть недовольство в своем голосе.

Меня не устраивает, что отец везде таскает меня с собой, как выставочный образец идеального сына. Хотя на самом деле, не испытывает ко мне никаких чувств, кроме ненависти. Но на публике всё иначе.

Любящая семья. Идеальная, как и всё вокруг.

— Да, — твердо отвечает Клаус, — Ты приемник отца и скоро тебе предстоит стать советником, — он пожимает плечами и продолжает всё тем же ровным голосом, — Ведь ты один из аристократов.

Мы оба смотрим на рубиновое кольцо на моем мизинце, отличающее меня от других совершенных.

Меня причисляют к элите. Точнее из-за моих предков, участвующих в создании корпорации «Возрождение». Каждый из стран старался навязать свое решение проблемы. Из-за розы-ветров все столкнулись с катастрофой мирового масштаба. Война длилась несколько лет. Чтобы остановить кровопролитие, были воздвигнуты стены купола и принято решение согнать всех измененных за стену.

Принятый законопроект действует и по сей день:

Никто из Низшего мира не имеет прав.

Экосистема купола поддерживает высокий уровень жизни целого города. Она контролирует погоду, теперь никаких кислотных дождей, ураганных ветров, жуткого холода и губительного ультрафиолета. Все привыкли к комфортной температуре зимой и летом. Машины регулируют подачу чистого воздуха. Купол надежно защищает от проникновения ядовитого газа, что пролился на землю еще до моего рождения.

Беспилотник плавно сворачивает с автомагистрали и мы въезжаем в туннель.

— Отец сегодня выступает на стене? — аппетит у меня пропадает, — Почему ты мне не сказал? — я бросаю на Клауса холодный взгляд, и незаметно сжимаю руку в кулак.

— Ты бы нашел тысячи отговорок сюда не ехать, — невозмутимо отвечает он.

Я прикусываю язык, чтобы не выругаться. Клаус прав, но признаваться в этом я не собираюсь.

— И сколько он уже посетил? — мой голос звучит сдержанно, хотя внутри загорается костер ярости.

— Это вторая, — Клаус проверяет свой телефон и убирает его во внутренний карман пальто, — Компания твоего отца строит «Ковчег», рекламная акция привлечет инвесторов.

— Кому это вообще нужно? — мне плевать, что станет с измененными.

На мой взгляд, смерть лучше, чем жить так. Но сенат считает иначе. Огромные деньги уходят на их содержание и я искренне не понимаю, зачем.

— У тебя черствое сердце, сынок, — усмехаясь, отвечает Клаус, — Вы слишком избалованное поколение, думающее только о себе и своих нуждах, — далее следует притворный вздох, — Когда придет время закрывать шахты, мы сможем умаслить жителей Низшего мира, бросив им сладкую кость в виде «Ковчега».

— Разве это облегчит их существование?

Клаус как-то странно смотрит на меня.

— «Надежда — единственное благо, которым нельзя пресытиться», — говорит он, — Ты еще слишком молод, чтобы понять истинные масштабы всего, что происходит в действительности, — его французский акцент звучит сильнее обычного.

— А что происходит? — раздраженно интересуюсь я, не понимая, что Клаус хочет мне сказать.

— Полная задница, малыш, полная задница, — я не успеваю ответить, как беспилотник останавливается рядом с другими.

Клаус выходит из салона.

Вздохнув, я выбираюсь следом.

На меня сразу направляют вспышки фотокамер и мне приходится улыбаться. Проекция на цифровом небе меняется. Наступает вечер. Свежий искусственный ветерок высушивает выступивший на висках пот. Я с сожалением бросаю взгляд в сторону торгового сектора. Сейчас я мог бы пить красное вино в приятной компании, а вместо этого я улыбаюсь на камеру, чтобы потешить самолюбие отца.

— Отделайся от них по-быстрому, — просит Клаус, с осуждением глядя на мои черные ботинки. Он незаметно качает головой и отходит к стене. Я замечаю стражников, с интересом разглядывающих мой костюм-тройку.

Обычно я не нарушаю дресс-код, но иногда позволяю себе вольность и выбираю обувь сам.

Я знаю, что Клаус не раз мне это припомнит.

— «Голос эха» — представляется женский голос, — Что вы думаете о строительстве нового дома для измененных?

Я перевожу взгляд на молоденькую журналистку в белоснежной кофте и таких же брюках.

«А она прехорошенькая», — отмечаю про себя.

— Думаю, это прекрасная возможность сделать их жизнь чуть более терпимой, чем она есть на самом деле, — отвечаю я со всей искренностью, на которую способен.

— Каково это быть сыном одного из самых влиятельных людей?

«Хреново», — хочу сказать правду, но как всегда, говорю совсем другое:

— Дорогая, боюсь сенатор обидится на вас за такие слова, — шучу я, и журналистка сконфужено молчит, — А теперь я вынужден откланяться.

Щелкают затворы, у меня сводит челюсть от притворной улыбки, приклеенной на лицо. Я быстро отхожу от толпы, не позволяя другим корреспондентам остановить меня, и поднимаюсь вверх по ступеням.

— Иногда, красота важнее поступков, — хмыкает Клаус, как только я оказываюсь рядом с ним.

— Заткнись.

— Выступление твоего отца началось… — он делает паузу и смотрит на свои наручные часы, — … пять минут назад.

— Подождет, — я прохожу мимо.

Клаус громко вздыхает и весь оставшийся путь мы проходим молча.

Стражники следят за нашим передвижением. Сотни глаз сверлят мою спину. Наверху воздух более синтетический, я застегиваю золотистые пуговицы своего пальто, отец терпеть не может неряшливости.

Я медленно продвигаюсь вперед, здороваясь с другими акционерами корпорации и консулами с других стран. Рядом с отцом стоит сенатор со своей дочерью, стройной привлекательной блондинкой в белоснежном длинном платье. Эмма, кажется. Мы учились в одной академии, но на разных факультетах.

Я становлюсь с другой стороны, Клаус держится в тени. За куполом. Там внизу. Генетические гибриды. Ядовитый газ превратил их хрупкий организм в агрессивных существ. Они кутаются в лохмотья и таращатся на нас.

Я поворачиваю голову и замечаю на лицах, стоящих рядом со мной мужчин, отвращение и… Восторг. Не хватает огромного пестрого шатра и палатки с едой. Я прячу руки в карманы и заставляю себя стоять ровно. Терпеливо жду, когда этот цирк закончится.

— Вы должны знать, что мы делаем всё возможное, чтобы поднять уровень жизни в вашем мире, — говорит мой отец в микрофон, перед собравшимися огромный экран, демонстрирующий его в увеличенном размере, — Моя новая компания — это еще один небольшой шаг в сторону нового будущего, — убедительно продолжает он, если бы я его не знал, то верил бы каждому его слову.

Внизу раздается недовольный рокот, стражники не спускают с толпы глаз, держа оружие наготове. Меня передергивает от мысли, что они пустят его вход.

— И я рад сообщить…, - он смотрит на меня и подзывает к себе, сенатор толкает вперед Эмму.

От дурного предчувствия у меня сжимается желудок, что-то давит в груди, но я автоматически переставляю ноги.

— Теперь наши усилия будут удвоены, — отец кладет тяжелую ладонь мне на плечо. — Благодаря союзу моего сына и дочери сенатора, полномочия корпорации возрастут! — дроны снимают каждую эмоцию на наших лицах, транслируя всё в прямой эфир.

Отец с силой сжимает руку, взгляд его прозрачно-голубых глаз приказывает мне не делать глупостей.

Я весь каменею, до меня, наконец, доходит:

Отец ненавидит меня до такой степени, что готов пойти на всё, чтобы испортить мне жизнь. И теперь, наконец, ему это удается.

Эмма спокойно встречает эту новость и я понимаю — она знала. Они все знали, выставив меня полным дураком. Сенатор протягивает мне ладонь и я машинально пожимаю ее, не прекращая улыбаться.

— Я очень рад, что ты войдешь в нашу семью, — говорит он мне, я киваю, не чувствуя ничего, кроме злости.

Собравшиеся кидаются поздравлять меня и Эмму, словно получают какой-то невидимый сигнал. Хлопают меня по плечу, грозят пальцами и ухмыляются.

— Будущее прямо перед вами, — как ни в чем не бывало продолжает отец, шум вокруг нашей помолвки стихает. На огромном экране появляются уютные аккуратные домики с ухоженными садами и детской площадкой, — И это скоро станет вашим, — эффектно заканчивает он свою речь.

Я смотрю вниз.

Измененные, как завороженные, следят за происходящим на экране. Стоит тишина, я слышу только, как быстро бьется мое сердце.

Может быть, Клаус был прав и надежда самый лучший способ управлять людьми.

Дисплей гаснет и все начинают расходиться, тихо переговариваясь между собой. Впереди я вижу длинное платье Эммы. Стражники сопровождают ее, и дают приблизиться к ней. Я поджимаю губы.

— Как вам удавалось столько времени хранить свой роман в секрете? — набрасываются на меня журналисты, как только я спускаюсь со стены.

От вспышек у меня начинают болеть глаза. Проекция неба меняется. Солнце садится и по периметру зажигаются фонари. Стражники возвращаются на свои посты.

— Сам удивляюсь, — честно отвечаю я, краем глаза слежу за отцом, который беседует с сенатором.

— Когда будет происходить обряд? — интересуется еще один корреспондент.

Я вздрагиваю, не знаю, что отвечать.

— Дайте им время насладиться друг другом, — приходит на помощь Клаус, — Вы же сами знаете, ритуал требует особенной подготовки, — он подмигивает журналистам, раздаются понимающие смешки.

Он уводит меня в сторону беспилотника и я скрываюсь в салоне.

— Сукин ты сын, — набрасываюсь на Клауса, как только он усаживается на место, — Ты обо всем знал, — меня начинает трясти от едва сдерживаемого гнева.

— Следи за своим языком, — он окидывает меня ледяным взглядом, — Союз выгоден вам обоим и если ты включишь мозги, то поймешь это раньше, чем натворишь глупости.

Но если я надену на палец Эммы свое кольцо и поклянусь в вечной верности и любви.

Никто из нас до конца жизни не сможет развестись.

Если, конечно, кто-нибудь из нас не сделает одолжение другому и не покинет этот мир раньше.

Я чувствую, что сейчас взорвусь. Дверь резко открывается и в салон забирается отец.

Вот кого бы я хотел видеть в последнюю очередь.

— Выйди, — приказывает он и ждет, когда Клаус удалится, — Я знаю, что для тебя это шок.

— Правда? — едко интересуюсь я, — Неужели ты заметил, поздравляю.

— Давай без истерик, — морщится отец и я сжимаю пальцы в кулак до хруста, больше всего на свете, я хочу врезать отцу, чтобы стереть снисходительное выражение с его лица, — Вы дадите друг другу то, что оба хотите, — уже второй человек говорит об этом.

— И что же? — я удивляюсь, как мне удается держать себя в руках и даже разговаривать с ним.

— Ты — свое положение, — как ни в чем не бывало продолжает отец, как всегда наплевав на мои чувства, — А она в обмен власть и красоту.

— Разве это не одно и тоже? — издеваюсь я, понимая, что этим ничего не добьюсь, — Или ты хочешь, чтобы я жил как вы с мамой?

Доктор Полк правнучка уважаемого всеми американского ученого, который первый начал разрабатывать возможность выращивать синтетические органы. Это стало настоящим прорывом. Аристократы никогда не остаются в стороне и используют любой шум в свою пользу.

— Не мели чушь, — голос отца приобретает стальные нотки, — Ты лучше меня знаешь, почему она уехала, — он ослабляет узел галстука.

Внутри меня что-то дрожит, словно отцу удается добраться до моего сердца, сжать его своими пальцами и не отпускать.

Я смотрю на шелковую темно-синюю ткань. Пытаюсь выглядеть нормально.

— Выбора у тебя все равно нет.

Это выводит меня из себя.

— Ты уверен? — наклонюсь к нему, — Я могу отказаться, — вижу, как глаза отца наливаются яростью, красные прожилки становятся почти бардовыми.

Я визуально наблюдаю его ненависть ко мне.

— Только попробуй выкинуть что-нибудь, — выплевывает он мне в лицо и я отшатываюсь от него, — Ты узнаешь, что бывает с теми, кто совершает ошибки и встает на моем пути.

— Ты мне угрожаешь? — я скрещиваю руки на груди.

Отец внимательно смотрит мне в глаза, прежде чем ответить. У него идеальное лицо. Безупречное, как маска.

Он слишком часто прибегает к услугам пластического хирурга.

— Пока я тебя только предупреждаю, — отец берется за ручку двери, — И знай, Агата слишком стара…

Я весь напрягаюсь.

— Что ты хочешь этим сказать? — как можно спокойнее спрашиваю я.

— Мне не составит труда определить ее в криокамеру, — я думаю, что ослышался, но отец не шутит, — Никого не удивится, ведь перворожденные предпочитают смерти сон в криокапсулах.

На миг я перестаю дышать, будто отец перекрывает мне кислород.

— Ты не посмеешь, — силой воли заставляю себя говорить.

Если отец догадается, что меня это пугает, будет использовать страх против меня.

— А ты проверь, — он покидает салон беспилотника.

У меня пересыхает во рту, я понимаю, что выбора у меня не остается.

Тата единственный в мире человек, ради которого, пойду на всё, если понадобится. Я быстро блокирую двери и приказываю автопилоту ехать. В окно я наблюдаю за растерянным лицом Клауса, пока он не исчезает из виду.

— Адрес? — голос беспилотника звучит механически, я не отрываясь, смотрю в окно.

— В «Соло», — я откидываюсь в кресло, надеюсь, еще не поздно и она меня дождется.

Я закрываю глаза.