Сердце потерянное в горах (СИ)

Глава 30

Макс

— Посмотри, — Эмма поворачивает ко мне планшет. — Похож, правда? — я перевожу взгляд на портрет.

Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, кто передо мной.

— Похож, — сухо соглашаюсь я, нетерпеливо передергивая плечами. В моей голове прокручиваются события последних дней.

Всё идет не так. Совсем не так.

— Сейчас мы его изменим, — Эмма кладет планшет на колени, — В базе департамента несколько сотен шаблонов. Это существенно облегчает нам задачу, — на ее губах появляется намек на улыбку, — Присоединишься ко мне?

Вместо ответа я кладу подушку под голову. На исправление портрета уходит не больше десяти минут. Эмма уверенно составляет из фрагментов новое лицо. Я лениво наблюдаю за ней и мне вдруг кажется, что она это делает не в первый раз.

Какое-то смутное беспокойство зарождается внутри меня.

— Ты вправду думаешь, что никто ничего не заметит? — я отгоняю прочь непрошенное чувство.

— Разумеется, — Эмма одаривает меня взглядом, полным собственного достоинства, — Я бы никогда не стала браться за дело, в котором не уверена, — ее длинные пальцы порхают по клавиатуре.

Чем дольше я наблюдаю за ней, тем больше утверждаюсь в мысли — она ведет себя чересчур спокойно для той, кто впервые увидела гибрида. В какую игру Эмма меня втягивает? По моей спине пробегает холодок. Закончив, она кладет планшет на кофейный столик.

— Всё, теперь можно отметить, сходив куда-нибудь поужинать. Я со вчерашнего дня ничего не ела.

— Разве у меня есть выбор? — приподнимаю бровь.

— Нет, — от ее прямого взгляда меня пробивает озноб, — Ты мне должен. Я никому не помогаю бесплатно.

— Даже собственному мужу?

— Ему тем более, — Эмма наклоняется ко мне, и ее горячее дыхание касается мочки моего уха, — Поговорим об оплате наедине, — она выпрямляется, услышав за спиной шаги, — Вау, — Эмма переключает свое внимание на отступника, — Ты похож на совершенного даже больше, чем любой из нас.

— Этого я и боюсь, — бурчит он, его лицо приобретает странное выражение, — Стать такими, как вы.

Приветливая улыбка Эммы гаснет. Я прикусываю язык, чтобы не сказать какую-нибудь грубость. Гибрид садится на противоположный диван. Из-за черных волосы и бровей, его кожа выглядит слишком бледной. Вэй опускается в кресло и недовольно поглядывает в мою сторону, словно спрашивая, почему Эмма всё еще здесь.

Я с тоской кошусь на сломанный мобильник.

Надо было позвонить тате и успокоить ее, но вместо этого я сижу здесь. Со своей женой, любовницей и отступником.

— Ну так что, пойдем в небольшой ресторанчик недалеко отсюда? — Эмма хлопает в ладоши и я вздрагиваю, — Кто за?

— Лучше заказать ужин в номер, — возражает Вэй, — Не уверена, что ему безопасно появляться на улице, — она смотрит на меня, — Не так ли, Москвин?

— Он не сможет сидеть здесь вечно, — Эмма говорит с ней, как с капризным ребенком, — Рано или поздно ему придется выйти на улицу. Самое время сделать это вместе с нами, не так ли, Москвин? — елейным голоском интересуется она у меня.

Я поднимаюсь на ноги и бросаю ее в сторону предостерегающий взгляд.

— Думаю, Эмма права, — неохотно отвечаю я.

— А что если его узнают? — с разочарованным видом Вэй приводит последний аргумент, — Тогда нам всем грозит наказание, — она запускает руку в свои короткие волосы и взъерошивает их.

— Да посмотри на него, — фыркает Эмма, — Никому и в голову не придёт, что тот парень на портрете, один и тот же человек.

— При условии, что ты не облажалась, — Вэй с вызовом вскидывает острый подбородок.

— Ого, — возмущенно задыхается Эмма, — Ты имеешь что-то против меня?

— Не притворяйся, что не понимаешь, — ее зеленые глаза угрожающе блестят.

— Я пойду с вами, — громко заявляет отступник, привлекая к себе всеобщее внимание. — И не надо делать вид, что вас всех так заботит моя безопасность, — он встает на ноги, даже не поморщившись от боли.

— Замечательно, — крепко сжимаю челюсти, беру купленное Вэй пальто и мы в полном молчании выходим из номера.

Уличные фонари отбрасывают желтоватые тени на асфальт. Незаметно опускается ночь, искусственный ветер устало шевелит листву. Я убираю руки в карманы и первым делом читаю бегущие по экранам черные строки.

Разыскивается СК: Отступник. Пол: мужской. Номер: 99. Зона: 44. Просьба быть бдительными и сообщить о его нахождении.

Я перевожу взгляд на портрет и незаметно выдыхаю. Эмма оказалась права. Она действительно знает свою работу. Ее радостная улыбка горит ярче, чем неоновые вывески магазинов и ресторанов. По извилистой дороге торгового сектора неторопливо проносятся беспилотники, рассекая фарами ночные сумерки.

Эмма тянет меня в темный переулок подальше от высоких башен, мы проходим через высокие ворота, и попадаем в уютный дворик с выставленными прямо на улице небольшими столиками. Приземистое здание выкрашено в ярко-синий цвет. Эмма уверенно направляется к двери.

— Здесь подают самый вкусный бифштекс с кровью, — говорит она.

Мы входим внутрь. Посетителей практически нет, а те, кто есть, смотрят только на меня и на Эмму. Мы подходим к барной стойке и делаем заказ. Отступнику явно не по себе среди других совершенных, его глаза быстро двигаются, словно он не знает, на чем остановиться. Вэй говорит за него воркующим голосом, ее рука спокойно лежит на его согнутом локте.

Все решают сесть на улице и официант снисходительно кивает. Я оплачиваю заказы. Это очень не нравится отступнику, судя по его яростному взгляду. Меня захлестывает раздражение. Я физически ощущаю злость, она поднимается по позвоночнику и под предлогом вымыть руки, я отлучаюсь в уборную.

Мне нужно прийти в себя, пока я не натворил глупостей.

Впервые за несколько часов я наедине с собой. Включаю кран и споласкиваю лицо холодной водой. В зеркале отражается парень с двухдневной щетиной на подбородке и щеках. Под глазами темно-фиолетовые тени. Взгляд напряженный. Кто-то заходит внутрь и я вытираю лицо полотенцем. Слышу соблазнительный стук тонких шпилек по каменному полу.

— Может тебе стоит вплотную заняться своей женой? — шепчет Эмма мне в самое ухо, — И перестать здесь прятаться.

— Ты в курсе, что это мужской туалет? — я швыряю влажное полотенце в раковину и оборачиваюсь к ней.

— Видела табличку, но не обратила внимания, — я позволяю ей прижать себя к стене и она поднимает голову, встречаясь со мной глазами. Я пропускаю между пальцами ее шелковистые волосы и убираю с лица прилипшие пряди.

— Тебе очень идет смокинг, — ее пальчики пробегают по золотистой вышивке, — Одевай его почаще.

— Я не каждый день женюсь, — рука перемещается на мой живот, рубиновое кольцо сверкает в приглушенном свете.

— Тогда оставим его для спальни, — серьезно отвечает Эмма, я наклоняюсь к ней ближе, почти касаясь ее лба своим. Ее зрачки расширяются.

— Посмотрим, — выдыхаю я и она судорожно сглатывает, ее руки уже на моих плечах. Я резким движением притягиваю Эмму к себе и она выгибается, обнимая меня ногами.

— Всегда хотела попробовать секс в туалете.

Мои пальцы скользят под ее платье, вверх по гладким чулкам, прикасаются к трусикам и ласкают кожу под эластичной резинкой. Я чувствую, как Эмма дрожит и во мне просыпается животное желание. Оно заполняет собой внутреннюю пустоту. Всё становится неважным: ни прошлое, ни настоящее. Я будто возвращаюсь обратно в темноту. К простому сексу. Выпивке. И наркотикам.

Я вынуждаю ее открыть рот, хватает только одного моего прикосновения. Эмма кусает мне губы в жадном поцелуе. Ее влажный язык щекочет мое нёбо, заставляя меня стонать. Она разводит бедра в стороны, приглашая меня проникнуть в нее. Наше дыхание перемешивается. Мои руки гуляют по ее телу, изучая каждый миллиметр кожи, поглощая ее без остатка. Кажется, мы ищем что-то в друг друге. Что-то, чего нет и никогда не будет.

Дверь открывается и кто-то входит в уборную.

Эмма сползает с меня, одергивает юбку и вызывающе смотрит на вошедшего. Смутившись, парень выбегает за дверь.

— Ты лишила его шанса справить нужду, — насмешливо говорю я, мое дыхание всё еще прерывистое, — Наш заказ, наверняка уже принесли.

Настроение Эммы резко портится.

— Меня начинает беспокоить, как быстро ты берешь себя в руки, — бурчит она сквозь стиснутые зубы.

— Должен признать, я не ожидал, что ты такая бесстыдница.

— Вижу, тебе по-прежнему нравится унижать меня и оскорблять, — вздыхает Эмма.

Мы единственные, кто рискнул сесть на улице. В самом углу, подальше входящих и выходящих посетителей. Я отодвигаю стул и сажусь на свое место. Вэй вяло ковыряется в салате. Бифштекс распространяет в воздухе аппетитный аромат, но я не хочу есть. Отступник видимо тоже. Его блюдо стоит нетронутым.

— Джен звонил? — спрашиваю я.

— Нет, — Вэй поднимает на меня глаза. — Какие наши действия?

— Поживете у меня несколько недель, — это единственное, что я могу предложить.

— Ясно, — голос Вэй звучит холодно, отчетливо и отстранённо. — У вас медовый месяц?

Удивительно, но я все еще обращаю внимание на ее горько сжатые губы и выступившие на скулах алые пятна.

— Командировка, — отвечает вместо меня Эмма и кладет свою ладонь на мою руку.

Слишком интимный жест. Заставляю себя сидеть смирно, не смотря на дикое желание стряхнуть ее пальцы. Я ненавижу отца, навязавшего мне супругу, ненавижу Клауса, с его вечными нравоучениями, ненавижу Эмму, играющую роль идеальной жены и главное, я ненавижу доктора Полк, собственную мать.

Официант приносит серебряный поднос с лежащим на нем белым конвертом. Он кладет его на середину стола и бесшумно исчезает. На шероховатой поверхности бумаги мои инициалы. Неужели Клаус нашел способ связаться со мной? Я оглядываю двор, но его нигде нет. Беру конверт в руки и открываю:

Господи, не в ярости Твоей обличай меня

И не в гневе Твоем меня наказывай.

Помилуй меня, Господи, ибо немощен я,

Исцели меня, Господи, ибо потрясены кости мои.[1]

Я не понимаю ни слова. Нет ни подписи, ни объяснений. Нахмурившись, передаю записку Эмме, она быстро пробегает ее глазами.

— Мы должны разгадать загадку? — она смотрит на меня, ожидая, что я всё проясню.

— Похоже на стихотворение, — хмурится Вэй.

— Это покаянный псалм, — как ни в чем не бывало выдает измененный.

Я складываю записку обратно в конверт и кидаю на поднос.

— И?

— До «Изменения» верующие читали по пятницам семь покаянных псалмов. Так они обращались к богу. Молили о помиловании и очищении грехов.

— Не испытывай моё терпение, — медленно говорю я, — Кто его отправил?

— Скажем так, не все из вас отъявленные говнюки.

Я твердо встречаю презрительный взгляд отступника. Во мне поднимается смесь ярости и негодования.

— Вы придумали много оправданий, чтобы чувствовать себя комфортно в своем воображаемом идеальном мире, но правду не скроешь, сколько бы вы не пытались. Похоже вы трое начинаете понимать, что к чему.

Я не успеваю задать вертящийся на языке вопрос, как в ночную тишину врывается оглушительный рев. Он прокатывается по всем улицам протяжным залпом и у меня закладывает уши. Красные огни устремляются в небеса, раскрашивая купол в кровавый цвет.

Мы в ужасе подскакиваем со своих мест.

— «Оранжевый код», — выдыхает один из нас.

[1] Псалм 6