Просторный салон позволяет нам с комфортом устроиться в отдельных сидениях, повернутых к друг другу. Беспилотник мчится вперед. Адреналин всё еще бурлит в моей крови. Я смотрю на свои разбитые в кровь костяшки.
Скоро все новостные каналы будут крутить одно и тоже. Желтые журналы и сайты заплатят целое состояние за фотографии.
Представляю, как обрадуется мой отец.
— Какого черта?! — взрывается отступник, выводя меня из оцепенения, — Ты обещал забрать нас из клуба.
Я стряхиваю влагу с волос и сосредотачиваю своё внимание на незнаком мужчине. Он одет в белоснежный костюм совершенного и на его коленях мерцает небольшой портативный компьютер.
— Не всё отражается в системе, — мужчина без возраста разводит руками, — Я ничего не мог сделать.
— Нам такая реклама ни к чему, — Эмма трясущимися руками убирает с лица растрепанные медовые волосы.
Она права. Наше положение в обществе обязывает поступать в соответствии с его требованиями. Никто из аристократов не ввязывается в скандал и не нарушает правила «Золотой крови». Сенатора могут снять с должности, если совет вынесет на обсуждение его пошатнувшуюся репутацию.
— Мы подчистим за вами, — сухо замечает мужчина, опять утыкаясь в свой лэптоп, я едва сдерживаюсь, чтобы не выругаться вслух, — На твои поиски отправили дроны, — он отрывает с экрана глаза и смотрит на Вэй, — Больше всего на свете, Джен боялся, что из-за него ты пострадаешь.
Слова падают тяжелой глыбой, придавив меня к креслу. Вэй дергается и вздрагивает, когда ее бьет током.
— Мой брат жив? — сухими губами шепчет она.
— Каждый из нас осознает все риски, соглашаясь вступить в Сопротивление, — отвечает мужчина, — Он перестал выходить на связь.
Вспыхнувшая надежда в зеленых глазах Вэй гаснет, в них появляется молчаливая боль. Моё сердце ноет от того, что ей приходится переживать те же самые чувства, что и мне. Мышцы скручивает болезненный спазм. Я смотрю на ее скованные руки с красными следами на загорелой коже.
— Как сныть с нее наручники? — цежу сквозь зубы.
— Без пароля их снять невозможно, — пожимает плечами отступник, и этот равнодушный жест раздражает меня сильнее, чем его наглый тон.
Желваки на моих скулах напрягаются.
— И много вас таких? — заставляю свой голос звучать спокойно, но он почему-то дрожит, делаю глубокий вдох и выдох.
— Неравнодушных? — уточняет мужчина, подняв на меня мрачный тяжелый взгляд, — Достаточно, чтобы выступить против режима основателей. У нас кругом свои люди. Я работаю в корпорации со дня своего Благословения.
— Я не понимаю… — устало потираю лицо и щетина неприятно колет пальцы, — Фракция перворожденных скоро и так перестанет существовать.
Тата одна из основателей, но она давно отошла от дел, как и многие перворожденные.
— И кто тебе это сказал? — хмурится отступник, — Наверняка, еще один напыщенный аристократ…
— Данте, — одергивает его мужчина, и тот насупившись, замолкает, откидываясь в кресло, — «Возрождение» наша главная цель, — я моргаю, не понимая к чему он клонит, видимо это отражается на моем лице, потому что он поясняет, — Советники что-то скрывают, все файлы корпорации хранятся в зоне особой секретности. Призрак тёмная лошадка во всей этой истории и последний элемент головоломки «Ковчег», который строит твой отец.
— Причем здесь я?
— Через полгода ты станешь одним из них и получишь доступ в технический отдел, — моя бровь удивленно ползёт вверх, — Получишь индивидуальную карту.
— Почему вы решили, что я помогу вам? — интересуюсь я, безучастно глядя ему в лицо.
— Она была в этом уверена, — кивает в сторону Эммы, — Программистов такого уровня всего двое, — губы незнакомца трогает гордая улыбка, — Она и я.
У меня такое ощущение, будто кто-то ударил меня кулаком в живот. От напряжения внутри что-то обрывается. Если еще есть, чему рваться… Я чувствую себя безвольной марионеткой, которой управляют все, кому не лень. Крепче сжимаю челюсть и в зубах хрустит.
Эмме хватает совести покраснеть. Всё становится на свои места: ее желание выйти за меня, спокойное отношение к гибриду и то, с каким мастерством она взломала защиту департамента.
— Никто не удивился нашей помолвке, даже твой отец, — прокашлявшись, говорит Эмма.
Из моего горла вырывается хриплый смех.
— Надеюсь, вы не настолько самоуверенны, чтобы думать так, — усмехаюсь я, — Скорее всего, он сам убедил вас, что это правильно.
Атмосфера в салоне накаляется, кажется достаточно искры, чтобы все вспыхнуло. Уверен, такие мысли в их «умные» головы не приходили.
— Что дальше? — заставляю себя задать вопрос.
— Будем искать чип, — лицо мужчины темнеет, взгляд, направленный на Данте, настолько решительный и твёрдый, что мой позвоночник немеет, — Департамент считает, он у Джена, поэтому пойдет на всё, чтобы найти его сестру. Это даст нам время отыскать девчонку.
Отступник поджимает губы.
— Она его спрятала.
— Хорошо, если так.
Я отворачиваюсь к окну. Беспилотник съезжает с главной трассы на дорогу, ведущую к аэропорту. Я узнаю стройные искусственные деревья по обе стороны от трассы. В этой части Небес, купол выпускает «Икарусы», отчищая воздух от попавших внутрь зараженных частиц.
— Мы свяжемся с вами, — мужчина протягивает мне тонкий смартфон, помедлив, я беру телефон и убираю в карман.
Прежде чем выйти, смотрю на Вэй. Она ушла в себя и ни на что не реагирует. Выглядит невероятно ранимой со следами потекшей туши на глазах и браслетами на хрупких запястьях.
— Прости, Вэй, — я подавляю чувство горечи, подкатывавшую к горлу тошнотой и выбираюсь на улицу.
В лицо ударяет прохладный воздух и впервые я ощущаю, как на самом деле устал. На трапе роскошного «Икаруса» стоит Клаус, щурясь от летящего в глаза снега. Даже здесь купол не меняет погодных установок. Остроконечные крылья вибрируют от потока энергии двигателей.
— Макс, подожди. Нам нужно поговорить, — Эмма догоняет меня, — Ты мне понравился…
— Поздравляю, — нервно сжимаю и разжимаю кулак.
Мне срочно нужно выпить.
— Помнишь младшую школу? Мой отец только получил новую должность и мы переехали в деловой сектор, — тараторит она, — Я никого не знала и у меня не было друзей. Я была чересчур ранимым ребёнком. Однажды, ты подошел ко мне и улыбнулся. Тогда ты много улыбался…
— И ты влюбилась в меня? — ухмыляюсь я, не смотря на жар, скрутивший мои внутренности.
— Самую малость, — до меня долетает ее приглушенный смех, — Я решила, раз самый популярный мальчик обратил на меня внимание, значит я могу попробовать подружиться с кем-нибудь, стать смелее. Ты изменил мою жизнь, Макс, я записалась в театральны кружок, у меня появились друзья, — Эмма переводит дыхание, — После ее смерти ты заковал свое сердце в лёд, ведешь себя, как настоящий придурок, но я вижу того мальчика, которому небезразлична судьба…
Я останавливаюсь и Эмма едва не врезается в меня, проглатывая последние слова.
— У меня больше выходит быть уродом, — заявляю я, глядя в ее распахнутые голубые глаза, и взбегаю на трап, — Покажи ей нашу каюту, — бросаю Клаусу и прохожу внутрь.
На борту «Икаруса» есть всё необходимое для дальнего перелета: комфортабельные каюты, гольф-симулятор, казино и бар. Стюард бесшумно присоединяется ко мне, готовый выполнять мои поручения.
— Бутылку водки, — прошу я его, получив свой заказ, иду в самый конец салона и падаю в мягкое кресло.
Теперь ничего не мешает мне напиться до смерти. Я делаю большой глоток. В животе разливается приятное тепло и все мускулы расслабляются. Алкоголь помогает мне ничего не чувствовать и ничего не помнить.
— Падаем! — пробивается сквозь забытье полный ужаса голос пилота. Я пробую разлепить веки. «Икарус» так трясет, и я практически лежу на полу.
Я все еще сплю?
Все бутылки в баре со звуком падают на пол. В воздухе стоит стойкий запах дыма, и я кашляю. Включаются аварийные маячки. Хватаюсь за кресло и с трудом поднимаюсь на ноги. Я все еще плохо соображаю, от алкоголя, у меня кружится голова.
— Макс, нужно добраться до челнока, — кричит мне Клаус, от плотного дыма у меня слезятся глаза. Вижу его силуэт, направляющийся ко мне. Зажимаю нос краем своего пальто.
— Что происходит?
— Взрыв.
— Что?
— Кто-то взорвал двигатели.
— Эмма… — выдыхаю я, и на ощупь начинаю двигаться к своей каюте.
Внезапно все иллюминаторы разлетаются на осколки. В ушах стоит вой ледяного ветра, и легкие сжимаются от нехватки кислорода. Страх накрывает меня, и во рту появляется неприятный привкус. Защитные щиты срабатывают и закрывают пустые проемы окошек.
— Ей уже не помочь, — я столбенею, Клаус берет меня за руку и тащит к хвосту «Икаруса», — Navette, Max, on doit aller à la navette[1], — переходит на французский.
Под нашими ногами хрустят острые осколки. Глаза жжет. Трещина на фюзеляже становится глубже. Металл трещит, и от этого звука закладывает уши.
— Не успеем, — Клаус толкает меня в первое попавшее кресло, и дрожащими руками пристегивает ремни безопасности. Мы встречаемся глазами. Никогда не видел у него такого обреченного взгляда.
— Садись, — отталкиваю его руки, и защелкиваю последний.
Кто-то истошно кричит. Стены «Икаруса» сжимаются, ветки деревьев царапают борт. От удара о землю, меня кидает вперед, и я ударяюсь головой о спинку кресла. Все становится черным.
Некоторое время я не могу вспомнить ничего, даже собственное имя. Слышу какой-то звук, словно кто-то карябает ногтями по стеклу. Пытаюсь пошевелиться, от каждого движения у меня болит грудная клетка, и тяжело делать глубокий вздох.
— Макс… — хриплый голос полон боли, — Макс…
Я открываю глаза. Темно. Я все еще сижу в кресле, пристегнутый ремнями безопасности.
— Клаус? — я замолкаю, когда слышу, как по-детски звучит мой голос, — Где ты? — отстегиваю ремень и падаю на что-то мягкое. Глаза застилает густой белый туман, и я с трудом дышу.
— Здесь, — едва слышно долетает до меня.
Я лихорадочно пытаюсь найти в кармане телефон, сжав зубы от боли. Кое-как мне это удается. Экран ярко загорается. Я едва могу сдержать крик. Рядом со мной лежит искалеченный труп стюарда.
— Макс…
— Я уже иду, — двигаюсь на звук и нахожу Клауса среди обломков. Его тело в какой-то неправильной позе.
— Челнок… — пытается он сказать, и я падаю на колени, — Не смог тебя увести…
— Береги силы, — я оглядываюсь и не знаю, как ему помочь. Вокруг искореженные куски металла.
— Мой мальчик, — Клаус пытается мне улыбнуться и кровь булькает в его груди.
Он поднимает руку и я хватаюсь за его блуждающую ладонь. На ощупь она липкая и холодная.
— Ничего, — повторяю, как сумасшедший, — Ничего.
— Люблю тебя… — его голос слабеет и я сжимаю его руку, словно хочу удержать жизнь внутри него, — …как сына… — он замолкает, его застывшие глаза смотрят прямо на меня.
— Клаус? — трясу его и мой мозг сопротивляется реальности.
Он мертв.
Мертв.
Как в бреду, я ковыляю в сторону своей каюты. В воздухе стоит стойкий запах горючего. Мне приходится пробираться сквозь фрагменты «Икаруса». Вместо каюты нахожу искореженные куски горящего металла. С неба сыплется снег и горячий пепел. Облачка пара вырываются изо рта, доказывая, что я все еще жив. Все еще дышу. Среди обломков вижу руку, на ее пальце сверкает рубин.
— Эмма? — сиплю я, и сердце сжимают в кулак.
Опускаюсь к ней. Изуродованное тело. Бледно-голубые глаза смотрящие в пустоту. И кровь. Много крови.
Жар от горящего самолета опаляет щеки. Я беру Эмму на руки и с усилием, встаю на ноги. Выбираюсь наружу. Кругом горы, и от морозного воздуха перехватывает горло. Я аккуратно укладываю ее на снег, и опять возвращаюсь обратно. Вытаскиваю Клауса. Грудь разрывается от боли, но я заставляю себя двигаться. Нахожу кусок ткани, и укрываю их тела.
Ветер усиливается. От холода у меня стучат зубы. Смерть на таком открытом участке неминуема. Я осматриваюсь по сторонам, надеясь отыскать укрытие. Хвост «Икаруса» выглядит безопасным. Я пробираюсь через обломки кабины и натыкаюсь на пилота. Вместо носа на его лице зияет пустота, дыра в голове заполнена начинающей замерзать кровью, из задней части черепа вытекает серое вещество. Вдалеке на другом конце снежного плато белеет крыло «Икаруса», прижатое стволом дерева.
Ветер срывает острые льдинки и швыряет мне в лицо. Может, среди обломков мне удастся найти теплые вещи? Острые куски металла цепляются за обнаженные руки и царапают кожу. Я достаю из груды вещей, куртку пилота и быстро натягиваю на себя. Мне сразу становится теплее. Наклоняюсь и морщусь от боли в ребрах. Быстро собираю остальные вещи в отдельную сумку. Трясу головой, избавляясь от слабости. Мои руки дрожат, и кожа становится ярко-красной.
— Помогите! — слышу женский голос, и дергаюсь, как от удара, — Кто-нибудь, пожалуйста, помогите!
Я выпрямляюсь и оглядываю обломки. Ветер и снег стирают очертания поверхности.
— Помогите! — крик становится громче, — Я здесь…
Замечаю чей-то силуэт, и мой пульс ускоряется. Я спешу на зов.
— Сейчас, — пожар поглощает сиденья, и едкий дым поднимается вверх. Снимаю свое пальто, и начинаю тушить огонь, — Я тебя вытащу, — от адреналина меня бросает в пот, и я не ощущаю холода.
Мне удается сбить пламя, дым рассеивается, но то, что я вижу, заставляет меня отшатнуться.
Сгорбленные поникшие плечи, серебристые волосы, прилипшие с сгустку крови на лбу, белая кожа и бесцветные ресницы. Она выглядит как приведение. Маленькое хрупкое приведение.
А еще лучше, как измененная.
— Пожалуйста, — молит она, — Помоги мне, — я смотрю в ее удивительного цвета глаза. Серые с явным фиолетовым оттенком, и делаю шаг назад. Я едва не спотыкаюсь о развалившиеся части грузового отсека.
Она взорвала «Икарус».
Внутренний голос шепчет, что слишком рискованно спасать ее — последствия могут быть непредсказуемы, но я игнорирую его.
Грудь сдавливает. Спасая измененную, я проклинаю отца, Клауса, оставившего меня одного и эту вершину, на которой я застрял. С трудом пробившись к хвосту «Икаруса», я укладываю измененную на креслах, она такая маленькая, что умещается на двух.
— Ты не должна спать, — от нервов мой голос звучит грубо, — Слышишь меня?
Она смеряет меня недовольным взглядом и бормочет что-то про Рай. Мои щеки горят. Уже второй изменённый заставляет меня стыдиться своего положения. Помявшись, я разглядываю рану на ее лбу, она выглядит неопасной, осторожно касаюсь лица — она вся горит. Я опять выбираюсь наружу. На меня градом сыплются белые хлопья. Надо как-то согреться. Мышцы на спине напрягаются. Я нахожу развороченный ударом чемодан Эммы. С дрожью в сердце подбираю ее вещи и возвращаюсь обратно.
Измененная лежит в позе эмбриона. Я сглатываю и подхожу к ней ближе. Очень осторожно надеваю на неё свитер Эммы. Подумав, надеваю еще один. Ее голова свешивается ко мне, и утыкается в мое плечо. Я убираю с ее лица спутанные пряди, и замечаю номер.
Мне хочется расспросить ее, зачем она взорвала «Икарус».
И…
… если она это сделала, то, что мне теперь с ней делать?
[1] Navette, Max, on doit aller à la navette — Челнок, Макс, нужно добраться до челнока